|
Аристотель был уверен, что по своей сути разум есть деятельность. Поэтому восприятие и память происходят из этой же "деятельности" или "движения". Он утверждал, что двигательный процесс (чувственное раздражение), связанный с актом восприятия, оставляет определенное впечатление о воспринимаемом, подобно тому, как приложенная печать оставляет оттиск.
По мнению Аристотеля, "воображение… есть такое движение, которое не может быть без ощущения" (О душе, III 3, 428 b 14— 15). В результате оно также может оставлять в памяти впечатления, неотличимые от впечатлений, оставшихся от действительных ощущений. Данные совокупности сенсорных впечатлений становятся основой всякого мышления.
Для Аристотеля процесс "мышления" начинается, когда "впечатления" приходят во взаимосвязь по "закону ассоциации", которому он дает следующее описание в своем трактате "О памяти":
"Отдельные припоминания, как они происходят на опыте, обязаны тому, что вслед за одним движением естественным образом происходит другое, следующее ему в установившемся порядке. Если бы данный порядок был необходим, то когда бы субъект ни испытывал предыдущее из двух движений, таким образом ассоциированных, он неизбежным образом испытывал бы последующее; если же, однако, данный порядок был бы не необходим, а лишь привычен, то только в большинстве случаев испытывал бы субъект последнее из двух движений.
Но как то в действительности случается, есть некоторые движения, испытав которые лишь однажды, люди обретают привычное впечатление о них более глубоко, чем они хранят о других, испытанных ими множество раз; так вот и увидев некоторые предметы лишь однажды, мы помним их лучше, чем другие, которые мы могли видеть часто. Так что, когда бы мы ни припоминали, мы переживаем некоторые из предыдущих движений, пока, наконец, не испытаем того, после которого в привычном порядке следует искомое нами".
Описываемый Аристотелем процесс сходен с тем, который в НЛП называется "якорением". Когда два переживания следуют одно за другим в довольно ограниченном временном интервале, они могут быть связаны или "заякорены" вместе, так что одно из переживаний становится триггером для другого. Как заметил Аристотель, подчас ассоциация может образоваться при первой же попытке. Когда сенсорные образы некоего ряда ассоциируются друг с другом в определенной последовательности, она образует основу мыслительной "стратегии".
Ясно, что способность запоминать и создавать ассоциации будет играть ведущую роль в феномене гениальности. К примеру, феноменальная и практически мгновенная музыкальная память Моцарта часто приводится как "свойство" и одновременно "причина" его музыкального гения. Один из важных вопросов, связанных с изучением стратегий гениальных людей, заключается именно в том, являются ли такие способности "врожденными", то есть "генетическими", или же их можно развить.
Как представляется с позиций НЛП, если у отдельных людей и имеются генетические склонности, то эти же способности могут быть развиты с помощью определенных приемов и методов. Таким образом, уместно провести исследование тех микропроцессов, благодаря которым гениальные люди увеличивают свою способность к запоминанию и ассоциированию отдельных сенсорных опытов. Например, в модели НЛП имеются некоторые микроповеденческие ключи-сигналы, которые играют роль "ключей доступа", однако, как правило, упускаются из виду при изучении феномена гениальности. "Ключи доступа" служат для припоминания прошлого опыта и образования ассоциаций. Ключом доступа может служить как идеосинкретический знак, вроде щелчка пальцами или хмыкания, так и более глубокие и универсальные, например, бессознательные движения глаз и характер дыхания.
Наблюдение и отслеживание столь неявных знаков может дать ключ к пониманию образа мышления индивида и использоваться для облегчения ассоциативных процессов. Например, одна из наиболее эффективных стратегий НЛП — "стратегия правописания", в которой индивид облегчает процесс создания зрительного образа и запоминания орфографии слова, обращая глаза вверх (и, как правило, влево) в момент изучения или припоминания нужного слова.
