|
Эриксон наблюдал, как дети учатся этому и многому другому, что касается их тела и отношения к миру вокруг них, и он все больше осознавал, как много различных вещей люди изучают на протяжении жизни, знают и используют каждый день, но не помнят самого процесса научения и не осознают, что они знают все это. Понимание данной стороны человеческого функционирования со временем легло в основу подхода Эриксона к гипнозу и психотерапии, но для того, чтобы прийти ко всему этому, необходимо было еще много других наблюдений и событий, дополняющих и усиливающих первоначальный инсайт.
Обучение ходьбе. Мало кто уделял обучению навыкам, необходимым для нормального процесса ходьбы, такое внимание, как Эриксон. Когда он начал заново учиться вставать на ноги и ходить (эту попытку он предпринял назло врачу, заявившему, что Эриксон никогда уже не сможет ходить), он наблюдал за попытками ходить своей маленькой сестры, учившейся тому же самому, и пробовал подражать ее движениям. Позднее у Эриксона сохранилась возможность подробно описать процесс ходьбы — от того момента, когда человек встает, держа ноги врозь, выпрямив колени и напрягая мышцы бедер. Он осознавал ту необычайно большую степень регуляции, которая необходима для сохранения равновесия при изменении положения головы или рук. Он мог анализировать многообразие движений и ощущений, ассоциировавшихся с передвижением вперед сначала одной ноги, а затем другой. А научившись снова ходить, он сказал: “Вы можете ходить, хотя не осознаете при этом всех движений тела и других подробностей этого процесса” (Zeig, 1980).
Так он снова столкнулся с фактом необычайно большого количества знаний, которыми люди обладают, не осознавая этого. Именно физический недуг Эриксона стал причиной изучения того, что большинство из нас обычно считают чем-то само собой разумеющимся, что можно просто игнорировать, и он был очень сильно впечатлен увиденным, снова и снова поражаясь тому, сколь мало внимания люди уделяют своему поведению, не испытывая никакой необходимости в этом, так же как и накопленному ими опыту обучения и своим потенциальным возможностям. Люди ходят, одеваются, едят, разговаривают, пишут, поют и занимаются своими обычными делами на протяжении всей жизни, не задумываясь об этом. По мере того как Эриксон боролся за понимание и возможность заново научиться всем этим видам деятельности, он испытывал благоговение и трепет от богатства процесса обучения и того обширного диапазона потенциальных возможностей, которые данный процесс открывал.
Наблюдения, связанные со значением слов
Возможно, именно по причине того, что Эриксон до четырех лет не мог научиться говорить, язык имел для него в детском возрасте особую притягательную силу. В школе, в третьем классе, он полностью прочитал толстый словарь, за что и заслужил прозвище “Словарь”. По каким-то неведомым причинам ему тогда не пришло в голову, что словарь составлен в алфавитном порядке для облегчения поиска необходимого слова. И когда он хотел найти какое-то слово, он начинал просматривать все страницы словаря с самого начала, пока не встречал нужное слово. Этот отнимающий много времени процесс никогда не надоедал Эриксону, потому что ему нравилось листать словарь и узнавать нечто новое о значении слов. И лишь будучи старшеклассником, он понял цель алфавитного порядка размещения слов в словаре. Инсайт был подобен ослепительной вспышке света, хотя и привел к не вполне разумному сопротивлению и нежеланию признать с опозданием столь очевидный факт.
Как бы то ни было, но его неведение относительно принципа построения словаря усилило осознание значения слов, их скрытого смысла и природы. Он любил игру слов, каламбуры, метафоры и всю смысловую гибкость, присущую языку. Иногда для развлечения он начинал говорить со своими школьными товарищами так, что один считал: Эриксон говорит о воздушном змее, а другой думал: обсуждается игра в бейсбол. Уже тогда многозначность слов очаровала его. Так, например, на Эриксона произвел большое впечатление факт, что английское слово “run” (“бежать”) имело 142 значения в зависимости от того, как его использовать, а слово “no” (“нет”), употребляемое само по себе, может означать 16 различных состояний в зависимости от тона голоса говорящего, движений его тела и изменения окончания слов.
