|
Новая этика родилась под звездой более полного постижения истины и в целом всей человеческой природы, что и составляет реальное достижение глубинной психологии. С этой точки зрения, моральная проблема индивида констеллируется, благодаря сосуществованию эго и тени, при этом ответственность личности распространяется на бессознательное или, по меньшей мере, на личностный компонент бессознательного,— то есть, ту часть бессознательного, в которой содержится фигура тени.
Ответственность за группу предполагает существование личности, которая осознала свою теневую проблему и серьезно взялась за ее решение. Индивид сможет играть ответственную роль в коллективе только тогда, когда решит свою основную моральную проблему. Осознание личного несовершенства, связанное с признанием существования тени, составляет нелегкую задачу. В процессе выполнения этой задачи человек должен освободиться от абсолютизма своей плеромной фиксации и идентификации с коллективными ценностями.
“Редукция” личности, вызванная признанием существования тени, является лишь видимостью. В действительности редуцируется иллюзорная идентификция эго с абсолютом, то есть нереальная, частная идеализация личности, которая разрушается под воздействием ее полярной противоположности — реальности бессознательного. Принесение в жертву абсолютного идеала совершенства, пропагандируемого старой этикой, отнюдь не приводит к преуменьшению значения гуманности. Устранение негативных последствий расщепляющих психику процессов существенно улучшает реальную жизнь человека и поэтому оправдывает требование новой этики признать существование тени.
Таким образом, обвинение в том, что новая этика проистекает из “стремления облегчить жизнь человека”*, оказывается бесплодным; в равной мере является ложным и обвинение в оппортунизме и любви к комфорту, которые противопоставляются радикализму и пуританскому ригоризму старой этики. Этический ригоризм никогда не покидал пределов частной этики сознания. Сама идея распространения этического ригоризма на всю личность является делом неслыханным. С другой стороны, ригоризм таит в себе чудовищные опасности. История дает немало примеров того, как пагубному влиянию криминальных личностей противопоставлялось влияние другой группы лиц — радикальных идеалистов, догматиков и сторонников абсолютизма. Действительно, соперничать с Нероном и Цезарем Борджиа вполне могут Торквемада и Робеспьер.
Новая этика основана на стремлении осознать позитивные и негативные силы в человеческим организме и осознанно установить взаимосвязь между этими силами и жизнью индивида и общества. Изгнанная из жизни тень требует своего признания. Она являет собой индивидуальную форму, которую темная сторона рода людского принимает во мне и для меня в качестве элемента моей личности.
Моя теневая сторона является частью и представителем теневой стороны всего человечества. И если моя тень отличается антисоциальностью и алчностью, жестокостью и злобностью, убожеством и ничтожеством, и если она является мне в облике нищего, негра или дикого животного, тогда мое примирение с ней влечет за собой мое при
*
Karl Jaspers. “Man in the modern Age”
мирение с темным братом всего человечества. Это означает, что, признавая его, а в нем и себя, я также признаю в его лице, что целый элемент человечества—как моя тень — является “моим ближним”.
Здесь любовь к ближнему своему, которую проповедовал Иисус из Назарета, становится любовью к ближнему своему в облике злодея*, и тени. Ограничиваясь некоторой фигурой в моей личности, эта любовь принимает парадоксальную форму “себялюбия”, противопоставляемого бескорыстной любви, которую проповедовал Иисус Наза-ретянин. В психологическом отношении, однако, любовь и примирение с тенью создают необходимую основу для реального формирования этического отношения к тому, кто находится вне меня.
В психологии козла отпущения отрицание отрицательного (а вместе с ним и самооправдание) приводит непосредственно к отрицанию любви к ближнему своему. В отличие от первозданной христианской этики самого Иисуса из Назарета, известная нам христианская этика никогда не выходила за пределы этой дихотомии. В сущности, она всегда крепко держалась за дуалистическую концепцию гностиков: верхний и нижний человек, дуализм между этим и иным миром в самом человеке и в мироздании.
Восприятие моей темной (но не греховной) стороны позволяет мне признать существование темного эго в моем ближнем. Я сознаю мою солидарность с ним потому, что “я тоже темен”, а не просто потому, что “я тоже светел”.
