Скачать в архиве

Настоящим изданием представлена седьмая книга известного врача - психотерапевта Цветкова Эрнеста Анатольевича (Доктора Цветкова). В первой части изложены базовые основы Психономики - Нового учения, исследующего программы и коды человеческой жизнедеятельности, и описаны принципы его практического приложения. Вторая часть принадлежит перу Цветкова - литератора, где художественным способом интуитивного погружения автор продолжает свои изыскания, проникая в сокровенные глубины психики и бытия человека.

ВВЕДЕНИЕ В ТРЕНИНГОВУЮ СИСТЕМУ ДОКТОРА ЦВЕТКОВА «ПСИХОНОМИКА»

Курс Доктора Эрнеста Цветкова разработан на основе громадного практического опыта как система ТРАНСФОРМАЦИИ, предполагающая реальную возможность преобразования своей жизни во всех ее аспектах и проявлениях, наиболее значимыми из которых для человека представляются телесное здоровье, душевная гармония и благополучная судьба.

После долгого и кропотливого труда ежедневной работы на протяжении многих лет, а также основываясь на базе фундаментальных наук психоаналитической ориентации, Доктор Цветков смог обнаружить и выявить глубинные закономерности ПРОГРАММИРОВАНИЯ человеческого бытия и состояния.

Частично об этих открытиях он поведал в своих книгах. Но большинство из них является теперь содержанием тренировочных курсов, где участникам предоставляется возможность овладения соответствующей информацией, умениями и навыками под руководством опытного Мастера.

Опыт многих людей, прошедших обучающую систему ПСИХОНОМИКА показал и подтвердил, что человек действительно способен к поистине магическому созиданию результатов, проходя творческий путь от мечты к ее воплощению. При этом не только помогая себе, но и другим!

В этом плане Психономика, как и «Кодекс оптимального поведения», изложенный в книге «Великий Менеджер», представляются мощными инструментами познания и преобразования — себя и мира.

Структура Тренинга в целом такова, что включает в себя три ступени н ряд мастерских.

Будучи прежде всего врачом-психотерапевтом высочайшей квалификации, Э. А. Цветков обучает навыкам в тех дисциплинах, которые имели возможность развиваться и совершенствоваться в течение не одного десятилетия на Западе, в то время как в нашей стране они находились под строжайшим табу.

Понимая их ценность и действенность, равно как и владея ими профессионально, что называется по долгу службы, а следовательно, мастерски, Доктор Цветков, прошедший сам серьезную подготовку у выдающихся специалистов США и Европы, с 1990 года проводит столь же эффективные, сколь и уникальные семинары, чья ценность проверена временем. А время, как известно, лучший судия.

С другой стороны, ПРОГРАММА ПРОСВЕТЛЕНИЯ И ТРАНСФОРМАЦИИ ДОКТОРА ЦВЕТКОВА отличается своеобразием. Дело в том, что этот человек, обладая глубокой эрудицией и устремленностью к познанию Неведомого, не замыкается только в рамках медицинских и психологических подходов. Он является также членом Международного Сообщества писательских союзов, что свидетельствует о его достоинстве как литератора.

И вот Э. А. Цветков, являясь крупным писателем, синтезирует в единое целое два этих великих искусства — литературное и целительское. В этом смысле его сравнивают со св. Апостолом Лукой, который также, как известно, был врачом и писателем, автором одного из четырех Евангелий.

Доктору Цветкову удалось создать уникальный жанр и в то же время практический метод воздействия на подсознание — ПСИХОАКТИВНЫЙ ТЕКСТ, который предполагает использование лингвистических законов таким образом, что организуемые в заданном порядке слова начинают работать в качестве непосредственного целебного фактора.

Сам же Доктор Цветков свои тренинги называет устной книгой.

В них поистине содержится та же глубина и мудрость, что и в его печатных работах.

В целом программа обучения Доктора Цветкова содержит следующую структуру.

I. РАБОТА С ПОДСОЗНАНИЕМ ПОДРАЗУМЕВАЮЩАЯ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ ...

Психоанализ — классический и современные вервии.

Новые достижения.

Аналитическая психология.

