|
Психиатрические пациенты часто оказывают сопротивление и сколь угодно долго удерживают нужную терапевту информацию. Заметив это, я настойчиво убеждаю их не раскрывать эту информацию на этой неделе – я даже настаиваю, чтобы они удержали ее до конца следующей недели. Поскольку у них сильное субъективное желание сопротивляться, они не в состоянии правильно оценить мои уговоры: они не понимают, что это двойная связка, требующая от них одновременно сопротивляться и уступить. Если их субъективное сопротивление достаточно сильно, то они могут воспользоваться преимуществом двойной связки, чтобы немедленно раскрыть вызывающий сопротивление материал. Тем самым, они одновременно достигают обеих целей: коммуникации и сопротивления. Пациенты редко распознают применяемую к ним двойную связку, но часто делают комментарии, как легко у них получается коммуникация, и как они справились со своим чувством сопротивления. В приводимых далее случаях читатель может усомниться в эффективности двойной связки, поскольку он находится в действительности на вторичном уровне, всего лишь читая о ней. Но пациенты, приходящие к терапевту с множеством эмоциональных нужд, подвергаются двойной связке на первичном уровне: обычно они не способны интеллектуально анализировать двойные связки, которые определяют, таким образом, структуру их поведения. Использование двойной связки весьма облегчается гипнозом, который сильно расширяет разнообразие способов ее применения.
Случай первый
Мужчина 26 лет со степенью магистра психологии неохотно обратился к автору этих строк за гипнотерапией, выполняя категорическое требование своего отца. Его проблемой была привычка кусать ногти, начавшаяся в четырехлетнем возрасте, с целью избежать ежедневных упражнений на пианино, продолжавшихся 4 часа в день. Он прокусывал ногти до мяса, так что они начинали кровоточить, но мать его не обращала внимания на окровавленные клавиши. И он продолжал играть на пианино и кусать ногти, что превратилось у него в неконтролируемую привычку. Он был очень недоволен, что его послали к гипнотерапевту, и открыто об этом говорил.
Сначала я заверил его, что его раздражение оправдано, но сказал, что меня удивляет, как он мог сам себя фрустрировать таким образом в течение долгих 22 лет. Он удивленно взглянул на меня, и я объяснил:
«Чтобы избавиться от игры на пианино, вы прокусывали себе пальцы до мяса, пока это не превратилось в непреодолимую привычку, хотя вы на самом деле хотели иметь длинные ногти. Иначе говоря, в течении 22 лет вы буквально лишали себя удовольствия откусить приличный кусок ногтя, такой, чтобы в самом деле было приятно схватить его зубами».
Молодой человек рассмеялся и сказал:
«Я понимаю, что вы со мной делаете, вы ставите меня в такое положение, чтобы я захотел отрастить себе достаточно длинные ногти и получал настоящее удовольствие, откусывая их, отчего мое напрасное покусывание будет меня еще больше фрустрировать».
После дальнейшего полуюмористического обсуждения он признал, что не уверен, действительно ли он хочет подвергнуться формальному гипнозу. Я согласился с этим, решительно отказавшись предпринять какое-либо формальное усилие. Это составляло обращенную двойную связку: он просил о чем-то, но не был уверен, действительно ли этого хочет. Ему в этом отказали. Поэтому он должен был теперь этого хотеть, поскольку мог безопасно этого хотеть.
В последовавшем затем разговоре, однако, у него поддерживался напряженный интерес, а его внимание было жестко фиксировано, так как ему было сказано, всерьез и намеренно, что он может отрастить себе один длинный ноготь. Он может бесконечно гордиться тем, что этот ноготь становится достаточно длинным, чтобы его приятно было кусать. Но в то же время он может фрустрировать себя в свое удовольствие, напрасно грызя жалкие кусочки ногтей на девяти остальных пальцах. Хотя при этом не был наведен формальный транс, его реакция напряженного внимания свидетельствовала, что он находился в том «обычном повседневном трансе», который вызывается любой захватывающей деятельностью или разговором.