Самопознание, связанное с погружением в глубинную психологию (на первом этапе которого происходит встреча с тенью) не только лишает человека иллюзий, но и обогащает его интуитивное познание и понимание: расширение границ личности, обусловленное встречей с тенью, позволяет индивиду открыть новый канал связи не только со своими внутренними глубинами, но и с темной стороной
* Здесь имеется в виду “злодей [разбойник]”, раскаявшийся на кресте (прим. перев.)
человечества в целом. Примирение с тенью приводит к глубинному врастанию в основу личностного бытия. С утратой изящной иллюзии идеала эго рождаются новая глубина, укорененность и стабильность.
Установление живой связи с тенью позволяет эго осознать свою общность с человечеством и его историей, познаваемой в субъективном опыте, поскольку эго открывает в себе существование множества доисторических психических структур в форме влечений, инстинктов, предвечных образов, символов, архетипических идей и первозданных моделей поведения.
Встреча с тенью позволяет нам осознать психологию человека; при этом мы приходим к пониманию одного важного факта: сфера эго и сознательной психики, устанавливающей различие между людьми, занимает незначительную часть огромного мироздания психики. Собственно человеческое и индивидуальное составляет лишь самый верхний слой коллективного бессознательного, который, уходя вниз, достигает уровня животного. Поэтому стремление сознательного эго расстаться с этой общей основой и идентифицировать себя с так называемыми абсолютными, свободными от земных оков ценностями представляется нелепым и иллюзорным.
Проявление языческих элементов и символов в сочетании с теневой стороной (но не в ее контексте) свидетельствует о существовании исторической связи, которая соединяет нас с более древним слоем человеческой психики, составляющим основу иудейско-христианской религиозно-этической культуры современного человека.
Когда эго сознает свою общность с порочным “безобразным человеком”, человеком-хищником и человеком-обезьяной, человеком, наводящим ужас на обитателей джунглей,* его достоинство возрастает благодаря присое-
* Во избежание недоразумений отметим, что здесь использован психический образ, который проявляется в этом виде и проецируется. Образ соответствует психологической, а не зоологической или антропологической реальности.
динению важного фактора, отсутствие которого ввергло современного человека в нынешнее катастрофическое состояние расшепленности и изолированности эго. Таким фактором является живая связь с природой и землей.
Мы не будем подробно останавливаться на позитивных и конструктивных элементах этого глубокого слоя бессознательного, то есть на тех элементах, которые способствуют развитию сознания, хотя для будущего человечества они, безусловно, имеют принципиальное значение. Мы рассмотрим реальность, которую, с точки зрения эго, принято называть Злом.
Как ни удивительно, но анализ индивидов также показывает, что во многих случаях встреча и примирение с тенью являются непременным условием формирования подлинно терпимого отношения к другим людям, группам, формам и уровням культуры.
Для формирования устойчивого чувства человеческой общности и совместной ответственности с коллективом нам в первую очередь необходимо ассимилировать первобытную сторону нашей природы. Поскольку общая этика включает тень в сферу моральной ответственности, тогда прекращается проецирование этого элемента. Вместе с прекращением проецирования тени прекращает свое существование психология козла отпущения и приостанавливается война на уничтожение, которая идет под предлогом борьбы морали против зла в лице ближнего моего. Место проецирования тени занимает новый подход, который не зависит от сомнительной, карательно-искупительной установки старой этики.
Примирение с тенью входит в состав процесса развития, в котором, как уже отмечалось, формируется личностная структура, объединяющая две системы сознательной психики и бессознательного. Расширение границ личности осуществляется, во-первых, посредством ассимиляции и осознания зародышевых, неосознанных содержаний, которые направляют развитие сознательной психики в новое русло и, во-вторых, посредством объединения и трансформации “негативных” неосознанных содержаний, то есть содержаний, враждебных по отношению к эго и сознательной психике.
Из опыта работы с глубинной психологией известно, что упомянутые содержания существуют автономно. Бессознательное состоит из множества неинтегрированных частных содержаний со своими отдельными тенденциями (комплексами, открытыми Юнгом). Эти содержания ведут самостоятельную весьма активную жизнь в сфере бессознательного. Они неподвластны эго.
Жизнь патологических и нормальных индивидов, а также (в большей мере) жизнь социальных групп, обусловлена скрытым воздействием автономных бессознательных содержаний. Кроме таких негативных содержаний, как тень, в жизни индивида реализуют свою волю такие бессознательные содержания, как инстинкт или архетип, причем, эго находится в полном неведении относительно воздействия, которому оно подвергается.
