Фаррелли Френк, Брандсма Джеффри "Провокационная терапия"

Скачать в архиве

В оригинальной манере авторы рассказывают о своей методике работы с пациентами, Материал изложен в удобной форме не только для профессионального изучения, но и простого знакомства с данной проблемой. Книга представляет интерес для психотерапевтов, социологов и всех, кто интересуется проблемами психотерапии.

ПРЕДИСЛОВИЕ: Фрэнк Фаррелли

Я никогда не доверял предисловиям, они казались мне скучным занятием. Но после того, как мы с Джеффом написали эту книгу, я склонен перефразировать трусливого льва из книги «Волшебник из страны Оз и воскликнуть. «Я доверяю предисловиям, я в них верю!. Есть много различных способов написания подробного предисловия, но я ограничусь лишь несколькими фразами о том, как начиналась эта книга.

Спустя несколько лет после зарождения провокационной терапии мой друг и коллега из больницы Мендота начал убеждать меня «написать книгу по своей системе терапии и предложил мне помощь в описании сотен лечебных сеансов, запись которых я вел все эти годы. Передо мной встала огромная задача, я с благодарностью принял его помощь, и мы встречались каждую неделю. Вместе с Джун и Донной Готер (невестой Рэнди) мы в течение года отбирали и сортировали записи моих психотерапевтических бесед, которые адекватно иллюстрировали систему, но отнюдь не были пригодны для книги.

После отъезда из города Рэнди и Донны я почувствовал себя покинутым, однако продолжал хранить записи и обдумывать книгу. Со временем огромная кипа записей разбивалась по отдельным категориям, из которых в дальнейшем вышли главы книги, и в это время мы встретились с Джефом Брандсма.

Он появился в больнице Мендота вместе с другими психологами интернами Гарри Эммануэлем и Брэнтом Дэвисом летом 1969 года. Вскоре мы организовали семинар по провокационной терапии и вместе провели несколько историй болезни. В то время энтузиазм «трех мушкетеров воодушевил меня, и в мае 1971 года Джефф написал мне из Университета Кентукки о завершении работы над совместной книгой. Ему очень нравилась идея о соавторстве, я же был в нерешительности: в целом принимая эту идею, я боялся разделить с кем то «свое детище, волнуясь при мысле о скором появлении книги, я в то же время боялся построить последнюю точку в описании провокационной терапии. Но самым сильным чувством было чувство собственности, обладания; провокационная терапия была только моей и ничьей больше!

Увещевания Джун и Джеффа привели меня к решению: я выслал шесть с половиной фунтов рукописей, и началось написание и переписывание. Я преследовал три цели: ясность, ясность и еще раз ясность. И в этом, я полагаю, мы добились успеха.

В процессе работы стало ясно, что я отдал себя в руки очень грамотного и умного человека Саймона Легри. Помню четырнадцатичасовые рабочие дни, когда я писал, писал и писал, а Джефф безжалостно говорил: «О'кей, теперь я передам это Мери Гилберте, а ты начнешь…. Меня воодушевлял его неослабевающий интерес, его энтузиазм и стремление к победе. Его юмор, содействие, способность подстроиться под мой стиль работы и настроению весьма скоро показали, что он был не только соавтором, но братом и другом.

Сейчас книга завершена, и полагаю, мы имеем вполне достойное руководство по провокационной терапии. Однако сам я до сих пор удивляюсь этому акту. На днях студентка, проявившая интерес к этому виду терапии, заявила: «Я работала с несколькими „безнадежными больными“, и меня преследовало чувство, будто я их ломаю. «Стоп! — схватился за голову я.  Минуточку! Провокационная терапия — не „ломка“ пациентов!

Почему я так сказал, станет ясно впереди.

Фрэнк Фаррелли

26 августа 1973 года

ПРЕДИСЛОВИЕ: Джеффри Брандсма

Надеюсь, что эта книга будет соответствовать своему названию. Мы стремились, чтобы она была в меру провокационной и волнующей, но прежде всего внушающей надежду. Мы уверены, что такой подход принесет пользу и пациентам, о которых пойдет речь в книге.