Глубинное зондирование личности.

Психосинтез.

Выявление скрытых мотивов.

Скрытые мотивы и их неосознанная демонстрация в поведении.

Поведение и его связь с бессознательным.

Анализ личности.

Анализ речевого поведения.

II. СНОВИДЕНИЯ

Работа со сновидениями и их творческое использование в практике повседневной жизни.

Интерпретация сновидений.

III. ТЕЛО КАК СИСТЕМА БЕССОЗНАТЕЛЬНЫХ КОДОВ

Работа с телом.

Телесно-ориентированная психоаналитическая биоэнергетика.

Кинесика — методы, изучающие отражение мотивов человека в его внешних проявлениях.

Анализ жестов, поз.

«Язык тела».

Использование жестов для усиления воздействия.

IV. РАБОТА С ПОДСОЗНАНИЕМ, ПОДРАЗУМЕВАЮЩАЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТРАНСА

Гипноз. Явление гипнотизма.

Методы гипнотизации в структуре общения.

Скрытый гипноз.

Достижение результатов с помощью гипнотического запечатления.

Проблема неосознанного внушения и спонтанного гипнотизма.

Выявление неосознанных гипнотических реакций.

Транс. Трансперсональные психотехники.

Магия, шаманизм и нейро-.лингвистическое программирование.

Моделирование магической реальности.

V. ПСИХОНОМИКА — УЧЕНИЕ О КОДАХ И ПРОГРАММАХ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ

Виды психических программ. Программирование и перепрограммирование.

Формирование и закрепление позитивных кодов.

Нейтрализация негативных кодов.

Семейные отношения как программа.

Программирование: состояний, результатов, ситуаций.

Анализ и диагностика негативных программ-«зомби».

Стратегия дезомбирования.

VI. МАСТЕРСКАЯ «ОТ ОБЩЕНИЯ — К ОБЩНОСТИ»

Творческое общение и общение как творчество.

Эффективные способы разрешения проблем в общении.

VII. МАСТЕРСКИЙ КУРС ИЛИ ФИЛОСОФИЯ МАСТЕРСТВА

О том, как стать Мастером собственной жизни, превратив последнюю из ремесла в искусство.

VIII. МАСТЕРСКАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ВЫЖИВАНИЯ В УСЛОВИЯХ НЕПРЕРЫВНОГО СТРЕССА НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Преодоление агрессии.

Обретение внутренней свободы.

Защита от психоэнергетических атак.

Самоисцеление и целительство.

Сексуальная самореализация.

Декларация этой мастерской:

СТАВ ПСИХОТЕРАПЕВТОМ ДЛЯ СЕБЯ И СВОИХ БЛИЗКИХ, ВЫ ГЛУБЖЕ ОСОЗНАЕТЕ, ЧТО

Счастье — не станция назначения, а способ путешествия...

Марк Рон (Ангяия), д-р философии.

Часть 1. ПРОГРАММИРУЕМЫЙ ЧЕЛОВЕК

КАК СОЗДАВАЛАСЬ ПСИХОНОМИКА

Психономика не является точной наукой в том смысле, каковой, к примеру, выглядит экономика. Но кто сказал, что точность и научность являются истинными критериями того, что нужно человеку для его развития и обретения силы и мудрости? Более того, некий коллектив физиков весьма убедительно, эффектно и на высочайшем профессиональном уровне доказал, что теоретически жизнь на Земле невозможна. На практике мы убеждаемся в обратном. Физики, конечно, пошутили, но сделали это весьма серьезным образом.

Изначально, до того как она оформилась в некое учение, психономика предполагалась как дисциплина скорее прикладная и эмпирическая, нежели философствующая и идеологизирующая.

В более формальном, хотя и недостаточно полном определении психономика — это предмет, занимающийся программами жизнедеятельности человека. Таковые нас интересуют на трех основных уровнях организма — телесном, психическом и уровне, который называют судьбой.

Если говорить совсем кратко и по существу, то смысл психономики составляют такие явления, как программирование и кодирование в применении к человеку.

Как у любого метода, у этого также существует своя предыстория.