Нестабильность группы и индивида изменяется в прямой зависимости от величины области, занимаемой бессознательными содержаниями, и в обратной зависимости от величины области сознания. Этот закон действует как в нормальной психологии, так и в психопатологии индивида и группы. В качестве примера можно упомянуть исключительно высокий уровень нестабильности среди первобытных людей и в народных массах, которые находятся под сильным влиянием аффекта.
Поскольку, как мы уже неоднократно подчеркивали, в каждом индивиде глубоко коренится первобытно-массовая психология, справедливость упомянутого закона можно проверить в любом месте и в любом человеке. Нестабильность, непредсказуемость и непостижимость данного лица возрастают в обратной зависимости от уровня его сознательности и в прямой зависимости от степени активизации области автономных бессознательных содержаний. Кроме таких конституциональных кризисов развития, как детство и половое созревание, подобная активация может (без сознательного намерения) иметь место при болезни, во сне или в некоторых состояниях отравления или интоксикации. Ее можно сознательно вызвать для религиозных или обрядовых целей. Кроме того, активация может быть вызвана в результате какого-нибудь массового воздействия, которое повторно коллективизирует индивида и низводит его до уровня первобытного человека.
Во всех этих и аналогичных ситуациях происходит дезинтеграция личности. Иными словами, в таких ситуациях происходит распад единства личности, обычно представленного в лице эго, и тогда частное содержание бессознательного, комплекс (например, активированная инстинктивная констелляция) берет на себя командование и реализует свою волю независимо от тех тенденций, которые в предыдущей ситуации служили для эго ориентирами.
В качестве примера такой редукции личности мы упомянули случай доминирования тени, когда вновь начинают своевольничать отвергнутые и вытесненные содержания.
Для выполнения своей задачи новая этика должна использовать методы, тенденции и установки, совершенно отличные от старых. Невозможно просто взять и отменить или отвергнуть напряжение между противоположностями, которое в форме дуализма служило отличительной чертой старой этики.
Если вместо подавления и вытеснения содержаний бессознательного новая этика “признает” их и соединит с сознательной психикой, тогда для нее неизбежно станет актуальной задача их ассимилирования.
Включение упомянутых содержаний в состав большей совокупности, которая не является данной совокупностью сознания, осуществляется в процессе индивидуации, когда обособленные и независимые содержания объединяются, образуя части единой психической структуры, связанной с эго и сознательной психикой, и таким образом, получая иное иерархическое значение.
Мы не будем приводить иллюстративный материал, потому что наше исследование ограничивается описанием основных принципов и содержаний новой этики. Подробное описание превращения негативного содержания бессознательного в содержание сознательной психики и способов осуществления такого превращения можно найти в других работах.*
Чп
CG .lung “Psychology and Religion”. CW. 11; К. Г. Юнг. Исследование процесса индивидуации // К. Г. Юнг. Тавистокские лекции Телбук 1998; К. Г. Юнг. Психология и алхимия. Рефлбук.
ЦЕЛИ И ЦЕННОСТИ НОВОЙ ЭТИКИ
Основная цель новой этики заключается в активации процесса интеграции и поэтому она в первую очередь стремится сделать способными к интеграции диссоциированные, несовместные с жизненной программой индивида элементы. Победа одной стороны и вытеснение другой не способны разрешить проблему совместного существования противоположностей, составляющих общую совокупность мира опыта. Решить данную проблему можно только с помощью синтеза этих противоположностей.
Конечной целью старой этики были разделение, дифференциация и дихотомия, сформулированные в мифологической проекции Страшного Суда в изображении отделения овец от козлищ, добра от зла; с другой стороны, идеалом новой этики является объединение противоположностей в пределах единой структуры. На основе множества противоборствующих сил, многообразия противоположностей необходимо создать структуру, которая объединит эти противоборствующие силы. В подобной структуре все многообразие пар противоположностей будет существовать в строгих границах высшего единства. Ценность этой структуры будет определяться силой напряжения между объединенными противоположностями и числом полярных сил, вступивших в новое объединение.*
Новая этика ставит своей целью достижение целостности, полноты личности. В этой целостности противоположность между двумя системами сознательной психики
* Структура целостности, достигаемая с помощью интеграции психических элементов, воплощает в себе основную тенденцию личности — центроверсию. развитие которой мы описали в другой работе. Центроверсия проистекает из принципа целостности личности и поэтому ставит своей целью достижение и сохранение этой целостности. Эго способствует осознанию центроверсии. Реализация центроверсии обеспечивается в рамках обшей этики.