Аристотель полагал, что сенсорная информация из внешнего мира оставляет впечатления, которые могут ассоциироваться друг с другом или со сконструированными впечатлениями, вызванными внутренней активацией системы органов чувств (т.е. воображением). Данные ассоциации образуют мысленные "идеи", или копии последовательностей приходящей от органов чувств внешней информации и внутренне генерированного переживания. Ассоциации текущих ощущений с будущими последствиями создают основу для "просчитывания" и "размышления". Эти ассоциации, в свою очередь, побуждают живое существо двигаться либо в направлении, либо прочь от окружающих его объектов. На другом уровне — при наличии должного количества и частоты повторений собственных воспоминаний — из совокупностей подобных переживаний возникает "универсальное" восприятие, служащее основанием для объединения отдельных "опытов" в "некоторый опыт". Как заключает Аристотель во "Второй аналитике":
"Таким образом, эти [приобретенные] способности не содержатся [в душе] в обособленном виде и не возникают из других способностей, в большей мере познавательных, а берут свое начало от чувственного восприятия… ибо хотя воспринимается единичное, но восприятие есть [восприятие] общего, например человека, а не человека Калия…
Итак, ясно, что первоначала нам необходимо познать через наведение, ибо таким именно образом восприятие порождает общее". (Вторая аналитика, II 19, 100 а 9— 100 b 5)
Общие свойства
Согласно Аристотелю, процесс индуктивного определения универсалий по отдельным сенсорным восприятиям осуществляется посредством "общего чувства" (common sense) — особого участка "души", где встречаются все чувства. Одной из функций "общего чувства" является фиксирование того, что повторяется в ряде [сенсорных] опытов, то есть некой неизменной данности. Неизменные данности, или "универсалии", понимаются как ряд не имеющих собственного наполнения качеств, которые Аристотель назвал "общими свойствами" (common sensibles) и которые являются отличительными признаками, воспринимаемыми всеми чувствами.
"Но не может быть особого органа чувства для восприятия общих свойств — они воспринимаются каждым чувством привходящим образом; таковы движение, покой, фигура, величина, число, единство". (О душе, III 1, 425 а 13-15)
Заслуживает внимания то, что "общие свойства" Аристотеля не являются функцией какой-либо отдельной сенсорной модальности. Они находятся на другом уровне, нежели "пары противоположностей" или так называемые субмодальности в НЛП, воспринимаемые отдельными чувствами (цвет, объем, форма и т.д. — для зрения; тон, темп, высота и т.д. — для слуха; температура, давление, текстура и т.д. — для осязания). "Общие свойства" определяют отношения между восприятиями и впечатлениями, оставляемыми ощущениями.
Например, "интенсивность" есть нечто, что можно зафиксировать в любом ощущении. Есть интенсивность цвета, звука, вкуса, запаха или воздействия. То же самое относится к "числу" — можно видеть три вещи, слышать три вещи, ощущать три вещи и т.д. Положение в пространстве и движение также воспринимаются посредством всех чувств. Можно видеть, слышать, ощущать на ощупь или по запаху нечто, исходящее из определенного места или движущееся в определенном направлении. Данные свойства не являются функцией какого-либо одного чувства. Они являются чем-то, что может восприниматься всеми чувствами и облегчать процесс передачи информации между различными чувствами. Согласно Аристотелю, "общие свойства" позволяют нам выполнять умственные операции более высокого уровня.
К примеру, Бауэр (Bower, 1985), проводивший упоминаемые выше эксперименты с научением младенцев, выяснил, что детям с самого раннего возраста проходится решать весьма сложные концептуальные проблемы. Скажем, решать такие вопросы: "Является остановившийся объект тем же самым, что и движущийся объект? Может ли объект оказаться внутри, сверху, позади другого объекта, а затем появиться вновь в прежнем виде?" Чтобы решить эти проблемы — а ребенок справляется с ними довольно быстро, — он не сосредоточивается на особых чувственных свойствах объекта, то есть цвете, текстуре, форме и запахе. Согласно Бауэру:
"Менее осязаемые свойства объекта — движение, местонахождение или положение — представляют гораздо большую важность в мышлении ребенка. Эти формальные (скорее, чем чувственные) свойства раздражения явились теми качествами, которые могут передаваться и интерпретироваться несколькими чувствами одновременно. Возьмем, например, движение материнской груди к младенцу. Движение может ощущаться по запаху или прикосновению. Еще один пример формального свойства раздражения — симметрия. Будучи расположенным строго впереди, источник звука производит совершенно одинаковое раздражение на оба уха. Если он расположен справа, то правое ухо раздражается раньше и более ощутимо, чем левое, а если слева — то наоборот. Симметрия работает одинаково хорошо при прослеживании запахов, вибраций или каких-нибудь видимых объектов.
