|
Скачать в архиве
XX век стал свидетелем прорыва темных, негативных сил, заключенных в человеке. “Старая этика”, требовавшая иллюзорного совершенства, достигаемого подавлением темных сторон человеческой натуры, не в состоянии справиться с сегодняшними проблемами. Эрих Нойманн, один из наиболее значительных сподвижников и последователей Карла Юнга, уверен, что самая большая опасность, подстерегающая человечество, таится в психологии “козла отпущения”, характерной именно для старой этики. Мы оказываемся в ловушке этой психологии, когда проецируем нашу мрачную Тень на человека или группу людей, которых мы считаем своими “врагами” — и не хотим увидеть ее в самих себе. Единственная эффективная альтернатива такой, чреватой бедами проекции Тени — это осознание собственной Тени. ее приятие и интеграция в целостность личности. Целостность, а не “совершенство” — вот задача новой этики.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга доктора Нойманна “Глубинная психология и новая этика” была впервые издана на немецком языке в 1949 году, и ее появление вызвало оживленную полемику среди специалистов. К сожалению, случилось так. что из всех книг автора “Глубинная психология и новая этика” была издана первой, и поэтому подход Нойманна к проблеме этики не опирался на ту прочную философско-эмпирическую основу, которой могла бы послужить его замечательная работа “Истоки и история сознания”, изданная спустя несколько месяцев после выхода в свет “Глубинной психологии и новой этики”.
Упомянутая проблема отсутствовала при издании английского перевода “Глубинной психологии и новой этики”, потому что к моменту выхода в свет этой книги работы доктора Нойманна были достаточно широко представлены в английском переводе. Наряду с “Истоками”, изданными в 1954 году, в английском переводе были изданы следующие работы Нойманна: классическая монография “Великая мать” (1955), комментарий Нойманна к “Амуру и Психее” (1956), “Искусство и творческое бессознательное” (1959), “Архетипический мир Генри Мура” (1959). Благодаря этим публикациям труды Нойманна, которые многие специалисты считают самым оригинальным и выдающимся вкладом в развитие юнговской мысли, получили широкое признание, а сам автор занял свое достойное место в аналитической психологии.
Среди всех книг Нойманна “Новая этика” занимает особое место. Она представляет собой страстный призыв к совести и сознанию людей нашего времени, глубоко личное изложение веры в будущее современного человека, то будушее, основу которого составляет непрестанное углубление понимания своих психологических проблем и поиска их решений.
По мнению Нойманна, основная жизненная трудность современного человека — это проблема зла: традиционная этика оказалась неспособной сковать, умирить и трансформировать деструктивные силы. Охваченная жаждой мести, “темная” сторона вторглась в представление о мире современного человека, и поэтому его отношение к добру и злу утратило определенность.
Таким образом, современному человеку в первую очередь необходимо осознать все зло, заключенное в нем самом: свою “темную”, неполноценную личность, свою тень. Эту сторону слишком часто и слишком легко обнаруживали в другом человеке и “проецировали” на него, что составляло один из способов удовлетворения известной потребности найти козла отпущения для своих собственных недостатков. В результате этого мы разделили мир на “хорошие” и “плохие”, высшие и низшие народы, расы или индивиды со всеми вытекающими отсюда катастрофическими последствиями.
Осознание зла ставит перед индивидом непростую задачу:
он должен научиться ясно представлять себе свою темную сторону, признавать ее существование и жить с ней. Вместо вытеснения или подавления тени с последующим проецированием ее вовне тень необходимо интегрировать. Только таким образом современный человек может достичь более полного самосознания и более высокой степени интеграции: неопределенность существования индивида, осознание позитивных и негативных сил, действующих в нем и в коллективе, составляют отправную точку для формирования нового этического подхода. По этому поводу Нойман говорит следующее: “Признание существования тени составляет существенную основу для реального формирования этического подхода к „тому, кто находится вне меня"”.