и бессознательного не превращается в расшепленность. и поэтому целенаправленность сознания это не разрушается под воздействием противоположных тенденций бессознательных содержаний, о существовании которых не знают ни эго, ни сознательная психика.
В новой этической ситуации сознания эго становится центром ответственности за психологическую Лигу Наций, в состав которой входят различные группы состояний — первобытных и доисторических, дифференцированных и современных. Здесь в разной степени представлены и сосуществуют различные элементы — атеистические и религиозные, инстинктивные и духовные, деструктивные и конструктивные.
Необходимо учитывать все группы сил, поскольку здесь, как и в коллективной жизни народов, подавление и вытеснение приводят к возникновению враждебных реакций, которые нарушают жизнь всего общества и держат его в состоянии постоянного беспокойства.
Основным требованием новой этики является не “доброта” индивида, а его психологическая независимость, то есть здоровье, продуктивность и в то же время защищенность от психологических воздействий. В сущности, независимость этической личности означает, что в процессе самопознания ассимиляция и использование негативных сил, которые можно обнаружить в каждой психической системе, должны осуществляться максимально осознанно. Действительно, основным моментом процесса индивидуа-ции является форма участия эго в трансформации личности — реализация, страдание, формирование и поглощенность. В старой этике сильная “этическая” личность, если не систематически, то нередко не изживала свои негативные влечения, а в принудительном порядке проецировала их на слабые места в окружающей обстановке. При таком проецировании подавленные и вытесненные негативные содержания в порядке компенсации проявляются в непосредственном окружении личности (в семенной и коллективной обстановке), причем личность “репрессора” не имеет ни малейшего представления о своей моральной ответственности за такие проявления.
На первый взгляд может показаться, что этическая цель достижения “защищенности от воздействий” имеет чисто негативное содержание. Однако в действительности это негативное ограничение компенсируется за счет принципа целостности личности, последствия которой далеко выходят за пределы этики и проблемы зла, составляющих предмет нашего исследования. С точки зрения новой этики, целостность личности, ее независимость и чистота создают основу для возникновения креативных процессов, которые приводят к формированию новых ценностей. Эти процессы дают основание полагать, что личность действительно сформировала структуру целостности и изменение психологического центра тяжести прошло успешно. Но защищенность от психологических воздействий имеет более важное значение, чем креативность. Действительно, жизнь коллектива в значительной мере зависит от результатов творческой деятельности индивида. Лучше уж обойтись без креативности, чем оказаться незащищенным от бессознательных, заразительных воздействий со стороны неинтегрированных, и в этом смысле психологически нездоровых личностей.
В конечном счете психология козла отпущения и в этом случае дает нам общую категорию, которая включает в себя указанный тип заразительного воздействия на индивида со стороны его непосредственного окружения. Установлено (хотя здесь и не приводятся документальные материалы), что благодаря первичной бессознательной идентичности групп передача психологических содержаний окружающим и получение от них таких содержаний возможны и нередко имеют место. Немало примеров такого явления можно обнаружить в психологии детей и первобытных людей.*
* Ср.:
Frances Wickes.
The Inner World of Childhood. New York, 1966;
L. Levy-Bruhl. op. cit.. etc.
Этическая независимость и этика целостности требуют, чтобы каждый из нас сознательно взял на себя руководство своей тенью. Фрейд абсолютно прав, когда говорит: “В действительности не существует такой вещи, как истребление зла”* Поскольку это утверждение относится и к индивиду, каждый человек обязан пережить и выстрадать зло, выпавшее на его долю, в духе свободно взятой на себя ответственности.
