|
У его пациента была ритуалистическая, фобическая, паническая реакция, когда он вел телевизионную программу, с учащенным дыханием, одышкой, так что в течение пятнадцати минут он ловил воздух, задыхался и сердце у него колотилось. Потом ему говорили: «Вы в эфире,» – и он вел программу с величайшей легкостью. Однако с каждым днем ему становилось все хуже. Вначале это продолжалось одну – две минуты, но к тому времени, когда он пришел ко мне на прием, эта реакция продолжалась уже пятнадцать минут. А он представлял себе двадцать минут, тридцать минут, час; это уже начинало мешать ему выполнять другую работу на студии. День спустя, когда я выяснил его привычки, связанные со сном, я выдал ему концепцию избыточной энергии. Как и следовало ожидать, эти привычки были достаточно ритуалистические. Он всегда ложился спать в одно и то же время. Всегда вставал в одно и то же время. После того, как я выдвинул концепцию энергии, клокочущей у него в голове, я предложил ему – почему бы не использовать эту энергию, которую он расходовал таким образом? [Демонстрирует одышку.] Сколько для этого нужно приседаний каждый день? Я сказал ему, что не знаю, сколько энергии это у него заберет, но я думаю, что ему следует начать с двадцати пяти (утром, перед тем как он пойдет на работу), хотя, по моему мнению, для этого потребуется не менее ста. Но он может начать с двадцати пяти … Никому не захочется это делать … Весь день он хромал, чувствовал боль в ногах, и это его убедило в том, что он использовал энергию с избытком. У него ничего не оставалось для этого [демонстрирует одышку]. Ему понравился такой способ использования энергии. Он наращивал количество приседаний, глубоких приседаний, и это был здоровый способ, как уменьшить его тучность. Потом он начал ходить в гимнастический зал, и там выполнять упражнения, так что этот ежедневный ритуал – занятия в зале, начал приносить ему удовольствие.
Он снова пришел ко мне и сказал: «Моя тревога возвращается. На днях я заметил, что сделал три или четыре глубоких вдоха, перед следующей программой количество вдохов увеличилось. Так что это начинает нарастать. Что вы теперь будете делать? Ведь упражнения не помогают. У меня гораздо больше энергии». Я сказал: «То, что с вами происходит, это глубокая психологическая реакции». Он сказал: «Да». Я сказал: «Предположим, что мы работаем на психологическом уровне. Я знаю ваши привычки, связанные со сном. Передача заканчивается в десять часов. Вы сразу же идете домой. Вы вкратце рассказываете своей жене о прошедшем дне, а потом сразу ложитесь в постель. Вы спите восемь часов. Вы человек, который спит крепко. Вы получаете удовольствие от сна, и в этом смысле вы человек регулярный. После четырех часов сна вставайте и делайте сто приседаний». Он сказал: «Это на самом деле было бы невыносимо». Я ответил: «Да, вы на самом деле сможете израсходовать много психологической энергии, чувствуя, что это невыносимо. Как вы думаете, как вы будете себя чувствовать психологически каждый вечер, когда вы, как обычно, будете заводить будильник, и при этом осознавать, что вы можете истратить много психологической энергии, задыхаясь перед микрофоном или телевизионной камерой? Вы можете истратить чудовищное количество психологической энергии двумя способами: … устанавливать будильник на обычное время и психологически раздумывать, испытывая при этом очень сильные чувства, как вам не хочется вставать через четыре часа и делать приседания».
Эта аналогия подействовала на какое-то время. Он снова пришел. Я сказал: «Итак, у вас появился избыток энергии». Он ответил: «Именно так». Я сказал: «А теперь расскажите мне, к чему вы стремитесь всю свою жизнь?» Он ответил: «Иметь свой собственный дом, чтобы жить там с женой и ребенком». Я сказал: «Вам и вправду придется попотеть, чтобы купить дом и косить перед ним газон, не так ли?» Он ответил: «Моя жена замужем за мной уже несколько лет, и я категорически отказывался что-либо предпринимать, но в этом месяце мы покупаем дом». Рецидивов у него больше не было. У него появился дом. У него появился сад. Он тратил на это всю свою лишнюю энергию.
