Перлз Фредерик "Эго, голод и агрессия"

Перед тем как начать обсуждение данного явления, я все же хочу еще раз подчеркнуть, что большинству людей трудно свыкнуться с мыслью о структурном сходстве физичес-

¹ Его незаинтересованное, равнодушное отношение к производимому им самим продукту как нельзя лучше готовит его к жизни современного промышленного рабочего, чья продукция рассматривается под тем же углом, что и испражнения ребенка. Как только продукт вырабатывается, он тут же отбирается у производителя, который не проявляет к нему дальнейшего интереса. Поразительным контрастом выглядит случай средневекового ремесленника, имевшего личное отношение к своей работе и видевшего оценку своих продуктов другими людьми.

Сопротивление 151

ких и душевных процессов. Человека, который придерживается теории, или скорее заблуждения, о том, что тело и душа есть две совершенно разные вещи, совмещенные вместе, нелегко будет убедить в правильности холистического мышления. Принятие концепции неделимости организма в тех ситуациях, когда вам это выгодно, не означает еще, что вы «овладели» ею. До тех пор, пока холизм для вас — лишь нечто головное, и вы верите в него абстрактно, с оговорками, каждый раз, когда вы будете встречаться с психофизическими фактами, они повергнут вас в изумление и заставят искать спасения в скептицизме.

Утверждение, что человек, недостаточно хорошо чувствующий вкус пищи, проявит «недостаток вкуса» — или то, что называется «дурным вкусом» — в искусстве, одежде и тому подобных вещах, может вызвать ожесточенные споры. Без достаточного числа наблюдений сложно дать достойную оценку тому факту, что наше отношение к еде оказывает громадное влияние на разум, способность понимания сути вещей, развитие жизненной хватки и умение «вгрызаться» в насущную задачу.

Тот, кто не пользуется зубами, лишается способности обратить свои деструктивные функции себе на благо. Он ослабляет свои зубы и способствует их разрушению. Недостаточно тщательное подготавливание материальной пищи к ассимиляции отразится на структуре его характера и умственной деятельности. В худших случаях дентального недоразвития люди остаются «сосунками» на всю жизнь. Хотя нам и редко доводится встречать кого-то, кто был бы совершенным «сосунком», никогда не использовавшим свои зубы, находится множество людей, ограничивающих свою дентальную активность пережевыванием легко разжижаемой мягкой пищи или хрустящей пищи, которая позволяет зубам почувствовать себя в работе, но не требует при жевании сколь-нибудь существенных усилий.

Младенец у материнской груди является паразитом, и те, кто сохраняет это отношение в течение всей своей жизни, оказываются неограниченными паразитами (например, кровопийцами-эксплуататорами, вампирическими соблазнителями или золотокопателями). Они вечно ожидают получить что-то, не давая ничего взамен, не достигая необходимого взрослому человеку равновесия, не усваивая принципа «ты — мне, я — тебе».

152 Ментальный ме та болизм

Так как люди понимают, что с таким характером им далеко не уйти, им приходится либо скрывать его, либо косвенным образом платить за него. Таких людей можно узнать по преувеличенной скромности и бесхребетности. За столом такой подавленный паразит останавливается в замешательстве перед каждым поданным ему блюдом, но при ближайшем рассмотрении за скромностью очень скоро обнаруживается жадность. Он украдкой таскает сладости, пока никто не смотрит, и окружает тысячью хитростей и извинений свои всевозрастающие запросы. Положите ему в рот палец — и он отхватит руку. Малейшая оказанная им услуга раздувается до размеров самопожертвования, в награду за которое он ожидает благодарности и восхвалений. Его таланты проявляются в раздаче по большей части пустых обещаний, неуклюжей лести и услужливом поведении.

Его противоположностью можно считать сверхкомпенси-рованного паразита, который не принимает пищу как должное, но живет в постоянном бессознательном страхе голодной смерти. Его часто можно найти среди государственных служащих, которые жертвуют своей индивидуальностью и независимостью в обмен на безопасность. Он лежит у груди государства, полагаясь на пенсию по старости, гарантирующей ему пропитание до конца своих дней. Подобная же тревога побуждает многих копить деньги, еще и еще больше денег, для того чтобы проценты (молоко) с капитала (матери) натекали и натекали бы бесконечно.

