|
Очень часто сознание людей требует от психотерапевта чего-то подобного. Люди просят нечто, не оценивая при этом ни свою личную ситуацию, ни свою семейную ситуацию, ни какую другую. В ответ на это вы, например, можете действовать наивно. Я могу действовать так же, как если бы я принимал требования клиента всерьез и делал так, чтобы он мог выполнить некоторые вещи из прошлого. Сначала я устанавливаю сильный якорь для амнезии. Затем я индуцирую транс, который гарантирует мне возвращение амнезии в случае необходимости. Затем я оставляю его в диссоциированном состоянии, чтобы он мог наблюдать события прошлого извне, не будучи кинестетически заключенным. Затем я прошу его подсознание выбрать три эпизода из его прошлого: приятный, менее приятный и крайне неприятный, чтобы дать ему представление о разнообразии его прошлого опыта. После того, как он эти эпизоды пронаблюдал, я разбужу его и спрошу: "Как вы не реагировали?" Если он хочет продолжать, я соглашусь с ним. Если он не хочет продолжать, я снова индуцирую транс, вызову амнезию на эти три эпизода, а затем продолжу процедуру и посталю новые цели.
Однажды один психотерапевт привел ко мне свою ученицу, которая хотела, чтобы я ее запрограммировал для того, чтобы она вспомнила кое-что из прошлого. Она считала, что ее старший брат вместе со своим другом изнасиловали ее, когда ей было одиннадцать лет. Она не была уверена в том, что это действительно произошло, и хотела узнать, так ли это на самом деле. Я спросил ее: "А зачем Вам это знать?" Она ничего не смогла ответить, потому что никогда об этом не думала. И вы можете задать ей такой вопрос.
Женщина:
Да, я спросила его об этом, и он ответил, что он хочет помнить свое прошлое, так как не хочет выглядеть смешным, когда должен был бы нечто знать, но сейчас не помнит. Я чувствую, что он поставил перед собой неразрешимую задачу, так как на самом деле он не хочет знать.
Да, и я тоже с самого начала догадался, что это так. Сознательно он хочет восстановить память и ставит перед собой такую цель, но у него также веские причины для того, чтобы не помнить.
Жаннет:
Он лежал в госпитале для ветеранов войны и очень гордился тем, что там на нем использовали садиум центатон и при этом ничего не достигли. Они также пытались его гипнотизировать, чтобы возвратить его память, но у них ничего не получилось. Все, что он может вспомнить точно и в деталях, это тот день, когда он очнулся перед дулом ружья.
Я бы скорее перешел здесь к метацели: "Вы хотите восстановить память - зачем Вам это?" "Я хочу знать, как я должен относиться к людям из моего прошлого, с которыми я встречаюсь сейчас".
"Ax, вот зачем вам восстановление памяти. Вам, оказывается, нужен способ поведения в тех ситуациях, когда вы встречаетесь с такими людьми, которые утверждают, что раньше они вас знали". Тут можно было бы научить его маленько "блефовать". "Ах, как давно это было! Где же это было?" Можно довольно легко научить его приемам, которые позволили бы всю ту информацию, в которой он нуждается, получить заново.
Если вы сталкиваетесь с прямым конфликтом на каком-либо уровне, вы просто перестраиваетесь на другой уровень. Вы спрашиваете о метацели. "Что вы получите, если достигнете этого? Какой цели при этом Вы достигнете?" Если вы об этом узнаете, у вас появятся более элегантные альтернативные варианты поведения. И вскоре он откажется от своего первоначального требования, потому что возвращение памяти не будет просто выполнять для него никакой функции.
Жаннет:
Насколько я могу сказать, его семейная ситуация продолжала оставаться ужасной. Я пыталась сказать: "Ну, хорошо, вы ничего не помните, так почему бы мне не попросить членов Вашей семьи рассказать вам о том, что хорошего произошло в вашей прошлой жизни?" И его семья не могла сказать совершенно ничего!
Другой путь мог бы заключаться в том, чтобы сделать из него хорошего гипнабельного субъекта, что дало бы возможность создать ему новую личностную историю. Можно было бы получить у него согласие на использование гипноза, но не для восстановления памяти, а для построения новой личностной истории. Если в первый раз вам досталась плохая личностная история, вернитесь назад и сделайте себе лучшую. Каждый действительно нуждался в нескольких историях. Жаннет: Как же это делается?
Непосредственно. Вы можете сказать: "Смотрите, вы же талантливый парень, но вы же ничего не знаете о своем происхождении. Какое происхождение вы бы хотели иметь?"