Так же, как движение и положение, симметрия раздражения не подчинена какому-либо чувству и является формальным свойством раздражения. Я подумал, что, быть может, мир ощущений ребенка и был закодирован так, чтобы воспринимать эти формальные свойства, а не реагировать на какие-то специфические детали".
"Формальные свойства раздражения" Бауэра представляют собой то, что Аристотель определил как "общие свойства". Бауэр заинтересовался возможностью использовать эти формальные свойства для содействия передаче информации от одного чувства к другому, чтобы помочь физически неполноценным детям, например, слепорожденным. Он сообщает:
"Казалось, почти невозможно научить младенцев передавать воспринимаемую информацию от чувства к чувству. Нам требовалось "приспособление", которое могло бы преобразовывать формальные свойства, хорошо заметные в обычном случае, — симметрию, движение, местонахождение, — в звуки. Изготовив это приспособление, мы смогли использовать его в темноте на зрячих детях или на детях слепых для выяснения, смогут ли они "видеть" посредством звука".
Бауэр и его коллеги разработали прибор, названный "звуковым поводырем". Он надевался, как повязка, на голову ребенка и вырабатывал ультразвуковые импульсы. Высота слышимого сигнала указывала на расстояние до объектов. Высокий тон отвечал далеким объектам, низкий — близким. Амплитуда сигнала обозначала величину объекта в поле ультразвуковых волн (чем громче звук, тем больше объект, чем тише — тем меньше). Текстура поверхности объекта определялась чистотой звука. Ожидая, что потребуется медленное и постепенное обучение, Бауэр был изумлен первыми же результатами.
Младенец шестнадцати недель от роду был полностью слеп. Беззвучный объект то медленно приближался к лицу ребенка, то удалялся от него. При совершении объектом этого перемещения в четвертый раз глаза ребенка начали сходиться при его приближении и расходиться при его удалении. При седьмом повторе ребенок начал протягивать ему навстречу руку.
Затем его протестировали на объекты, движущиеся вправо и влево. Он следовал за ними головой и глазами, пытаясь до них дотянуться.
После этого Бауэр испробовал звуковой поводырь еще на нескольких слепых младенцах, наиболее примечательной из которых была девочка, которая начала пользоваться поводырем в возрасте около семи месяцев. В то время она училась ползать, но боялась слишком удаляться. После нескольких занятий с поводырем она стала гораздо увереннее. К двух годам она разгуливала вверх и вниз по лестнице, что совсем непросто даже для нормально видящего ребенка. Поводырь "посылал" ей весьма сложные сигналы от ступенек, но девочке, похоже, нравилось получать сложные сообщения, так же, как и бегать вверх-вниз по лестнице. Когда у нее не было поводыря, она научилась топать ножкой и ориентироваться по отраженному звуку. Интересно, что когда Бауэр попытался применить поводырь на более взрослых детях, он обнаружил, что им большой помощи сигналы оказать не могут. Как выяснилось, после того, как ребенок узнавал, что звук является свойством объектов, он утрачивал способность использовать его в качестве посредника в восприятии более абстрактных свойств, необходимых для передачи информации между чувствами.
После многих экспериментов со звуковым поводырем Бауэр пришел к заключению, что новорожденный младенец наиболее чувствителен к формальным свойствам раздражения или "общим свойствам", таким как симметрия, движение и положение, и что эти формальные свойства действительно могут передаваться от чувства к чувству — зрительная информация преобразовываться в звуковую и т.д.
Как представляется, изначально чувства не настолько узко специализированы, чтобы сосредоточиваться на весьма слабых ощущениях, ассоциированных лишь с определенными чувствами. В процессе развития восприятии, чувства "научаются" опытом и все более сосредоточиваются на "объектах" и "вещах", частично утрачивая свою восприимчивость к "общим свойствам". Согласно Бауэру:
"Наш взрослый мир восприятии весьма чувствен — полон красок, запахов, звуков и т.д. Но мир новорожденного не чувствен — он "воспринимающ". Ребенок обрывает "цветы" формальных характеристик, ассоциированных с чувственным опытом, не притрагиваясь к "стеблю" самих чувственных опытов… Я думаю, что дети реагируют именно на формы раздражения, и чувство, обеспечивающее наилучшую форму, станет тем, в котором они будут специализироваться".