Вот и все, что касается характерологической стороны описанной мною картины. Нахождение сокрытых в прошлом истоков болезни на сегодняшний день не гарантирует излечения. Историческое мышление просто помогает понять паразитический характер. Простое понимание факта своего недоразвития (появление такого «чувства», как я это называю; или перенесение из Бессознательного в Сознательное, как называет Фрейд) способно заставить пациента устыдиться этого, или же принять свой оральный характер.

Только научившись использовать свои кусательные орудия, зубы, он будет способен преодолеть свое недоразвитие. Его агрессия, таким образом, направится в правильное биологическое русло; она не будет сублимироваться, преувеличиваться или подавляться и, таким образом, придет в гармонию со всей его личностью.

Не может быть никаких сомнений в том, что человечество страдает от подавленной индивидуальной агрессии, и прев-

Сопротивление 153

ратилось одновременно в своего палача и жертву высвободившейся в огромных масштабах коллективной агрессии. Предвосхищая тезис, который будет доказан позднее, я мог бы сказать: Биологическая агрессия превратилась в паранойяльную агрессию.

Усиленная паранойяльная агрессия является попыткой еще раз переварить проекции. Она переживается как раздражение, ярость или как желание разрушать или завоевывать. Она не переживается как дентальная агрессия, как нечто, принадлежащее сфере пищеварения, но направляется против другого человека в качестве личностной агрессии или против группы людей, служащих своего рода экранами для проекций. Люди, порицающие агрессию и вместе с тем понимающие, насколько вредно бывает ее подавлять, советуют сублимировать ее так же, как психоанализ прописывал сублимацию либидо. Но кто мог бы «защищать» сублимацию агрессии любой ценой?

Человек с сублимированным либидо не способен произвести на свет ребенка, с сублимированной агрессией — усвоить пищу.

Восстановление в правах биологической функции агрессии есть ключ к решению проблемы агрессии. Однако очень часто нам приходится прибегать к сублимации агрессии, обычно это происходит в случаях крайней необходимости. Если человек подавляет агрессию (которая таким образом уходит из-под его контроля), как в случаях невроза навязчивых действий, если он сдерживает свою ярость, нам приходится искать отдушину. Мы должны дать ему возможность выпустить пар. Боксирование с грушей, колка дров или занятие любым видом агрессивного спорта, вроде футбола, порою способны творить чудеса¹.

У агрессии с большинством эмоций есть одна общая цель: не бессмысленная разрядка, а, скорее, приложение

¹ Одна женщина как-то пожаловалась мне на то, что, хотя она и любила своего мужа, она всегда раздражалась, когда он приходил домой; каждую ночь между ними происходили скандалы. Я посоветовал ей мыть днем полы, и на следующий день она с гордостью похвасталась мне, что никогда еще ее полы не выглядели такими чистыми и ухоженными. Я спросил ее о муже, и она сказала: «О! Да... я совсем забыла вам сказать... вчера мы провели вместе первый хороший вечер за долгие годы». Следующий менее приятный путь сублимации агрессии являет нам судьба рабов на галерах. Удар бичом, полученный от надсмотрщика, естественно, вызывал ярость по отношению к нему, но единственным выходом для них было направить свой гнев на весла, а такое его употребление и составляло в точности цель бичевания.

154 Ментальный метаболизм

энергии. Эмоции могут быть избыточным продуктом организма (т.е., у организма может появиться потребность избавиться от них), но между эмоциями и просто ненужными отходами имеется одно отчетливое различие. Организму необходимо избавиться от определенного рода отходов, таких как моча, и для него неважно, где и как это произойдет: между уриной и окружающим миром не существует биологического контакта¹. Большей части эмоций, с другой стороны, необходим мир в качестве объекта своей направленности. Возможен выбор заменителя: например, поглаживание собаки вместо друга, поскольку нежные чувства нуждаются в разного рода контактах; но, как и другие эмоции, они не принесут удовлетворения в том случае, если окажутся бессмысленно выплеснуты наружу.