На этих страницах предпринимается попытка уловить удивительную сущность человеческой натуры. В таких видах искусства, к которым относится и психотерапия, не много истинных художников, но Фрэнк Фаррелли, безусловно, один из них. Благодаря своим устремлениям, опыту, ярким поступкам и неизбежным ошибкам, его философия искусства исцеления стала притягательной для многих клиницистов, не нашедших еще «истинного пути в лечебном деле. Провокационная терапия способствует выявлению социологических, межличностных отношений, каждодневных проблем, а так же реалий существующего общества.

Моим заветным желанием было претворение в жизнь идей и мыслей этого ученого. В разное время я был организатором, критиком, руководителем, респондентом и исполнителем его замыслов; вместе мы обдумывали и доводили до совершенства его концепции. Мы решили не обременять читателя излишними ссылками на научные труды, но полагаем, что наши утверждения и заявки достойны внимания на стоящих и будущих исследователей в этой области медицины.

Возможно, чтение данной книги будет похоже на участие в процессах провокационной терапии, но этого не избежать. Очень надеемся, что такое участие будет полезным и приятным.

Джеффри М. Брандсма

26 августа 1973 года

БЛАГОДАРНОСТЬ

Попытка на нескольких страницах принести слова благодарности людям, которые за последние двадцать лет моей профессиональной деятельности стали необходимыми для меня, кажется мне невыполнимой задачей. Просто перечислить их имена — значит, не воздать им должное. Мне всегда сопутствовали их поддержка, доброта и понимание.

Называя их имена, я вспоминаю, что именно они мне говорили, время и место, даже их интонации, но, к сожалению, невозможно все это описать в пределах одной книги.

Итак, называю их имена, не только коллег и сотрудников, но и друзей: Дом Джером («Джим) Хейден, О.СБ., Кэтлин Коул, почившие Джон Паласиос и Чарли Труа, Карл Роджерс, Джек Райли, Шарлотта Хаббард, Форест Орр, Джо Биледдо, Джин Гендлин, Алин Роберте, Вильма Гинсберг, Ли Лемастерс, почившая Вирджиния Фрэнке, Билл Джексон, Джон Томас, Эви Овенс, Рэнди и Донна Паркер, Дик Россман, Арн Людвиг, Карл Витакер, Ленни Штайн, Сэл Гамбаро и Ли Экланд.

В этот список следует включить имена моих студентов, тренеров и работников социальных служб и реабилитации, а также психиатрии, психологии, медсестер, всех, кто более десяти лет задавал мне жесткие вопросы, бросал мне вызов и способствовал тем самым выбору моего собственного пути.

Хочется поблагодарить персонал больницы Мендота, переименованной недавно в институт Психического Здоровья Мендота. Многие из персонала больницы помогли мне как врачи и не давали упасть духом после бесед с пациентами и их родственниками.

Но более всего мне хотелось бы поблагодарить Господа нашего — Бога. На первый взгляд, благодарность Богу не совсем уместна в книге такого рода, однако, мне не хочется, чтобы книга казалась статичной и лишенной своеобразности стиля. Всю ответственность за это я беру на себя. Я не хочу восславить Его, ибо Он имеет славы с избытком, я же нуждаюсь в оной едва ли чуть— чуть. Следует добавить, что его советы временами запаздывали.

Хотелось бы сказать слова благодарности и нашим секретарям Мери Гилберте, Соне Иохансен и Яну Дугласу за их терпение при разборе наших иероглифов и за их выносливость при таком огромном количестве работы.

И, наконец, хотим поблагодарить наших жен Джун и Анну за их долготерпение, за помощь в нашем питании и за… Впрочем, мы поблагодарим их непосредственно, когда вернемся домой.

Фрэнк Фаррелли Джефф Брамдска Институт Психического Здоровья Мендота, Мэдисон, Висконсии

Глава 1. НАЧАЛА ПРОВОКАЦИОННОЙ ТЕРАПИИ

Студентам, изучающим психотерапию, предоставляется много способов и приемов овладения специальностью. Некоторые лучше воспринимают предмет, читая книги по теоретическим системам психотерапии и овладевают, по крайней мере, элементарной когнитивной основой, что дает им возможность определить клинический феномен, а в дальнейшем применять эту основу в сеансах с больными. Другие же подтверждают истину, что «подражание — быстрый способ обучения человеческого существа и предпочитают наблюдать за работой терапевтов практиков. Третьи отдают предпочтение аудио стимулам, то есть прослушиванию пленок терапевтических бесед, четвертые — видеозаписей. В результате одни прогрессируют, быстро учась в действии, оказывают терапевтическую помощь больным и советуясь «post mortems по каждому случаю с квалифицированными консультантами.