Одно время я довольно интенсивно занимался психоанализом, что дало мне возможность овладеть весьма добротными инструментами в работе как психотерапевта, так и преподавателя. Но зигзаги жизни вынуждали меня постоянно расширять сферу своих поисков, и я попеременно обращался то к восточным традициям, в основном таким, как йога и дзен, то к изысканиям европейского духа, в произвольной очередности погружаясь в экзистенциализм, биоэнергетику, гештальттерапию, юнгианство, гипнологию, мастерские Вернера Экхарда. Я действовал по принципу: если это существует и приносит определенные результаты, то почему бы мне этим не воспользоваться? Параллельно я совершил путешествие в лабиринты нейролингвистики, пролетел сквозь «кувыркания духа» магии и шаманизма.

Пока не понял, что окончательно заблудился на дремучей территории, название которой — АЧеловек. Было отчего впасть в уныние, так как исследование именно этой территории составляло мою профессию. В результате той эклектики, которая намешалась в моей голове, я перестал отдавать отчет в том, что происходит, когда осуществляется работа с пациентом. А вскоре и вовсе возник вопрос: «Где же истина?» Фрейд критиковал Юнга. Перле критиковал Фрейда. Свою порцию критики получил и сам Перле. Кто прав? Чья модель верна?

«Великих много, а я один!» — воскликнул некогда мой знакомый, когда я привел ему в качестве убеждающего аргумента пример из жизни некой знаменитости. Моя ситуация была схожей. И неудивительно, что однажды мною овладел соблазн — а из-за чего я, собственно, мучаюсь? Ведь если проблемы эти на самом деле пустячны, то и голову ломать над ними не стоит, а если неразрешимы, то — тем более. И тогда я решил работать по наитию, как Бог на душу положит — не слишком задумываясь о том, из каких глубин выплывает целебный результат. Так, собственно говоря, и поступил.

А через пару недель уволился с работы, осознавая, что с последней у меня все-таки случился кризис, и ситуацию вполне можно было обозначить как тупиковую. Во-первых, работа перестала удовлетворять меня самого, а во-вторых, весьма значительно снизилась ее эффективность.

Я впал в уныние и отказывался даже от заманчивых предложений провести те или иные семинары, несмотря на возможности хороших гонораров. Обладая вполне основательными знаниями в областях, которым обучал, я не чувствовал в себе уверенности. Если собиралась хоть какая-то аудитория, я начинал испытывать скуку, утомленность и вынужден был работать через силу.

Передо мною раскинулось пространство неопределенности и безвестности, и внутренние горизонты проваливались в пустоту. Шло лето 1994-го. Мне исполнилось 32 года, и в своем арсенале я имел несколько газетных заметок, две тощие книжки с популяризацией чужих и кое-каких своих идеи, подвешенное положение и океан незанятого времени. Я то лениво слонялся по притихшим от навалившегося жара улицам столицы, то раз в неделю перемещал свое тело под Звенигород за родниковой водой, то меланхолично потягивал пиво, то собирался с кем-нибудь за бутылочкой «беленькой». Время перетекало изо дня в день, и я перетекал вместе с ним.

Так прошла половина июня. Но в конце концов я подумал о том, что пора моей метафизической текучести должна завершиться плавным переходом в путешествия по пространствам более очевидным и вещественным. В таких ситуациях говорят о случайно оказавшемся рояле в кустах, но возможность действительно оказалась подходящей.

На следующий день я уже направлялся в сторону Казахстана.

Нас было трое, и мы поочередно вели машину, что позволяло не делать в пути длительных стоянок. Без каких-либо приключений мы пересекли Уральский хребет, проехали по Челябинской области и за Южноуральском повернули в сторону Кустаная. Дороги закончились, начались направления. По сравнению с ними передвижения по Москве в часы пик поначалу казались мне прогулочным вояжем.

Впрочем, один из эпизодов путешествия показался мне отмеченным своеобразной мистикой.

