|
В отличие от соответствующей терапии пациентов с другими диагнозами, терапевт психопатического клиента должен усвоить позицию “граничащей с безразличием независимой силы ”. Не следует эмоционально инвестироваться в изменение пациента, поскольку, как только пациент заметит данную потребность тера певта, он тут же начнет саботировать психотерапию, чтобы продемонстрировать слабость клинициста. Лучше позаботиться об углублении собственного понимания и настраиваться на то, чтобы сделать свою работу компетентно и дать пациенту понять, что это его дело – воспользоваться выгодами психотерапии или нет. Данный принцип аналогичен уроку, который осваивает каждый полицейский: никогда не показывай, что для тебя важно получить признание.
Наиболее опытным интервьюером антисоциальных типов из всех, кого я знаю, является шеф полиции моего города. Это человек с исключительной способностью вызывать чистосердечные признания – часто с трогательным плачем – у насильников, мучителей и убийц. Слушая записи его допросов, поражаешься его убеждению, что даже самые ужасные преступники имеют потребность сказать кому нибудь правду. Такие реакции подозреваемых до крайности удивляют. Особенно в свете их убеждения, что главная цель интервьюера – выступить обвинителем. Ни один из допрошенных не обвинял шефа полиции в предательстве, даже когда тот давал показания в суде на основе их признания. “Он относился ко мне честно”, – говорили они.
Подобные феномены поднимают вопрос: не является ли бессердечность психопата реакцией на окружение, которое было или насильническим (например, детстве, а позднее удвоенное жестокой субкультурой), или непостижимое (как и желание терапевта помочь). Тот факт, что преступники испытывают ощутимое облегчение, признаваясь тому, кто хочет засадить их в тюрьму, свидетельствует, что даже неисправимый преступник несет примитивную ответственность и может извлечь выгоду из человеческих взаимоотношений*. Садист убийца Карл Панцхрам (Gaddis & Long, 1970) был способен на длительную дружбу с тюремным охранником, который однажды отнесся к нему по доброму. Строгое упорство и железобетонно устойчивое отношение, видимо, являются наилучшей комбинацией в работе с антисоциальными людьми.
В ходе терапии, по мере того как настойчиво анализируются свойственные психопатической личности всемогущий контроль, проективная идентификация, зависть и самодеструктивные действия, пациент будет действительно изменяться. Любой переход от использования слов для манипуляции к их использованию для честного самопредъявления является существенным успехом, который можно достичь лишь в результате повторных представлений себя кому либо, кто в достаточной степени интегрирован. Любой пример, когда пациент сдерживает собственный импульс и испытывает гордость за осуществление самоконтроля, следует рассматривать как важнейшую веху лечения социопатической личности. Поскольку даже небольшое продвижение психопата к человеческой привязанности предотвращает огромное количество человеческих страданий. Такой прогресс является вознаграждением за каждую каплю пота, которую проливает терапевт при работе с этим контингентом.
Дифференциальный диагноз
Обычно довольно трудно распознать антисоциальные свойства клиента, чья личность имеет психопатический компонент. Большой вопрос, являются ли эти свойства центральными и, следовательно, позволяющими определить пациента как характерологически психопатического. Психология людей, которые легко могут быть неправильно поняты как социопатические, включает в себя параноидные, диссоциативные и нарциссические состояния. Кроме того, некоторые люди, обладающие истероидной личностью, неправильно диагностируются как антисоциальные. Эта тема будет обсуждена далее, в главе 14.
Психопатическая личность в сравнении с параноидной
Существует значительное совпадение между доминирующей психопатической психологией и параноидной. Многие люди обладают чертами характера обоих этих типов. И антисоциальные, и параноидные люди серьезно озабочены вопросами силы, однако с разных перспектив. В отличие от психопатов, люди с домирующей параноидной структурой характера испытывают глубокую вину, анализ которой очень важен для облегчения их страдания. Таким образом, для оценки тех, кто обладает и социопатическими, и параноидными свойствами, крайне важно понять, какие тенденции являются доминирующими.