Жаннет:
Но это простой фермер.
Тогда это еще легче. Самые грудные изо всех клиентов - это изощренные психотерапевты, потому что они считают, что должны знать каждый шаг того, что с ними делают. У всех у них очень любопытное сознание.
В книге "Необыкновенная психотерапия" описано, как Милтон Эриксон построил для одной женщины ряд переживаний из прошлого. Он создал для нее такую историю, в которой он периодически появлялся, как "февральский человек". Этот случай представляет собой прекрасный источник, по которому вы можете изучать структуру процесса построения альтернативных личностных историй.
Фрец:
Не представляет ли собой шизофрения еще один пример последовательной неконгруэнтности и диссоциации?
Люди, которым ставят диагноз "шизофрения", конечно же, страдают от тяжелых диссоциаций. Однако эта диссоциация, как правило, симультантна. Например, шизофреник может слышать голоса и считать, что эти голоса приходят извне. Голоса диссоциированы, но обе части в точности присутствуют здесь в данный момент времени.
Фред:
Хорошо. Я работаю с шизофрениками уже довольно давно. Я использовал некоторые из ваших техник, но не настолько эффективно, как бы хотелось. Какие особенные приемы вы бы рекомендовал для работы с так называемыми. шизофрениками?
Из того, как вы сформулировали вопрос, я понял, что вы заметили, что некоторые люди с диагнозом шизофрения отличаются от других людей с тем же диагнозом. Существует два основных отличия в работе с шизофреником по сравнению с работой с другими людьми, которые, например, находятся в этой комнате.
Первое отличие заключается в том, что люди с ярлыком "шизофрения" живут в реальности, которая не совпадает с той реальностью, относительно которой остальные люди находятся в согласии (большинство людей). Шизофреническая реальность настолько отличается от общепринятой, что от вас потребуется гораздо больше гибкости для того, чтобы войти и присоединиться к ней. Эта реальность радикально отличается от той, в которой обычно действует психотерапевт. Таким образом, первое отличие заключается в особенностях подхода и достижении раппорта. Для достижения раппорта с шизофреником вы должны использовать все техники прямого и перекрестного отражения, оценивая все метафоры, которые предлагает шизофрен-ник, чтобы объяснить свою ситуацию, и отмечая особенности его уникального невербального поведения. Это очень серьезная задача для профессионального коммуникатора. Второе отличие состоит в том, что шизофреники, в особенности если они госпитализированы, обычно находятся под воздействием лекарств. Это действительно огромная трудность, поскольку при этом вы как бы работаете с алкоголиком, который при этом находится в состоянии опьянения. Между потребностями персонала психиатрического отделения и потребностями психотерапевта существует прямая противоположность. Лекарства обычно используются как средство облегчения работы персонала отделения. Но для того, чтобы эффективно провести переформирование, я нуждаюсь в прямом доступе к тем частям личности шизофреника, которые отвечают за поведение, подлежащее изменению. Пока я не сделаю эти части своими союзниками в процессе изменения поведения, я буду прокручивать весь механизм впустую, обращаясь не к той части личности. Симптомы выражают ту часть личности, к которой я и должен обращаться, с которой я и должен работать. Но лекарство, применение которого считается нужным и оправданным в больнице, убирает симптомы и закрывает мне доступ к нужной части личности.
Эффективно работать с людьми, которые находятся под воздействием лекарств, очень трудно. Я это делал раз шесть и не скажу, чтобы это мне особенно понравилось. Само по себе принятие лекарств является уже мощным якорем, препятствующим излечению.
Разрешите мне рассказать вам маленькую ужасную историю. Один молодой человек шел по улице, возвращаясь с вечеринки. Это был студент, уже почти выпускник университета. Он немного выпил и, может, выкурил сигарету с наркотиками. Он шел по улице не то чтобы совсем. пьяный, но определенно нетрезвый. Где-то в три часа его подобрала полиция за то, что он появился на улице в пьяном виде. Они взяли у него отпечатки пальцев, и оказалось, что несколько лет назад он лежал в психиатрической больнице. Когда он там лежал, ему поставили диагноз шизофрения, но он попал, на счастье, к психиатру, который был хорошим коммуникатором. Вскоре молодой человек выздоровел, вернулся в школу, окончил ее, поступил в университет и ни на что не жаловался в течение нескольких лет. Обнаружив, что он лежал в психиатрической больнице, полицейские решили, что его поведение на улице не было результатом принятия наркотиков или алкоголя, но проявлением психического приступа. И они отправили его в психиатрическую больницу, где его поместили в то же самое отделение и дали те же самые лекарства. Отгадайте, что произошло? Он снова стал шизофреником. Его подвергли действию тех же самых якорей, и он стал вести себя как сумасшедший.