Внушение в легком трансе усиливалось тем, что я выводил клиента из этого состояния случайными несущественными замечаниями, а затем повторял инструкции. Какова цель этой меры? Если вы мимоходом повторяете внушения, когда клиент находится в бодрствующем состоянии, но сразу же после того, как он их услышал в трансе, то пациент говорит себе: «Да, да, я уже знаю это, все в порядке». Говоря себе нечто в этом роде, пациент делает в действительности первый важный шаг к интернализации и усилению внушения, как аспекта его собственного внутреннего мира. Именно эта интернализация внушения делает его эффективным фактором в изменении поведения.
Через много месяцев этот пациент снова явился, показывая нормальные ногти на обеих руках. Его объяснение, неуверенное и сбивчивое, тем не менее точно описывает действие двойной связки. Он рассказал:
«Сначала я подумал, что все это просто смехотворно, хотя у вас был серьезный вид. Потом я почувствовал, что меня тянет в две стороны. Я хотел иметь 10 длинных ногтей. Но вы сказали, чтобы у меня был только один, и я, в конце концов, должен был перестать кусать его, чтобы выросло «достаточно для хорошего укуса». Это мне не нравилось, но я чувствовал себя обязанным это делать, продолжая в то же время грызть остальные ногти. Это болезненно фрустрировало меня. Когда один ноготь начал отрастать, я почувствовал себя довольным и счастливым. Теперь меня особенно раздражала мысль, что я его откушу, но я помнил, что обещал это сделать. Наконец, я обошел эту трудность, принявшись отращивать второй ноготь – так, что у меня оставалось восемь, чтобы грызть, и незачем было откусывать второй длинный ноготь. Не буду надоедать вам подробностями. Все это становилось все запутаннее, и фрустрировало меня больше и больше. Так что я продолжал отращивать все больше ногтей и грызть все меньше, пока не сказал себе: «К черту все это!» Принуждение отращивать ногти и грызть ногти, и чувствовать себя все время фрустрированным было прямо невыносимо. Скажите, какие же мотивы вы заставили действовать во мне, и как они действовали?»
С тех пор прошло больше восьми лет, и этот человек далеко продвинулся в своей профессии. Он хорошо приспособлен к своему окружению, стал моим личным другом, и у него нормальные ногти. Он уверен, что я применил к нему в какой-то мере гипноз, потому что до сих пор помнит «особенное ощущение, будто я не могу двинуться, когда вы со мной говорили».
Случай второй
Отец и мать привели ко мне своего 12-летнего сына и рассказали:
«Этот мальчик мочится в постель каждую ночь, с младенческого возраста. Мы совали его лицом в это; мы заставляли его стирать свои вещи; мы били его ремнем; мы оставляли его без еды и питья; мы наказывали его всеми способами, а он по-прежнему мочится в постель».
Я сказал им:
«Теперь он мой пациент. Я не хочу, чтобы вы вмешивались в мое лечение, как бы я его ни лечил. Оставьте своего сына в покое, а я с ним обо всем договорюсь. Держите язык за зубами и будьте вежливы с моим пациентом».
Поскольку родители дошли уже до полного отчаяния, они на все согласились. Я рассказал Джо, какие указания я дал его родителям, и они ему очень понравились. Потом я сказал ему:
«Знаешь, Джо, у твоего отца рост в 6 футов 1 дюйм, он здоровенный высокий мужчина. А ты всего лишь 12-летний мальчишка. А сколько весит твой отец? Двести двадцать фунтов, и он нисколько не жирен. Ну, а ты сколько весишь? Сто семьдесят фунтов».
Джо не мог сообразить, к чему я все это говорю. Тогда я сказал:
«Не кажется ли тебе, что 12-летнему мальчику требуется черт знает сколько энергии, чтобы построить все это большое прекрасное сооружение? Подумай, какие у тебя мускулы. Какой у тебя рост, какая сила. Сколько тебе пришлось затратить энергии, чтобы соорудить все это в двенадцать коротких лет. Каким же ты будешь в возрасте своего отца? Будешь ли ты таким же человечком ростом в шесть футов два дюйма, весом в какие-то 220 фунтов, или ты будешь выше и тяжелее своего отца?»