Я (Ф.Ф.) овладевал терапией всеми этими методами, вплоть до представления самого себя пациентом; и самым эффективным для меня оказался метод непосредственной работы с клиентами. На протяжение многих лет, проведя беседы с больными, я понял, что истинными моими учителями являются сами пациенты. И если я овладел профессией, то только благодаря их урокам.

Эта глава будет хронологическим, глубоко личным описанием клинического опыта и уроков, которые я извлек. Не могу сказать с определенностью, что опыт накапливался в результате четких логических шагов, неделя за неделей, могу только подчеркнуть, что опыт накапливался в результате многочисленных клинических случаев, несколько их них уместно не упоминать в данной «саге.

Имена и характеристики больных изменены с целью сохранения конфиденциальности, но имена студентов— помощников, наблюдателей и коллег остались настоящими, поскольку именно эти люди оказали большую помощь в формировании и точном описании моих мыслей в ходе опытов.

Я могу не совсем точно запомнить названия продуктов, которые жена поручает мне купить в бакалейной лавке по пути домой, но мне не трудно вспомнить точные детали места, времени, ситуации, выражения лица, изменения в голосе и формы построения предложений, которые произносили больные во время бесед в ходе терапевтической практики. Следует добавить, что освежить мою память помогли аудиозаписи, поскольку я записал 90% своих сеансов с больными.

Самый первый клиент

Я начал свою клиническую практику в 1995 году в детском центре школы социальной помощи в Лауреле при Католическом университете (Мэриленд). Нас было 6 или 8 студентов, посещавших школу 3 раза в неделю под руководством Кэтлин Коул. Мне не терпелось начать работу, и я с волнением ждал своего первого пациента. Ознакомившись с историей болезни, моя наставница выбрала пациента и провела предварительную беседу. Когда я поинтересовался, о чем же мне говорить с больным, она посоветовала «исследовать семейный ансамбль. На чистом листе она написала примерный перечень вопросов. С волнением и страхом я начал первую в своей жизни беседу с бывалым на вид белым пятнадцатилетним парнем из трущоб Вашингтона. Я представился, мы сели, и я сказал, что хотел бы поговорить о его «семейном ансамбле.

Клиент (К): (с отсутствующим выражением лица) У— гу?

Терапевт (Т): (очень напряженно, стараясь казаться спокойным) Ну, значит, я хотел бы поговорить о твоей семье.

К: (Кивая) Да а, конечно, почему бы не поговорить?

Т: (Украдкой поглядывая на карточку с вопросами) Ты как, ладишь со своим отцом?

К: (Резко) Все в порядке.

Т: (Захваченный врасплох) Ну, а с матерью? К: Прекрасно.

Т: (Покрываясь испариной) Ну, как я понимаю, у тебя есть страршая сестра. С ней ты ладишь?

К: (Пожав плечами и уставившись в окно) Ну, мы де ремся с ней, но она — ничего.

Т: («Профессионально кивая) Понятно. (Пауза) А как ты относишься к младшему брату?

К: (Резко) Хорошо.

Этот диалог длился 30 60 секунд, и я впал в замешательство, так как запас вопросов кончился. Клиент, громко чавкая жевательной резинкой, уставился в окно, и остаток отведенного на беседу часа прошел в гробовом молчании, Я понял, что бес еда не состоялась по моей вине и сделал вывод, что нужно учиться и учиться тому, как разговаривать с клиентом, как вызвать его реакцию и расширить круг вопросов. Я решил для себя, что никогда более не допущу такого провала.

Случай Джоя

Другого парня приблизительно такого же возраста, как и мой первый клиент, звали Джой. Он был чернокожим, тоже из трущоб Вашингтона, не хотел посещать школу и по этой причине был прислан в наш центр. Я быстро выяснил, что он родился на юге, в каком то маленьком селении и никогда не видел неоновой рекламы, множества машин на улицах и суеты большого города. Сначала он ходил в школу, но, оглушенный всем незнакомым и удивительным, растерялся и стал пропускать занятия. Его родители не могли взять в толк, зачем нужна эта суета со школой, поскольку сами не осилили и четвертого класса, а Джой уже умел «читать, писать и знал цифры.