Это не только типичный для доктора Эриксона пример терапии испытаний, но и типичный способ, с помощью которого он строил терапевтическую процедуру, а потом так ее приспосабливал, чтобы она вписывалась в естественную для человека обстановку, и ее влияние, таким образом, продолжалось и без терапии.
Когда терапевт выбирает прямое задание, то в этом качестве может выступать любая деятельность, которой, по мнению клиента, ему следует заниматься больше для самосовершенствования. Например, классический прием доктора Эриксона при бессоннице состоял в том, что он заставлял человека всю ночь не спать и читать те книги, которые ему следует прочесть, но он откладывал чтение. Поскольку клиент мог уснуть, читая в кресле, доктор Эриксон требовал, чтобы он стоял у каминной полки и читал всю ночь. При таких условиях, клиент либо спал, что полезно для него, либо читал те книги, которые ему следовало прочесть, что полезно для него. Эриксон сообщает, что клиент мог сказать, например: «Если такая проблема возникнет у меня снова, я к этому готов. Я купил целое собрание сочинений Диккенса». Разрешение дает клиенту уверенность, что он сможет справиться с проблемой, если она возникнет снова.
Парадоксальные испытания
Испытанием может быть симптоматическое поведение само по себе, и таким образом оно будет парадоксальным. Испытание будет состоять в том, чтобы побуждать человека переживать именно ту проблему, от которой он хотел избавиться, когда пришел к терапевту. Например, если человек хочет избавиться от депрессии, то ему можно предписать, чтобы он чувствовал депрессию в определенное время каждый день. Лучше всего, чтобы это было такое время, когда человек предпочел бы делать что-нибудь другое. Например, терапевт может выбрать такое время для концентрации на ощущении депрессии, когда клиент свободен от других обязательств, например, когда он только что уложил детей спать и теперь мог бы расслабиться и посмотреть телевизор.
Вопрос в том, могут ли парадоксальные приемы быть чем-нибудь еще кроме испытания, поскольку людям предписывают пережить то, от чего они хотели бы вылечиться. Примером служит техника переполнения в бихевиоральной терапии. Человека, который боится жуков и хочет избавиться от этого страха, просят почувствовать страх, представляя себе, как жуки ползают по всему его телу. Такой тип парадоксального приема, очевидно, является испытанием. Точно так же, когда ссорящимся супругам предписывают ссориться или их просят снова пережить те мучительные сцены, которые они хотят прекратить, то это не только парадоксально, но и является испытанием.
Другими словами, поскольку терапевтический парадокс определяется как восстание клиента против психотерапевта, так как он не проделывает проблемного поведения, здесь должно присутствовать испытание, чтобы человек ему сопротивлялся.
Другой важный аспект парадоксального вмешательства заключается в том, каким образом непроизвольное поведение (а это и есть определение симптома) превращается в нем в произвольное. Человек должен намеренно сделать то, от чего, по его словам, он не может удержаться, например, компульсивное потребление пищи, или отказ от пищи, или различные боли, или тревога. Когда человек делает это намеренно, это уже, по определению, больше не является симптомом. Используя процедуру испытания, терапевт может попросить человека намеренно переживать симптом каждый раз, когда он возникает непроизвольно, таким образом, он превращает симптом в испытание, следующее за симптомом. Если у клиента два симптома, ему можно предписать первый симптом каждый раз, когда возникает другой, вводя, таким образом, парадоксальное испытание, эффективное для двух симптомов одновременно. Например, если у человека есть какое-то компульсивное поведение и, кроме того, он страдает от чрезмерной застенчивости, то ему можно предписать в качестве испытания общение каждый раз, когда возникает компульсивное поведение.