Когда зло действует бессознательно, излучая на землю свои смертоносные лучи, оно обладает такой же убийственной силой, как и эпидемия. С другой стороны, когда эго осознанно поступает дурно и берет на себя личную ответственность за совершенное зло, такое зло не заражает окружающих; при этом эго воспринимает зло как свою проблему и как содержание, которое, подобно любому другому психическому содержанию, необходимо включить в жизненный процесс и процесс интеграции личности.**
Термин “обсуждение” содержания часто применяется для обозначения так называемой интеграции. Признание, обсуждение, усвоение, проработка, преодоление — все эти слова используются для того, чтобы сформулировать процесс ассимиляции. Они описывают различные стадии деятельности личности, направленной на овладение новым содержанием, чуждым и нередко враждебным по отношению к эго, не защищаясь, как в случае старой этики, с помощью подавления и вытеснения.
В других работах показано, что развитие эго и сознания индивида осуществляется в соответствии с архетипической схемой, составленной жизнью, и с использованием мифического героя. Один из основных конфликтов в жизни героя, а следовательно и в развитии каждой личности, проистекает из сотворения зла. “Разъединение мировых родителей” и “убийство прародителей” описывают в
*
Sigmund Freud. “For the Times on War and Death”.
**
C. G. Jung. “After the Catastrophe”. CW. 10: см. также приме-чение на с. 134.
символической форме подвиг и преступление героя, которые в то же время составляют необходимое деяние для освобождения эго. Поэтому и в нормальной жизни индивида символическое убийство родителей или его эквивалент составляет необходимый этап развития, от которого невозможно безнаказанно отмахнуться; многие случаи ре-тардированного (отсталого) развития показывают, что за выгоду от статуса “хорошего ребенка”, который уклоняется от “убийства” своих родителей, очень часто приходится платить ужасную цену, жертвуя своей независимостью в дальнейшей жизни.
Психологический анализ любого нормального развития показывает, что реализация и ассимиляция определенного объема зла не просто неизбежны, но и существенно необходимы для развития личности индивида. Человек должен обладать способностью преодолевать конфликты, связанные с этим процессом. Достижение независимости предполагает способность эго не только усваивать ценности коллектива, но и обеспечивать удовлетворение тех потребностей индивида, которые противоречат коллективным ценностям, что и приводит к совершению дурных поступков.
В психологическом развитии индивида мы непрестанно сталкиваемся с проблемой, которая заключается в том, что “Голос”, в отличие от совести, требует от индивида совершения поступка, который, с точки зрения эго, является “плохим”, и признания внутренних и внешних конфликтов, проистекающих из этой ситуации, со всеми их трудностями. Уход от зла и связанного с ним конфликта очень часто представляется “неэтичным” с точки зрения “Голоса”.
В нормальные культурные периоды, когда жизнь личности ограничена рамками культурного канона, и человек признает ценность этого канона, эмоциональная энергия глубоких слоев личности человека также находит адекватное выражение. Символизм настолько пронизывает религию и искусство, обряды и обычаи, что нормальная жизнь индивида (но не “Великого Индивида”) протекает в пределах культуры данного времени.
С другой стороны, в периоды бурных изменений, отмеченные упадком культурного канона, индивидум выходит из состояния ограниченности и оказывается во власти предвечных сил и богов, определяющих его дальнейшую судьбу. Это означает, что в реальной жизни индивид, не защищенный надежными стенами условностей, подвергается опасностям непосредственного опыта. Например, эта проблема нередко проявляется в форме конфликта взаимоотношений, когда традиционная мораль вступает в противоречие со страстной любовью. Тот, кто недостаточно серьезно относится к этой проблеме, неизбежно оказывается в весьма опасной ситуации. В таких случаях индивид не способен сохранить душевное равновесие, сохраняя верность традиционному закону, что приводит к возникновению в развитии нарушений и искажений, которые в эпоху античности человек (как, впрочем, и любое мифологическое мировоззрение, в котором сверхличностные силы рассматриваются как божества) истолковал бы как “месть Афродиты”.
Опасность божественного вмешательства — это угроза живого переживания глубокого слоя психического, от ну-минозной силы и сверхличностных притязаний которого невозможно отгородиться, если мы, на свою погибель, не собираемся отгородиться от жизненной энергии, глубины и сверхличностного достоинства. На этом этапе возникает следующий конфликт: мы должны совершить то, что с точки зрения культурного канона считается “злом”, но не безответственно, поддавшись неосознанному порыву, а осознанно идя на конфликт, связанный с “признанием зла”, как того требует “вмешательство божества”.