Можно было заметить, как Джо шевелил мозгами во всех направлениях, пытаясь составить новое представление о себе в виде мужчины. А потом я сказал:
«Что касается твоей мокрой постели, то ведь эта привычка была у тебя очень долго, а сегодня у нас понедельник. Ты же не думаешь, что уже с завтрашнего вечера ты можешь перестать мочиться в постель, так что у тебя всегда будет сухая постель? Я в это не верю, и ты в это не веришь, и никто в здравом уме в это не верит. Ты не думаешь, что у тебя будет сухая постель, начиная со среды? Я в это не верю. И ты в это не веришь. И никто не поверит. На самом деле, я не надеюсь, что у тебя на этой неделе хоть раз будет сухая постель. С чего бы я на это надеялся? Ведь у тебя привычка, которая держится всю жизнь, так что я вовсе не думаю, что у тебя на этой неделе хоть раз будет сухая постель. Я думаю, что в эту неделю она будет мокрой каждую ночь, и ты так думаешь. Мы в этом согласны, но я еще кроме того думаю, что она будет мокрой еще и в следующий понедельник. Но, понимаешь, есть одна вещь, которую я в самом деле хотел бы знать, ужасно хотел бы знать – будет ли у тебя случайно сухая постель в среду, или это будет в четверг, так что тебе придется подождать до пятницы, чтобы утром это узнать?»
И вот, Джо меня слушал, и он не смотрел при этом на стены, на ковер, на потолок, на свет на моем столе, вообще ни на что. Слушая все эти новые вещи, о которых он раньше никогда не думал, он был в обычном повседневном трансе. Джо не знал, что я накладывал на него двойную связку, потому что я вовсе не спрашивал его:
«Будет ли у тебя сухая постель?»
На самом деле я его спрашивал:
«В какую ночь?»
Он находился в такой мысленной системе отсчета, что должен был узнать, в какую ночь у него будет сухая постель. А затем я продолжал:
«Ты придешь ко мне в следующую пятницу после обеда и скажешь мне, было это в среду или в четверг, потому что я не знаю, и ты тоже не знаешь. Твое подсознание этого не знает. Ты не знаешь этого задним умом, не знаешь и передним умом. Никто не знает. Нам придется подождать, мы узнаем это в пятницу после обеда».
Так что «мы» оба ждали, а в пятницу после обеда Джо пришел с сияющим видом и сказал мне самую замечательную вещь:
«Доктор, вы ошиблись, это было не в среду и не в четверг, а в обе ночи, и в среду, и в четверг».
Я сказал:
«Если у тебя две ночи подряд была сухая постель, это вовсе не значит, что у тебя теперь все время будет сухая постель. На следующей неделе кончается половина января, и, конечно, за вторую половину месяца ты не сможешь научиться все время иметь сухую постель; а февраль – очень короткий месяц».
(Это вполне благовидный аргумент, потому что февраль и в самом деле короткий месяц). И дальше я продолжал:
«Не знаю, будет ли у тебя все время сухая постель, начиная с 17 марта – это день святого Патрика – или это начнется с 1 апреля, в день, когда всех дурачат. Я не знаю. И ты тоже не знаешь, но есть кое-что, что ты должен знать, я хочу, чтобы ты это знал: когда это начнется, это не мое дело. Никогда, никогда, никогда мне до этого не будет дела».
В самом деле, почему бы это было моим делом, с какого времени у него будет все время сухая постель? В действительности это было постгипнотическое внушение, которое останется с ним на всю жизнь. Это и есть то, что вы называете двойной связкой. Маленький Джо не мог понять, что такое двойная связка. Вы применяете двойные связки как часть стратегий психотерапии. Вы излагаете новые представления и новые истолкования, связывая их некоторым неоспоримым образом с отдаленным будущим. Важно, чтобы психотерапевтические идеи и постгипнотические внушения излагались в связи с чем-то, что произойдет в будущем. Джо вырастет, станет большим, пойдет в колледж. Я никогда не говорил с ним о средней школе. Я сказал ему о колледже, то есть о далеком будущем, и о том, как он будет играть в футбольной команде. Я не хотел, чтобы он думал о мокрой постели. Я хотел, чтобы он думал о далеком будущем и о том, что он будет тогда делать, вместо того, чтобы думать: сегодня ночью я буду мочиться в постель.
Случай третий
Лал, которому было около восьми лет, по-видимому, много размышлял о том, что такое власть, господство, сила, действительность и безопасность – у него были серьезные вопросы. Во всяком случае, незадолго до ужина он подошел к отцу и сказал в вопросительном тоне:
«Учителя всегда говорят маленьким детям, что они должны делать?»