Сквозь раннее утро, что-то между четырьмя и пятью часами, просачивалась, зависая над казахстанскими степями, первозданная, изначальная, чуть ли не звенящая тишина (такую я ощущал только в тундре). Я чувствовал ее, невзирая на шум мотора, и узнавал ее больше интуитивно, чем ухом. Хотя, вероятно, мог и слышать — подобно тому, как нам иногда удается сквозь завесу звуков уловить некий сокровенный, едва различимый тон близкого человека. Я остановил машину и вышел. В разные стороны разбегались плоскости, вибрирующие полынным ароматом. И через несколько секунд я вдруг резко ощутил свою включенность в происходящее, свою сопричастность творящемуся таинству. Меня пронзило осознание космизма, проявившегося с такой очевидной силой на безымянном участке трассы, пролегающей сквозь нескончаемые дикие солончаки. Ощущение собственной прозрачности наполнило меня.

Во мне не осталось никаких чувств — только мощное переживание от того потрясения, которое я испытывал — мне казалось, что я сливаюсь с пространством и сам становлюсь им. Это был плавный и сильный переход из области обыденных представлений в иное, новое качество сознания. Мои участия в коллективных медитациях или группах голотропного дыхания по сравнению с этим состоянием походили всего лишь на тень мистического переживания, которое я испытал за несколько минут посреди безлюдной степи. Кстати, мне этих минут вполне хватило, чтобы полностью снять ночную усталость и оцепенение.

Домой возвращался я самолетом; так как спутников моих еще задерживали дела в городе. Мне же на следующий день предстояло отправиться на Ямайку, в чувственное великолепие буйной первозданности.

То были дни, исполненные восторга от осознавания своей телесности, прекрасной бездумности и языческого преклонения перед жизнью. Я часами не вылезал из воды, занимаясь подводной охотой. Время же пребывания на суше отдавалось бродяжничеству по джунглям и знакомству с маленькими шаманскими поселениями, где мне великодушно позволялось посвящаться в магические таинства мира призраков и духов — разумеется под присмотром и руководством Мастера. Таким образом, в реликтовых зарослях ямайских возвышенностей я обнаружил возможность соприкосновения с весьма своеобразной трансовой культурой.

Вообще же я много двигался, то пешком, а когда возникала необходимость, то и по воде на плотах, и мало размышлял. И потому в Москву прилетел, сияя коричневым загаром, под которым переливались рельефы набухших мышц.

А дома меня ожидало выступление на телевидении — через два дня. На вопрос моего ассистента, будет ли эта передача рекламной, я ответил категорическим отказом — нет и еще раз нет, только философской. Сказать по правде, ни о какой философии я тогда и не помышлял, а к самому выступлению даже не готовился, что, впрочем, не являлось для меня чем-то необычным, так как все мои публичные действия, включая лекции, семинары, другие виды взаимодействия с аудиторией, независимо от ее численности и состава, всегда мною проводились импровизированно, не предполагая ни планов, ни сценариев. Для предстоящего выхода в эфир, хотя и первого в моей жизни, исключения делать я не собирался.

Все получилось, как я и полагал, в виде беседы-рассуждения, да и то не о себе, а о тех знаниях, которыми располагал. Правда, с легкой руки ассистента тайком от меня контактные телефоны все же были даны, что отнюдь не вызвало моего восторга. Но делать нечего — факт следует или принять, или спрятаться от него, и постольку, поскольку в последнем случае он становится более жестким и неумолимым, я решил последовать по первому пути и принять его. И тут же попал в ловушку — у меня не было помещения, а лавина звонков нарастала. Я понял, что оказался в double bound, то есть ситуации «двойного зажима», где любое действие все равно оказывается проигрышным. В мои чувства примешивалось нечто паническое, однако я решил последовать одной мудрой заповеди — если не знаешь, как поступать, просто отпусти ситуацию и дай ей возможность разрешиться самой, и то, что произойдет, будет единственно верным и идеальным для тебя на данный момент. Так я и сделал.

Через день вопрос решился сам собой — Центр тибетской медицины предоставил мне часть своего помещения.

И... наступило время кошмара. Я вынужден был принимать до сорока пациентов в день. Люди шли и шли, занимали место в очереди, а мне ничего не оставалось делать, как их принимать. И помогать им, не рефлексируя по поводу «умных методов», школ и направлений, того «как и почему это работает». Дни напролет, включая и воскресные, я выезжал из дома в восемь утра и возвращался к полуночи. Ритм моей деятельности был таков, что мне не представлялось никакой возможности выбраться из этой мясорубки.

