|
Это упражнение я называю «Ваза с ресурсами». Мы дадим Володе возможность немножко прийти в себя. Он сделал очень-очень хорошую работу. Я не наблюдал за всей группой. Володя так интересно работал, что я был полностью им поглощен. С Володей очень интересно работать. У него великолепный сигналинг, и во время транса он проживает многое. Работая с ним, научаешься многим интересным вещам.
Кто-нибудь делал упражнение вместе с Володей?
— Да. Я видела эту вазу, я ее поставила, и все туда сложила.
— Хорошенечко запомните место, в которое вы ее поставили. Это важно. Я научил этому упражнению пианистку, которая в трансе играла на пианино и одновременно сигналила.
И она заняла первое место на важном международном конкурсе в Вене, где за год до этого потерпела неудачу исключительно из-за неуверенности в себе. Она рассказала, что как только она села за инструмент, то, как и год назад, сразу начала потеть, а ее руки затряслись… — может, это для скрипки хорошо, для пианино не очень. Она почувствовала себя ужасно. И вдруг она увидела вазу над собой. И когда ей удалось ее визуализировать, все неприятные ощущения исчезли и она играла, как никогда в жизни.
Обсуждение сеанса
Володя: Я хотел бы поделиться впечатлениями. Во-первых, спасибо Жану за чудесный подарок. Я уже был на этом стуле на двух предыдущих тренингах. Если прежде я старался получить клиентский опыт и решить какие-то свои проблемы, то сейчас я в самом деле получил подарок, который решает все мои проблемы.
Жан: Сомневаюсь… немножко. Я очень внимательно следил за тобой, пока ты делал упражнение, поэтому почувствовал, что ты должен был находиться в гармонии с самим собой, чтобы разрешить свои проблемы.
Володя: Левитация, так же, как и каталепсия, у меня практически никогда не получалась. Если я работаю с другими, то у них каталепсия всегда хорошо получается, а левитация — обычно лишь в 30-40% случаев. Поэтому, когда сейчас привязанный к руке шарик стал ее поднимать, меня это поразило. И что еще интересно. Шарик подхватил мою руку и понес ее по ветру… Жан попросил меня представить какую-нибудь вазу. Я выбрал совсем маленький, но красивый деревенский горшок. Но потом, когда Жан послал меня к мастеру, я подумал, стоит ли стесняться, когда есть такая возможность — есть такой мастер, и опять-таки бесплатно. И тут начались мои мучения, я долго искал… «поплыл» куда-то вниз, перебирал варианты, искал что-то действительно красивое. Однако никак не мог найти то, что нужно. В конце концов выбрал нечто чудесное. Я пересмотрел все, начиная от российского дореволюционного и кончая современным фарфором, и остановился на белой эмалевой вазе с разноцветными пейзажными картинками, с узким горлышком, в плетениях, необычайно красивой. И когда гончар стал с ней работать на круге, я пришел в ужас. Я подумал, как же он все это сможет сплести. Но в дальнейшем, когда мастеру было дано время, я понял, что он может нашлепать на эту глину другую, разгладить ее, еще раз обжечь. Некоторое время спустя я испытал сильное замешательство и перешел на другой уровень транса. А потом, когда Жан сказал мне, что я могу поставить вазу туда, куда хочу, я подумал, что надо быть поосторожней. Потому что такую красивую вазу или «стянут», или разобьют. И спрятал ее за пазуху. Затем я вновь испытал замешательство, когда Жан предложил мне сесть напротив вазы и полюбоваться ею.
Жан: То, что Володя рассказал, просто показывает, что пациент может адаптироваться при условии, что ему предоставляется полная свобода. А я думаю, что Володя чувствовал себя свободно. Поэтому ему и удавалось адаптироваться на разных стадиях работы.
Володя: Удивительно приятный транс. Мне абсолютно не хотелось выходить из транса. Жан меня оттуда тащил, а я попробовал упираться.
Жан: Вечная проблема. Вопросы? Хотите посмотреть пленку с техническим комментарием?
Вопрос: Володя, по Вашему мнению, трудный или легкий пациент?