В случае сублимированной агрессии за объектом не приходится далеко ходить: проблема может оказаться крепким орешком, и вот уже сверло вгрызается в металл, зубья пилы режут дерево. Все эти занятия — прекрасные отдушины для выплеска агрессии, но они никогда не смогут сравняться с дентальной агрессией, которая служит нескольким целям: человек избавляется от раздражительности и не наказывает себя плохим настроением и голодовкой; он развивает свой разум и сохраняет при этом чистую совесть, потому что сделал что-то «полезное для здоровья».

Я утверждал, что агрессия есть главным образом функция пищевого инстинкта. В принципе, агрессия может быть частью любого инстинкта — возьмите, для примера, хотя бы ту роль, которую агрессия играет в преследовании сексуального объекта. Термины «разрушение», «агрессия», «ненависть», «ярость» и «садизм» используются в психоаналитической литературе почти как синонимы, и никогда нельзя сказать с определенностью, что подразумевалось: эмоция ли, функция ли это или перверзия? Хотя мы обладаем недостаточным знанием для того, чтобы давать четкие определения, тем не менее мы должны попытаться внести какой-то порядок в данную терминологию.

Когда напряжение голода усиливается, организм начинает выстраивать в боевой порядок имеющиеся в его распоряжении силы. Эмоциональный аспект этого состояния переживается вначале как раздражительность, потом как гнев и в

¹ Связь между мочеиспусканием и тушением огня, отмеченная Фрейдом, является не биологическим, а культурным феноменом.

Сопротивление 155

конце концов как ярость. Ярость — это не то же самое, что агрессия, но именно в ней она находит свой выход, в иннервации моторной системы как средстве завоевания объекта потребности. После «убийства» сама пища еще требует разрушения; орудия разрушения, зубы, всегда находятся в боеготовности, но для того, чтобы совершить эту работу, требуются мускульные усилия. Садизм принадлежит к сфере «сублимированной» агрессии и, по большей части, встречаются смешанные формы с сексуальными импульсами.

Сублимация пищевого инстинкта оказывается в чем-то легче, а в чем-то и труднее, нежели сублимация полового инстинкта. Легче, потому что нетрудно найти объект для агрессии (все виды работы, в особенности ручной труд, сублимируют агрессию — неагрессивный кузнец или резчик по дереву парадоксальны). Труднее постольку, поскольку дентальная агрессия всегда требует объекта. Самодостаточность, которая порою обнаруживается в связи с половым инстинктом, невозможна. Существуют люди, которые живут половой жизнью без какого-либо объекта в действительности и довольствуются фантазиями, мастурбацией и ночными поллюциями, но никто не может удовлетворить инстинкт утоления голода без реальных объектов, без пищи. Фрейд дает этому факту убедительную иллюстрацию в виде истории о собаке и колбасе¹, но и здесь он снова занимается «подыскиванием доказательств на случай», на этот раз не инстинкта утоления голода, а полового инстинкта и невозможности его фрустри-рования.

Не может быть ни малейшего оправдания выделению полового инстинкта в качестве единственного объектного инстинкта. Агрессия по меньшей мере настолько же привязана к объекту, как и половое влечение, и она может точно так же как и любовь (в случаях нарциссизма или мастурбации) сделать своим объектом собственное «Я». Они могут быть «рет-рофлексированы».

¹ Достаточно долго можно заставлять собаку тащить повозку, дразня ее подвешенной возле самого ее носа колбасой; но все же собаку когда-то придется накормить!