С самого начала беседы Джой разговорился и не переставал болтать, за что я был ему признателен; со слезами на глазах я уже готов был обнять его, но это было бы «непрофессионально (Боже милостивый! Послал же ты мне живого клиента!). С ним было весело работать, и мы встречались по три раза в неделю. Похоже, Джою не нужна была помощь психотерапевта, но я увлекся, он же помог мне тем, что стал «образцовым парнем в своем доме. Ему льстило, что он помогает мне в моей помощи, он скоро изменил свое поведение (начал посещать школу, выполнять домашнее задание) и вскоре был снят с учета. Его случай воодушевил меня и убедил, что моя помощь нужна, что я обладаю всеми необходимыми для такой работы качествами, и что есть особые случаи, которые мне легче, чем кому либо понять и оказать помощь.

Случай Рэйчел Штейн

На следующий год я работал в больнице св. Елизаветы в Вашингтоне (округ Колумбия). Первой пациенткой была Рэйчел Штейн, лучший из случаев, какой только могла предоставить больница для душевнобольных: она перенесла лечение электрошоком, терапию инсулиновой комой, оздоровительный отдых, занятия арт терапией, оздоровление в семье, временную выписку из больницы и проч., проч., а результат этих усилий — нулевой.

Прежде чем встретиться с нею, я прочитал толстую историю болезни (почти 5 фунтов машинописных страниц). Очень скоро я пришел к заключению, что этот случай как раз для меня, и, как выразился один из студентов: «Они считают, что мы не причиним вреда, но вполне можем принести некоторую пользу. Я побаивался пациентки, поскольку прочитал в истории болезни, что она имеет плохую привычку время от времени срывать с себя всю одежду. Помню, мы проводили беседы всю осень и зиму, и я постоянно боялся, что эта огромная, толстая, смуглая девица что нибудь сотворит со мной. Она садилась у окна, а я ближе к двери, чтобы в любой момент можно было добежать до комнаты медсестер, если она вдруг начнет стриптиз.

После семи месяцев безрезультатных встреч по 2 раза в неделю я должен был показать пациентку на собрании наших терапевтов. Все хвалили меня за прекрасную презентацию, сочувствовали и предлагали помощь, сокрушались о том, «как ужасно работать с душевнобольными и посоветовали довести до сведения ее семьи «неутешительный прогноз, а пациентку перевели в одну из дальних палат.

Мягко сказать, что я был подавлен всем этим, мой руководитель даже предостерег меня от того, чтобы «чрезмерная чувствительность к ней не захватила меня и чтобы я начал закругляться с этой «историей болезни. Двое из моих приятелей— студентов, которые выслушивали мои излияния по поводу Рэйчел, настоятельно посоветовали мне почитать «Client Centered Therapy (терапия, направленная на клиента) Карла Роджерса; они (Франк Хьюс и Мэгнус Сенг) внимательно прочитали монографию, обсудили и с успехом применяли в работе с больными. Они заявили, что с применением клиент— центрированной терапии их пациенты начали беседовать о более значительных вещах, их родители отмечают большую контактность с другими больными в палате, больничный персонал отмечает появление более осмысленной реакции при вы полнении обязанностей по уборке палат и т.д. Один из больных Фрэнка был избран в своей палате «пациентом месяца — титул, присуждаемый за явные показатели выздоровления в течение месяца. Мэг и Фрзнк наседали на меня: «Почитай Роджерса, почитай Роджерса. И, в конце концов, чтобы избавиться от них, я согласился прочитать пару глав из их «новой Библии.

Вначале я остался совсем равнодушным, но, чтобы избавиться от них, я согласился прочитать пару глав из их «новой Библии.

Книга показалась мне неглубокой и полной суеверий, прямой противоположностью евангелия Фрейда, которое я штудировал во время подготовки к карьере психотерапевта. Но затем я натолкнулся на описание некоторых сеансов, и вдруг меня осенило: "Это на самом деле происходит так, эти незаконченные предложения, эти «ах х, грамматические ошибки, недопонимание и попытки преодолеть, исправить его и все остальное". Неожиданно книга ожила, и, готовясь к «последнему сеансу с Рэйчел, я заявил Фрэнку и Мэгу: «В этой беседе я сам буду Карлом Роджерсом.