Жан: Я думаю, что обычный, поскольку знал, что он будет моей ближайшей «жертвой». Я наблюдал за ним вчера, когда мы делали упражнение с часами. И тогда я заметил, что он поднял руку, но она быстро опустилась. Затем он опять попытался ее поднять, но она снова опустилась. И я сказал себе, что Володя волевой парень, он хотел сделать левитацию, иначе не пробовал бы. Однако по какой-то неизвестной мне причине этого не происходит. Я не хотел давать вам это упражнение сегодня. Но, исходя из моих вчерашних наблюдений за Володей, специально для него выбрал это.
Вопрос: Какое специальное наведение Вы сделали в начале сеанса?
Жан: Володя задал мне вопрос о том, что я сказал в начале сеанса. Это указывает на то, что он задает себе вопросы относительно начала сеанса. А я ответил ему неопределенным «может быть», что случается со мной редко. Обычно, даже если не знаю, я даю ответ, который занимает не меньше 5 минут. Володе было трудно оставаться в сознательном состоянии в начале сеанса, поэтому я делал вид, что говорю совершенно нормально. И я отчасти обращался к вам, а отчасти к Володе. Я использовал определенные слова и движения, чтобы расположить Володю к себе, завоевать его доверие и облегчить обучение упражнению. Это была маленькая часть косвенного наведения, которая Володе была необходима.
Вопрос: Даже тогда, когда Володя был в трансе, Вы продолжали «лепить» вазу. Вы делали это для аудитории или с какой-то другой целью?
Жан: По-моему, вчера я уже говорил вам, что даже если у пациента глаза закрыты, не смотрите на часы. Некоторые терапевты, я знаю, даже журналы листают, пока пациент работает. Не делайте этого. Все жесты, которые я делаю, некоторая часть Володи осознает. И сам факт, что я делаю определенные движения руками, сопровождаю его, придает уверенности ему, так же, как, впрочем, и мне. Потому что я как бы реально создаю предмет, подарок, который я делаю Володе, моему пациенту, в конце сеанса. Это настоящий подарок, нечто, что я сделал сам, во что вложил свои умения и навыки, а Володя — свои творческие способности. И поэтому нормально, что и руки мои, и голова работают, что я полностью вовлечен в этот процесс.
Вопрос: Вы говорили о пианистке и ее проблеме. А именно: к вам обращается человек, которому необходима психологическая подготовка для успешного выступления на концерте, спортивных состязаниях и т.д. Иными словами, вы получаете заказ на состояние, на успех, на творческий процесс.
Жан: Да, я помогаю в таких случаях. Приведу пример. С пианисткой я сделал работу в рамках встроенной метафоры. Сначала она нашла приятные воспоминания. Это была деревенская прогулка. Как и здесь, во Франции есть деревни. Но здесь, конечно, самые прекрасные деревни, которые я видел когда-либо. И когда она была на прогулке, я перешел ко второй части работы. Ее цель заключалась в том, чтобы дать возможность пациентке поиграть на пианино, но, разумеется, в метафорической форме. Затем я рассказал ей то же, что и Володе. А потом мы опять вернулись к метафорической игре на пианино, после чего закончили прогулку, о которой подробнее мы поговорим позднее. Итак, это был классический случай встроенной метафоры.
Самого большого успеха я достиг со спортсменами. Несколько лет тому назад ко мне за помощью обратился молодой человек — стрелок из лука. Во Франции он был примерно десятым. Я не тренировал его; я просто проделал с ним небольшую работу, которая позволила ему на следующих олимпийских играх стать чемпионом. А у нас олимпийских чемпионов не так много, как у вас. Я провел с ним три, а может быть, четыре сеанса, не больше. Потому что, как все спортсмены, он все на лету схватывал и очень быстро понял мою идею. Задача стрелка из лука проста: ему нужно попасть в середину мишени — самый маленький из концентрических кругов, из которых она состоит. И для этого необходимо сделать следующее: поискать вертикальный угол, затем найти горизонтальный, как следует натянуть тетиву, и когда все это сделано, отпустить стрелу. Я подумал и решил использовать в работе другую мишень — в форме спирали. В ней нет кругов, но всегда остается центр. Я попросил его представить себе такую мишень, встать перед ней и вместо того, чтобы искать вертикальный и горизонтальный углы, следовать по спирали, как бы закручивая ее. И тогда по мере того, как он будет следовать по ней, в его правой руке возникнет хорошее натяжение, и круги будут становиться все меньше и меньше, и в определенный момент рука остановится. Потому что, когда она подойдет к центру, представляющему собой точку, делать круги уже будет невозможно, и остановка автоматически приведет к отпусканию пальца. И этого оказалось достаточно, чтобы он стал первым во Франции и в мире.