Терапевт как испытание
Есть несколько разновидностей испытаний, которые эффективны за счет самих взаимоотношений с психотерапевтом. Все испытания связаны с терапевтом и поэтому эффективны, но некоторые из них особо ориентированы на психотерапевта. Например, когда терапевт интерпретирует какое-то поведение по-новому, это сообщение становится испытанием. Любое действие, которое клиент характеризует определенным образом, терапевт может охарактеризовать по-другому, как менее приятное, так чтобы человеку оно не понравилось. Например, поведение, описываемое клиентом как мстительное, терапевт может назвать защитным и побуждать клиента к этому поведению. Или, если клиент считает какое-то действие не зависящим от терапевта, то можно утверждать, что оно сделано для терапевта, преподнося это таким образом, что человек предпочтет прекратить такое поведение.
Некоторые терапевты пользуются другой разновидностью испытаний – техниками конфронтации. Когда терапевт заставляет клиента встать лицом к лицу с чем-то таким, с чем он предпочел бы не сталкиваться, и клиент искал этих болезненных переживаний, это можно классифицировать как процедуру испытания. Подобно этому, интерпретации, направленные на инсайт, которые не нравятся клиенту, являются испытанием. В таких случаях терапевт сам по себе, а не какое-то его конкретное действие, становится для человека испытанием, и это испытание должно продолжаться, пока у человека есть проблема.
В качестве испытания можно использовать гонорар или другие преимущества для терапевта, увеличивая их, если симптом сохраняется или усугубляется. Некоторые терапевты предпочитают назначать такого типа испытания.
Испытания, включающие в себя двух человек или более
Испытание может быть рассчитано на одного человека или на группу любого размера. У Милтона Эриксона есть серия испытаний, предназначенных для детской терапии, и задание в них является испытанием для обоих родителей и ребенка. Например, в типичной процедуре ребенку с энурезом было предписано заниматься чистописанием и улучшать почерк каждый раз, когда у него утром будет мокрая постель. Его мать должна была будить его на рассвете каждое утро и если постель у него была мокрая, она его поднимала и помогала ему упражняться в чистописании. Если постель была сухая, то ему не нужно было вставать, но его матери все равно нужно было вставать на рассвете каждое утро. Эта процедура стала испытанием для матери и ребенка, и в результате, к их гордости, он перестал мочиться в постель и улучшил свой почерк.
Для семей возможны также такие испытания, в которых супруги хоронят прошлые измены, проходя вместе через ритуальное испытание. Оно как будто бы предназначено для того, чтобы обидчик пострадал, но на самом деле это испытание для них обоих. Или вся семья может быть подвергнута испытанию, когда один из членов семьи ведет себя неправильно.
Эти примеры демонстрируют широкий диапазон возможностей; терапевту нужно только обеспечить клиента таким заданием, чтобы он предпочел скорее отказаться от симптома, чем выполнить его. Однако, нужно провести четкое различие между терапевтическими испытаниями, направленными на благо клиента, и такими испытаниями, которые причиняют человеку страдания и служат выгоде терапевта или нуждам социального контроля. Когда человека просто садят в тюрьму, если он ворует, это не попадает в категорию терапии испытанием, а является методом социального контроля. Всем психотерапевтам следует охранять клиентов от преследований общественности под видом психотерапии. Для полной ясности следует сказать, что испытание должно быть добровольным и полезным для человека, подвергающегося испытанию, но оно не обязательно должно быть полезным для человека, который его предписывает. Он чувствует только удовлетворение оттого, что успешно помогаете человеку измениться, когда человек этого хочет.
Терапевт всегда должен четко осознавать контекст терапевтического вмешательства. Например, Милтон Эриксон однажды придумал процедуру, в которой мать сидела на своем отбившемся от рук сыне, чтобы помочь ему уменьшить саморазрушительное поведение. Позже эту процедуру заимствовали некоторые учреждения, чтобы их персонал мог заставлять детей слушаться. Существует резкое отличие между любящей матерью, перевоспитывающей ребенка для его же пользы под руководством психотерапевта, и персоналом, который отыгрывается на трудном ребенке под видом помощи.
Положительный эффект не заложен в испытаниях самих по себе, будут ли это жизненные события или терапевтические предписания. Только когда испытания используются умело, они дают положительные результаты, а умения также необходимы для этой техники, как и для любой другой эффективной психотерапии.