Я был решительно настроен понять Рэйчел с ее точки зрения (с ее уровня восприятия), начать с самого начала и помочь ей шаг за шагом и достигнуть уровня «эмпатического понимания. Я начал сеанс и тотчас почувствовал, что все шло не так, как мне хотелось, а через пару часов я закруглился с беседой. В голове была одна мысль: «Какого черта!

Теперь я по новому смотрел на пациентов и клиентов. Впервые за семь месяцев я взглянул на положение вещей ее глазами, а не больничного персонала, ее семьи и общества в целом. Она вела себя сообразно ее собственному мировосприятию. Это было пугающее, но и влекущее открытие — войти в мир другого человека, «частичку вселенной, заполненную только ею (как я после сказал Фрэнку и Мэгу), и увидеть людей, вещи, чувства, мысли и образы, отношения с ее точки зрения. И тогда ее поведение приобрело смысл, все сошлось и стало «рациональным.

Никогда мне не забыть возбуждения тех дней; многое, чему я учился ранее, казалось мне ненужным, многие семинары и лекции лишенными смысла… Мы подолгу говорили с Фрэнком и Мэгом, и я начал по новому осмысливать многие вещи, которым меня учили, видел их в другом свете и стараться по иному применить. Клиент центрированная терапия отныне стала для меня силой, интегрирующей все приобретенное в ходе учебы знания, и возможностью применения их в работе с пациентами. Сеансы с Рэйчел стали для меня желанными. Я отчетливо помню, как однажды после очередного сеанса я с энтузиазмом делился до 2 часов ночи с моей бедной женой Джуной своими мыслями и идеями новых подходов лечения больных, пока не опомнился, увидев, что жена уже уснула. Я немного обиделся, но со временем осознал, что как бы жена не старалась, она не сможет полностью разделить мой восторг от «нового открытия.

После шести сеансов спустя 2 недели, больничная медсестра сообщила, что терапевт, лечащий Рэйчел средствам арт терапии, интересуется, «не происходит ли чего нибудь нового с его подопечной, поскольку она по новому стала делать рисунки. Медсестра ответила, что точно не знает, но в палате их пациентка стала вести себя более адекватно больше обращает внимания на свою внешность (до сих по она по детски пользовалась косметикой), вызывалась что нибудь сделать в палате, без напоминаний вставала с постели по утрам, стала ладить с другими больными, по своей воле посещала синаготу, и в целом проявляла общительность. Говоря коротко, все это было похоже на «воскрешение. Позже медсестра позвонила, чтобы справиться, не происходит ли чего нибудь нового во время наших сеансов. Я с радостью рассказал ей о «новом я и новой Рэйчел.

Случай с Рэйчел Штейн был одним из самых значительных в моей профессиональной практике. Анализируя его сейчас, спустя почти 15 лет, я не могу с уверенностью сказать, извлекаю ли я сейчас особый смысл из этого опыта, или же наоборот, придаю ему особое значение, точно ли интерпретирую происходившее в то время, или же с возрастом и опытом придаю тому времени большее значение, чем это было на самом деле. После долгого размышления я прихожу к выводу, что так все и происходило, что именно тот случай и последующий приобретенный опыт сформировал мое мировоззрение.

Самое главное, что я выяснил для себя, что опытные, хорошо подготовленные, умные и признанные «эксперты могут ошибаться, а я — неопытный, не совсем обученный и не совсем уверенный в себе студент — мог оказаться «правым. Я также понял, что повторное лечение и дополнительные процедуры с отдельными больными могут повторять одинаковые ошибки и не иметь успеха. И еще я понял, что если больной не излечивается, то не обязательно причина в нем (например, «бессознательное сопротивление), дело может быть в ошибочном подходе к лечению. Мне неожиданно открылось, что независимо от того, как долго и насколько тяжело болен пациент, он может вылечиться и вылечиться полностью, если ему будут созданы эффективные условия. Я был достаточно вознагражден, получил прекрасный подарок на будущее — понимание того, что если больной не поддается одному способу лечения, необходимо вернуться к исходной точке и выбрать другой, более приемлемый способ.