Психопатическая личность в сравнении с диссоциативной
Существует определенное совпадение между психопатическими и диссоциативными состояниями. Интервьюеру важно определить, является ли пациент психопатической личностью, которая использует некоторые диссоциативные защиты, или же он представляет собой множественную личность, обладающую одной или несколькими “преследующими” частями личности. Для первой группы прогноз носит сдержанный характер, в то время как люди, корректно диагностированные как диссоциативные, быстрее и благоприятнее реагируют на терапию. К сожалению, вынесение данной дифференциальной оценки может оказаться чрезвычайно трудным, даже если этим занимается эксперт. И преимущественно диссоциативные, и преимущественно социопатические люди испытывают глубокое недоверие к другим, хотя и по разным причинам (ужас насилия в одном случае и всемогущий триумф – в другом). И те, и другие лицемерят, испытывают склонность к поверхностному согласию и ниспровержению терапевта.
Я не рекомендую пытаться проводить дифференциальный диагноз, если он повлечет за собой какие либо серьезные последствия – например, когда совершивший убийство человек не признает себя виновным по причине умопомешательства, стараясь убедить профессионала в том, что у него множественное расстройство личности. Дифференциальный диагноз довольно труден и без подобного осложнения, поэтому имеет место существенная потребность в развитии процедур, которые бы позволили сделать более надежным разделение этих двух типов. Некоторую надежду дает гипноз. О дифференцировании я расскажу в главе 15.
Психопатическая личность в сравнении с нарциссической
Кроме того, существует тесная связь между психопатическими и нарциссическими состояниями. Оба типа характера отражают субъективно пустой внутренний мир и зависмость самоуважения от внешних событий. Некоторые теоретики (Kernberg, 1975; Meloy, 1988) помещают психопатию и нарциссизм в одно измерение, которое характеризуют как нарциссическое; психопат рассматривается как патологический край нарциссического континуума. Я же считаю, что антисоциальные и нарциссические люди достаточно различны, чтобы выделить свой континуум для каждого типа. Для большинства социопатических людей не характерна повторяющаяся идеализация, а большинство нарцисстических характеров не зависит от всемогущего контроля. Однако многие люди обладают некоторыми чертами обоих типов, и для каждого из них характерна инфляция собственного “Я”.
Вопреки тому, что эти два типа имеют много общего, а ряд людей обладает определенными чертами каждой организации, полезно тщательно дифференцировать их, поскольку лечебные рекомендации совершенно различны для этих двух групп (эмпатическое отзеркаливание подходит для большинства нарциссических людей, но вызывает антагонизм у психопатических людей).
Заключение
В настоящей главе психопатическая личность была описана через выраженную и организующую потребность ощущать собственное влияние на других, манипулировать ими, “подняться над” ними. Коротко были суммированы конституциональные предиспозиции антисоциального поведения, уделено внимание ярости и мании, которая может прорвать характерное для социопатических людей блокирование аффекта. Психопатия была обсуждена с точки зрения защит всемогущего контроля, проективной идентификации, диссоциации и отыгрывания вовне. С точки зрения объектных отношений, были отмечены нестабильность, потворство, эмоциональное непонимание, эксплуатация и иногда жестокость. Структура собственного “Я” определяется грандиозными стремлениями избежать переживания слабости и зависти. Были обсуждены неэмпатический перенос и контртрансферентные реакции и лечебные требования неподкупности, последовательности и независимости терапевта от собственной потребности быть воспринимаемым как помогающий. Психопатический характер был дифференцирован от параноидного, диссоциативного и нарциссического типов.
Дополнительная литература
К сожалению, в работах по психотерапии обычно редко уделяется особое внимание психопатическим пациентам, поэтому существует определенный недостаток хорошей аналитической литературы, посвященной этой группе. Таким образом, читатели, заинтересованные в получении большей информации о дисциплинирующей психодинамической работе с антисоциальной популяцией, обладают ограниченными ресурсами. В этом отношении исследование Бурнстена “Манипулятор” (Burnsten, 1973, “The Manipulator”) и книга Мелой “Психопатическая душа” (Meloy, 1988, “The Psychоpathic Mind”) являются наиболее обстоятельными исследованиями, доступными для чтения. Хорошая глава, посвященная данной теме, имеется в книге Актара “Разбитые структуры” (Akhtar (1992) “Broken Structures”).