Именно поэтому я настаиваю на том, что тестом эффективности работы с алкоголиком должно являться воздействие на Него химического якоря, который использовался раньше для того, чтобы достигнуть диссоциированного алкогольного состояния. То есть надо заставить клиента выпить. Тогда вы получите возможность пронаблюдать, ведет ли прием алкоголя к радикальным изменениям в состоянии, меняются ли радикально дыхание, цвет кожи и другие невербальные признаки. Если такое изменение наблюдается, то ваша работа еще не завершена, вы должны стремиться к большей интеграции.
Если вы принимаете вызов и начинаете работать с госпитализированными шизофрениками, вы сделаете вашу работу гораздо более эффективной, если договоритесь с персоналом относительно приема лекарств. Ваша эффективность зависит от вашей способности работать с людьми, которые не находятся под воздействием лекарств, или от вашей способности вызывать гипнотические диссоцииро-ванные состояния, в которых они не зависят от химическо-го воздействия лекарств. Обе эти задачи очень трудны, это действительно вызов вам как профессионалу.
Жаннет:
У меня есть клиентка, у которой стоит диагноз шизофрения. Она находилась на фармакологическом лечении, сейчас она лекарств больше нс принимает, но снова начала слышать голоса. Это пугает се. Она очень напугана.
Ну,. во-первых, это ее не пугает. У нес есть физиологическая кинестетическая реакция на эти голоса. Это может показаться вопросом семантики-, но это не так. Существует огромное различие между этими двумя вещами и переформирование вам это продемонстрирует.
Прежде всего я бы сказал этой женщине: "Славу Богу, что голоса все еще здесь. Иначе как бы мы узнали, что делать дальше. Как бы мы могли спланировать что-нибудь?" Одно или два поколения назад человек, который слышал голоса, считался сумасшедшим. Это говорит о том, насколько бедны наши культурные понятия об организа-ции нашего опыта для целей планирования и анализа. Это отличает нас от других живых существ. Итак, прежде всего я бы ей сказал:"Славу Богу! А теперь давайте посмотрим, что эти голоса хотят вам сообщить?"
Я могу сказать: "Хорошо, разрешите мне тоже тогда с ними поговорить. Может быть, у них есть для нас какая-то важная информация? Итак, обратитесь внутрь себя и спросите голоса, что они стараются вам сказать?"
Жаннет:
Как я должна убить мою мать.
"Хорошо. А теперь спросите ваши голоса, зачем вам это надо? ". Вы переходите к метацелям. Если мысль оказывается морально или культурно неприемлемой, как, например, "убить свою мать," немеденно переходите к тому контексту, в котором бы такое поведение было бы приемлемым и адекватным. Это может показаться странным, но в некотором контексте это будет приемлемым и адекватным. Вопрос в том, сможете ли вы найти этот контекст? "А что вам даст убийство матери? Спросите голоса, чего они стараются достичь тем, что заставляют вас убить вашу мать?"
Клиент, конечно, перебьет Вас и ответит: "Я не хочу убивать свою мать!" Вы можете ответить: "Я не говорю, что вы должны убить свою мать. Я прошу вас поговорить с голосами." Вам надо поддерживать диссоциацию и вместе с тем продвигаться по шагам переформирования. "Эти голоса - ваши союзники. Вы еще об этом не знаете, но я хочу вам это продемонстрировать. Спросите у них сейчас, что они хотят для вас сделать? ".
Бен:
Я сейчас работаю с пациентом, который болеет шизофренией тринадцать лет. И недавно я понял, что, работая с ним, я подвергаю сомнению эту тринадцатилетнюю карьеру шизофреника. На последнем сеансе он, в сущности, сказал, что потратил много усилий, чтобы сделать такую карьеру. И я поздравил его с тем, что он весьма в этом преуспел.
То, что сказал Бен, очень важно. Он поздравил шизофреника с его тринадцатилетней карьерой. "Как хорошо вы это делали целых тринадцать лет".
Бен:
Он носил такое же имя, как один знаменитый человек, и я сказал ему, что он настолько же талантлив как шизофреник, как этот человек в своей области! Он лечился уже тринадцать лет, но с ним никогда не проводили семейную психотерапию. На сеансе семейной терапии он сказал мне, что если он решит свои проблемы и станет самим собой, то мать умрет. Была ли при этом мать?