Глава 3. РЕТРОФЛЕКСИЯ И ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Наши беды начались с появления Моисея. Ни одна религия не содержит такого грандиозного количества предписаний, регулирующих потребление пищи, как религия Моисея. Некоторые из них, вроде запрета на свинину, оказались впоследствии рационально обоснованы научными открытиями; но тем не менее вполне возможно, что Моисей разработал свои пищевые законы потому, что сам был большим привередой, и либо обобщил свои антипатии, либо хотел быть уверенным, что церковная десятина (10 процентов от урожая, которые получали священники) придется ему по вкусу.

Кроме того, существует иррациональный фактор, который осложняет ситуацию. Евреи различают два вида пищи: «молочную» и «мясную». Это соответствует разделению на пищу «сосунка» и пищу «кусаки», чье желание съесть свою мать должно быть остановлено. Таким образом, дентальная агрессия, хоть и не запрещается в целом, строго ограничивается и регулируется, оставаясь невыраженной. Эта невыраженная агрессия, должно быть, и способствовала сопротивлению евреев своему лидеру.

Всякому привилегированному классу приходится опасаться агрессии со стороны угнетаемого класса, и Моисей по праву рассматривал такую агрессию (которую он сам бессознательно подстегнул своими пищевыми установлениями) как личную угрозу. Когда напряжение агрессии подавляемого класса становится слишком сильным, правители обычно направляют ее на какого-либо внешнего врага. Они разжигают войну или находят козла отпущения в каком-то другом

Ретрофлексия и цивилизация 1 57

классе, расе или иноверцах. Моисей, однако, использовал другой трюк: ретрофлексию. Примитивные племена молятся своим фетишам о ниспослании помощи в преодолении бедствий, и если их молитвы не приносят должного результата, фетиш выбрасывается «за ненадобностью». Древние греки вели себя подобным же образом, но их боги обладали слишком большим авторитетом для того, чтобы им можно было дать отставку и, кроме того, их было слишком много. Таким образом, если кто-то чувствовал, что один бог не оправдывал возложенных на него надежд или обманывал его, он переключался на другого и становился его клиентом. Чтобы не стать объектом такого вероломного поведения, диктатор Моисей, спроецировав свой образ на Иегову, объявил его единственным богом. Однажды он пришел в ярость, когда во время его отсутствия евреи сотворили себе бога-соперника, Золотого Тельца, бога, которого они могли увидеть и потрогать — и поклонение которому, хотя и не в открытую, совершается по сей день. Чтобы сохранить за собой лидерство, Моисей применил хитрость: ретрофлексию агрессии.

Ретрофлексия означает, что какая-то функция, которая исходно была направлена от индивидуума к внешнему миру, меняет свое направление и обращается в противоположную сторону, к ее инициатору. Ее примером может послужить нар-циссист, человек, который вместо того, чтобы направлять свою любовь вовне, влюбляется в самого себя¹.

Во всех тех случаях, когда какой-либо глагол используется с возвратным местоимением, можно поискать ретрофлексию; если человек разговаривает «сам с собой», то он делает это вместо того, чтобы разговаривать с кем-то еще. Если девушка, разочаровавшись в парне, убивает «себя», то она совершает этот поступок из-за того, что желание убить его рет-рофлексируется, отражаясь от стены ее совести. Самоубийство — это заменитель убийства, суицид заменяет гомицид².

¹ Психоанализ различает два вида нарциссизма: первичный и вторичный. Термин «нарциссизм» служит для обозначения того, что в психоанализе именуется «вторичным» нарциссизмом. «Первичный» нарциссизм не имеет ничего общего с поведением греческого юноши, который ретроф-лексировал любовь к своей сестре- близняшке на себя. В случае «первичного нарциссизма» ретрофлексии не существует. Он совпадает с тем, что я называю сенсомоторным осознаванием.

² В ретрофлексии присутствует диалектическая сложность, рассмотрением которой можно пренебречь в данной ситуации: мы будем иметь с ней дело в последней части этой книги.

158 Ментальный ме та болизм

Теперь мы понимаем, чего добился Моисей ретрофлексией агрессии своих последователей. Религиозный еврей не винит Иегову в своих промахах и неудачах. Он не вырывает Его волосы, не колотит Его по груди — он ретрофлекси-рует свое раздражение, обвиняет себя во всех своих несчастьях, сам рвет на себе волосы, бьет себя по своей собственной груди¹.