Я неистово шаманил, закручивался в вихре магических плясок, оглушал пространство трещетками под завывания соответствующих аудиокассет. Этот темп передавался и пациентам, будоража их и погружая в транс. Все это надо было как-то прекращать. И в один из глубоких осенних вечеров я решил покончить с этим наваждением. Под покровом надвигающейся ночи я тайком собрал свое «целительское хозяйство», вынес его из Центра, уложил в машину да и отправился восвояси, мысленно приветствуя свою свободу и новые начинания, одновременно прощаясь со всем этим шаманизмом.

Правда, уже дорогой появились некоторые сомнения по поводу оправданности моих действий, которые я обосновывал, впрочем, тем, что мне необходимо взять тайм-аут, сделать передышку, осмыслить ситуацию. И уже в более спокойном расположении духа, которое наступает, когда ты в конце концов отважно сознаешься в собственном малодушии, продолжил свое тихое бегство.

Спокойствие это, впрочем, длилось недолго. Оно закончилось, когда звонок секретарши вонзился в мой затянувшийся утренний сон.

— Эрнест Анатольевич, что-нибудь случилось?

— Приболел немного. А что на работе?

— Очень много пациентов, которым вы назначили явиться повторно.

— И что... они? — голос мой слегка обмяк и размазался.

• Очень довольны! Им очень помогло! Ждут вас!

• ?!

— Алло! Не слышно... Что ответить им?

— Что буду через час.

Я отказался давать себе какие бы то ни было объяснения, стремительно собрал вывезенное накануне и умчался в Центр, где встречен был более чем благосклонно.

Случаи бронхиальной астмы, гипертонии, депрессии, энуреза, алкоголизма, бессонницы, язвенной болезни, нейродермита, проблемы в семейных взаимоотношениях — благополучно были разрешены с помощью моего участия.

Мое ожидаемое поражение обернулось неожиданной победой. Но что-то меня смутило и даже вызвало легкую, едва уловимую тревожность. В тот же миг мне открылось осознание странной парадоксальной закономерности: я перестал искать работу — и ока сама нашла меня, я захотел расстаться с психотерапией — и поток пациентов буквально обрушился на меня, мое погружение в тягостные самокопания было прервано путешествиями, успешность которых объяснялась лишь предельной открытостью окружающему миру.

В этой, словно бы нарочитой противоречивости проступала четкая упорядоченность. Во внешней бессмысленности угадывался определенный смысл. Я стремился к одиночеству — и вынужден был находиться в ситуации интенсивного общения. Бегством я пытался спасти себя и свою репутацию — и невольно был возвращен для того, чтобы убедиться в триумфе. Почему же все пациенты, прошедшие через мои «бездумные» сеансы, получили столь обнадеживающий результат?

Обыденная логика ничего не могла объяснить в этом хитросплетении странных чередований. Попытки последовательного анализа ситуации ответа не давали, а медитативные усилия, направленные на то, чтобы разбудить творческий потенциал бессознательного, дабы он смог светом озарения указать на истину, к сожалению, оставались безуспешными.

И мне ничего не оставалось, как снова перейти в качество «нищего духом» и, не мудрствуя лукаво, продолжить свою каждодневную работу.

Шла вторая неделя ноября. Я принял последнего пациента. Сел в машину и сквозь заснеженную пелену легкой метели двинулся на Сретенку, домой, отрешенно прислушиваясь к тихому шуршанию колес об асфальт опустевших дорог.

Я уже пересекал трамвайные пути в районе Пролетарской, когда мне показалось, что происходит нечто выступающее за грань обыденного. Тихо, приземисто застывший Спасо-Даниловский монастырь, что оставался по левую руку, вдруг словно бы покачнулся в мареве затевающейся московской пурги, и в этот миг чистое белое сияние проникло сквозь лобовое стекло.