Одно дело – правильно пользоваться ножом в хирургии, и совсем другое – беспорядочно полосовать тем же ножом здесь и там, натыкаясь на все в операционной. Точно так же, одно дело – заставить человека страдать по неосторожности; и совсем другое – устроить это намеренно.
Этапы терапии испытаний
Как и любая планируемая терапия, терапия испытаний должна быть пошаговым процессом, где каждый шаг тщательно выполняется.
1. Проблема должна быть четко определена. Поскольку человек переживает последствия, проходит через испытания каждый раз, когда проявляется проблемное поведение, лучше всего четко определить проблему. Например, его можно спросить, может ли он объяснить, в чем разница между обычной тревогой и той особой тревогой, от которой он хочет избавиться в ходе терапии. Каждый из нас чувствует тревогу в определенных ситуациях. Различие должно быть четким, потому что испытание последует только тогда, когда появится ненормальная тревога. Иногда это различие становится более четким после того, как человек уже подвергся процедуре испытания и стал относиться к этому более серьезно. Испытания можно также использовать при общем ощущении скуки или недостаточного благополучия, чтобы привести человека к более интересной жизни, но в этом случае эта процедура должна выполняться с большей осторожностью, по сравнению с более простыми испытаниями, следующими за определенным симптоматическим поведением.
2. Человек должен быть готов на все, чтобы избавиться от проблемы. Если ему придется проходить через испытание, то он должен на самом деле хотеть избавиться от предъявленной проблемы. Когда терапия начинается, у клиента не всегда бывает такая мотивация. Терапевт должен помочь клиенту почувствовать мотивацию, чтобы предпринять этот решительный шаг. Проявляя участие и благожелательность, терапевт должен вызвать у человека решимость избавиться от проблемы. Эта процедура подобна любой другой процедуре, заставляющей человека последовать указаниям терапевта с тем только отличием, что следовать указаниям такого типа будет неприятно. Как правило, терапевт должен подчеркнуть серьезность проблемы, перечислить неудачные попытки от нее избавиться, назначить испытание, к которому клиент готов, и объяснить, что это стандартное испытание и что обычно процедура проходит успешно.
Важным мотивом для многих клиентов в такой ситуации является готовность пройти через испытание, чтобы доказать, что терапевт был не прав. Такие люди обычно предпринимали уже много попыток, чтобы избавиться от проблемы, и если терапевт занимает твердую позицию и утверждает, что эта процедура разрешит проблему, клиенту трудно в это поверить. Но, тем не менее, единственный способ, как клиент может доказать обратное, – это пройти через процедуру. А это дает терапевтический эффект.
Один из способов мотивировать клиента – это сказать, что существует гарантированное средство, но не сообщать, какое оно до тех пор, пока он заранее не согласится это сделать. Иногда клиента просят вернуться на следующей неделе только в том случае, если он готов сделать все, что ему скажут. Клиент заинтересован тем, что существует некий способ избавиться от проблемы, и в то же время не верит в это; он оказывается в такой ситуации, когда ему нужно согласиться сделать нечто, чтобы узнать, что же это такое. Таким образом, клиент оказывается готовым к выполнению задания.
Нужно помнить, что в большинстве случаев испытания эффективны в связи с психотерапевтом. Если это делается, чтобы доказать терапевту, что он был не прав, или связано с ним как-то иначе, излечение происходит быстро. Например, как правило, если терапевт просит человека всю ночь не спать или встать посреди ночи и в течение часа делать уборку в доме, необходимо подчеркнуть, что терапевт не проходит через это испытание. Терапевт может сказать: «Я знаю, как это тяжело вставать вот так посреди ночи, потому что сам я получаю такое удовольствие, ведь я всю ночь сплю». В результате, когда человек встает ночью, он думает о том, как терапевт наслаждается сном.