Ретрофлексированная агрессия была первой ступенью в развитии нашей паранойяльной цивилизации. В действие были пущены «вторичные средства» для достижения «итоговой выгоды» от подавления. Подавление образует порочный круг: ретрофлексированная агрессия порождает новую волну агрессии, которая снова ретрофлексируется и так далее.

Очевидно, в намерения Моисея входило избавиться от агрессии лишь постольку, поскольку она угрожала его авторитету. Однако в христианской религии этот процесс получает свое дальнейшее развитие: все инстинкты должны быть подавлены, торжественно объявляется раскол между душой и телом; тело как носитель инстинктов презирается и обвиняется в греховности. Иногда для умерщвления тела и его функций даже прописываются специальные упражнения.

В то же время совершается еще одна ошибка. Эмоциональным эквивалентом агрессии является ненависть. Вместо того, чтобы дать агрессии свободный выход, догма предположила, что ненависть можно компенсировать или даже заменить любовью; но вопреки или, возможно, благодаря этому, усиленное воспитание в духе милосердия лишь увеличило нетерпимость и агрессию. Эти эффекты не нейтрализуются любовью, они направлены против «тела» и всех, кто не согласен с тем, что истина принадлежит данной особой религии. Эта ошибка, эта вера в то, что можно нейтрализовать ненависть любовью и религией обретает в наше время повышенную значимость. Два выдающихся современных писателя, О.Хаксли и Х.Раушнинг, совершенно не представляют себе, что делать с агрессией. Они также не видят иного пути справиться с ней, кроме как с помощью идеализма, любви и религии.

¹ Если бы евреи прекратили ретрофлексировать и свою агрессию направили в первоначальное русло, они бы напали на Моисея с его Иеговой; после этого от их религии не осталось бы и камня на камне, но то же случилось бы и с их меланхолией.

Ретрофлексия и цивилизация 159

После того, как агрессия подавлена, тело отвергнуто, а душа превознесена, индустриальная эра приносит с собой новые затруднения: сегодня душа рабочего уже не представляет никакого интереса для предпринимателя. Ему нужны лишь функции «тела», и особенно те, которые требуются для работы (рабочие руки, Чарли Чаплин в фильме «Новые времена»).Таким образом, процесс обезжизнивания прогрессирует: личность, индивидуальность умерщвляется. Этот процесс не обходит стороной и высокоспециализированных рабочих, разрушая гармонию их личности.

Все больше и больше различных видов деятельности проецируется на машину и препоручается машине, которая таким образом приобретает власть и начинает жить своей собственной жизнью¹.

Она идет рука об руку с религией и индустриализмом, объединяясь с ними ради уничтожения человечества: каждый раз, когда мы пользуемся лифтом или автомобилем, мускулы ног слегка атрофируются или хотя бы упускают шанс стать сильнее. То, что тотальное уничтожение человечества еще не произошло — это просто чудо, но нам уже довелось увидеть наглядную до тошноты (ad nauseam) демонстрацию превосходства танков и самолетов над живой силой.

Вот что мы называем прогрессом!

¹ Польза от машин (подобно пользе от религии и других проекций) более чем компенсируется их недостатками.

Глава 4 МЕНТАЛЬНАЯ ПИЩА

Результаты дентальных запретов сказываются не только на развитии характера и социальном развитии, существует еще одно их последствие: Оглупление. Без признания этого факта мы не сможем понять, почему большая часть рода человеческого не замечает разложения нашей цивилизации.

«Хотя медленно мельницы Господни мелют, чрезвычайно тонок помол их». Человек раздавлен тисками эксплуатации, вопреки всем достижениям цивилизации и вопреки всем иллюзиям, с помощью которых наша гордость «прогрессом» пытается заглушить голос «недовольных внутри цивилизации». Наше отчаяние в поисках спасения не ослабевает, мечта о восстановлении потерянного контакта с Природой остается не более чем мечтой, тогда как любую попытку найти прибежище в религии, в вере, будь то вера в коммунизм, фашизм, теософию, философию или психоанализ, рано или поздно постигает крах. Она приводит либо к возникновению противоречий внутри самих этих систем, либо к конфликту с реальностью, с коллективной деструктивностью.