Но такой подход может привести к конфликту с коллективными ценностями: этические полномочия переходят от коллективных ценностей добра и зла и традиционной “совести” к внутреннему “голосу”, который непрестанно ставит перед индивидом проблему принятия решения и ответственности даже в тех случаях, когда такое принятие решения и ответственности приводит к отрицанию коллективной морали.
Новая этика характеризуется радикальностью, поскольку ее основу составляет чрезвычайно жесткое требование к личному выбору человека и его мужеству. Она предполагает необходимость непрестанного рассмотрения проблемы добра и зла, которая возникает в результате честного признания существования человеческой всеобщности, то есть всеобщности индивида и всеобщности человечества. В этой связи приведем еще одну цитату из работы Нойманна: “Индивид должен самостоятельно решить свою основную проблему нравственности, прежде чем он сможет выполнять ответственную роль в деятельности коллектива”.
Радикальность требований, предъявляемых к личному выбору и повиновению внутреннему голосу, иногда приводила к превратному пониманию позиции Нойманна в этом вопросе.* Исходя из лучших побуждений, один критик даже пришел к мысли о том, что каждый сумасшедший, услышавший голоса, вправе объявить себя этическим гением. Эта точка зрения диаметрально противоположна тому, что в действительности имел в виду Нойман, а именно: необходимость предъявлять самые строгие и глубоко нравственные требования к непрестанному самоанализу и отношению к своим мотивам. Если уж говорить об этических нормах, то следует отметить, что Нойман предъявлял почти невыполнимые требования к личной ответственности индивида. Но последние адресованы индивиду, который находится в процессе непрерывного развития, и их следует рассматривать как некий указатель на пути к будущему.
В заключение я хотел бы привести несколько выдержек из письма, написанного Юнгом Нойманну в декабре 1948 года, когда появились первые отклики на “Новую этику”**: “... я еще раз прочитал вашу книгу. И вновь она произвела на меня сильное впечатление. Я уверен, что эта работа произведет впечатление разорвавшейся бомбы. Ваши формулировки блестящи и замечательно точны. Они напористы и агрессивны, подобно передовому отряду, вышедшему на открытую местность, на которой, к сожалению, прежде ничего не было видно. Естественно, противник сосредоточит огонь на обнаруженном отряде. Благодаря убедительной ясности и определенности формула имеет открытый фланг. Ни одна война не обходится без потерь. Статическое равновесие ни к чему не приводит. Само название книги „Новая этика" звучит как фанфара: „К оружию, граждане!"...Ваша книга не только станет „камнем преткновения", но и послужит мощным стимулом для дальнейших исследований. За это я вам глубоко признателен...”
Я надеюсь, что книга Нойманна будет прочитана в том же духе, в каком написано письмо Юнга.
Г. Адлер
* Доктора Нойманна тревожило превратное понимание его позиции. и поэтому он написал специальное предисловие к испанскому издание своей книги (1959), которое вошло также и в данное издание.
** Перед публикацией рукопись книги была просмотрена Юнгом и коллегами автора.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Автор обратился ко мне с просьбой написать предисловие к настоящей книге. Я рад выполнить его просьбу, хотя и не могу похвалиться тем. что пытался сформулировать этические принципы. поскольку глубинной психологией я занимался лишь как эмпирик, а не философ. Разумеется, моя профессиональная деятельность предоставляла мне много возможностей заняться формулировкой этических принципов, потому что основные причины невроза лежат в сфере конфликтов совести и трудных моральных проблем, которые требуют ответа. По этой причине психотерапевт нередко оказывается в крайне затруднительном положении. Большой и нередко болезненный опыт приводит психотерапевта к осознанию тщетности попыток насаждать моральные правила и поэтому он вынужден отказаться от наставлений и увещеваний, которые начинаются со слов “необходимо” и “должен”. Кроме того, при накоплении опыта и знания психических взаимосвязей психотерапевт теряет уверенность в том, что он точно знает, что хорошо и плохо в каждом отдельном случае. Для того, чтобы добраться до сути проблемы, которая заключается в неповторимой индивидуальности пациента, психиатр должен относиться к своему визави,— то есть, другому человеку,— действительно как к “другому”, совершенно не знакомому ему человеку. Что же в таком случае означает слово “хорошо”? Хорошо для него? Хорошо для меня? Хорошо для общества? Хорошо для его родственников? Наш здравый смысл настолько запутывается во второстепенных соображениях и взаимосвязях, что если обстоятельства не заставят нас разрубить этот гордиев узел, мы поступим благоразумно, отказавшись от решения проблемы или ограничившись оказанием страдальцу посильной помощи в распутывании нитей клубка проблем.