Вопрос: Вы не оговаривали цель перед началом сеанса, потому что она содержалась в метафоре, или потому что считали, что мы скорее всего знаем эту цель, или почему-либо еще?
Жан: Я ждал этого вопроса. Вчера в работе с Наташей я попросил уточнить цель, так как я ее совсем не знал. Я не знал, чего она хочет. Я не знал Володю. Но я наблюдаю за ним со вчерашнего дня. И поскольку я присматривался к нему, то уже многое узнал о нем. Думаю, так же, как и вы, поскольку вы опытные терапевты. Независимо от того, занимаетесь ли вы НЛП или нет, вы знаете, что, наблюдая за человеком в повседневной жизни, особенно в необычных состояниях, к которым относится и транс, можно уловить едва заметные особенности его поведения, приблизиться к проблеме человека и узнать его несколько лучше. Вчера, наблюдая за тем, как Володя ведет себя в трансе, я понял часть его проблем. Кроме того, я думаю, что если бы я поставил цель в начале сеанса, то это бы мне многого не дало, но могло бы несколько усилить проблему Володи. Я полагаю, что и Володе было удобнее так работать. И я думаю также, что мое бессознательное, которое общается с бессознательным Володи уже со вчерашнего дня, сказало мне, что не нужно формулировать цель. А я слушаю свое бессознательное.
Я думаю, что вы сами многое поняли. Первое: пациент обращается к вам за помощью. У него есть трудности, и он хочет измениться. И тут возникает дополнительная проблема — выбора терапевта. И эту проблему пациент решает до того, как прийти к вам. Второе: я хочу, чтобы пациент конкретизировал свою проблему, и представил себе, что она может иметь решение. Практически все пациенты в определенной степени представляют себе, что однажды им станет лучше: иначе они не пришли бы к терапевту. И в первой части работы я прошу его представить себе вазу, которая ему подходит, соответствующего размера и цвета, со множеством деталей. Пациент не знает, почему я прошу его об этом. Фактически я побуждаю его построить терапевтический план. После того, как он его составил, нужно, чтобы он нашел специалиста, способного ему помочь. Этим специалистом будете вы, потому что он пришел к вам. Он выберет хорошего специалиста. Я же сказал, что он выберет хорошего гончара, хорошего техника с опытом, знающего свое дело. Это была ссылка на вас — терапевта.
Мастер выберет материал, который подходит больше… Есть красная глина, есть зеленая глина, есть твердая, есть мягкая, есть эластичная. Он выберет ту, которая нужна ему для реализации своего замысла… Вы видите, как он возвращается и кладет глину на стол.
Пациент пришел к терапевту. С каждым из них вы используете разную технику, чтобы дать ему понять, что он уникален и что вы можете приспособиться к нему как особому пациенту с особыми проблемами. Кроме того, вы показываете ему, что располагаете целой палитрой техник, разнообразных возможностей, чтобы помочь ему: «Внимательно смотри на круг… на умную работу рук гончара — руки сближаются, немного опускаются, поднимаются вдоль формы. И мало-помалу форма появляется… И руки поднимаются вверх. И вскоре форма получена, и гончар убирает руки, чтобы посмотреть со стороны на предмет, который он создал… У тебя есть время, и ты даешь гончару время, которое ему необходимо, чтобы полностью закончить работу по созданию формы. Когда гончар примется за вторую часть работы, он поместит одну руку… в центр этой массы…»
Володя: Сначала вы сказали, что форма получена, а потом — что он помещает руку в середину массы и давит изнутри наружу. То есть ваза была готова, и мне пришлось ее сломать и затем снова делать.
Жан: Володя, это тебе мешало?
Володя: Меня это сбило с толку. И поэтому некоторое время мне не хотелось делать все то, что делает мастер. И тогда он работал сам по себе. И только затем я внес свою коррекцию.