Христианские религии придают вере чрезвычайную важность. Они утверждают: вера — это сила, вера — это добродетель. Критика запрещается; независимое мышление является ересью.

Как эти утверждения относятся к запретам на дентальную агрессию? Ответ на этот вопрос дает нам обряд Тайной Вечери. С помощью проекции верующий переживает галлю-

Ментальная пища 161

цинацию: ему кажется, что облатка является телом Христа — он проецирует свою фантазию о Христе на облатку и затем вводит (интроецирует) этот образ в себя. В некоторых церквях ему необходимо проглотить облатку, не касаясь ее зубами. Будучи раскушенной и попробованной на вкус, облатка становится обычным хлебом, банальным кусочком еды, и символическая иллюзия данной процедуры разрушается. Смысл этой церемонии состоит, по существу, в обучении проглатывать¹ все, что бы ни проповедовала религия.

Такое отношение принято не только в религии, но также и в обучении детей. От них требуют, чтобы они проглатывали всякую чепуху, вроде истории про аиста и младенцев. Неподдельный интерес зачастую встречается в штыки: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». В Германии, где единственной доступной ментальной пищей является та, что поставляется правительством (в основном через радио и газеты), средний немец «загеббельсовывает»² все, что ему подают; он поглощает и впитывает нацистские лозунги и идеологию в той степени, в какой оказались ослаблены его способности пережевывать, его способность к критике. Даже тогда, когда усвоение психического материала неполно — a liquid semper haeret — что-то все-таки должно проникнуть в систему, особенно в тех случаях, когда это что-то представляется людям, испытавшим травматические переживания, связанные с пищей, за время последней войны или после нее.

Нацистская пропаганда понимает, что духовная пища должна быть легкоусвояемой. Ее обещания, лесть и «сласти», тешащие самолюбие, вроде «теории расы господ», проглатываются с жадностью. Агрессия и жестокость сперва «сублимируется» за счет евреев и большевиков, затем за счет малых, а в конце концов и больших наций.

На мое отношение к психоанализу оказало влияние мое собственное оральное недоразвитие. Раньше я верил в теорию либидо (особенно в райховский идеал генитального), и, не понимая ее подтекстов, я создал своего рода фаллическую религию, рационализированную и подкрепленную тем, что

¹ Игра слов в оригинале: глагол «to gulp dawn» означает как «жадно, быстро или с усилием глотать», так и «принимать за чистую монету» {прим. перев.).

² Неологизм Перлза отсылает читателя к фамилии фашистского пропагандиста Геббельса, которая послужила основой для образования глагола «to goebbel down», по форме и звучанию похожему на глагол «to gulp down» (см. сноску 1 данной главы) (прим. перев.).

162 Ментальный ме та болизм

казалось мне прочным научным обоснованием. Пережевывая психоаналитические теории и размышляя над каждым не переваренным куском, я, однако, обнаружил, что становлюсь все более и более способным усваивать ценные части и отказываться от ошибочных и искусственных построений. Поскольку этот процесс все еще продолжается, у данной книги, по крайней мере в некоторых ее частях, получился отрывочный, схематический характер. В ней могут содержаться противоречия, которые я проглядел; но раз уж этот новый подход (хотя он покрывает лишь малую толику организм ических функций) уже привел к хорошим практическим результатам в трудных случаях и был встречен с энтузиазмом людьми, явно не выказывавшими признаков «позитивного переноса», я решил, что наступило время для того, чтобы привлечь внимание к необходимости «психоанализа» инстинкта голода и нарушений в усвоении психического материала.