Способность передавать сообщения от одного чувства к другому, по-видимому, и является основополагающим свойством гениальности. Музыкальный гений Моцарта, к примеру, не произошел от одной лишь его способности узнавать ноты и воспроизводить по ним определенного качества звуки, то есть с нужного темпа, громкости и тона. Его дар заключался в восприятии и передаче посредством звуков глубинных форм, взаимосвязей и "универсалий". Рассматривая далее в этой книге его творческий процесс, мы увидим, что Моцарт обладал исключительным даром приводить звуки в гармонию со всеми остальными чувствами. Для Моцарта эмоциональность, душа и хороший вкус требовались в музыке в той же мере, что и уши. Описание Моцартом своей стратегии сочинения музыки показывает, что музыка есть нечто вроде заложенного в сознании "звукового поводыря" для многих ощущений, в котором чувства, воображение и даже художественный вкус слились воедино. Возможно, что в отличие от большинства взрослых-людей, Моцарт и другие гении сохраняли прямой доступ к "общим свойствам", как и свою способность легко производить обмен информацией между чувствами и воспринимать скорее "формы", а не "вещи".
Согласно Бауэру, мы теряем доступ к общим свойствам, поскольку научаемся ассоциировать чувственные качества с самими "вещами", а не с их "формальными характеристиками" и взаимосвязями. Мы даже стараемся "опредметить" сами чувственные качества, воспринимая цвета, запахи и звуки как "вещи", а не как отношения между "противоположностями", на чем настаивал Аристотель. (Даже многие методики НЛП рассматривают "субмодальности" так, как если бы они были инвентарным списком "вещей", а не отношениями.) Например, мы говорим о внутреннем изображении как о "ярком" или "далеком", как если бы это были вещи, ассоциированные с определенным изображением. Чтобы определить, является ли изображение "ярким", необходимо прежде всего установить: по сравнению с чем яркое? Изображение изначально не является ни "ярким" ни "тусклым", ни "красочным" ни "блеклым", ни "удаленньм" ни "близким" — оно является "удаленным, красочным или ярким" в сравнении с чем-то еще, к примеру, со своим фоном или другим изображением.
Весьма красноречивый эксперимент был поставлен гештальтпсихологами с группой собак. Собак дрессировали так, что они приближались к какому-то предмету, когда им показывали белый квадрат, и избегали его, когда им показывали серый квадрат. После того, как собаки полностью усвоили свою задачу, экспериментаторы стали использовать серый квадрат в контрасте с черным. Собаки сразу же изменили поведение и стали приближаться к объекту при виде серого квадрата (ранее он заставлял их отступать) и избегали объект, когда им показывали черный квадрат (который не был к чему-либо "привязан"). Можно предположить, что вместо восприятия некого абсолютного раздражителя "серое", собаки реагировали на более глубокое по содержанию отношение, — "более светлое против более темного", — в противоположность "серому", "белому" или "черному", оказавшимся в роли "вещей".
Бауэр полагает, что мы утрачиваем чувствительность к более глубоким взаимосвязям и "формальным характеристикам", когда "научены" концентрироваться на "частных моментах" своего опыта, в противоположность "универсалиям". Процесс "объективизации" группы сенсорных качеств соответствует тому, что Аристотель определил как "воспринимаемое привходящим образом". "Воспринимаемое привходящим образом" возникает в результате сочетаний единиц информации, идущей от различных чувств, в целях восприятия "вещей", состоящих из совокупностей сенсорных качеств. В трактате "О душе" Аристотель поясняет:
" …Мы теперь сладкое воспринимаем зрением. Последнее возможно потому, что мы имеем как раз чувство для восприятия и сладкого и видимого, благодаря чему мы узнаем и то и другое, когда они встречаются вместе. Если бы было не так, то мы бы никак не воспринимали [сладкое зрением], разве только привходящим образом, как, например, сына Клеона — я воспринимаю не то, что он сын Клеона, а то, что он бледный; а для этого бледного привходяще то, что он сын Клеона.