В ответ последовало
«Да?»
тоже в вопросительном тоне. Лал продолжал:
«А папы и мама всегда, всегда говорят маленьким детям, что они должны делать?»
На это последовало в ответ еще одно вопросительное утверждение. Затем Лал сказал:
«И они заставляют маленьких детей делать, что они говорят?»
И ответом на это тоже было вопросительное согласие.
Тогда, став в решительную позу с расставленными ногами, Лал проговорил сквозь зубы:
«Ну, так вот, вы не можете меня заставить что-нибудь сделать, а чтобы показать вам это, я не буду есть обед, и вы меня не заставите».
Я ответил, что его предложение дает разумный способ установить некоторые факты, но можно было бы проверить это столь же надежно, если бы он заявил, что его нельзя заставить выпить стакан молока. Я объяснил ему, что он может таким образом съесть обед и не ходить голодным, и в то же время как следует проверить, можно ли заставить его выпить молоко, или нет.
Обдумав это, Лал согласился, но снова заявил, что если я хоть сколько-нибудь сомневаюсь в его решимости, то он будет придерживаться своего первого намерения. Я заверил его, что стакан молока, очень большой стакан, составит вполне достаточную проверку.
После этого я поставил посреди стола, на виду у всех, большой стакан, полный молока, и в то время как я объяснял предложенное испытание силы воли, обед был с удовольствием съеден.
Вопрос был изложен тщательным образом, причем каждое сделанное мною утверждение предлагалось на рассмотрение мальчика, который мог принять его или отвергнуть, так что не осталось никакой опасности недоразумения. В конце концов было достигнуто соглашение, что вопрос будет решен с помощью стакана молока, причем его, Лала, утверждение, что я не мог бы заставить его выпить молоко, означает, что он не обязан делать с молоком ничего, что я ему скажу. Я же сказал, в свою очередь, что могу заставить Лала делать с молоком все, чего захочу, а некоторые вещи могу заставить его делать много раз.
Достигнув полного согласия, мы решили начать состязание, и я скомандовал:
«Лал, выпей это молоко».
На что последовал спокойный ответ:
«Я не обязан это делать, и ты не можешь меня заставить».
Этот обмен заявлениями повторился несколько раз. Затем я попросту сказал:
«Лал, вылей это молоко».
Он удивленно посмотрел на меня, а когда я напомнил ему, что он должен делать с молоком все, что я скажу, он покачал головой и заявил:
«Нет, я не обязан».
Этот обмен заявлениями тоже повторился несколько раз, и каждый раз я получал тот же твердый отказ.
Затем я сказал Лалу бросить стакан с молоком на пол, чтобы стакан разбился, а молоко пролилось. Он мрачно отказался.
Я снова напомнил ему, что он должен делать с молоком все, что я ему скажу, за чем последовало строгое требование:
«Не бери этот стакан молока».
Немножко подумав, он вызывающе поднял стакан. Затем сразу же последовал приказ:
«Не ставь стакан на стол».
Эти два приказа были повторены много раз, каждый раз вызывая то же демонстративное непослушание.
После этого, подойдя к висящей на стене доске, я написал: «Подними стакан с молоком» и «Поставь стакан с молоком». Я объяснил, что буду делать отметку каждый раз, когда Лал сделал что-нибудь, как ему сказано. Я напомнил, что уже несколько раз велел ему сделать то и другое, и что я буду теперь делать отметку мелом каждый раз, когда он сделает одну из двух вещей, приказанных ему раньше.
Лал слушал меня внимательно, с видимым отчаянием.
Затем я сказал:
«Лал, не поднимай стакан»,
и когда он сделал обратное, я провел черту под надписью «Подними стакан». Потом я сказал:
«Лал, не опускай стакан»,
а когда он опустил его, провел черту под надписью «Поставь стакан». После нескольких повторений этой процедуры, во время которой Лал следил, как возрастает число отметок под каждой из надписей, я написал на доске: «Выпей молоко» и «Не пей молока», объяснив, что теперь будет отмечаться выполнение этих новых команд.
Лал слушал внимательно, но с выражением возрастающей безнадежности.
Я мягко сказал ему:
«Не пей молока».