Уровень психического метаболизма должен быть понижен в тех крайних случаях дентальной заторможенности, которой характеризуется тип людей, чрезмерно падких до сладостей, проглатывающих только самую легкую духовную пищу (типа журнальных рассказов) и неспособных к перевариванию всего, что требует размышлений или хотя бы отдаленно напоминает науку или «высоколобую» литературу. Такие люди, однако, обладают сильным инстинктом не проглатывать то, с чем они не согласны, в отличие от тех, кто заглатывает духовную пищу и чей психический «кишечник» хранит в себе непереваренные остатки. В связи с тем, что они не могут переварить, они обычно извергают их обратно, отрыгивают эти остатки. Двойственное значение слова «повторять» указывает на неудобоваримость такого «рвотного» материала¹.

Примером такого типа может служить средний газетный репортер. Жадный до новостей, он носится по городу, но добытые знания не идут ему впрок. Он не обогащает ими свою личность, но выплевывает их на следующий день на страницы утренней газеты. Составители компиляций часто относятся к тому же типу. Их тошнит чужим знанием, но ассимиляция, действительное «обладание» этим знанием остается на очень низком уровне. Распространение сплетен — еще один пример подобного поведения. В этом случае, однако, жен-

¹ Английский глагол «to repeat» может значить и «повторять(ся)», и «отрыгиваться)» {прим. перев.)

Ментальная пища 163

щина, пересказывающая последний скандал своей подруге, зачастую подливает в свои едкие замечания немалую порцию желчи.

Последние примеры не принадлежат к группе полностью обусловленных задержкой дентального развития. Они относятся к людям, пользующимся резцами, но не использующим перетирающие моляры. В их желудок попадают не большие куски, а маленькие кусочки.

Соотношение между интеллектуальным и дентальным поведением имеет огромное значение также и для психоаналитической ситуации. Частенько человек, подвергшийся анализу, рассказывает своей жене или друзьям обо всех своих интересных переживаниях. Он может полагать (и одурачить этим даже аналитика), что его поведение выдает интерес к курсу лечения, но аналитик вскоре приходит к открытию, что пациент усвоил очень мало из того, что он ему говорил. Распространяясь о деталях сеанса в разговоре с кем-то еще, пациент избавляется от всего, что он смог там осознать — усваивать уже нечего. Поэтому неудивительно, что лечение продвигается черепашьими шагами.

Наблюдения такого свойства побудили Фрейда заметить, что одних интерпретаций недостаточно, так как пациент их на самом деле не воспринимает; за исключением лозунга о «переносе», Фрейд нигде не показывает, «как» пациент воспринимает и какие факторы сопротивления мешают перевариванию этой умственной пищи. Я не нашел ни одного замечания, относящегося к деталям, от которых зависит готовность и способность пациента принять то, о чем говорит аналитик. Хотя благодаря позитивному переносу (энтузиазму), пациент оказывается лучше подготовлен к принятию интерпретаций; также верно, что его реакция будет враждебной, если аналитик скажет что-либо, ему неприятное. Данная реакция является спонтанным защитным импульсом, а не внезапным возникновением «негативного переноса».

Каждому человеку трудно принять толкования, относящиеся к его подавленному Бессознательному, то есть к тем областям личности, осознания которых люди стремятся избегнуть любой ценой. Если бы это было не так, подавление и проекции оказались бы не нужны. Таким образом, требовать от пациента принятия того, чего ему хотелось бы избежать, парадоксально. Метод Райха, состоящий в попытках заставить пациента узнать истину путем концентрации на «броне», определенно прогрессивен. Однако его прогрессивность в

164 Ментальный ме та болизм

значительной мере сходит на нет в связи с тем, что интеллектуальная пища буквально запихивается пациенту в рот, а аналитик высмеивает и даже запугивает его. Отметая оральные сопротивления и заставляя пациента проглатывать идеи, которые он сможет переварить, его склоняют к искусственным отношениям и неестественным поступкам вместо того, чтобы стимулировать естественное развитие личности. Мне случалось наблюдать этот факт на примере двоих бывших пациентов Райха.