В середину ночи на мгновенье из какого-то неведомого измерения прорвался дневной свет. И вскоре все затихло, вернулось на прежнее место.

Без дальнейших происшествий я пересек Таганскую площадь, но, спускаясь к Китай-Городу, вдруг почувствовал, что погружаюсь в состояние, испытанное мною там, на пустынной трассе, пролегающей через степь, — ощущение полного самоосознания, четкого и ясного восприятия происходящего и в то же время — абсолютной внеличностности. И в чистом пространстве прозрачного сознания мне открылся ответ на все недоуменные вопросы, которыми я задавался по поводу моего недавнего туманного бытия.

И какой бы странной ни казалась эта информация, я чувствовал ее значимость.

Дома я наскоро записал формулировки, приблизительно передающие значение пережитого мною десятью минутами раньше.

«1. Мои предшествующие действия, во всяком случае, в том виде, в котором я их осознаю, не имеют никакого отношения к настоящему, равно как и настоящее не является их следствием.

2. Происходящее происходит в силу некой предписанности, но последняя не является предопределенностью в том смысле, в котором ее понимает обыденное сознание.

3. Ход и последовательность событий обусловливается неким внеличностным фактором, скрытым от моего обычного разумения. Я его определяю как фактор Мета (ср. те/а — после, за, через), или фактор М.

4. В конечном итоге сущность фактора М сводится к тому, что он представляет собой влияние, смысл которого опять-таки недоступен обыденному сознанию.

5. Стало быть, этот фактор М является источником или причиной какого-то неведомого предписания, согласно которому и осуществляется все происходящее с любым из нас.

6. Предписание иными словами обозначается еще как программа. Я это уже видел в словаре: программа (гр. programme — предписание).

7. Отсюда следует, что деятельность человека, так же как и общества, его поведение и жизнедеятельность в целом — запрограммированы.»

Последняя фраза, признаться, меня смутила, я почувствовал, что психологически мне трудно ее воспринять. Но раз она появилась, значит, на то были свои основания. Мне ничего не оставалось делать, как, несмотря на собственное сопротивление, принять очевидность данного положения. Более того, оно универсально и касается любого существования и процесса вообще — от предписанности вращения Земли вокруг Солнца или падения камня вследствие гравитации до животрепещущей амебы или зарождения в человеке гениальной' мысли. Все — едино. Все — программа. И нет ничего такого, что не было бы запрограммировано. Выражение «этого нет» означает — «этому нет предписания».

Но каким же образом вся эта метафизика объясняет мои события? Воспроизведя их последовательность, я обнаружил, что ее вполне можно объяснить с точки зрения вышеизложенного.

Начнем по порядку. Неожиданный успех в сентябре никак не согласуется с моими меланхолическими настроениями начала лета, когда я вообще оставил работу и ровным счетом ничего не предпринимал для того, чтобы найти новую. Между этими двумя периодами отсутствует формальная причинно-следственная связь. Одно никак не следует из другого. Логическая детерминация отсутствует. Такое положение дел вполне согласуется с первым моим предположением о том, что прошлое никак не влияет на настоящее.

Но настоящее все-таки произошло. Оно свершкяось, и, значит, на то была причина — некое предписание — для того, чтобы оно свершилось. Но поскольку этой причиной не является прошлое, то таковой предстает условный фактор М — который безусловно нуждается в своем исследовании и прояснении, чему, собственно, и посвящены мои последующие поиски.

Итак, получается следующее:

1. Мой уход с одной работы и начало бурной деятельности на другой; ситуация подвешенной неопределенности и резкая выраженность конкретной активности — события между собой никак не связанные, но каждое из них одинаково запрограммировано неким предписанием.

2. Так как существует предписание, стало быть, оно наделено своей логикой. Раз есть логика, значит, есть смысл. Следовательно, оно — разумно. То есть нехаотично — а вернее, неслучайно, ибо хаос есть та же гармония, но такая, структура которой пока остается неясной.

3. Исходя из того, что в происходящем со мной заключается некий смысл, у меня есть возможность разгадать его значение.

Я почувствовал, что если я расшифрую его, то перейду в иное качество жизни.