А то, что свойственно воспринимать лишь отдельному чувству, остальные чувства воспринимают привходящим образом не как они сами по себе, а как нечто одно, когда в одном и том же одновременно воспринимается [разное], как, например, когда мы узнаем, что желчь горька и желта. Ведь во всяком случае не дело частного чувства судить о том, что эти два свойства составляют одно. Отсюда происходят ошибки, и, видя нечто желтое, полагают, что это желчь". (О душе, III 11, 425 а 20-b4)
"Воспринимаемое привходящим образом" является своего рода основополагающим "сенсорным силлогизмом", посредством которого люди составляют себе "карту" мира исходя из своих сенсорных опытов. Например, "если нечто желто и горько, то это желчь" и т.д. В известном смысле этот процесс связан с исходными "формальными причинами", относящимися к нашему восприятию. Согласно Аристотелю, качества от разных чувств, сведенные воедино "общим чувством", образуют в своей совокупности то, что мы можем назвать "убеждениями", или "картами отображения" действительности. Именно из этих многоплановых "силлогизмов", по убеждению Аристотеля, мы выстраиваем свою модель мира.
И хотя данный процесс позволяет нам организовывать наши сенсорные опыты, отыскивать в них рациональное зерно и приводить к единому знаменателю, он также является источником "иллюзии чувствования", или, как неявно прозвучало у Бауэра, "объективизации" чувства, начинающей сужать и ограничивать наше видение и использование более глубоких по содержанию "формальных характеристик" чувств или "общих свойств". Говоря в терминах НЛП, мы начинаем недостаточно хорошо проводить различие между "картой" и "территорией" и теряем доступ к возможным вариантам выбора.
Замечание Бауэра о том, что "чувство, обеспечивающее наилучшую форму, станет тем, в котором они будут специализироваться", подводит к концепции "наиболее значимой репрезентативной системы" в НЛП. Впервые описанное Уильямом Джеймсом (1879), понятие о личности, "специализирующейся" либо в "значимой", либо в какой-то конкретной сенсорной модальности, отражает тот факт, что одни люди более, чем другие, склонны полагаться на определенные сенсорные модальности. Согласно Джеймсу, "у некоторых индивидов привычный, с позволения сказать, "умственный сор" — это видимое; у других — слышимое, говоримое или движимое; у большинства же людей всего намешано поровну". Люди, более "визуально ориентированные", к примеру, в учебе, организационных вопросах или при составлении планов будут более всего полагаться на зрение. Если же человек дошел до высокой степени специализации, он может испытывать трудности при выполнении задач, требующих смещения акцента на другие чувства. Крайне "визуальная" личность, к примеру, может преуспеть в математике и черчении, но испытывать трудности в музыке и гимнастике. Люди с выраженной слуховой ориентацией могут быть прекрасными рассказчиками, но при этом совершенно не способными к таким занятиям, требующим подключения визуальной модальности, как мысленное манипулирование предметами в пространстве или игровые виды спорта. Те же люди, у кого сильна специализация в осязании, могут прекрасно работать руками, но быть не в ладах с научными дисциплинами (в большей степени визуальными и вербальными). Один из ключевых вопросов микромоделирования заключается в том, каким образом человек пользуется своими чувствами и есть ли у него специализация в каких-либо из них.
Моделирование микростратегий.
Модель ROLE
Модель ROLE (Dilts, 1987, 1991, 1993)— это схема микромоделирования в НЛП, суммирующая и заключающая в себе основные аристотелевы категории, относящиеся к разуму или "душе". ROLE означает Representational System-Orientation-Link-Effect (репрезентативная система-ориентация-связь-эффект). Эта модель может использоваться для определения микроуровневой познавательной схемы конкретной модели ТОТЕ. Каждый последовательный шаг в модели ТОТЕ заключает в себе репрезентацию некоторой информации, которая будет затем ориентирована на конкретную область проблемного пространства и связана с другими типами репрезентаций. То, каким образом представлена, ориентирована и связана информация, будет давать соответствующий эффект в масштабе всего процесса.