Жан: Из-за языковых различий возникла небольшая проблема. Дело в том, что я не ввел все, что обычно делаю при наведении, так как предполагал, что будет трудно перевести. Я хотел бы кое-что уточнить. Когда в первой части работы я говорил, что руки располагаются параллельно друг другу, то имел в виду, что сознание и бессознательное делают одно и то же дело… Обе руки остаются снаружи глиняной формы, чуть-чуть поднимаются вдоль нее… Затем я перехожу ко второй части работы, которая заключается в том, чтобы создать полость внутри формы. Я на этом месте остановил запись, потому что эта часть работы важна. Скажу о ней поподробнее. Вначале, когда это наведение только еще разрабатывалось, я хотел дать здесь аналогию способов работы сознания и бессознательного пациента. Я думал тем самым показать, что когда они хорошо взаимодействуют друг с другом, выполняя разную работу, то создают прекрасные вещи. И наоборот, дисгармоничное функционирование приводит к развитию проблем. И происходит это потому, что есть часть работы для сознания и часть работы для бессознательного. Потому что для сознания типичен логический и математический способ работы, а бессознательному присущ глобальный, интуитивный.
Предлагая эту метафору первым пациентам, я, как правило, уточнял ее, говоря следующее: «Ваши руки делают одно и то же, может быть, так же, как сознание и бессознательное в некоторые периоды нашей жизни. А между тем каждое из них должно делать свое дело». А затем во второй части работы, после того как через несколько секунд рука погружается внутрь формы, я вводил эту игру внешнего и внутреннего. И прибавлял, что так во внешней кажущейся дисгармонии с сознанием должно работать ваше бессознательное, совсем как руки, делающие противоположные, но вместе с тем взаимодополняющие движения, которые создают нечто прекрасное и полезное. Теперь я этого не говорю, потому что понял: с тех пор, как я перестал уточнять значение метафоры, которое в нее вкладываю, она стала более мощной. И когда я показывал эту работу в группах психоаналитиков, как правило, всегда при обсуждении выяснялось, что практически все они идентифицировали метафору с самого начала. Итак, если вы будете использовать эту метафору в работе с вашими пациентами, не говорите им, что это аналогия взаимодействия сознательного и бессознательного. В этом не только нет необходимости, более того, это пояснение может даже помешать им. Вы слышали, с каким количеством проблем пришлось столкнуться Володе от начала транса до этого момента. И вы могли видеть, что зачастую отдельные неточности в выражении мысли, которые в некоторых случаях мы допускаем, не осознавая того, оказываются даже полезными для пациента.
Если одна попытка удалась, то прежде чем предпринять вторую, спортсмену нужно время, чтобы восстановить силы. Точно так же и пациенту. Поэтому я даю возможность Володе отдохнуть, то есть восстановиться, как после спортивной попытки, чтобы переструктурировать свои мысли. Но, с другой стороны, я не хочу, чтобы он в своих размышлениях уходил слишком далеко от выбранного направления. И поэтому я говорю, что ему следует думать о вазе. Иными словами, я хочу, чтобы, отдыхая, он тем не менее продолжал думать о своем замысле… как спортсмен, который остается на стадионе после первого забега, чтобы собраться с мыслями перед вторым. Потому что если он уйдет отдыхать куда-либо в другое место, второй забег не будет таким хорошим, каким должен быть.
Продолжаем смотреть видеозапись наведения «Ваза с ресурсами».
«Поставьте вазу в печь. И пока она обжигается, вы в том кресле, в котором сидели вчера вечером, предоставьте возможность своему разуму блуждать, мечтать».
Вы узнаете диссоциативную работу, которая проводится целенаправленно: пока ваза обжигается, пока реализуется твой план, мечтай, думай о нем. Чем больше человек, делающий что-либо, думает об этом, тем лучше получается.
«Мечтай о других вазах или о чем-нибудь другом, что тебя интересует, пока ваза обжигается».
Я дал возможность Володе помечтать только несколько секунд вместо обычных 2-4 минут. Потому что я знал, что у моего пациента есть 45 минут, и ему надо уложиться в это время.
Вторая часть работы. Он расписывает вазу:
«И ты точно укажешь, что ему делать. Он техник-исполнитель. Ты же знаешь, что ты хочешь… Ты знаешь, как украсить вазу… И ты указываешь ему все это с большой точностью».
И хотя только сам пациент знает, что для него хорошо, тем не менее в настоящее время он у вас в кабинете. А это значит, что он не смог это знание надлежащим образом использовать. И поэтому в первой части сеанса при наведении транса нам нужно быть активными, потому что мы делаем работу, которая изменяет состояние сознания пациента.