По указанным причинам медицинскому психологу особенно трудно формулировать этические принципы. Это не означает, что такой задачи не существует или она абсолютно неразрешима. Я полностью согласен с мнением о том, что в^наше время существует неотложная потребность вновь сформулировать этическую проблему, ибо, как отметил автор, в связи с расширением границ современной психологии и благодаря исследованиям бессознательных процессов возникла совершенно новая ситуация. Наряду с этим в Европе произошли, да и сейчас происходят, события, которые значительно превосходят ужасы римской империи и эпохи французского террора. Эти события безжалостно обнажили слабость всей нашей системы этических ценностей.
При рассмотрении компенсапюриого значения тени в свете этической ответственности моральные принципы, которые представляются ясными и несомненными с точки зрения сознания эго, теряют свою убедительность, а следовательно, и пригодность. Эта проблема неизменно возникает на пути каждого человека, одаренного нравственным чувством. Игнорировать ее существование способен лишь угнетенный или нравственно неразвитый индивид, что, впрочем, не избавляет его от пагубных последствий такого поведения. (По этому поводу автор высказывает несколько замечательных истин).
В настоящее время мало кто понимает или замечает огромные преобразования, произошедшие в сфере ценностей благодаря открытию бессознательного, последствия которого наступят в грядущем. Психологическая основа всех философских высказываний до сих пор умышленно игнорируется или отодвигается на задний план. Благодаря этому некоторые современные философские системы неосознанно становятся объектом критики с психологических позиций.
Очевидно, что медицинский психолог первым воспринимает недостатки и пороки эпохи, поскольку он первым сталкивается с жертвами данной эпохи. В конечном счете, лечение невроза является не одной лишь специальной проблемой, но и моральной. Разумеется, существуют промежуточные, специфические решения. но они не приводят к формированию этической установки, которую можно было бы охарактеризовать как реальное исцеление. Хотя каждый акт сознательной реализации и составляет, по меньшей мере, дальнейший шаг на пути к индивидуации, “созиданию целостного” индивида, тем не менее интеграцию личности невозможно представить себе без существования ответственных, то есть нравственных взаимосвязей между различными частями, подобно тому, как невозможно представить себе конституцию какого-либо государства без существования взаимоотношений между его гражданами. Так обстоит дело с этической проблемой, и поэтому первоочередная задача психолога заключается в том. чтобы дать на нее ответ или помочь пациенту найти его (ответ). Эта задача нередко связана с тяжелым и упорным трудом, поскольку для ее выполнения необходимы не интеллектуальные методы и моральные предписания, а внимательные наблюдения за внутренними и внешними ситуациями. Для постепенной кристаллизации цели и направления деятельности, за которую пациент может взять на себя ответственность, необходимы время и терпение. Аналитик сознает, что этические проблемы неизменно характеризуются яркой индивидуальностью, и поэтому он неоднократно убеждается в том, что в лучшем случае коллективные правила поведения предлагают лишь временные решения, но никогда не приводят к принятию тех важных решений, которые знаменуют поворотные пункты в жизни человека. Как справедливо заметил автор: “Многообразие и сложность ситуации позволяет нам установить любое теоретическое правило этического поведения”.