8. Нарциссические личности
Людей, личность которых организована вокруг поддержания самоуважения путем получения подтверждения со стороны, психоаналитики называют нарциссическими. Всем из нас свойственна некоторая уязвимость в отношении того, кем мы являемся и насколько ценными себя чувствуем. И пытаемся строить нашу жизнь таким образом, чтобы чувствовать удовлетворение от собственной личности. Наша гордость возрастает при одобрении и увядает при неодобрении со стороны значимых других. Для некоторых из нас озабоченность “нарциссическим запасом” или поддержанием самоуважения затмевает другие задачи настолько, что в этом случае нас можно считать поглощенными исключительно собой. Термины “нарциссическая личность” и “патологический нарциссизм” применяются именно к такой диспропорциональной степени озабоченности собой, а не к обычной чувствительности к одобрению или критике.
Нарциссизм – как нормальный, так и патологический – является темой, которой Фрейд (1914) периодически уделял внимание. Он позаимствовал данный термин из греческого мифа о Нарциссе, юноше, который влюбился в свое отражение в зеркале воды и в конце концов умер от тоски, которую его отражение никогда не могло бы удовлетворить. В то же время, Фрейд не так уж много написал о терапии тех, для кого нарциссическая озабоченность является центральной проблемой.
Альфред Адлер (Alfred Adler, 1927) и Отто Ранк (Otto Rank, 1929) писали о проблемах, которые мы сегодня относим к нарциссизму, но их уважительное отстранение от Фрейда привело к тому, что их работы остались неизвестными многим терапевтам. С самого начала эры психоанализа выявлялись люди, имевшие проблемы с самоуважением. Этих пациентов было трудно описать исключительно в терминах драйвов и бессознательного конфликта. Их, соответственно, было трудно лечить, опираясь на терапевтическую модель, основанную на конфликте. Их опыту, по видимому, лучше соответствует дефицитарная модель: во внутренней жизни подобных пациентов чего то недостает .
Озабоченные тем, как они воспринимаются другими, нарциссически организованные люди испытывают глубинное чувство, что они обмануты и нелюбимы. Можно ожидать, что им удастся помочь развить самопринятие и углубить их взаимоотношения, если распространить динамическую психологию на области, которые Фрейд только начал затрагивать. Наше понимание нарциссизма улучшилось благодаря вниманию к концепциям базовой безопасности и идентичности (Sullivan, 1953; Erickson, 1950, 1968), концепции собственного “Я” как альтернативы более функционалистской концепции Эго (Winnicott, 1960b; Jacobson, 1964); концепции регуляции самооценки (A. Reich, 1960); концепции привязанности и сепарации (Spitz, 1965; Bowlby, 1969, 1973); концепции задержки развития и дефицитарности (Kohut, 1971; Stolorow & Lachmann, 1978) и концепции стыда (Lynd, 1958; Lewis, 1971; Morrison, 1989).
Наряду с тем, что в послефрейдовский период были освоены новые теоретические разделы, уже существовавшие разделы оказались переработанными таким образом, что был достигнут определенный прогресс в лечении нарциссических проблем. Заметное клиническое брожение последовало за вызовом, брошенным теоретиками объектных отношений (Horney, 1939; Fairbairn, 1954; Balint, 1960) фрейдовской концепции “первичного нарциссизма”, предполагавшей, что младенец катектирует себя самого прежде других. Мыслители, которые подчеркивали первичную привязанность , понимали нарциссическую патологию не как фиксацию на нормальной инфантильной грандиозности, а как компенсацию ранних разочарований во взаимоотношениях. Примерно в то же время такие понятия, как контейнирование (counteinment, Bion,1967); поддерживающее окружение (holding environment, Winnicott, 1945, 1960a; Modell, 1976) и отзеркаливание (mirroring, Winnicott,1945; Kohut, 1968) явились переопределяющими теориями терапии. Эти идеи – больше, чем прежние модели психопатологии и лечения, – оказались применимы к людям, для которых целостность и непрерывность чувства собственного “Я” и придаваемая ему ценность представляют фундаментальную проблему.