3. Испытание должно быть тщательно отобрано. Выбор испытания производит терапевт, желательно в сотрудничестве с клиентом. Испытание должно быть достаточно трудным, чтобы преодолеть симптом: оно должно быть полезным для человека так, чтобы от его выполнения он получал какую-то выгоду; испытание должно быть чем-то таким, что клиент может сделать и посчитает это приемлемым для себя; а сами действия должны быть ясны, не многозначны. Начало и конец должны быть четко установлены.
Если пациент участвовал в выборе испытания, то выше вероятность того, что он выполнит эту процедуру. Как только клиенту объяснили, что ему нужно будет делать нечто сознательно (и тогда бессознательная реакция или симптом прекратится или ему дано другое подобное объяснение), после этого он обдумывает задания. Терапевт должен потребовать, чтобы выполнение этого задания было полезно для клиента, так чтобы он, таким образом, не наказал сам себя. Если клиент сам придумал положительное задание, то он склонен выполнять его с большим энтузиазмом, и если будет необходимо сделать задание труднее, он нормально на это отреагирует.
4. Указания должны сопровождаться разумным объяснением.
Терапевту нужно дать ясные и точные указания, чтобы не было никаких неясностей. Он должен объяснить, что задание должно выполняться только в случае появления симптоматического поведения и что для него существует специально отведенное время. Терапевт должен точно описать, что делать. Если это уместно, задание должно быть дано с логическим объяснением, чтобы оно казалось разумным. В общем, это должны быть вариации на тему того, что если клиент сделает что-то более трудное, чем симптом, то симптом исчезнет. Для некоторых людей, лучше всего не объяснять, а просто сказать им, что делать. Этот, более магический подход, лучше всего действует на клиентов-интеллектуалов, которые могут уничтожить любое разумное объяснение или отговориться от него и решить, что во всем этом нет необходимости.
Если испытание очень сложное или возникают вопросы о сущности испытания, записать его будет полезно и для клиента, и для терапевта.
5. Испытание продолжается до тех пор, пока проблема не разрешится.
Испытание должно точно выполняться каждый раз, когда это необходимо, и должно продолжаться до тех пор, пока симптоматическое поведение не исчезнет. Обычно эта договоренность распространяется на всю жизнь.
6. Испытание происходит в социальном контексте. Испытание – это процедура, которая вызывает изменения, что имеет свои последствия. Терапевту нужно осознавать, что симптом является отражением нарушений в социальной организации, обычно в семье. Наличие симптома указывает, что иерархия в организации неправильная. Следовательно, когда терапевт таким способом вылечивает симптом, он вызывает изменения в сложной организации, которую до этого стабилизировал симптом. Например, если у жены есть симптом, помогающий мужу, пока он о ней заботиться, сохранять ведущее положение, ситуация резко меняется, когда испытание требует, чтобы жена отказалась от симптома. Она и ее муж должны договориться о новых взаимоотношениях, не включающих симптоматическое поведение. Точно так же, если человек перестает злоупотреблять алкоголем, то он должен потребовать, чтобы его семейная организация изменилась, потому что ей не нужно больше приспосабливаться к этому симптому. Для терапевта лучше всего понимать функцию симптома в социальной организации клиента. Если терапевт не может этого понять, то он должен снимать симптом осторожно, наблюдая за результатами и изменениями.
Именно изменения в окружении часто вызывают реакцию у клиента, когда появляются изменения в поведении. Как правило, клиент становится встревоженным, а встревоженность – это психологическое изменение, связанное с социальными последствиями. Когда испытание используется правильно, оно не просто меняет второстепенное поведение; человек обуздывает себя, вместо того чтобы проходить через испытание. Этот терапевтический подход может производить основные изменения характера как части изменений, вызывающих нарушение равновесия в социальной организации человека. Один из признаков основного изменения иногда проявляется, когда клиент сообщает о том, что ощущал потерю рассудка в момент изменения. Иногда, как только клиент убеждается, что испытание эффективно, он звонит терапевту и сообщает, что происходит нечто странное. Терапевт должен уверить его, что происходящее – это часть ожидаемых изменений и помочь ему во время реорганизации его жизни.