Но после того как транс наведен, во второй, терапевтической части работы мы обращаемся к возможностям самого пациента, к его творческим способностям и одновременно наблюдаем за пациентом, чтобы адаптироваться к его работе в трансе. Потому что именно пациент своим поведением показывает, что нам следует делать. Это и есть сопровождение.
А в первой части работы после подстройки, после постановки сигналинга мы незаметно, исподволь, даем понять пациенту, в каком направлении ему нужно идти: аморфная глиняная масса приобретает форму при определенных условиях. Это создание формы. Нужно, чтобы мы показали ему, как это делается, потому что сам он не в состоянии вылепить вазу. Иначе он не пришел бы к нам. Тут нам нужно быть активными. А во второй части наведения мы должны быть очень внимательны к тому, что, когда и как мы говорим, и при выборе тактики своего поведения — слов, содержания и формы высказываний, отдельных слов, интонации, жестов и т.д. — исходить из того, как ведет себя пациент.
«А гончар — хороший мастер, он понимает все то, что ты ему говоришь, и выполняет то, что ты просишь его сделать. И когда ваза будет полностью разукрашена, ты дашь мне об этом знать. Давай хорошие указания, потому что гончару в этой части работы очень важно знать твои желания, знать, в каком направлении ему двигаться, как реализовать твой проект. Очень-очень хорошо. Сейчас гончар будет обжигать твою вазу второй раз, чтобы закрепить то, что сделано. И когда работа будет зафиксирована, он предложит тебе эту вазу… Он дает ее тебе, и ты уходишь с ней. И ты идешь с ней туда, куда хочешь.
А эта ваза немножко волшебная — «ваза с ресурсами». В ней уже находится то, что мы называем ресурсами, которые состоят из твоего прошлого опыта, всякого опыта, потому что всякий опыт положителен, если рассматривать его с нужной точки зрения. А эта ваза очень большая, и она может вместить любой опыт, который придет, начиная с сегодняшнего или завтрашнего дня, и ты поместишь его в эту вазу. Ты поставишь вазу туда, куда захочешь, на место, которое ты знаешь и любишь. И когда ты ее поставишь, ты дашь мне об этом знать… Очень-очень хорошо…
Теперь, Володя, ты устроишься напротив вазы, там, где она находится, на сиденье, удобном или неудобном… Это сейчас неважно. И ты поразвлекаешься, делая упражнение по левитации, как ты умеешь делать. Ты позволишь правой или левой руке приподниматься в своем ритме, ты предоставишь ей возможность действовать… Хорошо… Ты знаешь, что главное — об этом думать. Понятие легкости… Само понятие легкости позволяет руке стать чуть легче, и тебе нет необходимости думать о чем-то другом… И ты предоставляешь ей возможность стать чуть легче, и когда она станет чуть легче, ты позволишь ей подниматься. Ты можешь представлять себе то, что я говорю… Представить, что вокруг запястья завязана очень легкая нить, а к ней привязаны два-три шарика, и эти шарики приподнимают твою руку.
И пока твоя рука поднимается, ты будешь представлять, что твоя ваза наполняется всеми ресурсами твоего прошлого, какими бы они ни были. Тебе нет необходимости об этом думать… Твое бессознательное их знает. Это ресурсы, которые твое бессознательное получало, начиная с раннего детства, это ресурсы всех обучений твоей жизни… того, чему научили тебя родители, друзья, учителя — всего, чему тебя научила твоя жизнь.
И пока рука поднимается, все эти ресурсы начинают сами по себе размещаться в вазе ресурсов. И когда ваза будет заполнена, ты позволишь своей руке опуститься… зная, что, когда ты этого захочешь, тебе достаточно будет подумать об этой вазе… Почти так же, как детям, которые хорошо об этом знают по сказке про Алладина, у которого есть волшебная лампа, и когда ему нужна помощь в жизни, стоит потереть эту лампу и появится джинн, который помогает ему разрешить эту проблему. И ваза ресурсов будет чем-то вроде такой лампы. И когда у тебя в жизни появится необходимость прогрессировать в том направлении, в каком ты хочешь, тебе надо будет только подумать об этой вазе. Сначала ты подумаешь о ней специально, а затем тебе уже не нужно будет думать, твое бессознательное само по себе использует все необходимые знания… Очень-очень хорошо…
И ты можешь еще дать возможность своей руке подняться. И твоя рука может подняться к лицу или… туда, куда она захочет. Это неважно. Ты предоставляешь ей возможность действовать, потому что знаешь, что пока твоя рука поднимается, на другом уровне осуществляется работа… может быть, на уровне вазы ресурсов… а может быть, на каком-то другом… Но это неважно… И нам нет необходимости этим заниматься. Важно то, чтобы ты дал возможность своей руке подниматься туда, куда ей следует подняться, пока не закончится транс.