Похоже, что в то время, когда Фрейд писал свои труды, проблемы нарциссизма не носили такого характера эпидемии, какой они имеют сегодня. Психоаналитически ориентированные социальные теоретики (Fromm, 1947; Slater, 1970; Hendin, 1975; Lasch, 1978, 1984) утверждали, что превратности современной жизни усилили нарциссическую озабоченность*.
Мир быстро меняется, мы часто переезжаем, средства массовой информации эксплуатируют нашу незащищенность и способствуют суете и жадности, обращение к светским нормам (секуляризация жизни) размывает внутренние нормы, определенные религиозными традициями. В массовых объединениях и во времена быстрых перемен непосредственное впечатление, производимое кем либо на других, может оказаться более неотразимым, чем целостность и искренность, – качества, которые ценятся в малых и более стабильных общинах, где люди знают друг друга достаточно хорошо, чтобы не судить о ком то на основании исключительно собственной истории и репутации.
Многие пациенты Фрейда страдали от избытка внутренних комментариев по поводу собственных достоинств и недостатков. Это состояние Фрейд стал описывать как состояние, отражающее “жесткое супер Эго”. В противоположность этому, современные клиенты часто ощущают себя скорее субъективно пустыми, чем переполненными критическими интернализациями. Они беспокоятся, что “не вписываются”, а не из за того, что изменяют своим принципам. Они могут беспрестанно размышлять о видимых достоинствах – красоте, славе, богатстве – или о проявлении политической благонадежности, но не о более скрытых аспектах своей идентичности и целостности. “Имидж” заменяет сущность, и то, что Юнг (Jung, 1945) назвал персоной (представление себя внешнему миру), становится более живым и надежным, чем действительная личность.
В работе “Комплекс Бога” (“The God Complex”, Ernest Jones, 1913) Эрнест Джонс первым из авторов психоаналитического толка изобразил наиболее явно грандиозный тип нарциссической личности. Джонс описал тип человека, характеризующийся эксгибиционизмом, отчужденностью, эмоциональной недоступностью, фантазиями о всемогуществе, переоценкой своих творческих способностей и тенденцией осуждать других. Он описывал этих людей как личностей, находящихся в континууме душевного здоровья – от психотика до нормального, отмечая, что “когда такой человек становится душевнобольным, он ясно и открыто демонстрирует бред, что действительно является Богом. Он служит примером того типа, который можно встретить в любой клинике”. Вильгельм Райх (Wilhelm Reich, 1933) в книге “Анализ характера” посвятил главу в рассмотрению “фаллически нарциссического характера”, представленного как “самоуверенный… надменный… энергичный, часто – подавляющий своей манерой держаться… [тот, кто] будет, как правило, предвосхищать любую приближающуюся атаку собственным нападением”. Этот знакомый тип присутствует в основных своих чертах и в описании нарциссической личности в последнем издании DSM.
По мере продолжения психоаналитических исследований личности стало ясно, что явная грандиозность личности явилась лишь одной из форм того, что мы сегодня рассматриваем как нарциссическую проблему или “расстройство собственного “Я” (Kohut & Wolf, 1978). Современные аналитические концепции охватывают множество различных внешних проявлений ядерных проблем идентичности и самоуважения. Бурстен (Bursten, 1973b) предложил типологию нарциссических личностей, включающую в себя страстно требовательный, параноидный, манипулятивный и фаллический нарциссический варианты. В дальнейшем многие авторы заметили, что в каждом тщеславном и грандиозном нарциссе скрывается озабоченный собой, застенчивый ребенок, а в каждом депрессивном и самокритичном нарциссе прячется грандиозное видение того, кем этот человек должен бы или мог бы быть (A. Miller, 1975; Meisner, 1979; Morrison, 1983). Общим для нарциссических личностей, по разному себя проявляющих, является присущее им внутреннее чувство или страх, что они “не подходят”; чувство стыда, слабости и своего низкого положения. Их компенсаторное поведение может сильно разниться, но в конечном итоге всегда обнаруживается сходная озабоченность. Таким образом, столь разных индивидуумов, как Джуди Гарланд или проблематичный ученик Сократа Алсибиад, можно с полным правом считать нарциссически организованными.