С точки зрения старой этики, уход от конфликта и связанного с ним страдания есть благо и достойно похвалы, несмотря на риск переживания в фантазии события, от встречи с которым в действительности удалось уйти. Пагубные последствия такой установки для “нравственно оправданных” человеческих отношений и ближайшего окружения человека достаточно часто можно обнаружить с помощью аналитического исследования ситуации данного человека, обусловленной расстройствами, которые проявляются в результате его моральной “победы”.
Возникающие во внешней реальности расстройства указанного типа отнюдь не являются единственной характеристикой рассматриваемой проблемы. С точки зрения общей этики, ответственность за личность в целом не ограничивается внешней реальностью, она также распространяется на внутреннюю реальность сновидений, фантазий и мыслей. Эта реальность психического заставляет нас признать, что фантазия может иметь столь же серьезные последствия, как и деяние. Эту истину издревле проповедовали на Дальнем Востоке. Согласно глубинной психологии, психическая реальность оказывает более сильное, скрытое влияние, чем может представить себе наивное сознание обычного западного человека. Судьбу отдельных людей и групп, наций и исторических движений определяет сила внутренних психических реальностей, которые достаточно часто в первую очередь проявляются в сознании индивида. Влияние внутреннего мира можно обнаружить в столь несхожих сферах, как политика и религия, техника и искусство. По воле людей, влекомых фантазиями о власти, силы войны и разрушения непрестанно опустошают мир. В то же время внутренние образы художников-созидателей становятся культурным достоянием всего человечества.
Но реальность внутреннего мира также означает, что признание существования зла не в каждом случае и не каждого человека приводит к внешнему действию. Достаточно часто требуется совершить нечто, противоположное воплощению внутреннего образа в конкретном материале внешней реальности. Но осознание и переживание образа изнутри отнюдь не равнозначно простой абреакции*. Много-
* Абреакция — способ осознания подавленных эмоциональных реакций {прим. ред.).
гранность и сложность этой ситуации делают абсолютно неосуществимыми любые теоретические предписания для этического поведения. Внешняя и внутренняя констелляция, психологический и конституциональный тип, возрастной и индивидуальный состав — все это важные элементы каждого этического решения. Поэтому каждое этическое решение принимает иной вид, ибо то, что хорошо для одного человека, плохо для другого, и наоборот.
В принципе моральное осуждение должно быть ограничено указанным образом, поскольку невозможно предсказать, в какой психологической форме зло проявится в судьбе любого человека. В то же время опыт глубинной психологии и кризис современной личности (в частности, неспособность современного человека жить в соответствии с категориями старой этики) приводят к необходимости дать формулировки, которые, по меньшей мере, будут иметь всеобщее значение. Это означает, что в определенном смысле “требования” новой этики следует рассматривать лишь как “формальные”: их конкретная реализация должна быть предоставлена неповторимым, судьбоносным процессам, с помощью которых каждый человек должен проложить себе путь к своим решениям.
Действительно, “требования” новой этики можно выполнить только на индивидуальном уровне. Тем не менее, несмотря на все личностные различия, ситуация современного человека по существу остается общей проблемой. Кристаллический осадок, который остается после неоднократной реализации некоторых типичных моделей в жизни многих индивидов можно сформулировать в общей форме.
“Сотворение добра”, как его понимает старая этика, сопровождается вытеснением зла и сохранением верности условностям. Такое “сотворение добра” достаточно часто представляет собой легкий путь ухода от опасности и сохранения безопасности. Тем не менее, “там, где опасность таится, есть и средство зашиты от нее”. Новая этика полна решимости признать как опасность, так и спасение от нее, поскольку одно не может существовать без другого.
Сказанное позволяет понять, что путь новой этики есть что угодно, но только не “путь облегчения жизни индивида”. Напротив, отказ от моральной определенности в вопросах добра и зла, которую гарантирует старая этика, с одобрения коллектива, и примирение с неопределенностью внутреннего опыта составляют непростую задачу для каждого человека, поскольку в каждом случае решение такой задачи приводит к погружению в неведомое со всеми опасностями, погружение, которое влечет за собой примирение со злом для каждого ответственного эго.
Наглядным примером этой ситуации может служить следующий сон, приснившийся одной еврейской женщине из Израиля.