Резюмируя сказанное, симптомы имеют функцию в организации и самое лучшее, если в придуманном испытании принимается во внимание иерархическая ситуация клиента и его семьи. Например, если бабушка объединяется с ребенком против матери, может быть, уместно устроить процедуру испытания, разделяющую ребенка и бабушку, чтобы дистанция между ними была больше. Или если отец слагает с себя всякую ответственность в семье, он может участвовать в процедуре испытания, улучшающей поведение его ребенка. Симптомы являются адаптивными по отношению к организационным структурам, и с изменением в симптоме изменится и организационная структура.
Позвольте мне привести пример, иллюстрирующий как процедуру планирования испытания, так и то, каким образом принимать во внимание семейную организацию, когда вносятся изменения. У шестнадцатилетнего юноши, недавно выписанного из психиатрической больницы, был неприятный симптом: он засовывал самые разные вещи себе в задний проход. Он делал это в ванной, засовывая себе в анус разные овощи, бумагу, гигиенические салфетки и т.п. А потом он оставлял это все в ванне в полнейшем беспорядке. Его мачехе приходилось убирать за ним, причем она делала это украдкой, чтобы другие дети ничего об этом не узнали.
Какое испытание подошло бы для такого неприятного поведения? Оно должно быть не только более трудным, чем проблемное поведение, чтобы он от него отказался, но и в чем-то полезным для него. Более того, испытание должно включать в себя изменение структурной организации в его семье.
Во время сеанса, проведенного их терапевтом, Маргарет Кларк, выяснилось, что мачеха находится под грузом этой проблемы и проблем всех остальных детей, а отец занят своим бизнесом. Она намекнула, что после развода дети остались у него на руках, он женился на ней, и просто вручил ей детей вместе со всеми их проблемами. Было очевидно, что ее это возмущает и что отношения в новом браке напряженные. Проблемы мальчика стали настолько серьезными, что родителям больше не нужно было обращать внимания на их супружеские отношения; очевидно, это была одна из функций симптома.
Вопрос был в том, включать ли в испытание семью или придумать испытание для него одного. Решено было включить семью, отчасти потому, что мальчику, видимо, не очень-то хотелось избавиться от этой проблемы, а отчасти, чтобы появилась возможность структурных изменений, и тогда симптом будет не нужен. Теперь вопрос был в том, как включить семью. Казалось логичным возложить ответственность за выполнение процедуры испытания на отца, поскольку ему следовало взять на себя больше ответственности за разрешение проблемы и облегчить положение своей новой жене. Отец и сын могли вместе подвергаться испытанию каждый раз, когда проявлялся симптом. Следующим шагом было выбрать испытание, подходящее для этого симптома.
Была выбрана следующая процедура. Каждый раз, когда мальчик засовывал себе в задний проход разные предметы и разбрасывал их в ванной, об этом должны были сообщить отцу, когда он придет с работы. Отец выводил юношу на задний двор и заставлял его выкапывать яму три фута глубиной и три фута шириной. Мальчик складывал туда все, что он разбросал в ванной и потом закапывал яму. В следующий раз, когда проявлялся симптом, это поведение повторялось и так продолжалось все время. Отец методически выполнял эту процедуру со своим сыном, и через несколько недель симптом исчез. Мальчик не просто перестал это делать, он потерял к этому интерес, что типично в тех случаях, когда испытание подобрано правильно. Отец, наученный успехом, начал больше времени проводить с мальчиком. Жена, довольная тем, что муж разрешил эту ужасную проблему, стала ближе к нему, так что симптом мальчика был им теперь не так уж и нужен. У этого мальчика и его близких были другие проблемы, поэтому терапия продолжалась, но этот конкретный симптом своевременно прекратился и никогда больше не появлялся.