Формулировать этические правила не только трудно, но и фактически невозможно, так как невозможно представить себе ни одного этического правила, которое при определенных обстоятельствах не превратилось бы в правило противоположное. Даже такое простое утверждение, как “сознательное воплощение есть благо”, справедливо лишь при определенных оговорках, так как мы нередко оказываемся в таких ситуациях, когда сознательная реализация может повлечь за собой самые тяжелые последствия. Поэтому я взял для себя за правило считать “старую этику” обязательной лишь до тех пор, пока не появятся признаки пагубных последствии. Однако при появлении угрозы возникновения таких пагубных последствий индивид неизменно сталкивается с проблемой первостепенной важности*, решение которой требует от него напряжения всех сил, всегда индивидуально и справедливо только в субъективном отношении. В таком случае необходимо относиться серьезно ко всем рефлексиям, рассматриваемым автором. При всей их субъективности эти рефлексии можно корректно сформулировать только в качестве коллективных представлений. Но поскольку эти рефлексии действительно характеризуются повторяемостью (ибо интеграция бессознательных содержаний непрестанно ставит такие вопросы), отсюда следует, что, несмотря на все индивидуальные вариации, они обладают некоторыми характерными особенностями, которые позволяют путем абстрагирования получить ограниченное число правил. Лично я не думаю, что ка-
* “Самые несчастные из изобретателей — это изобретатели новой морали, так как они всегда аморальны” (французский афоризм).
кое-либо из этих правил является абсолютно верным, потому что иногда противоположное правило оказывается не менее верным. Поэтому так трудно осуществлять интеграцию бессознательного: мы должны научиться мыслить в форме антиномий, постоянно учитывая, что каждая продуманная до конца истина превращается в свою противоположность. Все наши высказывания о бессознательном суть “эсхатологические” истины, то есть предельные концепции, которые отражают некоторый, лишь частично постигаемый факт или ситуацию и поэтому являются не более, чем верными условно.
Этические проблемы, которые невозможно решить в свете коллективной морали или “старой этики”, отражают коллизии обязательств, иначе они не были бы этическими. Хотя я и не разделяю оптимизма Ф. Т. Фишера*, который считает, что мораль никогда не требует доказательств, поскольку является самоочевидной, тем не менее, я полагаю, что во избежание подавления или обмана при решении трудной проблемы необходимо учитывать ее моральный аспект. Тот, кто обманывает других, обманывает себя, и наоборот. С помошью обмана добиться чего-либо весьма затруднительно, и уж тем более, интеграции тени. Действительно, интеграция тени предъявляет весьма строгие требования к нравственности каждого человека, поскольку “признание существования зла” ставит под сомнение его нравственное существование в целом. В таких случаях необходимо принимать существенно важные решения. Афоризм алхимиков:
“искусство требует всего человека” справедлив и для интеграции тени, ибо алхимики, в сущности, предвосхитили в символической форме и*менно этот процесс. Отсюда ясно, что решение будет удовлетворительным только тогда, когда оно отражает все психическое. Это возможно только при соблюдении следующих условий: сознательная психика учитывает бессознательное, желание сопоставляется с возможными последствиями его реализации, и каждое действие подвергается критике с позиций нравственности.
Не следует забывать, что моральный закон не есть нечто, навязанное человеку извне (например, каким-нибудь раздражительным дедом). Напротив, он отражает некоторое психическое явление. В качестве регулятора поступков моральный закон соответствует предварительно сформированному образу, модели
* Фридрих Фишер (1807—1887) — немецкий философ-эстетик. критик, писатель — прим. ред.