Драйвы, аффекты и темперамент при нарциссизме
Вопросу участия конституциональных данных и темперамента в формировании нарциссической личностной организации было уделено очень мало систематизированных исследований. В отличие от антисоциальных личностей, проблемы которых очевидны и достаются обществу дорогой ценой и поэтому вдохновляют на научные исследования психопатий, нарциссические индивидуумы совершенно различны, часто неуловимы в своей патологии и наносят не столь явный вред обществу. Преуспевающие нарциссические личности (в плане денег, социально, политически, в военном отношении и т. д.) могут вызывать восхищение и желание соперничать с ними. Внутренняя цена нарциссического голода редко доступна восприятию наблюдателя, и вред, наносимый другим при преследовании нарциссически структурированных проектов, может рационализироваться и объясняться как естественный и неизбежный побочный эффект конкуренции: “Лес рубят – щепки летят” (или: “Нельзя приготовить омлет, не разбив яйца”). Кроме того, представление о более тонких видах нарциссизма как об излечимых проблемах характера является достижением лишь последних двух трех десятилетий.
Следовательно, большинство идей относительно предрасположенности к нарциссической организации личности мы черпаем из клинических исследований. Наиболее часто в литературе, посвященной этой теме, звучит, что люди, имеющие риск развития нарциссического характера, могут оказаться более других конституционально чувствительны к невербальным эмоциональным сообщениям. А именно: нарциссизм развивается у таких детей, которые кажутся сверхчувствительными к непроявленным, невыраженным аффектам, отношениям и ожиданиям других. Например, Элис Миллер (Alice Miller, 1975) считает, что многие семьи “содержат” одного ребенка, чей природный интуитивный талант бессознательно используется его воспитателями для поддержания их собственной самооценки, и что этот ребенок вырастает в замешательстве относительно того, чью жизнь ему положено прожить. Согласно этим представлениям, такие одаренные дети с большей вероятностью, чем не наделенные подобным талантом, используются как нарциссическое расширение*, и, следовательно, повзрослев, более подвержены риску стать нарциссическими.
В различных работах, посвященных обсуждению наиболее явно грандиозных нарциссических пациентов, Кернберг (Kernberg, 1970) предполагал, что они, возможно, обладают или врожденным сильным драйвом агрессии, или конституционально обусловленной недостаточной способностью переносить агрессивные импульсы. Такая особенность может в некоторой степени объяснять тот факт, что нарциссические люди долгое время стремятся избегать изучения своих собственных драйвов и желаний: они могут бояться их силы. Помимо приведенных соображений нам известно очень немногое о тех особенностях темперамента, которые могут внести свой вклад в нарциссическую структуру характера.
В клинической литературе постоянно подчеркиваются стыд и зависть в качестве главных эмоций, ассоциированных с нарциссической организацией личности. Субъективный опыт нарциссических людей пропитан чувством стыда и страхом почувствовать стыд. Первые аналитики недооценивали силу данной эмоциональной установки, часто неправильно истолковывая ее как вину и делая интерпретации, ориентированные на вину (эти интерпретации пациенты воспринимали как неэмпатические). Вина – это убежденность в том, что ты грешен или совершил злодеяние; она легко концептуализируется в понятиях внутреннего критикующего родителя или супер Эго. Стыд – это чувство, что тебя видят плохим и неправым; наблюдатель в этом случае находится вне собственного “Я”. Вина создается чувством активной возможности совершения зла, тогда как стыд имеет дополнительное значение беспомощности, уродства и бессилия.