Он медленно поднес стакан к губам, но прежде чем он успел отпить из него, последовала команда:
«Выпей молоко».
Он с облегчением опустил стакан. После этого было сделано две отметки, одна под надписью «Поставь стакан с молоком», другая под надписью «Не пей молока».
После нескольких повторений этого, я скомандовал Лалу не держать стакан с молоком над головой, а вылить его на пол. Он поднял стакан, медленно и осторожно, на высоту вытянутой руки над головой. Тут он сразу же получил указание не держать его таким образом. Затем я пошел в другую комнату, вернулся оттуда с книгой и с другим стаканом молока и заметил:
«Мне кажется, все это глупое занятие. Не ставь молоко на стол».
Со вздохом облегчения Лал поставил стакан на стол, посмотрел на сделанные на доске отметки, снова вздохнул и сказал:
«Давай перестанем, папа».
«Конечно, Лал»,
сказал я,
«Это глупая игра, на самом деле неинтересная, и если у нас в другой раз выйдет спор, мы поговорим о чем-нибудь действительно важном, что стоило бы обдумать и обсудить».
Лал кивнул в знак согласия.
Тогда я подобрал свою книгу, выпил мой стакан молока и приготовился выйти из комнаты. Глядя на меня, Лал молча взял свой стакан и выпил молоко.
Действительность, безопасность, определение границ и ограничений – все это важные вещи в расширении понимания, происходящем у ребенка. У него непреодолимая потребность проявлять инициативу, определяя собственную личность и личность другого. Лал, чувствуя себя личностью и уважая в себе личность – притом разумную личность – бросил вызов оппоненту, которого считал достойным этого, и который продемонстрировал, к пользе Лала, что он уверенно принимает вызов.
Сражение велось из-за принципа, который один из спорщиков высоко ценил, а другой спорщик, относясь к мнению первого с полным уважением, считал ошибочным. Это не было мелкое столкновение двух лиц, боровшихся за доминирование. Определялась ценность некоторого принципа. Были установлены разделительные линии, были достигнуты соглашения, и были брошены в борьбу силы, чтобы выяснить вопрос, признанный в конце концов обеими сторонами ошибочным и неважным для будущего.
С тех пор прошло более 20 лет, и у Лала есть теперь собственные дети. Описанное выше переживание он вспоминает с удовольствием, с восторгом и, сверх того, с огромным личным удовлетворением. Он говорит:
«В этом случае я в самом деле многому научился и это почувствовал. Мне не нравилось то, чему я учился, но я был ужасно рад, что учился этому. Это просто дало мне ощущение хорошего самочувствия, как это бывает у маленьких детей. Я хотел бы даже выразить это, как маленький ребенок».
Случай четвертый
Однажды один из моих детей посмотрел за обедом на шпинат и сказал:
«Я не стану есть эту штуку!»
Я с ним вполне согласился:
«Конечно, нет. Ведь ты недостаточно взрослый, недостаточно большой, недостаточно сильный».
Это двойная связка, делающая его позицию труднее защитимой, а шпинат более желанным. Мать приняла его сторону, утверждая, что он уже достаточно большой, и вопрос стал предметом спора между матерью и мною. Конечно, мальчик был на ее стороне. В конце концов, я предложил компромисс, позволив ему взять половину чайной ложечки. Они сочли мое предложение недостаточным, и мне пришлось ему дать полтарелки. Он съел ее так быстро, как только мог, и громко потребовал еще. Я колебался, но мать с ним согласилась. Тогда я очень неохотно признал:
«Ну, что ж, ты оказался больше и сильнее, чем я думал».
И это придало ему новый статус в собственных глазах. Я не требовал в прямой форме, чтобы он пересмотрел свой собственный образ, но это произошло косвенным образом, а именно:
а) я предоставил ему возможность, обстановку (обе стороны спора между его матерью и мною), в которой он мог увидеть и как следует обдумать пересмотр его собственного поведения; и
б) после моего неохотного признания, что он вырос, он сам вывел заключения, вытекающие из происшедшего изменения в его поведении.
Сущность такого косвенного подхода в том, что он создает условия, позволяющие субъекту сделать его собственный, подходящий к этим условиям выбор.