поведения, архетипической по своей сути, а стало быть глубоко укорененной в человеческой природе. Он не имеет фиксированного содержания. Моральный закон представляет собой определенную форму, которая может принимать любое число различных содержаний. Для одного человека “хорошо” убивать тех, кто думает иначе, чем он: другой считает для себя высшим законом терпимость; третий полагает грехом свежевать животное с помощью железного ножа; четвертый считает неуважительным наступить на тень начальника. Основным для этих правил является “религиозная наблюдательность” или “внимательность”, которые предполагают нравственную деятельность, необходимую для развития сознания. Эта мысль лапидарно выражена в словах Иисуса, приведенных в “
Codex
Bezae” (см. “От Луки святое благове-ствование”, 6:4); “Блажен тот, кто ведает, что творит. Но проклят и грешник тот, кто не ведает, что творит”.
Таким образом, “новую этику” можно определить как развитие и дифференциацию в пределах старой этики, которые в настоящее время ограничиваются теми замечательными индивидами, которые под влиянием неизбежных коллизий обязательств стремятся установить надежную связь между сознательным и бессознател ьны м.
Поскольку этика представляет собой систему моральных требований, отсюда следует, что любые новшества в этой системе и за ее пределами также будут иметь этический характер. Но психическая ситуация, к которой применимо новое указание “ты должен”, настолько сложна, деликатна и трудна, что возникает вопрос, кто вправе предъявить такое требование. Быть может, об этом и не стоило говорить, поскольку этически ориентированный индивид уже столкнулся с подобным внутренним требованием, оказавшись в аналогичной ситуации, и поэтому точно знает, что никакая коллективная мораль не в силах освободить его от необходимости решить свою дилемму. Такой индивид никогда не оказался бы в подобной ситуации, если бы в его душе не укоренились ценности старой этики. Возьмем в качестве примера универсальную заповедь “не лги”. Как должен поступить тот, кто, как это нередко случается с врачом, оказался в ситуации, когда сообщение или утаивание истины неизбежно приведет к катастрофе? Если такой человек не желает ускорить наступление катастрофы, он не сможет обойтись без убедительной лжи, подсказанной психологическим здравым смыслом, готовностью оказать помощь, христианским милосердием, заботой о судьбе других людей, то есть этическими мотивами, не менее, если не более сильными, чем те мотивы, которые побуждают его говорить правду. Он находит оправдание своему поступку в том, что он солгал, исходя из благих побуждений, и поэтому его поступок нравственно оправдан. Но любой другой проницательный человек тотчас поймет, что, с одной стороны, данный индивид побоялся ускорить наступление катастрофы, а с другой, он солгал самым бессовестным образом. Он поступил дурно, но в то же время и хорошо. Никто не стоит по ту сторону добра и зла, иначе человек не существовал бы в этом мире. Как и любой энергетический процесс, жизнь заключается в уравновешивании противоположностей. Устранение противоположностей равнозначно смерти. Йог достигает состояния нирваны (свободы от противоположностей), сидя в позе лотоса, которая символизирует самадхи не-сознания, недеяния. Но обычный человек находится между противоположностями и знает, что он никогда не сможет устранить противоположности. Не существует добра без зла, а следовательно, не существует и зла без добра. Одно обусловливает другое, но не превращается в другое и не упраздняет другое. Если человек наделен этическим чувством и верит в святость этических ценностей, он стоит на верном пути к коллизии моральных обязательств. Хотя коллизия моральных обязательств весьма напоминает моральную катастрофу, тем не менее только она одна позволяет достигнуть более высокой этической дифференциации и расширить границы сознания. Коллизия моральных обязательств побуждает нас исследовать свою совесть и таким образом обнаружить существование тени. Это открытие, в свою очередь, побуждает нас примириться с существованием бессознательного. Этический аспект этого процесса интеграции описан автором с ясностью, достойной всяческих похвал.