Уязвимость нарциссических личностей для зависти – родственное явление. Если я внутренне убежден, что обладаю некоторыми недостатками и моя неадекватность всегда может быть разоблачена, я начинаю завидовать тем, кто кажется довольным или обладает теми достоинствами, которые (как мне кажется) могли бы способствовать тому, чего я лишен. Зависть нередко лежит в основании другого широко известного качества нарциссических людей – склонности осуждать самого себя или других. Если я ощущаю дефицит чего либо и мне кажется, что у вас все это есть, я могу попытаться разрушить то, что вы имеете, выражая сожаление, презрение или путем критики.
Защитные и адаптивные процессы при нарциссизме
Нарциссически структурированные люди могут использовать целый спектр защит, но наиболее фундаментально они зависят от идеализации и обесценивания. Эти защиты комплементарны в том смысле, что при идеализировании собственного “Я” значение и роль других людей обесценивается, и наоборот. Кохут (Kohut, 1971) начал использовать термин “грандиозное “Я” для передачи чувства собственного величия и превосходства, которое характеризует один из полюсов внутреннего мира нарциссической личности. Эта грандиозность может ощущаться внутренне или же проецируется. Происходит постоянный процесс “ранжирования”, который нарциссические личности используют при обращении с любой проблемой, стоящей перед ними: какой врач “лучше”? Какая школа “самая хорошая”? Где “самые жесткие” требования при обучении? Реальные преимущества и недостатки могут абсолютно не приниматься во внимание ввиду озабоченности престижностью.
Например, одна моя знакомая была настроена на то, что ее сын пойдет в “самый лучший” колледж. Она посетила с ним несколько выдающихся школ, где так или иначе “кое кого задействовала” и даже написала благодарственные письма деканам, с которыми ее сын проходил вступительное собеседование. К середине апреля он был принят в “Амхерст”, “Колумбию”, “Принстон”, в Чикагский Университет и “Вилльямс”, и, кроме того, ожидал списков в “Йейле”. Реакцией матери стало чувство опустошения после того, как его не приняли в “Гарвард”. Молодой человек решил поступать в “Принстон”. В течение всего первого года учебы мать осаждала “Гарвард” просьбами о переводе ее сына. И, наконец, хотя молодой человек прилично учился в “Принстоне”, когда “Гарвард” сдался под неотразимым напором его матери, вопрос о том, где ему учиться, уже не обсуждался.
В этом примере хорошо прослеживается подчиненность всех других интересов вопросу постоянного и вездесущего оценивания и обесценивания. Женщина знала, что преподаватели в выбранной ее сыном области ставили “Гарвард” ниже “Принстона”; ей также было известно, что выпускникам в “Гарварде” уделяется меньше внимания, чем в “Принстоне”; она сознавала, что сын будет иметь трудности в социальном плане в “Гарварде” из за того, что не учился там на первом курсе. Тем не менее, мать настояла на переводе. Хотя характер этой женщины и не был нарциссическим, в данном случае она использовала своего сына как нарциссическое расширение, так как обладала защитной системой верований, включавшей убеждение, что ее собственная жизнь изменилась бы кардинальным образом, если бы при выборе колледжа она пошла бы в “Рэдклифф” – “самую лучшую” женскую школу.
Одному из моих пациентов, студенту колледжа, имевшему артистические и литературные наклонности (в структуру характеров его родителей входило оценивание и обесценивание), его грандиозный отец говорил, что он сможет содержать себя, только если станет врачом (что предпочтительнее) или юристом (если окажется, что он не способен к естественным наукам). Иначе быть не может. Медицина и юриспруденция управляют деньгами и уважением; любая другая карьера будет плохо свидетельствовать о его семье. Поскольку этого молодого человека в течение всей его жизни воспринимали как нарциссическое расширение, он не увидел ничего необычного в позиции своего отца.