И я начал размышлять над этим, но для того, чтобы ход рассуждений мог структурироваться в более или менее убедительную модель, необходимо было найти основание, способное стать опорной точкой во всех моих исследованиях. И такой точкой стала идея цели. Действительно: если существует некая предписанность, то ее причина разумна, но коль она разумна, то безусловно стремится к реализации определенной цели.

Осознание подобного механизма позволило мне без усилий отыскать значение всех неизвестных в этом своеобразном метафизическом уравнении.

Итак: в том, что я оставил работу, была своя рациональная цель, содержащая неоспоримый смысл, который проявлялся в необходимости такого поступка. Не случись этого, я бы просто увяз в унылой монотонности будничного однообразия, а это означало бы остановку или даже снижение профессионального уровня. Был необходим разрыв стереотипа. Мой организм нуждался во встряске. И независимо от меня, помимо моей воли это произошло.

Но тут закономерно возникает вопрос: какая необходимость вынудила меня заняться столь необычной для меня практикой как методы примитивного целительства вперемежку с первобытным шаманизмом и колдовской атрибутикой?

И в этом, оказывается, заключался свой смысл: подобным образом мой организм действительно получил мощную встряску, что позволило ему перейти на более мощный энергетический уровень, выскочить в иное пространство новых возможностей. Ведь практически я работал в ИСС (измененном состоянии сознания), а это означало трансформацию на глубинном уровне. Я вышел за пределы своей личности, и такой выход может означать одно — взрыв сознания и высвобождение мощного потока интуиции.

Во мне естественным путем произошло то, что, как правило, требует многих лет упорного осознанного труда и тренировок для пробуждения видения и трансперсонального, то есть сверхличностного состояния.

Таким образом мне было дано понять, что годы ученичества закончились и началась эпоха творчества.

Качество жизни моей изменилось, когда меня посетило это внезапное осознание. В ту ночь сон мой отличался четкостью и ясностью.

Мне привиделся текст какой-то рукописи, и я понял, что являюсь его автором и передо мною — ненаписанная еще книга. Я написал ее в течение последующего месяца, к середине декабря передал в издательство, & в феврале держал в руках сигнальный экземпляр «Мастера самопознания». Параллельно я продолжал прием пациентов и помимо врачебной практики стал проявлять более пристальны» интерес к феномену зомбирования. В этот же период мною был организован комитет родителей, чьи дети попали под влияние тех или иных сект, и к удовлетворению моему замечу, что данная деятельность стала приносить положительные результаты благодаря выработанной мною стратегии дезомбирования. Именно тогда я ввел понятие — Психономика, призвание которого заключалось в обозначении нового направления и качественно новых подходов в работе с человеком. Принципы этого метода я частично описал в «Мастере».

Однако мне следовало как-то разобраться и с психотерапией, определить разницу между нею и тем, что возникло в результате моих поисков. Частично мне представилась возможность изложить свои взгляды на психотерапевтической конференции. С некоторыми изменениями я привожу эти тезисы.

НОВЫЙ ПОДХОД К ИССЛЕДОВАНИЮ ПСИХОТЕРАПИИ КАК ФОРМЫ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ (MASS MEDIA)

Основная идея данного сообщения может показаться несколько необычней для человека, воспитанного в среде классических представлений психотерапевтического мира, даже если эти традиции и окрашиваются авангардными веяниями.

Так уж повелось, что самые революционные прорывы в этой области быстро занимают свое если и не почетное, то уж вполне заслуженное место на одной из ступенек лестницы эволюционной.

Вчерашние бунтари сегодня становятся патриархами.

Одни новые пророки с торжественных подмостков тихонько соскальзывают в Лету, другие почетно покидают тронный пьедестал, чтобы уютно обосноваться в академическом кресле.

Современная психотерапия, говоря перефразированными словами Эйнштейна, есть драма... драма идей. Я бы добавил — и драма страстей.

Но даже несмотря на всю взбудораженную калейдоскопичность, царящую в мире душеведения, предлагаемое мною исследование, кому-то, вероятно, привидится слегка диссонирующим основному лейтмотиву ведущихся дискуссий и поисков ответов на актуальные вопросы, и если кто-то увидит в этом нечто даже крамольное, что ж, я, быть может, не слишком удивлюсь.