Не могу сказать, намеренно или нет мой руководитель, ныне покойный Джон Паласиас, внушал мне мысль о том, что человек должен стремиться быть правым. Он приводил в пример случай с выпускницей, которая наблюдала пожилого хронического больного и провела с ним сеанс в присутствии всех врачей отделения. Было решено приостановить лечение ввиду его бесперспективности. Студентка рассердилась и огорчилась, услышав такое решение, и в слезах рассказала об этом больному. Последний был так ошарашен тем, что кто то беспокоится о нем, даже открыто плачет, что успокоил студентку и пообещал выйти из больницы и никогда не возвращаться. Он сбежал, нашел работу и не захотел вернуться. В этих случаях с Рэйчел и старым хроником скрывалась какая то странная логика. Студентка делала все «неправильно, но, как выяснилось, эффективно, а я проник в мир «святая святых Рэйчел, в результате чего она стала возвращаться в реальный мир.

Невозможно передать на бумаге чувство открытия и возбуждения, которые я тогда испытал. Я был окрылен «освобождением, переполнен энергией. Я был способен в два счета защитить выпускной диплом и думал, что все идет мне навстречу. Важность того опыта для меня можно иллюстрировать строками из моего письма к Карлу Роджерсу: «У меня такое чувство, словно я бреду по колено в алмазах.

Меня охватила настоящая жажда все большего клинического опыта, причем с пациентами специальных больниц для душевнобольных. Если раньше я сражался, чтобы меня не посылали в такие больницы, теперь же я считал, что должен работать с самыми тяжелыми больными. Поэтому добился места в больнице Мендота, город Мэдисон, штат Висконсин. Добивался я этого по многим причинам: быть поближе к семье на Среднем Западе, работать с госпитализированными больными и быть в непосредственном контакте с Карлом Роджерсом и его группой, которая имела долгосрочный проект лечения клиент— центрированной терапией в больнице Мендота.

Вхождение в группу профессионалов стало для меня решающим по многим причинам. Очень полезными оказались собрания врачей с прослушиванием записей терапевтических сеансов. Такие собрания сессии проводились каждую неделю с 1958 по 1960 годы. Прослушивания помогали мне понять чувства пациентов, их реакцию на применяемую методику и во многом способствовали моему профессиональному росту. Я убедился, что приглашение коллег на прослушивание клинических случаев — прекрасный способ продемонстрировать свои достижения, а также воспользоваться неиссякаемым источником профессионального опыта

Случай симулянта

Обосновавшись в больнице Мендота, я начал вести мужскую палачу вновь поступивших. Мне предложили заняться пациентом, который уже неоднократно госпитализировался. Он получал пособие ветерана, так как сумел убедить военное ведомство, что пребывание в армии в течение 6 месяцев «свело его с ума. С тех пор он не работал, жизнь превратилась для него в сплошное чередование больниц для душевнобольных, причем на военном счете уж накопилось несколько тысяч долларов, которые он время от времени тратил на пустяки и недельные запои. Я начал применять клиент— центрированную терапию, но становилось все труднее с ним ладить, поскольку он был одержим идеей разрушить всю эту систему".

К этому времени он написал несколько неприличных писем секретарше из администрации больницы. Когда я узнал, что он автор таких непристойных писем, я «выбросил терапию в окно (так я сказал себе), здорово рассердился и заявил, что если он напишет хотя бы строчку в таком же духе, сам запру его в изоляторе и выброшу ключ. В запальчивости он выкрикнул: «Я не могу отвечать за свои поступки, я — душевнобольной!. Я опешил, поскольку никогда не видал, чтобы больной так явно осознавал и скрывал то, что оправдывать его поведение. Я понял, что своим «взрывом я притупил его тщательно скрываемое чувство самоконтроля, когда под личиной душевнобольного можно было делать что угодно, когда угодно и где угодно. Мне стало ясно, то он «гарантированный больной, потерявший «чувство реальности пациент, очень точно понявший конечную цель применяемого лечения, и что возможное «все равно не поможет освобождало его от ответственности за свои поступки.

Однако, отбросив все свои теоретические познания и рекомендации клинической литературы (которые, кстати, действительны до сих пор), я заявил: «Думаешь, что можешь не отвечать за свои действия, да? Попробуй, дружок, и увидишь еще как ответишь. Я продолжал говорить, что я плевал на него, плевал на то, может ли он нести ответственность, что он лично думает об этом, и что я заставляю его кричать. И когда после этого в течение нескольких месяцев о самой выписки из больницы он не написал таких писем, пришел к выводу, что подобные «душевнобольные совсем не теряют «чувства реальности, наоборот, они прекрасно осознают свои действия и умно анализируют окружающие условия. От этой мысли я не пришел в восторг и отложил ее на некоторое время, подобную реакцию на происходящее я испытывал еще в некоторых клинических случаях.