И когда она поднимется до того места, до которого должна подняться, она начнет опускаться. И пока рука поднимается, та энергия, которая у тебя есть, и те ресурсы, которые сберегались, мобилизуются. И когда вскоре она начнет опускаться, все эти ресурсы направятся в те части твоего тела или твоего духа — а для меня тело и дух — это одно и то же, — которые в этом нуждаются. Все мельчайшие части, из которых состоит ваза, каким бы ни было наше представление об этом, разместятся по своим местам… Одни по своим прежним местам, а некоторые — по другим, потому что каждая вещь должна быть на своем месте. А когда каждая вещь на своем месте, единое целое, которое эти вещи составляют, функционирует лучше всего. И лишь тогда, когда твоя рука окажется на колене, ты сможешь сделать, когда захочешь, глубокий вдох.
Ты располагаешь временем, чтобы закончить эту работу, которую ты очень хорошо выполнил и которую ты сможешь делать и дома — так, как я тебе скажу через несколько секунд… Очень хорошо… Ты располагаешь временем… И когда ты захочешь, ты позволишь себе сделать вдох и откроешь глаза».
Вы можете использовать в работе с пациентами все, что мы делали с Володей, за исключением одной части. Как вы думаете, какой — начала или конца? Да, вы правы. Я немного изменил окончание, потому что это несколько необычная демонстрация, которую одним махом сделать сложно. Вначале, сразу же после реориентации Володя еще какое-то время оставался в трансе. На это указывало то, что, когда я показал ему на его магнитофон (это якорение с помощью отвлечения), он несколько неловко манипулировал кнопками. У него еще немножко преобладало правое полушарие, а это означает, что я сделал плохое окончание. Но теперь я могу сказать, что сделал это специально. Мы обсуждали работу, а еще недостаточно много времени прошло после окончания транса. И часть Володи могла бы испытывать неловкость, слыша то, что мы говорили тогда, но теперь уже не смущается.
Когда мы завершаем наш транс с пациентом, нужно, чтобы у пациента несколько доминировало левое полушарие. Не следует обсуждать с ним проделанную работу. Можно сказать лишь несколько слов, но не более. Во время транса пациент имел доступ к ресурсам, исходящим от бессознательного. А ресурсы бессознательного — это некая абстракция. Скажем так, в трансе мы соприкоснулись с чем-то, глубоко расположенным в сознании пациента. Мы что-то там сдвинули, что-то переместили. Мы полагаем, что это сделали мы. А на самом деле именно сам пациент что-то изменяет в своем сознании, если мы добротно выполняем свою работу с помощью нового гипноза. И все то, что разложено по полочкам, расставлено по своим местам, подобно свежевыложенной стене из кирпичей и цемента, по которой сразу лучше ногой не стучать, иначе есть риск разрушить. Найдется немало других, которые постараются ее разломать.
Если у нас есть впечатление, что пациент чуть-чуть перестраивает мышление, не нужно трогать эти новые построения в первые минуты после окончания работы с ней. В случае же, если пациент хочет поделиться своими переживаниями в трансе и обнаруживает заинтересованность, следует постараться его отговорить. Например, можно сказать ему, что поговорите об этом на следующем сеансе, потому что все, что он рассказывает вам, настолько интересно, что вам нужно подумать. Или что он дал вам достаточно сведений для того, чтобы подготовить работу для следующего сеанса. Можно также сказать пациенту, что если он сообщит слишком много сведений, то вы уже не будете знать, как ему помочь. Услышав это, пациент, как правило, останавливается.
А теперь поговорим о самогипнозе. На каждом сеансе я обязательно даю упражнение для обучения самогипнозу. Я считаю, что самостоятельная домашняя работа чрезвычайно важна для пациента. Она отсылает его к собственным возможностям исцеления. Я техник. У меня есть определенные знания и умения, «хитрости», и я их продаю, потому что он платит. И дома он может ими воспользоваться, чтобы, потренировавшись, приобрести опыт и научиться помогать себе самому. Он может тренироваться дома, а может не тренироваться.