Примером может служить программа проверки орфографии, ориентированная либо на проверку всего текста в целом, либо какой-то его части. Правильная орфография может быть представлена либо списком слов, либо правилами правописания. Способ обозначения этих элементов, а также их связи между собой и будут определять эффективность и точность работы программы. Другой пример — начало Книги Бытия, где репрезентация Творцом своих целей ("И сказал Бог: да будет…") отличается от репрезентативной системы, используемой им для оценки сотворенного ("И увидел Бог, что это хорошо"). В терминах модели ROLE можно сказать, что в божественной "микростратегии" творения слова связываются с действиями, результаты которых затем подвергаются осмотру для определения их завершенности.
Таким образом, цель процесса моделирования ROLE — определить основные элементы мышления и поведения, дающие, как правило, определенный отклик или результат. В этой же связи определяются решающие для стратегии мышления шаги и та роль, какую играет каждый шаг неврологической "программы" в целом. Эта роль определяется четырьмя факторами, первые буквы названий которых и образуют название модели ROLE.
1. Репрезентативные системы подразумевают, какие из пяти чувств — зрение (Visual), слух (Auditory), кинестетика (Kinesthetic), обоняние (Olfactory), вкус (Gustatory)* — доминируют на каждом конкретном этапе данной стратегии мышления.
*В модели НЛП различные репрезентативные системы часто сокращенно обозначаются просто как V, А, К, О или G для визуальной, аудиальной, кинестетической олфакторной (обонятельной) и вкусовой соответственно. Язык и чистые звуки обозначаются как Ад для слов, в отличие от А, для музыки и неязыковых звуков (d — digital, t — tonal).
Как мы установили, каждая репрезентативная система рассчитана на восприятие некоторых основных качеств ощущаемых ею сенсорных опытов. К ним относятся такие характеристики, как цвет, яркость, тон, громкость, температура, давление и т.д. Как мы упомянули ранее, в НЛП данные качества называются "субмодальностями", поскольку являются составными компонентами каждой из репрезентативных систем.
Например, если бы нам пришлось рассматривать микропознавательные элементы стратегии мышления какой-либо конкретной гениальной личности, например, Леонардо или Эйнштейна, то возник бы вопрос: "Какими репрезентативными системами они пользовались при обдумывании определенной темы?" С помощью каких чувств сформулировал Эйнштейн свою теорию относительности? Пришла ли она ему только на словах, или в виде готовой математической формулы? Наблюдал или ощущал он при этом что-нибудь? Как Леонардо придумывал свои аппараты? Представлял ли он их в зрительных образах, в цвете или нет? Какую роль играли перспектива или движение зрительного образа для его творческого процесса? Это те вопросы, ответы на которые относятся непосредственно к репрезентативным системам ("R" модели ROLE):
какие чувства включались, какие сенсорные качества акцентировались и в какой степени важна и необходима была их роль?
2. Ориентация (Orientation) определяет, нацелена ли данная конкретная сенсорная репрезентация вовне ([e]xtemally), то есть на внешний мир, или вовнутрь ([i]ntemally) — на хранимые в памяти ([r]emembered) или сконструированные ([c]onstructed) сенсорные опыты*. Например, нечто можно "видеть" либо во внешнем мире, либо в своей памяти, либо в воображении.
*В аббревиатурах НЛП ориентация обозначается буквой, расположенной в верхнем индексе по отношению к букве, обозначающей используемую в данный момент сенсорную модальность. Например Vr' обозначает визуальное (V) воспоминание ([r]emembered) и т.д.
Привычная ориентация репрезентативной системы будет влиять на познавательное поведение индивида и определять его сильные стороны. Человек, который ориентирует свои чувства вовнутрь, может быть силен в теоретических процессах, а ориентированный вовне, вероятнее всего, будет хорошим наблюдателем. Например, замечание Эдисона о том, что "изобретение — это один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота" подразумевает, что в его стратегии (сочетающей в себе наблюдение и эксперимент), акцент делается на внешнюю ориентацию. Физик-теоретик Эйнштейн, с другой стороны, был в основном внутренне ориентирован и тяготел более к "умозрительным экспериментам", утверждая, что "воображение важнее, чем знание". Моцарт бьл способен ориентировать свою аудиальную репрезентативную систему с одинаковой легкостью во всех областях, проявляя исключительные способности к исполнению (Аe), вспоминанию (Аr) и сочинению (Аc) музыки.