Да. Я объяснил ему, что если он выздоровеет, она не умрет. В сущности, сказал я ему, она будет очень рада. Но мать действительно была не очень конгруэнтной в своем желании выздоровления для сына. Но как действовать дальше, я не знал. Я думаю, что мне стоит начать работать с матерью.
Хорошо. Бен работал с шизофреником, а теперь собирается работать с его матерью. Следующий шаг состоит в выборе конкретного способа, с помощью которого он соединит их. Другими словами, мать: "Я не умру, если ты поправишься. Поправляйся. В сущности я очень хочу, чтобы ты поправился (он отрицательно качает головой)".
Бен:
Я не наблюдал эту неконгруэнтность так четко, но я чувствовал, что это в самом деле так.
Вопрос состоит в том, верит ли шизофреник этому не-конгруэтному утверждению. Конечно, нет. Шизофреники гораздо более чувствительные, нежели вы и я, вместе взятые, к подобным невербальным сигналам. Чтению этих сигналов он посвятил всю свою жизнь.
Один из вариантов дальнейшей работы состоит в том, чтобы получить конгруэнтную реакцию от матери. Вы можете начать выделение частей ее личности, которые хотят и не хотят, чтобы он выздоровел. "Хорошо. А сейчас предположите, что вы хотите, чтобы он болел. И скажите ему обо всех тех причинах, по которым важно, чтобы он болел, продолжал болеть". Она ответит: "Но я не хочу, чтобы он болел", а вы ответите: "Тем легче вам будет придумать эти причины". Потом вы говорите: "А теперь представьте, что вы хотите, чтобы он выздоровел". "Да, но я действительно хочу, чтобы он выздоровел". "Конечно, тем легче вам будет ему это сказать". Логика здесь, конечно, туманная и неадекватная. Но здесь важно всего лишь облегчить ее реагирование. Если вы хотите увидеть нечто впечатляющее в плане некинестстических якорей, заставьте мать проявить эти две реакции по очереди, а в это время наблюдайте за шизофреником. У него из ушей пойдет дым!
Конечная цель заключается в том, чтобы сделать шизофреника независимым от конгруэтности и неконгруэнтности матери. "В каком-то смысле зрелость - это достижение симметричности отношения, которое позволяет родителям быть настолько неконгруэнтными, насколько они хотят, а ребенок при этом останется самостоятельно определяющим свою ситуацию в жизни.
Независимо от убеждения шизофреника в том, что мать хочет, чтобы он болел, вы можете, делая переформирование, сказать, что это уважение к своей матери. Цель болезни - продемонстрировать заботу о матери, заботу о ее благополучии.
Это просто стандартное переформирование. Я перехожу от поведения в данном случае шизофренического поведения к его цели. Я вбиваю клин между поведением "шизофрения" и целью поведения, и я валидизирую результат. "Вы правы! Не надо портить все дело, ведь вы заботитесь о своей матери и демонстрируете ей это, насколько я понимаю, я тоже забочусь о своей матери". Используйте любые аналогии, уместные для данного пациента.
Затем вы настаиваете на том, чтобы он продолжал оставаться шизофреником. Пока он не проверит другие способы правильного уважения и любви к матери. Мать этого, несомненно, заслуживает. Вы настаиваете на том, чтобы он продолжал болеть шизофренией, пока он определит для себя альтернативные варианты поведения, которые привели к тому же результату - проявление уважения и любви к матери. "Она заслуживает лучшего. Если шизофрения - это лучшее вам надо оставаться шизофреником. Если нам удастся найти для вас лучший способ проявления уважения и любви к вашей матери, то вы захотите измениться, поскольку мать заслуживает именно лучшего". Поступая так, вы действуете исключительно внутри его модели мира. И вместе с тем я продолжаю работать с матерью, чтобы сделать адекватным ее поведение.
Иногда мы отказываемся от достижения полной интеграции. Однажды один мужчина привел к нам свою жену, высокую толстую датчанку, которая в нашей стране уже двадцать лет. Он обратился к нам, потому что у нее наблюдались острые симптомы шизофрении. Она слышала голоса, которые делали ей грязные сексуальные предложения и говорили ей непристойные и не до конца понятны вещи. Она не понимала до конца всего, что они говорят, поскольку она была "чистой женщиной".