Это испытание имело требуемые характеристики. Оно содержало изменение структурной организации семьи, так как заставляло безответственного отца принимать большее участие в семейной жизни. Это испытание было тяжелее, чем симптом, потому что выкопать глубокую яму в твердой земле, осенью, на холоде, – это непростая задача. Отец должен был стоять на холоде вместе с мальчиком, до тех пор, пока задание не будет выполнено, и поэтому он стал хуже относится к повторению симптома. Мальчик позанимался физкультурой, копая яму, как ему этого и хотелось. Копание ямы можно счесть как парадоксальным, так и метафорическим действием по отношению к симптому. Он клал разные предметы в дыру, и терапевт предписал ему класть их в дыру. Таким образом, эта процедура содержала не только испытание, но и метафору, парадокс и изменение в семейной организации. Как и любая другая терапевтическая процедура, чем больше испытание связано с разными аспектами ситуации, тем лучше.
Испытание как теория изменений
До сих пор процедура испытания рассматривалась как терапевтический прием, как один из возможных приемов изменения. Если мы рассмотрим испытание в более широком контексте, то станет очевидно, что это нечто большее, чем просто прием, на самом деле это теория изменения, которая охватывает многие терапевтические приемы. Можно ли сказать, что любая терапия эффективна, потому что в ней в той или иной форме содержится испытание?
Рассматривая другие теории изменений, любой может обнаружить, что в действительности на этом рынке не так уж много конкуренции. Существуют различные варианты теории инсайта. Она основана на представлении, что мужчина и женщина – существа рациональные и что если они поймут себя, они изменятся. Школы психотерапии, основанные на этой предпосылке, варьируются от школ, исследующих подсознательные процессы, до школ, предлагающих логическое обдумывание разных возможностей или обучающих родителей, как вести себя с трудным ребенком. К этой школе относятся теории «выражения эмоций», также основанные на центральной идее теории подавления. Считается, что причиной изменений является инсайт, т.е. осознание подавленных представлений, а также выражение подавленных динамических эмоций как с помощью инсайта, так и с помощью примитивных криков. Сопротивление должно быть «проработано» с помощью выявления скрытных представлений и выражения подавленных эмоций.
Вторая теория изменений берет свое начало в теории научения, в ней предполагается, что люди меняются, когда меняется подкрепление, определяющее их поведение. Процедуры варьируются от усиления положительного подкрепления до замены тревоги расслаблением или насильственного изменения с помощью приема «отучения».
Возрастает популярность третьей теории изменений; ее идея в том, что люди являются частью гомеостатической системы, и, чтобы прийти к изменению, необходимо отрегулировать управление этой системой. Как бы это ни делалось – через усиление небольшого изменения или через разрушение старой системы и установление новой, – после регулировки проблемное поведение меняется. Большинство подходов к супружеской и семейной терапии выросло в рамках теории систем.
Теории изменений этого типа имеют свои характерные особенности. Прежде всего, они могут объяснить почти любой результат любой терапии, даже при применении противоположных теорий. Пылкие сторонники станут утверждать, что «настоящая» причина изменения заложена в их теории. Точно также сторонник теории инсайта станет доказывать, что люди изменились, проходя через процедуры модификации поведения, потому что они «на самом деле» узнали что-то о себе. А сторонник теории научения в свою очередь доказывает, что школы инсайта в реальности меняют расписание подкрепления у своих клиентов, и именно это «на самом деле» производит изменения. И теория систем тоже достаточно широка, чтобы ее приверженцы могли доказывать, что любой метод терапии «на самом деле» меняет последовательность в социальной системе и таким образом меняет людей в этой системы. Само присутствие терапевта в социальной системе должно изменить последовательность.
Может ли испытание как теория изменения бросить вызов другим теориям? Она, без сомнения, соответствует последнему критерию, так как ее невозможно опровергнуть. Любой человек всегда может доказывать, что все люди в терапии проходят через испытания. Даже самые изобретательные экспериментаторы не смогли опровергнуть, что любая терапия – это испытание. Сам по себе тот факт, что человек должен попросить о помощи, чтобы терапия началась, – это уже испытание. Это означает, что человек не смог решить свои проблемы и должен признать, что он нуждается в помощи. Еще лучше это демонстрируют те люди, которые не просили о помощи, но оказались вовлечены в терапию против своей воли; когда человек вынужден проходить терапию – это испытание (и даже когда он должен платить за то, чего он не хочет).