Тем, кто не знаком с психологией бессознательного, будет нелегко представить себе ту роль, которую бессознательное играет в аналитическом процессе. Бессознательное представляет собой живую психическую реальность, которая обладает относительной независимостью и ведет себя так, будто она является личностью, обладающей своими собственными намерениями. Во всяком случае было бы неверным рассматривать бессознательное только как "“материал” или пассивный объект применения или использования в определенных целях. Биологическую функцию бессознательного не следует рассматривать как механическую, то есть комплементарную по отношению к сознанию. Деятельность бессознательного имеет компенсапюрныи характер в смысле разумного выбора средств для обеспечения не только восстановления психического равновесия, но и продвижения к целостности. Реакции бессознательного отнюдь не ограничиваются пассивностью: бессознательное проявляет творческую инициативу, и его целенаправленная деятельность нередко берет верх над привычной реактивностью. Участие бессознательного в процессе сознательной дифференциации не ограничивается ролью оппонента, поскольку обнаружение его содержаний обогащает сознание и способствует дифференциации. Враждебное противодействие имеет место только тогда, когда сознание упорно цепляется за свою односторонность и настаивает на правоте своей произвольной точки зрения, что всегда происходит в случае подавления и последующей частичной диссоциации сознания.
При таком поведении бессознательного процесс этического примирения с ним приобретает особый характер. Этот процесс заключается не в работе с данным ^материалом”, а в переговорах с психическим меньшинством (или, в зависимости от обстоятельств, большинством), которое обладает равными правами. Поэтому автор сравнивает отношение к бессознательному с парламентской демократией, тогда как старая этика подражает или отдает предпочтение процедурам абсолютной монархии или тиранической однопартийной системы. Благодаря новой этике эго-сознание лишилось ведущего положения в психике, организованной по принципам монархии или тоталитарного государства, причем ведущее положение теперь перешло к целостности или самости. Разумеется, самость всегда находилась в центре психического и поэтому неизменно выполняла роль тайного руководителя. В давнее время гностицизм проецировал эту ситуацию на небеса в форме метафизической драмы, в которой эго-сознание играет роль тщеславного демиурга, вообразившего себя единственным творцом мира, а самость выступает в качестве высшего непознаваемого бога, эманацией которого и является сам демиург. Объединение сознательного и бессознательного в процессе индивидуации составляет сущность этической проблемы и проецируется в виде драмы спасения. В некоторых гностических системах суть этой драмы состоит в том, что демиург находит и узнает высшего бога.
Приведенная аналогия указывает на масштабность рассматриваемой проблемы и очерчивает особый характер встречи с бессознательным на этическом уровне. Эта проблема действительно имеет существенное значение. Она позволяет понять, почему вопрос новой этики столь актуален для автора, который отстаивает свою точку зрения с отвагой и страстью, сопоставимыми с его проницательностью и вдумчивостью. Я рад появлению этой книги, потому что она представляет собой первую достойную внимания попытку сформулировать этические проблемы возникшие в связи с открытием бессознательного, и сделать их предметом обсуждения.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Замысел этой книги возник во время второй мировой войны и под ее непосредственным влиянием. Книга выходит в свет во время, уже омраченное призраком третьей мировой войны. Уместно ли обсуждать проблемы этики, а тем более проблемы “новой” этики, когда смерть правит бал, прелюдией к которому был национал-социализм в Германии?
Государства, лишь вчера заявлявшие о своей солидарности в борьбе за свободу человечества, теперь соревнуются друг с другом в сфере производства атомных бомб. Кто может усомниться в том, что представляющееся невероятным сегодня, станет завтра обычной вещью? Какое значение может иметь в такой международной обстановке нелепый “этический” вопрос и еще более нелепый ответ: “все зависит от человека”?