Лечение множественных травматических переживаний
Этот процесс позволяет клиенту зашифровать по-новому сразу множество травматических переживаний, даже когда эти травмы продолжались годами. Однако, эти шаги требуют быстрой переработки большого количества информации. Сознание, в лучшем случае, может только интеллектуально понять шаги. Следовательно, клиенту нужно воспользоваться подсознательными способностями, чтобы успешно выполнить шаги этого процесса.
1. Подготовка. Проведите клиента через процесс зрительно-кинестетической диссоциации 3 раза, выбрав неприятные переживания из прошлого, чтобы подготовить его подсознание к шагу 3 (см. ниже). После каждого повторения процесса зрительно-кинестетической диссоциации, пусть клиент убедится, что воспоминание теперь зашифровано как далекая маленькая черно-белая фотография. Шаги 2-5 клиенту обычно легче делать с закрытыми глазами в легком трансе.
2. Сортировка воспоминаний: попросите подсознание клиента рассортировать все воспоминания на два ряда: один ряд приятных или нейтральных воспоминаний, а другой – неприятных или травматических. Клиенту не нужно сознательно вспоминать ни одно из этих неприятных воспоминаний.
3. Диссоциируйте клиента от неприятных воспоминаний:
а) Попросите подсознание клиента проделать зрительно-кинестетическую диссоциацию со всеми неприятными воспоминаниями. Чтобы это сделать, клиент может представить, что ряд неприятных воспоминаний находится у него за спиной, в хронологическом порядке (самые недавние ближе всего, а самые ранние – дальше всего). Затем пусть он быстро пройдет задом наперед ассоциированно, прямо через весь этот ряд и потом вернется в настоящее. Клиенту не нужно осознавать содержание воспоминаний, в то время как он проходит через эти события;
б) Потом попросите подсознание клиента зашифровать все неприятные воспоминания как маленькие выцветшие, черно-белые фотографии.
4. Ассоциируйте клиента с приятными воспоминаниями. Обучите клиента проделывать зрительно-кинестетическую диссоциацию в обратном порядке с тремя приятными воспоминаниями из ряда приятных воспоминаний (даже если они были забыты). Другими словами, пусть он последовательно зашифрует их как близкие, большие, яркие, цветные фильмы. Пусть клиент ассоциируется с этими фильмами. Уделите одну или две минуты на каждое воспоминание.
Помогите клиенту воссоединиться с приятными воспоминаниями:
а) Пусть клиент представит впереди весь ряд приятных воспоминаний в хронологическом порядке (самые ранние воспоминания ближе всего и самые недавние – дальше всего). Потом пусть он быстро пройдет вперед через ряд приятных воспоминаний, начиная с самых ранних и заканчивая настоящим моментом;
б) Потом попросите подсознание клиента зашифровать все приятные воспоминания из этого ряда как близкие, большие, яркие, цветные фильмы. Пусть он попрактикуется, входя в приятные воспоминания из разных периодов его жизни, по мере того как они вспоминаются.
Преимпринтинг
Преимпринтинг – отличный пример того, как использовать естественный для человека процесс обучения, чтобы достигнуть желаемых результатов. Все мы делаем выводы из наших прошлых переживаний и некоторые из этих выводов оказывают большое влияние на наше нынешнее поведение. Многие из этих выводов (т.е. представлений) сформировались из-за одного особенно значимого переживания, другие – из-за целого ряда переживаний.
Когда человек не может реагировать так, как ему хочется, в определенных ситуациях, то это симптом может указывать на ограничивающие представления, возникшие в результате травматического переживания или отрицательного запечатления (такие запечатления можно описать и как положительные, и как отрицательные, в зависимости от того, насколько полезными оказались выводы, сделанные из этих запечатлений). Отрицательное запечатление часто происходит потому, что в детстве мы не могли понять ограничений окружающих нас людей. Так как травматические переживания в прошлом (отрицательные запечатления) могут создавать проблемы впоследствии, из этого следует, что переживания, связанные с положительным обучением (положительные запечатления), могут впоследствии стать мощными ресурсами. Поскольку память и воображение проходят по одним и тем же неврологическим путям и, таким образом, обладают потенциально одинаковым влиянием на наше поведение, то воображаемое положительное запечатление может оказать настолько же большое воздействие, как и положительное запечатление из прошлого.