3. Связи (Links) определяют то, как конкретный шаг или сенсорная репрезентация связаны с другими репрезентациями в микростратегии индивида. Например, чтобы дать оценку произведению искусства, необходимо, как правило, связать внешние образы или звуки с внутренними эмоциональными откликами, и в этом случае говорят, что музыка или картина "тронула". Подобным же образом, "выражение" эмоций средствами живописи, музыки, поэзии, танца или скульптуры указывает на связь, исходящую от внутренних переживаний ("чувств") и замыкающуюся на других репрезентативных системах.
Существует два основных способа связывать репрезентации между собой — последовательный и параллельный*. Последовательные связи выступают в роли "якорей" или "триггеров" (спусковых механизмов) таким образом, что одна репрезентация следует за другой в непрерывной линейной последовательности. Данные связи выведены из аристотелева "закона ассоциации".
*В НЛП "последовательная" связь между репрезентативными системами обозначается стрелкой, указывающей в направлении от одного познавательного шага к другому, в то время как параллельная связь обозначается наклонной чертой.
Они связаны с порядком познавательных шагов в микростратегии индивида. Например, у человека может существовать привычный порядок действия репрезентативных систем в его стратегии принятия решений, при котором получаемая извне визуальная информация соединяется с эмоциональными реакциями. Его внутренние ощущения пробуждают вопросы в сознании. Вопросы, в свою очередь, порождают фантазии в зрительных образах относительно будущего выбора, будущих проблем и т.д.
Параллельные связи имеют место в том, что названо синестезиями ("синтез чувств"). Синестезийные связи проявляются при взаимном наложении сенсорных репрезентаций посредством того, что Аристотель назвал "общими свойствами". Как показали эксперименты Бауэра, визуальные и аудиальные свойства могут образовывать связи за счет общих для них "формальных свойств" (formal qualities). Подобным же образом некоторые качества реальных ощущений могут образовывать связи с некоторыми качествами, возникающими в воображении, например, зрительное представление звука или "слышание" цвета.
Оба данных вида связи являются неотъемлемым компонентом процессов мышления, обучения, творчества и организации нашего опыта в целом. Ключевой вопрос при изучении конкретной микростратегии заключается в том, какой тип связей между чувствами задействован. Если связи последовательные, то каков необходимый порядок ассоциирования чувств? Если присутствуют параллельные связи, то какие именно качества одного чувства с какими качествами другого в данном случае связаны?
Очевидно, что возникновение связей между чувствами является важным аспектом познавательных процессов, лежащих в основе гениальности. В тетрадях Леонардо да Винчи записи и рисунки постоянно чередуются. И, наконец, по собственному заявлению Аристотеля, в процессе логического мышления у него возникали связи между множеством чувственных ощущений и "общим чувством".
4. Эффект (Effect) сводится к результату или цели каждого отдельно взятого этапа мыслительного процесса. Эффекты связаны с ролью отдельно взятого познавательного микропроцесса в макростратегии или ТОТЕ, где действует данная микростратегия. Например, функция отдельного этапа может заключаться в том, чтобы: а) генерировать или вводить сенсорную репрезентацию;
б) опробовать или оценивать отдельно взятые состояния по какому-либо критерию; или в) воздействовать с целью изменения на какую-либо часть опыта или поведения. Таким образом, в зависимости от ориентации и типа связи ощущение может быть: а) информацией о том, что происходит в окружении индивида (к примеру, что объект горячий или холодный); б) частью оценки или суждения об окружении индивида (например, ощущением того, что нечто нравится или не нравится); или в) попыткой изменить или скорректировать свое поведение.
Эффект отдельно взятой репрезентации в микростратегии является важным элементом гениальности. В НЛП существует весьма четкое различие между наиболее высоко развитыми, наиболее значимыми и наиболее осознанными репрезентативными системами индивида. Данное различие отражает характерный эффект отдельно взятой репрезентативной системы. Если некий человек, например Эйнштейн, использовал в своей микростратегии зрительные образы, ощущения и слова, нам будет интересно выделить эффект каждой его репрезентативной системы в рамках стратегии в целом. Использовались ли зрительные образы для накоплении информации и продумывания возможного хода событий? Помогли ли они сделать какие-то выводы? Служили ли ощущения для сбора информации и помогли ли они прийти к каким-либо выводам? Какова была роль языка: привносить идеи, определять правила или проводить вычисления?