Быть может, вопрос и ответ покажутся устарелыми, и все, что написано на этих страницах, предназначено для горстки индивидов, обреченных на вымирание. И тем не менее вся совокупность фактов опровергает эту точку зрения. Историческое сознание, способное рассматривать развитие человечества в целом, непременно признает, что высшая форма деятельности человечества всегда была направлена на созидание личности. Объединение свободных личностей составляет следующую цель эволюции, все еще далекую, но уже зримую на горизонте. Ясно, что атомные бомбы являются далеко не лучшим средством провозглашения объединения и свободы. Монолитное государство также не способствует установлению свободы и развитию индивидуальности.
Теневая сторона человечества нависает над всеми нами, омрачая небо своими смертоносными лучами и атомными бомбардировщиками. И тем не менее человек, это крошечное существо, подвергающееся уничтожению неисчислимыми ордами, всегда ухитряется выжить; Давид неизменно одерживает победу над Голиафом. Именно это крошечное существо является носителем божественного чуда, ибо человек есть не что иное, как творческая личность, под руководством которой род людской развивается на протяжении всей истории своего существования.
В конечном счете это крошечное существо является величайшим из всех существ. На первый взгляд может показаться, что психология, которая в настоящее время рассматривает индивидуальность как центральную проблему, ведет сражение без надежды на победу. Но эти безнадежные сражения неизменно оказываются точками дальнейшего развития человечества.
Эрих Нойманн
Тель-Авив, Израиль
Май 1948 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ к испанскому изданию 1959 г.
Моя радость по поводу предстоящего перевода этой книги на испанский язык отчасти омрачается чувством тревоги. Я обязан рассмотреть вопрос: “В какой мере я несу ответственность за множество недоразумений, возникших при обсуждении этой книги?” Под недоразумениями не следует понимать ни протесты, высказанные по принципиальным или идеологическим соображениям, ни (к сожалению, нередкие) возражения критиков, которые не потрудились внимательно прочитать книгу. В настоящее время необходимость ознакомить общественность с моими мыслями о проблеме новой этики представляется мне не менее актуальной, чем в те дни, когда я впервые запечатлел их на бумаге. И тем не менее чувство тревоги не покидает меня, несмотря на многочисленные сообщения читателей о том, что книга помогла им внести ясность в свои важные проблемы.
Одним из спорных моментов в этой книге стала попытка определить необходимость существования иерархической этики, то есть показать, что людям с различными типами психологической структуры соответствуют различные типы этики. В то же время я неоднократно подчеркивал, что новая этика с ее новым подходом к проблеме зла, предполагает существование личности, “нравственность” которой соответствует критериям старой этики. Новая этика предъявляет более высокие и строгие требования (если в данном контексте можно говорить о требованиях), чем старая этика. Здесь нет и речи о том, чтобы позволить нам легче относиться к вещам, чем прежде. Но современный человек располагает более основательным пониманием людей и мира; он узнал, что теперь невозможно постигнуть смысл жизни со всей ее сложностью и роковой силой с помощью одной простой формулы: “ты должен делать то-то и не должен делать то-то”. Дело в том, что теперь он испытывает потребность в новой этической ориентации. Поскольку старые религиозно-этические ценности потеряли власть над современным человеком, в результате чего он утратил контроль над жизнью, современный человек оказался в весьма опасном положении. В наиболее очевидной форме опасность проявляется у тех больных, с которыми психиатру приходится встречаться каждый день в своем кабинете.
Но этой опасности подвергаются и так называемые нормальные люди, которые ведут войны, подвергают нас гонениям, планируют и готовят необходимые средства для осуществления этих войн и гонений.
Глубокий моральный кризис, в частности, проявляется в тон нигилистической безысходности по поводу человека, которая составляет одну из существенных характеристик современного искусства и философии. Но в этом контексте многие сознательно не обращают внимания на творческую способность человека и (что в действительности одно и то же) творческую способность человеческой психики. С другой стороны, глубинная психология занимается исследованием этих способностей, и поэтому они, а также методы обеспечения их подлинного проявления, фактически составляют основную проблему всей психотерапии.* Действие творческих процессов, ориентированных на достижение целостности, можно обнаружить в психике современного человека. Они составляют предмет исследования в данной книге и основу формирования для умозаключений.