Родственной защитной позицией, в которую становятся нарциссически мотивированные люди, считается перфекционизм. Они ставят сами перед собой нереалистичные идеалы, и либо уважают себя за то, что достигают их (грандиозный исход), либо (в случае провала) чувствуют себя просто непоправимо дефективными, а не людьми с присущими им слабостями (депрессивный исход). Терапия этих пациентов характеризуется Эго синтонным ожиданием, т. к. они считают, что главным в терапевтическом воздействии является самосовершенствование, а не понимание себя самого с целью поиска более эффективных способов обращения с собственными потребностями. Требование совершенства выражается в постоянной критике себя самого или других (в зависимости от того, проецируется ли обесцененное “Я”), а также в неспособности получать удовольствие при всей двойственности человеческого существования.
Иногда нарциссические личности решают свои проблемы с самоуважением, считая кого либо – любовника, учителя, литературного героя – совершенным. Затем они чувствуют собственное величие, идентифицируясь с этим человеком (“Я – придаток его, который не может ошибаться”). Некоторые пациенты имеют пожизненные паттерны идеализации кого либо и, вслед за этим, свержения этой личности с пьедестала, когда обнаруживается его несовершенство. Перфекционистское решение нарциссической дилеммы, по сути, является саморазрушительным: недостижимые идеалы создаются, чтобы компенсировать дефекты в “Я”. Эти дефекты кажутся настолько презренными, что никакой краткий успех все равно не может их скрыть, а кроме того, никто не может быть совершенным, поэтому вся стратегия проваливается, и обесцененное “Я” проявляется снова.
Объектные отношения при нарциссизме
На основе представленного выше описания некоторых Эго процессов и сущностных проблем нарциссических людей читатель, вероятно, уже сделал вывод о том, что взаимоотношения между ними и другими людьми перегружены с нарциссической стороны проблемой самоуважения. Хотя люди с нарциссическими нарушениями личности редко приходят в терапию, имея ясное намерение стать хорошим другом, примерным членом семьи или любовником, для них не является необычным (особенно, если они уже достигли среднего возраста) осознавать, что существует нечто неправильное в их отношениях с другими. Одной из проблем оказания помощи таким пациентам является доведение до них следующего обстоятельства: принимать людей не осуждая и не используя, любить не идеализируя, выражать подлинные чувства без стыда – это хорошо. Нарциссические люди могут и понятия не иметь о такой возможности; приятие их терапевтом станет для них прототипом эмоционального понимания близости.
Я психологи ввели термин “сэлф объект” для обозначения тех людей, которые подпитывают наше чувство идентичности и самоуважения своим подтверждением, восхищением и одобрением. Данный термин отражает тот факт, что индивидуумы, играющие эту роль, функционируют и как объекты вне собственного “Я”, и как часть внутри очерченного собственного “Я”. Помогая модулировать самоуважение, они присоединяют или замещают то, что у большинства из нас является внутренней функцией. Все мы имеем сэлф объекты и нуждаемся в них. Если мы теряем их, то чувствуем себя уменьшившимися – как если бы умерла некая наша жизненно важная часть. Кроме того, реальность и мораль требуют от нас, чтобы другие были для нас кем то большим, чем сэлф объекты; мы должны относиться к ним с учетом того, кто они есть и в чем нуждаются, а не только того, что они делают для нас.
Нарциссические личности настолько нуждаются в сэлф объектах, что другие аспекты взаимоотношений бледнеют перед этой потребностью, а могут и вовсе не проявляться. Именно это и произошло с моим клиентом, отец которого не одобрял никакой другой карьеры, кроме медицинской или юридической. Таким образом, наиболее печальной ценой нарциссической ориентации является недоразвитая способность к любви. Несмотря на то, что другие люди играют важную роль в поддержании равновесия нарциссического индивида, его потребительская цель – удовлетворение собственных потребностей – просто не оставляет другим никакой иной энергии, кроме связанной с их функционированием в качестве сэлф объектов и нарциссических расширений. Следовательно, нарциссические люди посылают своей семье и друзьям противоречивые сообщения: их потребность в других велика, но любовь к ним поверхностна.