Наиболее "развитой" системой индивида является то чувство, с помощью которого он может производить наибольшее число различении. Наиболее высоко "значимой" репрезентативной системой индивида является та, которой он имеет обыкновение пользоваться при оценке значимости опыта и принятии решений. Наиболее же "осознанная" система индивида — та, которую он наилучшим образом способен целенаправленно изменять и использовать. Если кто-либо специализируется преимущественно в визуальной модальности, тогда и наиболее высоко развитой, и наиболее значимой, и наиболее осознанной репрезентативной системой для него будет визуальная. Некоторые люди смогли развить одно из своих чувств до весьма высокого уровня, но не ценят его столь же высоко, как какое-то другое. К примеру, кто-то очень ценит свои внутренние переживания, не вполне осознавая, что эти чувства могут управлять им. У некоторых людей выработалась большая способность к визуализации, но они не отдают себе отчета в том, что создают зрительные образы. Ключевым вопросом моделирования стратегий гениальных людей является определение того, в какой степени то или иное чувство развито, ценится или осознанно используется.
Язык как средство мышления и моделирования
Один из способов определить влияние конкретной репрезентативной системы в микростратегии индивида состоит в изучении особенностей ее отражения в его языковых паттернах. Язык является важным показателем внутренних когнитивных процессов индивида. В трактате "Об истолковании" Аристотель утверждает:
"Итак, то, что в звукосочетаниях, — это знаки представлений в душе, а письмена — знаки того, что в звукосочетаниях. Подобно тому, как письмена не одни и те же у всех [людей], так и звукосочетания не одни и те же. Однако представления в душе, непосредственные знаки которых суть то, что в звукосочетаниях, у всех [людей] одни и те же, точно так же одни и те же и предметы, подобия которых суть представления". (Об истолковании, 1, 16 а 3-8)
Утверждение Аристотеля, что слова суть "знаки" наших "представлений в душе" перекликается с принятым в НЛП взглядом, что написанные и произнесенные слова представляют собой "поверхностные структуры", являющиеся преобразованиями мыслительных "глубинных структур". По этой причине слова могут как отражать, так и придавать форму мыслительным опытам. Это делает их могучим средством мышления. Поскольку, как указывает Аристотель, выраженные при помощи слов "представления в душе" сходны у разных людей, слова также являются полезным средством моделирования. Вглядываясь в глубинную структуру, скрытую за отдельными словами, используемыми индивидом, мы можем определить уровень процесса умственных операций, закодированных в его языковых паттернах. Подобные же умственные процессы могут затем быть переданы и развиты у других людей с помощью языка и других "поверхностных структур". Для этого необходимо обратить столь же пристальное внимание на формальные свойства языка, как и на их содержание, поскольку стратегия сводится более к форме, нежели к содержанию мыслительного процесса индивида. Изучая формальные свойства языка, Аристотель сделал различие между относительной ролью существительных и глаголов.
"Итак, имя есть такое звукосочетание с условным значением безотносительно ко времени, ни одна часть которого отдельно от другого ничего не означает… [Имена] имеют значение в силу соглашения, ведь от природы нет никакого имени. А [возникает имя], когда становится знаком, ибо членораздельные звуки, хотя и выражают что-то, как, например, у животных, но ни один из этих звуков не есть имя.
Глагол есть [звукосочетание], обозначающее еще и время; часть его в отдельности ничего не обозначает, он всегда есть знак для сказанного об ином. Говорю же я, что глагол обозначает еще и время; например, "здоровье" есть имя, а "[он] здоров" есть глагол, ибо это еще обозначает, что здоровье имеется в настоящем времени. Далее, глагол всегда есть знак для сказанного об ином, например о подлежащем или о том, что находится в подлежащем". (Об истолковании, 2, 16 а 19—29; 3, 16 b 5—11)
|