“Я нахожусь в Яффе вместе с X. Неожиданно появляется толпа, которая нас разлучает. Я остаюсь одна в окружении арабов. Ухмыляясь во весь рот, один араб хватает меня. Но тут другие арабы подбегают к нему и оттаскивают меня, обрушивая на его голову проклятия и угрозы. „Она предназначена для властелина!" — кричат они. Новая ситуация. Я стою на мосту. Вокруг никого нет, кроме арабов. Я знаю, что спасения нет. На мгновение я задумываюсь. Разлука с X. вызывает у меня чувство грусти. Я думаю: „Выхода нет из создавшегося положения, поэтому лучше дать свое согласие". Стоящий рядом со мной священник говорит: „Мы можем спасти только тех, кто осквернился". „Разумеется, — думаю я, — чтобы спастись, необходимо сначала оскверниться, то есть осмелиться что-то сделать". Затем священник говорит: „Озириса можно найти внизу"”.
В связи с интерпретацией сновидения необходимо сделать несколько предварительных замечаний. В частности, необходимо предупредить возможность неправильного понимания того, что примирение со злом должно быть отреагировано вовне и что оно проистекает из негативной, неудовлетворительной ситуации. В нашем сновидении у женщины сложились удачные сексуально-эмоциональные взаимоотношения с X. и поэтому она испытывала удовлетворение во всех отношениях.
Для евреев в Израиле жители Яффы и арабы очень часто символизируют тень с сексуальной окраской. Из сакральной символики сновидения ясно, что основная ситуация “осквернения” не ограничивается сексуальной сферой. Предназначение сновидицы для “властелина” и упоминание о египетском Озирисе, властелине и боге мертвых и воскрешения из мертвых указывает на более глубокий и возвышенный смысл этого события.
В рассматриваемом случае “признание существования зла” отыгрывается во внутренней сфере как процесс трансформации личности. Сакрально-сексуальную символику фантазий, проявляющуюся в рассматриваемом сновидении, необходимо рассматривать в духе гетевского “благословенного томления”, то есть как “духовный брак”, мифологическим прообразом которого служат взаимоотношения между Изидой и мертвым Озирисом.*
Мы не будем подробно останавливаться на толковании смысла этого сновидения. В данном случае мы ограничимся рассмотрением связи между “осквернением” и “спасением”. Чистота сознательных взглядов женщины и ее решимость сохранить им верность должны быть принесены в жертву, но не ради высшей чистоты, а ради преображения, обетованного ей Озирисом, того преображения, которое позволит ей установить связь с мраком и бездной.
В этом контексте должны быть принесены в жертву невинность и однозначная определенность. Только через восприятие “осквернен ности”, как недостающего элемента, женщина смогла понять себя и придти к новой философии и оценке жизни, не ограниченной коллективным и условным, а уходящей своими корнями в состояние спасен-ности, в которой в равной мере содержатся свет и тьма, чистота и нечистота.
* См.: Э. Ноиманн. Происхождение и развитие сознания. Рефл-бук. 1998. Часть 1.
Мужество, необходимое для личностной оценки ценностей, в которой декларируется независимость от коллективных ценностей в вопросах добра и зла, составляет одно из самых трудных требований, предъявляемых к индивиду новой этикой. В большинстве случаев предъявление такого требования приводит к серьезному психическому конфликту; коллективные ценности имеют своего внутреннего представителя в виде супер-эго индивида. Признание правомерности требований Голоса отнюдь не означает, что все, исходящее изнутри, должно быть неразборчиво принято. Признание существования негативной стороны также не означает, что отреагирование отрицательного всегда проходит без сопротивления.
Выполнение требования новой этики предполагает, что индивид должен терпеливо и досконально проанализировать ту часть зла, которая “выпала” на его долю в соответствии с его конституцией и личной судьбой. При этом индивид должен пережить ту часть отрицательной стороны своей психики, которая определяется его индивидуальными особенностями. Одна из важнейших задач глубинной психологии заключается в том, чтобы помочь индивиду приобрести способность жить в этом мире, приобретя мужество не желать стать хуже или лучше, чем он есть в действительности.
Вообще говоря, су шествуют люди с настолько высокими нравственными критериями, что примирение с отрицательным превращается для них в актуальную проблему. Человеку такого типа приснился следующий сон.
|