В противоположность Райху, ортодоксальный психоаналитик делает вид, что он ничего не требует от пациента, но на самом деле он требует невозможного — а именно, согласия с основным правилом и принятия его интерпретаций. Мой совет состоит в том, чтобы иметь дело, по мере возможности, не с Бессознательным, а с Эго. Как только достигается улучшение функционирования Эго и восстанавливается способность сосредотачиваться на чем-то, пациент с большей охотой согласится сотрудничать в покорении Бессознательного. Готовность, с какой человек учитывает утверждения другого человека, зависит во многом от его орального развития и свободы от оральных сопротивлений.

Простейшая форма орального сопротивления — прямое избегание. Дети плотно закрывают рот, когда их просят съесть что-нибудь невкусное, или закрывают уши руками, когда не хотят слушать. Взрослые обычно более опытны в том, что касается вежливости и лицемерия, часто бывает сложно различить, когда они на самом деле не заинтересованы (отсутствие ментального аппетита; не образуется фигура на фоне), а когда просто подавляют возможный интерес. Такими сдерживаниями контакта являются: игнорирование присутствия других; блуждание мыслей; вежливое, но безразличное слушание; притворный интерес; навязчивая склонность противоречить. В повседневной жизни часто можно услышать следующее замечание: «Что вы сказали? Я Бог знает о чем задумался! Пожалуйста, повторите еще раз». Такого не происходит, если у человека имеется интерес, если тема пришлась ему по вкусу.

Никто не посылает сообщений, если не уверен, что они дойдут до адресата. Как может аналитик быть уверенным, что до пациента, который все время повторял «да, да», дошло его послание — например, интерпретация? Для того, чтобы возбудить здоровый интеллектуальный аппетит и добиться ассимиляции, нам придется перестроить пациента; мы долж-

Ментальная пища 165

ны изменить «неправильное» отношение к физической пище и пище для ума. Но чтобы исправить «неправильное» отношение, необходимы:

(1) Противопоставления его «правильному».

(2) Понимание того, что термин «правильное» мы относим к хорошо знакомому, а незнакомое именуем «неправильным» (Ф.М.Александер). Наше осознанное чувство обычно не правильно, но справедливо. Фаза так называемого «негативного переноса» совпадает по времени с нежеланием пациента или ученика расстаться со своими привычными мыслями и чувствами. То, что говорит аналитик или учитель на данной стадии, кажется ему «неправильным».

(3) Отток «энергий» и фиксаций от «неправильного» и расчистка путей для «правильного» поведения.

С мнением, противоположным собственному убеждению, соглашаются редко; это легко заметить в любой дискуссии. Поэтому я не считаю само собой разумеющимся, что пациент соглашается с моими словами, но считаю своим долгом уделять оральным сопротивлениям не меньше внимания, чем обычно уделяется анальным. На мой взгляд, во многих случаях было бы плохой аналитической техникой сказать пациенту несколько предложений только в конце сеанса, оставляя на волю случая, признает ли пациент правильность выводов и интерпретаций аналитика. Верно и то, что, если в течение целого часа подвергать пациентов интеллектуальному голоданию, некоторые захотят услышать, что же все-таки скажет аналитик, но те, кого можно лечить по такому ускоренному методу, являются исключениями из правила. В большинстве случаев приходится внимательно следить за оральными сопротивлениями и уметь отличать безнадежную ситуацию полного отсутствия интереса от перспективной, когда интерес пациента просто сдерживается. Если я замечаю, что мысли пациента блуждают, я прошу его повторить то, что я сказал. Он вскоре осознает свою невнимательность и неконтактность; взявшись за дело с терпением, можно побудить его восстановить в памяти кусочки и обрывки, вспомнить услышанные вполуха предложения и пересказать их по-новому. С помощью этого метода он может сохранить большую часть материала, который в противном случае был бы им утерян. Как только пациенты осознают свою невнимательность, начинается процесс излечения их «плохой памяти».

С другой стороны, если мы имеем дело с сопротивлением сопротивлению — если, к примеру, пациент заставляет