Трагедия повторяется

В 1959 году я начал консультировать 1 раз в неделю, помимо практики в больнице. Одной из самых первых консультаций стала беседа с женой одного из наших пациентов. Врачи полагали, что больной страдал паранойей в результате неверности жены, и передо мной стояла задача собрать ин формацию и выяснить истинное положение вещей. При передаче истории болезни мой коллега сказал: «Я подозреваю, что она изменяет мужу, но в беседах она отрицает это. Я отправился повидать ее в качестве консультанта. И в первый же день — это был понедельник — я проспал. Джун разбудила меня, сказав, что совсем забыла завести будильник. В спешке я оделся, уже на пороге выпил чашку кофе, впрыгнул в машину и быстро поехал в отдаленный сельский дом, где жила эта женщина. Помню, я очень волновался и все время думал о том, что я теперь консультант, что должен сделать так, чтобы беседа оказалась полезной, и все зависит теперь от меня самого.

Трагедия повторяется

В 1959 году я начал консультировать 1 раз в неделю, помимо практики в больнице. Одной из самых первых консультаций стала беседа с женой одного из наших пациентов. Врачи полагали, что больной страдал паранойей в результате неверности жены, и передо мной стояла задача собрать ин формацию и выяснить истинное положение вещей. При передаче истории болезни мой коллега сказал: «Я подозреваю, что она изменяет мужу, но в беседах она отрицает это. Я отправился повидать ее в качестве консультанта. И в первый же день — это был понедельник — я проспал. Джун разбудила меня, сказав, что совсем забыла завести будильник. В спешке я оделся, уже на пороге выпил чашку кофе, впрыгнул в машину и быстро поехал в отдаленный сельский дом, где жила эта женщина. Помню, я очень волновался и все время думал о том, что я теперь консультант, что должен сделать так, чтобы беседа оказалась полезной, и все зависит теперь от меня самого.

Наш разговор происходил в гостиной. Женщина сидела напротив, на кушетке. Наклонившись вперед и поставив локти на раздвинутые колени, я пытался направить разговор в нужное русло, так как непременно хотел добиться правды. Если она действительно ведет себя честно, следовательно, ее муж параноик, если она лжет, то мы напрасно держим ее мужа в больнице. Во время всего разговора она избегала смотреть мне в глаза, невидящим взглядом уставилась на мой галстук, при этом лицо ее сохраняло озабоченное выражение. К моему великому удивлению, она созналась во всех грехах и долго рассказывала, с кем она имела связь как до, так и после госпитализации мужа.

На обратном пути меня распирало чувство душевного подъема, своей важности и победы настоящего специалиста, Я торжествовал при мысли, что мои коллеги безуспешно работали целый год, а я всего за одну беседу смог установить истину. «Да, только настоящие профессионалы побеждают, — думал я.

Эйфория переполняла меня, пока я не добрался до окружного суда. Войдя в туалет справить малую нужду, я обнаружил, что брюки расстегнуты и не были застегнуты во время беседы с женщиной. Покраснев от смущения, как дурак, я оглушено просидел в туалетной минут пять. Вернувшись в больницу, я честно рассказал моим сотрудникам обо всем, что со мной произошло. Они оглушительно и долго хохотали над моим «новым подходом к лечению и назвали его «терапией открытой ширинки. Друзья психологи с важностью заявили, что этот случай доказывает истину: «Измени стимул и ты изменишь реакцию. (Следует добавить, что пациент был выписан вскоре с рекомендацией амбулаторного лечения для обоих супругов).

Из этого досадного случая можно извлечь несколько уроков: что в психиатрии боль, трагедия и смех идут рядом, и комическое нередко сменяется трагическим. Я научился смеяться над самим собой, над своими ошибками, не утаивать промахи в работе от коллег клиницистов, а они всегда, если быть честным в профессиональной работе, поддержат и ответят сочувствием.