Эту женщину пробовали лечить уже психиатры. Они объясняли ей, что эти голоса, на самом деле ее голоса, и они звучат потому, что она зла на своего мужа, который десять лет назад ей изменил. Эта женщина была очень религиозна и нс могла принять такого объяснения. Ее ярость была для нее неприемлема, и поэтому она проецировала ее в аудиальные галлюцинации. Если бы она поверила, что эти голоса действительно ее, это бы разрушило ее сознательную самооценку. Голоса говорили такие вещи и предлагали такое, что для нее было просто ужасным, как дл-я доброй, чистой религиозной женщины. Пытаясь заставить эту женщину принять это, благонамеренные психиатры упирались в каменную стену.
Эта женщина отказалась посещать психиатров, поскольку они оскорбляли се. И вот муж и дочь привели ее к нам. Проблема стала еще серьезней, потому что она начала нападать на людей, которые, как она считала, делали ей грязные предложения. Она била официантов в ресторане, мужчин на улице и была очень серьезным противником. Еще немного, и ее бы арестовали. Мы поставили себе очень ограниченную терапевтическую цель. Эта семья была бедная и нисколько не была заинтересована в генеративных изменениях. Мама хотела, чтобы ей было хорошо. И все члены семьи хотели, чтобы маме было хорошо.
Она уже была совершенно диссоциированной, это очевидно. В этом случае мы столкнулись с диссоциацией репрезентативных систем. Она была диссоцирована и от кинестетического переживания ярости, и от аудиальной ее репрезентации. Мы использовали эту диссоциацию, просто расширили ее для того, чтобы получить изменение состояния. Затем мы обратились прямо к той части, которая знала, что происходит. На первом сеансе мы удовлетворились тем, что внедряли в ее подсознание одно ложное утверждение. Мы сказали подсознанию, что, если оно хочет сообщить ей какие-то важные вещи, пусть оно говорит на ее родном языке, чтобы она могла понять это полностью. И все голоса заговорили по-датски. В результате этого она не смогла больше нападать на окружающих, поскольку зна-ла, что вокруг все говорят по-английски, а она слышат голоса на датском языке. Это ее очень запутало, но в результате она перестала попадать в ситуации, в которых ее могли побить или арестовать.
Когда она пришла второй раз, мы снова индуцировали измененное состояние сознания, и меня тут же посетил Бог, и у меня было откровение. Бог сказал мне, а я передал ей то, что сказал Бог. "Бог сказал, что это правильно, и справедливо, и чисто, и та-та-тэ". В этом откровении содержались инструкции относительно того, чтобы перевести все голоса в сновидения. Итак, каждую ночь теперь эта женщина будет засыпать и видеть жесткие сны о том, как она мстит своему мужу, который ей когда-то изменил. В течение дня она чувствует себя прекрасно. Мы строили предохранители для того, чтобы эти сны никак не отражались на ее поведении в течение ночи.
Это пример крайне ограниченной терапевтической цели. С тех пор, как мы работали с этой женщиной, прошло пять лет. Она счастлива. И все в ее семье счастливы. Но это не интегративный подход. Она по-прежнему имеет две. диссоциированные части. Если использовать алкогольную метафору, то она все еще способна напиться.
Мужчина:
Во сне, вы имеете в виду. Да. Но ведь существует еще некоторая возможность того, что эта часть может повлиять и на ее поведение в состоянии бодрствования. Я догадываюсь о том, что если муж снова ей изменит, то все барьеры, которые мы установили, чтобы сделать адекватным ее поведение, разрушатся. Вы всегда можете использовать подобную диссоциацию для того, чтобы привести в соответствие с нормами чье-либо поведение, но Вы должны сознавать ограничения неполной интеграции.
Вы должны выбрать и контекстуализировать поведение так, чтобы Вы могли реагировать по-разному в различных ситуациях. Сверхконтекстуация появляется при экстремальной диссоциации и крайне ограниченном и негибком поведении. Экстремальная диссоциация может хорошо работать, если человек находится в относительно стабильной среде, но человек быстро становится неадекватным и неэффективным, если условия, в которых он находится, меняются.
Идеально было бы достичь полной интеграции так, чтобы любая поведенческая реакция была бы доступной в любом контексте. Наша цель относительно вас и ваших клиентов заключается в том, чтобы вы умели реагировать на изменяющиеся условия генсративно, путем развития. Чтобы это сделать, надо интегрировать диссоциацию полностью, чтобы все ваши ресурсы были доступны вам в любой момент времени и в любой ситуации.
|