Основную причину трудностей, связанных с пониманием предмета исследования в данной книге, и источник большинства недоразумений, возникших при ее обсуждении, следует искать в широко распространенном незнании психологических процессов, характерных для современного человека. Для более ясного объяснения причин и форм этих процессов я поместил в конце книги Приложение “Размышление по поводу тени” (из журнала “Психология”, том II,
No 7/8,
I950), в котором более четко определены положение и достоинства этого комплекса взаимосвязей во всем спектре проблем, состаляюших предмет наших тревог.**
Поскольку проблема зла затрагивает душу каждого из нас, независимо от того, сознаем мы это или нет, следует признать актуальными попытки обрисовать кратко и ясно тот путь, которым вынужден идти современный человек при столкновении со злом. Но именно этот путь и составляет предмет нашего рассмотрения. В настоящее время я рад признать, что такое ощущение актуальности привело к усилению, хотя и не чрезмерному, не-
* Доклад автора “
Das
Schopferische
als
Zentralproblem
der
Psy-
chotherapie” (“Творческое как центральная проблема психотерапии”) был представлен на четвертом международном симпозиуме по медицинской психотерапии (Барселона, I950).
** В Приложение включена также работа автора “Человек мистический” (прим. ред.}.
которых из моих формулировок. Мне предлагали изменить формулировки, но я так и не решился на этот шаг. Воинственный тон этой книги можно объяснить не только темпераментом ее автора. Дело в том, что, в сущности, книга объявляет воину этике. чья практическая беспомощность привела современного человека к ошушению крайней безысходности. Мне неприятно быть “источником раздражения”. Глубокое чувство религиозной ответственности, которая тяжким бременем лежит на совести современного психотерапевта, не позволяет ему занять неопределенную позицию теперь, когда неопределенность его религиозно-этической позиции нередко ставит под угрозу существование современного западного человека. Одна из задач данной книги заключется в том, чтобы показать, что искренность моральной позиции может возникнуть только из чувства благоговейного отношения к происходящему в человеческой душе.
Я хотел бы воспользоваться предоставленной мне возможностью, чтобы выразить благодарность моему учителю и другу К. Г. Юнгу не только за замечательные исследования, которые легли в основу моей работы, но и за множество предложенных поправок, которые мне удалось включить в данный перевод моей книги. Нет нужды говорить о том, что я несу полную ответственность за данную публикацию.
В заключение мне хотелось бы остановиться еще на одном неясном вопросе. “Уместно” ли говорить о новой, столь важной для современного человека этике, когда люди предпочитают не соблюдать старую, приуготовившую путь для новой, этику. Я отвечу на этот вопрос, рассказав одну хасидскую историю.
Однажды Рабби Екиль Меир из Гостинина побывал вместе со своим учителем на празднике недель в Козке. Когда он возвратился домой, тесть спросил его: “Правда ли, что в Козке иначе толкуют откровение*, чем в других местах?” “Правда”, последовал ответ. “Ну и как?”, — спросил его тесть. “А как вы здесь понимаете заповедь „не укради"?”, — спросил в свою очередь Рабби Екиль. “Ну, разумеется, — ответил тесть, — человек не должен красть у своего ближнего”. “Тогда они не вправе говорить нам об этой заповеди, — сказал рабби Екиль. — В Козке эту заповедь толкуют так: „Нельзя обкрадывать самого себя!"”**
Тель-Авив. 1959
Эрих Ноиманн
* Откровение Закона, полученное Моисеем на горе Синайской.
**
М
. Buher.
Tales of the Hasidim. Zurich, 1949.
ВСТУПЛЕНИЕ
“Близок и труден для постижения Бог. Но там. где опасность таится, есть средство защиты от нее”.
Гельдерлин
|