Эксперимент на соответствие

В том же году (1959) я вел переговоры с психологом отделения о том, чтобы провести эксперимент на мне самом. Я поделился с ним мыслью о необходимости и пользе сочувственного, бережного и щадящего отношения к пациентам и старательном уходе за ними. Незадолго до этого я прочитал вышедшую в 1957 году книгу Карла Роджерса «Необходимые и достаточные условия выздоровления психотерапевтических больных и жаждал провести эксперимент, который максимально соответствовал бы условиям лечебного сеанса с последующим обсуждением полученных результатов. Я надеялся выбрать всеми отвергнутого больного и записать на пленку каждую беседу с ним (включая и получасовые сеансы), причем во время беседы не скрывать от него своих мыслей, давать ему высказываться открыто.

Предполагалось, что мы должны точно соответствовать пациентам, то есть вести себя как пациенты не только с больными, но и между собой. Если бы один из нас сказал пациенту то, что не понравилось бы другому, нам срочно следовало бы собраться всем вместе, попросить пациента находиться здесь же, в одной с нами комнате и обстоятельно обсудить все происходящее.

Едва я огласил суть эксперимента, в комнату вошел один из больных и с порога спросил: «Уже записывается все это?. У него был необычный, неподражаемый вид: беззубый рот, торчащие надо лбом рыжие волосы, как будто через него прошел электрический разряд. Вдобавок глаза у него были косые и маленькие, как у поросенка, нос картошкой, а говорил он, как Кощей бессмертный (Красный скелет Клем).

Я вдруг впал в истерический хохот, от смеха у меня заболели бока, и слезы потекли по щекам. Наш психиатр замер, съежившись от страха, потом нахмурился и выдавил из себя: «Фрэнк, так нельзя! Что ты делаешь? Между приступами смеха мне удалось произнести: «Не могу сдержаться, он необычайно смешной!

«Клем по очереди оглядел нас и констатировал: «Ничего, все в порядке, всегда так бывает. Иногда хочу заставить людей смеяться, но они смеются, когда я не хочу этого, а я обижаюсь, схожу с ума и начинаю делать глупости. Bingo! Очко!" (Наш эксперимент продолжался с сеансами 1 раз в неделю; этот пациент здорово продвинулся в лечении, и через пару месяцев его выписали).

Я определенно запомнил следующее: абсолютная конгруэнтность, если ее последовательно доводить до конца, очень полезна в сеансах с больными; над пациентами можно смеяться без вреда, а часто и с пользой для них; смех не обязательно «унижает их достоинство. И еще: в таких сеансе я чувствовал себя свободным, «не скрипел сцеплением, мои мысли и чувства не расходились с реакциями по отношению к пациенту.

Случай опасного психопата

В 1959 году мне по случаю пришлось работать с больным, который проходил по уголовному делу и считался опасным. Я тщательно расспросил его семью и составил для себя картину его общественного поведения. Он узнал, что я разговаривал с его женой и матерью и должен подготовить медицинское заключение. Прежде чем увидеться со мной, он посоветовался со своими психиатром и психологом. Продуманно, хорошо сформулированными фразами, проникновенно, и с большой долей искренности, в течение 20 минут он рассказывал мне о том, что в больнице у него было время обо всем подумать, что в жизни он наделал много ошибок, что необходимо наладить супружеское согласие в семье, что он надеется все поправить, когда выйдет отсюда. Он признал, что ему нужно время, чтобы научиться какому нибудь делу по торговой части и т.д. Я молча сидел и слушал его разглагольствования, пока он не спросил: «Ну, мистер Фаррелли, что вы думаете о моем деле?. И в этот момент, словно на школьной доске, я увидел написанное: «Поскольку я не собираюсь лечить этого больного, я могу позволить себе быть с ним честным. Смешавшись на минуту, я спросил, выигрывая время: «Вы действительно хотите знать, что я думаю по этому поводу? Пациент кивнул и серьезно заметил: «Да, сэр, именно поэтому я и спрашиваю. Я вздохнул глубоко и сказал: «Видите ли, я думаю, что это самое большое надувательство, которое мне когда либо всучивали в моей практике. Наклонившись ко мне, он с яростью прошипел: «Мне очень хочется послать вас на…, встать и выйти отсюда. На что я ответил: «Почему же не сделать это?. — «Но я хочу разделаться с тобой! — и на глазах он стал превращаться в другого человека. Примерно полчаса он бросал отрывистые предложения, перескакивал от одного к другому, употреблял грубые слова, его голос вибрировал, и, совсем потеряв контроль, он явно потерял рассудок. Одним словом, налицо был очевидный контраст между первым и вторым человеком, что является безошибочным признаком душевного заболевания.