Терапия – это далеко не райский сад. Инсайт-терапия – это неприятное переживание, потому что клиенту приходится подробно останавливаться и изучать все свои тяжелые мысли и пороки, о которых он предпочел бы не упоминать. Если человек возражает, терапевт скорее всего будет утверждать, что предвидел сопротивление и его проработку. Клиент должен страдать, исследуя то, о чем он предпочел бы не думать. Интерпретации всегда касаются таких вещей, в которых он признается неохотно. На более простом уровне, Фрейд (который распознавал испытание, когда он с ним встречался) предлагал, чтобы гонорар служил на пользу анализу, что является неосознанным признания испытания как основы анализа. Имеем ли мы дело с психодинамической ортодоксией или и с одной новейшей групп конфронтации, где люди сталкиваются со своими собственными внутренними ужасами, школа инсайта четко основана на предпосылке, что испытание – основа изменений.
Модификаторы поведения не заставляют людей думать о неприятных вещах, они больше подчеркивают положительную сторону подкрепления. Однако сама терапия часто бывает скучной, так как на ней читают лекции по теории научения, а еще заставляют реагировать запрограммировано на чье-нибудь глубокое несчастье. Нечеловеческая реакция на человеческое поведение может быть испытанием. Конечно, модификаторы поведения также упиваются приемами отучения, содержащими явные испытания, например, он шокируют людей с помощью слов или электричества, когда те проявляют симптомы. Даже как будто бы мягкие приемы, не связанные с отучением, вроде процедуры обоюдного запрета Джозефа Уолпола, где клиенты представляют себе фобические ситуации, – это далеко не радостное занятие. Неприятно, а может быть и утомительно воображать себе одну за другой фобические ситуации, о которых клиент и думать не хочет, да еще платить за это деньги.
Семейная терапия тоже вольно или невольно предлагает испытания. Когда человек вынужден прийти к специалисту со своей семьей и признать, что он потерпел неудачу как родитель, или ребенок, или супруг, это уже испытание. Исследовать, какую роль человек сыграл в появлении проблемного члена семьи или даже признать сам факт, – это испытание. Терапевты, пользуясь приемами принятия, вероятно, посоветуют семье продолжать страдать, что характерно для Миланской группы. Другие терапевты используют приемы переживания и конфронтации, предлагая семье неприятные интерпретации с инсайтом, так что члены семьи начнут намекать, что предпочли бы быть где-нибудь в другом месте. Некоторые терапевты, которым нравится, когда вся семья рыдает и выражает эмоции, должны сосредоточиться на том, чтобы вытащить их страдания наружу.
Очевидно, что к какой бы теории терапевт себя ни относил, можно найти убедительные доказательства того, что испытание является «настоящей» причиной изменений в современной терапии. Стоит нам себя ограничивать какой-либо терапевтической школой? А как насчет других аспектов человеческой жизни? Первой на ум приходит религия. Разве не испытание лежит в основе христианской церкви? Очевидно, что в основе христианского изменения или обращения лежит представление о том, что спасение придет через мучение и страдание, а не через вино и хорошее угощение. Обращение происходит, когда христианин отказывается от секса и вина и надевает власяницу.
Можно упомянуть, мимоходом, что не только христианство и западный мир пришли к испытаниям. Если мы бросим взгляд на восточную философию и религии, мы увидим, что несчастье – это часть просветления. В восточных религиях не только подчеркивается польза страдания, но, например, в дзен-буддизме, с его процедурами изменения 700-летней давности, содержатся особые испытания.
Как бы мы ни рассматривали испытание: как прием или как универсальную теорию изменений, оно заслуживает дальнейшего изучения и исследования. Поскольку испытание еще много лет будет объектом изучения и учебной дисциплиной, в нем необходимо подчеркнуть один аспект. Как и любое сильное средство, испытание может причинить вред в руках неумелого или безответственного человека, которому не терпится заставить людей страдать. Этим приемом, как никаким другим, может злоупотребить наивный или некомпетентный терапевт. Нам всем следует помнить, что общество дает терапевту разрешение на помощь в облегчении страданий, а не на создание новых.
|