Пациент может прийти ко мне на следующий сеанс, а может не прийти. И если он больше ко мне не приходит, то я очень доволен. Я оптимист и считаю, что пациенту хватило одного сеанса, чтобы справиться со своей проблемой. И должен сказать, что так случается достаточно часто. И теперь, когда у меня большая практика, некоторые пациенты появляются и исчезают. Зачастую я вижу их всего один раз. Но есть и другие пациенты, которые больше не приходят, потому что им что-то не понравилось: или мои гонорары, или обстановка моего кабинета, или улыбка секретарши… или что-то другое. Всегда есть что-то, чего мы не знаем.
Но нас интересуют те, кто возвращается. Я могу разделить их на три категории. Первую категорию составляют пациенты, у которых не получилось упражнение на самогипноз. «Я пытался делать ваше упражнение, но оно трудное, глупое, и потому я не смог выполнить его», — говорят они. Я чувствую себя совсем маленьким. Я прошу извинения, говорю: да, действительно, я ошибся. Я дал вам что-то чересчур трудное. И теперь мы сделаем немножко иначе. И я прошу его повторить практически то же самое упражнение, включив в него несколько новых деталей. Вам следует заранее приготовить небольшие дополнения к упражнению.
Например, вчера в работе с Наташей в первом воспоминании я попросил ее выбрать цвет, который она любит. На самом деле я сделал это для того, чтобы использовать предпочитаемый цвет, если появляются трудности в работе по самогипнозу. И если бы через 10 лет Наташа пришла и сказала, что не смогла сделать упражнение, я бы ей посоветовал: «Перед тем, как найти первое воспоминание, до того, как начать слушать шумы вокруг себя, прежде чем убедиться в своем положении на стуле и обрести… физические ощущения, прежде чем увидеть „обстановку“ воспоминания… прежде чем делать все это, сосредоточьтесь на том цвете, который вы любите, и вы увидите, что этот цвет быстро принесет вам приятное воспоминание».
И, действительно, совет срабатывает, так как фактически я делаю наведение рекапитуляцией. А она не отдает себе в этом отчета. Это хорошее упражнение само по себе.
Вторую категорию составляют пациенты, у которых упражнение по самогипнозу получилось, но это не изменило их состояния. И опять я становлюсь совсем маленьким. Я прошу у пациента извинения. «Это моя ошибка, моя вина, — говорю я. — Но я покажу вам способ, который, может быть, облегчит выполнение упражнения. По-видимому, я недостаточно объяснил вам все в прошлый раз». Я делаю то же самое, что с пациентами предыдущей категории, но кое-что еще прибавлю. Я говорю: «Видите, вы все-таки сделали это упражнение. Это доказывает, что метод безопасен. Вы его хорошо перенесли, упражнение не ухудшило вашего состояния. И теперь с небольшими дополнениями, которые я дам вам, вы его прекрасно сделаете. И, может быть, после включения этих дополнений произойдет небольшое изменение вашего состояния».
И, наконец, третья категория. Сюда относятся те, у кого после первого сеанса наступило великолепное улучшение состояния. В таких случаях я говорю: «Удивительно, что ваше состояние улучшилось после одного сеанса. Это не часто бывает. Обычно с помощью этой техники я получаю незначительные улучшения, такого, как у вас, прежде в моей практике не было. Ну, это очень хорошо, это очень здорово». Иными словами, я показываю, что произошло то, что вообще превосходит мои возможности. Это означает, что у него есть ресурсы и он сам способен выйти из затруднительного положения. И очень часто после этого я его больше не вижу. Вот с чем связан интерес к упражнению на самогипноз. Вот почему мы прибегаем к кратким формам психотерапии. И если пациент не приходит к вам во второй раз, то таково его решение: значит, что того немногого, что вы ему дали, оказалось достаточно, чтобы разрешить часть проблем. А со всем остальным он сам справляется в своей повседневной жизни. Вот и все, что я хотел сказать о самогипнозе.
Вопрос: Вы узнали что-нибудь новое о Володе, когда наблюдали за ним во время просмотра видеозаписи?
Жан: Конечно, узнал. Именно поэтому мы и делаем видеозапись сеанса. Я снимаю на пленку всех своих пациентов и обычно просматриваю запись один раз. Это позволяет мне лучше подготовиться к следующему сеансу.