В этом методе запечатления заново есть четыре шага:
1. Выявите у клиента субмодальную структуру реального воспоминания, ставшего положительным запечатлением.
2. Помогите клиенту представить себе какого рода «ресурсное» переживание (положительное запечатление) подготовило бы его к травматическому переживанию.
3. Представив себе это, пусть клиент вернется назад, в прошлое, во время до травматического случая, и на самом деле переживет и прочувствует построенное им положительное запечатление.
По мере того, как он это делает, помогите ему структурировать свое положительное запечатление так, чтобы оно совпало по форме (по субмодальностям) с реальным воспоминанием из шага 1, и поставьте якорь на это переживание.
4. Пусть клиент потом использует свое новое положительное запечатление, чтобы изменить выводы, сделанные им из отрицательного запечатления (и случаев, связанных с ним), и с этими новыми выводами (представлениями) он быстро пронесется через отрицательное запечатление и связанные с ним подобные случаи по-новому.
Помогите клиенту, используя якорь, пока он делает это.
Запечатление заново полезно в тех случаях, где корнем нынешних проблем в поведении является отрицательное запечатление. Именно этот метод особенно полезен в случаях, где клиент прошел через целый ряд неприятных переживаний, обид или издевательств. Поскольку раннее и сильное отрицательное запечатление влияет на многие переживания впоследствии, то, когда мы меняем первоначальное запечатление с помощью преимпринтинга, все последующие проблемы в поведении и возникшие в результате этого запечатления тоже изменятся. Когда клиент движется вперед во времени со своим сильным ресурсом, все переживания, связанные с проблемой, преобразуются сразу. Это эффективнее, чем проводить трудоемкую работу, меняя их одно за другим.
Случай 1: Тревога.
Когда Мария разлучалась со своим восьмилетним сыном больше, чем на день, она начинала тревожиться, думая о нем. Эта тревога была очевидной – у Марии появлялось напряжение и дыхание становилось прерывистым. Терапевт спросил ее, как она думает о своем сыне, и Мария сказала, что это тусклая, застывшая картинка вдалеке от нее, «с большим пространством между ним и мною». Увидев такой образ, она чувствовала, как будто теряет сына, а это в свою очередь вызывало чувство тревоги. Когда терапевт попросил Марию заметить, что происходит по мере того, как она придвигает картинку своего сына ближе, то Мария сказала, что чувствует себя гораздо лучше.
Хотя Мария могла бы научиться другой реакции на образ сына, просто изменив субмодальность этого образа, но такая реакция (тревога) началась с травматического переживания. Это случилось, когда Марии было семь лет, и беспокоило ее с тех пор. Травма возникла из-за исчезновения ее отца на пять дней. Никто не знал, вернется ли он когда-нибудь или даже жив он или мертв. В то время Мария почувствовала себя «совершенно заброшенной, покинутой и перепуганной». Это отрицательное запечатление влияло с тех пор на всю эмоциональную жизнь Марии. Оказалось, что при расставании с сыном у нее появлялась та же тревога, которая возникла у нее при исчезновении отца. Мария попросила терапевта помочь ей научиться реагировать спокойно на расставание с сыном.
Однако если бы терапевт просто бы научил Марию изменять то, каким образом она представляет себе сына при расставании с ним, то изменился бы лишь один симптом. Само отрицательное запечатление осталось бы неизменным, а вместе с ним остались бы трудности, уже возникшее в ее жизни в результате этого запечатления. К тому же оно могло бы влиять и дальше, вызывая дополнительные трудности. Меняя детское воспоминание (запечатление), мы меняем также симптоматические проявления, выражающиеся в поведении клиента и связанные с этим запечатлением. Так что клиентка достигла поставленной в начале цели и одновременно получила много дополнительных преимуществ.
1. Выявление структуры (субмодальностей) положительного запечатления.
Первым шагом будет узнать, как клиентка думает о значимом для нее воспоминании, которое сильно влияет на ее поведение положительным образом.