В своей настоящей работе я применил так называемую Т-модель — называемую так потому, что конфигурация выбранной мною буквы представляет перпендикуляр. И это подчеркивает, что данный принцип означает: на определенном этапе развития мысли или некой суммы идей настает момент, который побуждает резко сменить направление движения, уйти со стандартной линии, так как, продолжая следовать этой линейной траектории, мы рискуем прийти к столь же линейным решениям. Поэтому, обрывая жестко заданный путь, который может тянуться бесконечно долго, иногда имеет смысл свернуть с него на какую-нибудь боковую дорожку или тропинку — возможно, она скорее приведет к пункту назначения. В подобном действии и заключается стратегия Т-модели — совершить прорыв в область, которая с изучаемой не слишком-то связана тесными узами, но при этом помнить, что и у перпендикуляров есть общее — точка, где они соприкасаются.

Сквозная тема последующего изложения рассматривает психотерапию не как науку со своим методологическим аппаратом и фондом эмпирических данных, а как одно из проявлений массовой культуры, с одной стороны, и как спонтанное и разветвляющееся мифотворчество — с другой.

Разумеется, логика такого подхода заменяет понятие «пациент» на несколько иное смысловое наименование — «потребитель»... Впрочем, здесь уже начинается сам доклад, который, пока еще окончательно не начался, я предваряю одним эпиграфом:

«...Вопрос о сущности человека — это не вопрос о человеке».

М. Хайдеггер

Психономика как практический метод опирается на несколько фундаментальных положений, значимость которых в психологическом мышлении можно сравнить с постулатами квантовой механики и принципами теории относительности, изменившими сознание восприятия мира физического.

1. Теорема Геделя о неполноте. «Если система Z непротиворечива, то в ней существует такое положение А, что ни само А, ни его отрицание не могут быть доказаны средствами Z».

Курт Гедель показал, что в достаточно богатых формальных системах имеются неразрешимые предложения, то есть такие предложения, которые в их рамках недоказуемы и неопровергаемы. Это положение означает утверждение принципиальной невозможности полной формализации научного знания.

Мои наблюдения и опыт применения данного подхода к различным ситуациям как в области клинической, так и в сфере коммуникаций вообще позволили мне вывести утверждение Геделя за пределы математической логики и сформулировать этот принцип следующим образом:

«1. Никакая система не может быть исчерпывающе описана теми средствами, которыми она располагает».

«2. Невозможно произвести фундаментальные изменения внутри данной системы, используя только ее собственные возможности, ибо средства всякой системы всегда ограничены».

Отсюда естественным образом возникающие следствия неизбежно выводят нас на уровни нового понимания:

1-е следствие: фундаментальные изменения в системе возможны только при условии выхода за ее пределы.

2-е следствие: выход за пределы некой системы приводит к необходимости создания метасистемы, которая включала бы первую как составное звено.

3-е следствие: полное описание данной системы возможно только языком метасистемы — метаязыком.

Пример, который предлагается ниже, достаточно наглядно демонстрирует ситуацию, в которой проявляется Принцип Неполноты Системы. Это известный Парадокс Лжеца. В кратчайшем варианте он произносится в одной фразе:

«Я ЛГУ»,

или

«ЭТО ВЫСКАЗЫВАНИЕ ЛОЖНО».

Традиционная формулировка гласит:

«ЕСЛИ ЛГУЩИЙ ГОВОРИТ, ЧТО ОН ЛЖЕТ,

ТО ОН ОДНОВРЕМЕННО ЛЖЕТ

И ГОВОРИТ ПРАВДУ».

Существует и другой вариант:

Сократ: Сказанное Платоном — ложно.

Платон: То, что сказал Сократ — истина.

Ясно, что в пределах системы классической логики этот парадокс неразрешим, точно так же как необъяснимы некоторые свойства поведения материи в рамках системы Ньютоновой механики. Системы, замкнутые на себе, исчерпали свои ресурсы, и объективная динамика развития аппарата познания вынудила создать новый язык и построить метасистемы.