Вопрос: Левитацию рассматривают как признак прогрессирования пациента?
Жан: Я думаю, да. Хотя все зависит от типа левитации. Когда я смотрел пленку, то особенно внимательно наблюдал за тем, как он выполняет левитацию, так как знал, что именно это важно для него. И в это время действительно происходило многое. В общем-то надо было бы приостанавливать просмотр записи для комментариев каждые 15 секунд. Потому что очень хорошо была видна работа его сознания и бессознательного — поиск, который он осуществлял, становясь на путь прогрессирования.
И было видно, в частности, как он колебался, делая свои первые шаги на этом пути: примерно 30 секунд происходила очень интересная работа. А потом, во время левитации, опять приблизительно 30 секунд он был в растерянности, поскольку его рука оказалась выше уровня, привычного для левитации. До сих пор в упражнении по левитации его рука не поднималась выше 30 см, а теперь открылась неизвестная территория. Он не знал, как ее исследовать, и потому был сбит с толку. Здесь Володя выполнял особую работу. И это заставило меня адаптироваться. Мне хотелось остановить его, потому что подъем руки на 30 см для левитации вполне достаточен. Однако я решил позволить ему продолжить работу. И для этого использовал определенные слова — активирующие глаголы. Они не относились к левитации как таковой. Они адресовались к личности человека, который идет по пути совершенствования. И тогда он открыл территорию, о существовании которой даже не подозревал. И он осознал также, что ее приятно было посетить и что знакомство с ней дало ему новое видение жизни, то есть позволило обогатить свой опыт.
Вопрос: Работаете ли Вы с психотиками?
Жан: Мое образование позволяет мне работать с психотиками. Я врач, прошел специализацию по психиатрии, имею опыт работы в психиатрическом стационаре, и потому я беру на себя смелость лечить психотических больных гипнозом. Но я бы не делал этого.
Вопрос: Выделяете ли Вы какие-либо противопоказания к трансовым состояниям при работе с психически больными?
Жан: Никаких. Раньше говорили, что можно лечить всех нормальных пациентов — невротиков и нельзя лечить психотиков. И это справедливо в отношении традиционного гипноза, поскольку речь шла о гипнозе с очень жесткими рамками, который адресовался ригидным больным. А когда две твердые, но хрупкие вазы ударяешь одну о другую, они разбиваются. Поэтому лечение гипнозом было опасно и для пациента, и для терапевта. Но Эриксон показал, что если терапевт обладает опытом работы с психотическими пациентами, то он может использовать и новый гипноз.
Если будет возможность познакомиться с трудами Эриксона, обязательно сделайте это. И тогда вы узнаете историю об одном молодом человеке, очень глубоком психотике, из числа тех, которые обычно почти всю жизнь проводят в психиатрической больнице. И когда в очередной раз родители этого больного оказались перед выбором, положить ли его в психиатрическую больницу или попробовать какую-либо другую терапию, они услышали о необычном терапевте, Эриксоне, и решили поехать к нему. Он поселил парня у себя на 6 месяцев, и на протяжении этого времени работал с ним. Он поступил таким образом, так как в ту пору и сам не был уверен, имеет ли право лечить гипнозом психотика. Он знал, что психотиков традиционным гипнозом не лечат. Но, работая с этим юношей, Эриксон видел: несмотря на то, что он страдает шизофренией, которая, как известно, является диссоциативным заболеванием, все идет хорошо. Эриксон заметил также, что, как это ни парадоксально, именно использование диссоциации с последующей интеграцией приводит к положительным результатам в терапии. Ему удалось реадаптировать пациента: тот смог выполнять работу садовника и на своем уровне вел почти нормальную жизнь. Этот опыт многому научил Эриксона. С этого времени он начал лечить психотиков в больнице. И у него были очень хорошие результаты. Дальнейшая практика показала, что без всякой опасности как для пациента, так и для себя он может лечить психотиков и во внебольничных условиях. Иными словами, он убедился, что существовавшее ранее представление об опасности лечения психотиков гипнозом относится только к классическому гипнозу. Но я хотел бы дать вам совет: не лечить психотиков гипнозом, если у вас нет опыта их лечения. Вы можете лечить их гипнозом только под контролем опытного коллеги психиатра.
Вопрос: Когда Вы лечите психотиков с помощью нового гипноза, принимают ли они параллельно психотропные средства?
|