Большинство аналитиков считает, что люди становятся на этот путь, потому что другие используют их в качестве собственного нарциссического придатка. Я уже упоминала в связи с этим обстоятельством теории Алисы Миллер (Alice Miller). Нарциссические пациенты могут оказаться чрезвычайно важными для родителей или других заботящихся о них лиц не благодаря тому, кем они в действительности являются, а потому, что выполняют некую функцию . Противоречивое послание о том, что его высоко ценят (но только за ту особую роль, которую он играет), заставляет ребенка чувствовать: если его настоящие чувства – в особенности враждебные и эгоистические – обнаружатся, за этим последует отвержение или унижение. Это способствует развитию “ложного Я” (Winnicott, 1960) – представления другим только того приемлемого, чему он научился*.
Большинство родителей воспринимает своего ребенка со смесью своих нарциссических потребностей и истинной эмпатии. Каждый ребенок до некоторой степени рассматривается как нарциссическое расширение. С некоторой осторожностью следует заметить, что ребенок рад, что к нему так относятся. Заставить родителей гордиться и восхищаться, получая заслуженную высокую оценку – одно из самых сладких удовольствий детства. Как правило, проблемой является степень и баланс: получает ли ребенок внимание также и независимо от того, содействует ли он целям родителей?
О замечательно ненарциссическом отношении к собственным детям свидетельствует высказывание моей 85 летней подруги, воспитавшей во время Депрессии 12 детей, причем все они оказались благополучными, несмотря на крайнюю бедность и некоторые существенные лишения:
“Всякий раз, когда я снова оказывалась беременной, я плакала. Я не знала, откуда возьмутся деньги, как я буду ухаживать за этим ребенком и заботиться о чем то еще, кроме него самого. Но через четыре месяца я начинала чувствовать жизнь, меня все возбуждало, и я думала: “Не могу дождаться, когда ты наконец появишься на свет. Я так хочу знать, кто ты!”
Я процитировала размышления моей подруги, чтобы сопоставить ее настроения и чувства гипотетического родителя, который “знает”, кем станет ребенок: кем то, кто реализует все провалившиеся амбиции родителей и прославит семью.
Родственным аспектом воспитания людей, ставших впоследствии нарциссическими, является атмосфера постоянного оценивания в семье. Если на ребенка делается ставка как на жизненно важный объект, необходимый для собственной самооценки, то всякий раз, когда ребенок разочаровывает, его будут прямо или косвенно критиковать. Конечно, никто не воспитывает ребенка совсем без критики, но скрытое сообщение о том, что он почему то (неясно, почему) недостаточно хорош, резко отличается от конкретной обратной связи при совершении какого либо проступка.
Оценочная атмосфера постоянной похвалы и одобрения, которая встречается в меньшинстве семей с нарциссическим ребенком, в равной мере требует развития реалистичной самооценки. Ребенок всегда чувствует, что его судят, даже если вердикт оказывается положительным. На каком то уровне он осознает, что отношение постоянного одобрения фальшиво. Несмотря на сознательное ощущение собственной правоты, которое может вытекать из такой обратной связи. Подобная фальшь приводит к возникновению свербящего беспокойства: это обман, незаслуженная лесть, имеющая только косвенное отношение к тому, кто ребенок есть на самом деле.
Таким образом, мы вновь наблюдаем, как определенная структура характера может быть “унаследована”, хотя сами родители необязательно должны представлять собой нарциссические личности, чтобы вырастить сына или дочь, которые будут страдать от нарциссических нарушений. Родители могут испытывать нарциссические потребности по отношению к определенному ребенку (как в случае с женщиной, чей сын поступал в “Гарвард”), которые приводят к состоянию, при котором ребенок не способен отличить свои подлинные чувства от попытки доставить удовольствие или произвести впечатление на других. То, что не составляет проблему для одного родителя, является серьезной проблемой для другого. Все мы желаем нашим детям того, в чем сами испытывали недостаток. Это желание безобидно, но только до тех пор, пока мы уберегаем своих детей от малейшего принуждения жить ради нас.
|