Терапевт: «Мария, не все детские воспоминания, оказывающие сильное положительное воздействие на людей, бывают приятны, когда человек проходит через них, хотя некоторые из них уж конечно приятны. Так что мне любопытно, когда тебе начинают вспоминаться детские воспоминания, на самом деле оказавшие на тебя полезное воздействие, то придет ли тебе сначала в голову приятное воспоминание или переживание, само по себе не очень приятное, но полезно повлиявшее позднее? Потому что суть здесь не в том, приятное оно или неприятное, а скорее в том, научилась ли ты из этого переживания чему-то такому, что сильно и положительно воздействует на твое поведение до сих пор. Неважно, какое из этих воспоминаний придет в голову первым, важно понять, как ты узнаешь, что именно это воспоминание сильно и положительно воздействует на тебя сейчас…»
(Дайте клиенту время отреагировать)
«…и какое из вспомнившихся самое значимое? И по мере того, как ты начинаешь вспоминать такое воспоминание, заметь, что происходит, когда ты думаешь об этом воспоминании, по-настоящему вникаешь в него. Как ты думаешь о нем, когда оно так сильно и положительно влияет на тебя?…»
(Проследите по физиологии, чтобы клиент вошел в ресурсное состояние: появилась улыбка, распрямилась спина, дыхание стало более ровным и глубоким и т.д.).
«…Вот так; теперь, что происходит, когда ты думаешь о воспоминании совершенно другого рода, на самом деле малозначительном, может быть, ты вспомнишь, как ты чистила зубы сегодня утром или вчера пила чашечку кофе, что-то не особенно повлиявшее на тебя. И пока ты замечаешь то, каким образом ты думаешь о таком малозначительном воспоминании, сравни его с воспоминанием значимым. Чем они отличаются – одно представляется как фильм, а другое – как фотография; одно цветное, а другое – черно-белое; в одном есть звук, а в другом – нет? Как ты узнаешь, что одно воспоминание сильно влияет, а другое – нет?»
Клиентка: «Обыденное воспоминание маленькое и застывшее, как черно-белая фотография. Значимое воспоминание везде вокруг меня, как будто я в действительности нахожусь внутри него. В нем есть движение и краски – пастельные тона, как на картинках Мане; мне они очень нравятся. И в значимом воспоминании есть звуки, а в обыденном звуков нет».
2. Создание нового положительного запечатления.
Терапевт: «Теперь мне хочется, чтобы ты на время отложила эти переживания в сторону, потому что мне хочется задать тебе очень важный вопрос. Какого рода впечатление до исчезновения отца значительно облегчило бы твое состояние во время той травмы? Какое особенное впечатление или переживание подготовило бы тебя к этому, так что у тебя не было бы этих ужасных чувств – потерянности и заброшенности?»
Клиентка: «В то время мой отец был для меня всем. Я думаю, если бы человек, которому я доверяла, сказал мне, что он всегда будет рядом и будет оберегать меня, что бы ни произошло, мне было бы гораздо легче; может быть, если бы мой брат сказал мне это».
3. Переживание положительного запечатления до травматического происшествия; использование перенесения субмодальностей так, чтобы созданное положительное запечатление совпало по своей структуре (субмодальностям) с реальным положительным запечатлением из шага 1.
Терапевт: «Хорошо. Такое впечатление может отразиться на многом; давай проверим, насколько это подойдет. Сначала ты можешь закрыть глаза и возвратиться в то время, когда тебе было шесть или семь лет, задолго до исчезновения отца, и представить себе подробно такой разговор с братом. По мере того как ты делаешь это, вспомни значимое положительное воспоминание, выбранное тобою раньше, чтобы по его образцу построить переживание, где твой брат успокоил и поддержал тебя так, что там будет движение, особенно любимые тобой пастельные тона, звуки и это впечатление будет везде вокруг тебя. И ты можешь продолжать дополнять и видоизменять это переживание столько, сколько тебе захочется, чтобы получилось такое впечатление, которое позволит тебе позднее отреагировать желаемым для тебя образом на неожиданное исчезновение отца. Удели этому столько времени, сколько тебе понадобится, и кивни мне головой, когда ты почувствуешь удовлетворение от того, что построишь это переживание полностью…»
(Терапевт ставит якорь на чувство, связанное с положительным запечатлением).
Как только Мария начала строить это новое воспоминание, ее дыхание стало глубже, она улыбнулась и спина у нее выпрямилась также, как это было в первоначальном положительном запечатлении. Для терапевта это свидетельство, что новое воспоминание Марии будет мощным ресурсом.
Приблизительно через минуту Мария кивнула головой.
|