Это знание о различии значений слов позволило ему не только говорить о разных вещах разным людям одними и теми же словами в одно и то же время, но и сказать одному человеку много разных вещей в один и тот же момент. Он использовал свое понимание многозначного смысла слов для того, чтобы передать то, что слушатель мог не воспринимать на сознательном уровне. Важным было и то обстоятельство, что Эриксон использовал это для понимания того, что неосознанно хотели выразить своими словами другие. Возможно, именно многозначность слов и позволяла ему понимать, что именно люди хотели бы выразить такими способами, о которых ни сам говорящий, ни слушающий не знали. Слова в их значении были для Эриксона столь гибкими, что он старался не вкладывать в них своего собственного смысла. Вместо этого он внимательно слушал собеседника для выяснения специфического, иногда идиосинкразического бессознательного значения, которые они могли иметь для говорящего.
Наблюдения, связанные с невербальным общением
Эриксон осознавал тот бессознательный уровень общения, который постоянно присутствовал между людьми — это восприятие усилилось у него во время болезни. Когда он был почти полностью парализованным, его общение с окружающими было, естественно, весьма ограниченным. Вследствие чего он стал играть роль пассивного наблюдателя взаимодействий других людей. То, что Эриксон видел и слышал, стало для него источником изумления, так как он заметил: вербальное и невербальное общение между людьми часто явно противоречили друг другу. Так, согласие на вербальном уровне могло сопровождаться выражениями лица, движениями рук, тела, глаз и даже интонаций голоса, указывающих на скрытое несогласие. Более того, он отметил, что такие “послания” и намеки на скрытое несогласие обычно не остаются полностью незамеченными, а приводят к “интуитивному” восприятию того, что сам говорящий не высказывал и что прямо в его словах не подразумевалось. Реальность двух уровней общения, восприятия и реагирования стала совершенно очевидной для Эриксона во время наблюдения за общением членов его семьи и друзей. Это, в свою очередь, добавило к его пониманию тот факт, что люди постоянно издают определенные сигналы, не вполне осознаваемые ими, и реагируют на них.
Наблюдения, связанные с физиологическими
и поведенческими паттернами
Способности Эриксона “читать” скрытые мысли других людей и узнавать вещи, которые они сами о себе не знают, либо видеть их несмотря на все попытки нечто скрыть, были поистине легендарными. Когда он стал сотрудником Уорчестерского государственного госпиталя, клинический директор отвел его в сторону и сказал: “Ходите повсюду с ничего не выражающим лицом, держа глаза и уши широко отрытыми”. Он мог бы не давать этот совет столь восприимчивому и проницательному человеку, как Эриксон, который немедленно стал совершенствовать свою способность расшифровывать значение малейших изменений в физиологических и поведенческих паттернах функционирования, записывая свои наблюдения в отношении отдельных лиц. Позднее он сравнивал свои наблюдения за этим человеком и пытался обнаружить, что именно происходило за прошедший промежуток времени, чем можно было бы объяснить наблюдаемые изменения. Со временем он настолько усовершенствовал свои способности наблюдателя, что мог по походке женщины или по тому, как она садилась на стул, определить, есть ли у нее любовник; мог, слушая как его секретарша сегодня печатает, определить, начались ли у нее месячные; либо определить, беременна ли женщина, даже если сама она ничего не знала об этом (Zeig, 1980). В одном из случаев он описал во всех подробностях паттерн физиологических изменений, связанных с началом активной половой жизни.
Во многих случаях Эриксон был искусным детективом, а вследствие этого — искусным гипнотизером и психотерапевтом. Он отмечал все детали поведения каждого человека, с которым встречался, став специалистом по соединению разрозненных намеков в целостный значимый паттерн, расшифровывая его скрытый смысл. Не существует теорий, посвященных человеческому поведению, способных объяснить всю сложность огромного количества информации, накопленной Эриксоном за время тщательных наблюдений, проводившихся им всю жизнь. Каждое движение, слово, интонация, каждое физиологическое изменение наблюдалось им, отмечалось и интерпретировалось на основе понимания, полученного эмпирическим путем. Настоящая книга предпринимает попытку передать общее понимание, обретенное Эриксоном, а уже от читателя будет зависеть, сможет ли он использовать его, чтобы разобраться в тех моментах, которые сам Эриксон считал трудновыразимыми.
Наблюдения, связанные с культурными различиями
Эриксон хорошо осознавал различия культур и нравов, рекомендуя всем психотерапевтам изучать культурную антропологию как способ понимания поведения пациентов, воспитанных в традициях разных культур, так же как и для расширения понимания самим психотерапевтом потенциального многообразия человеческих мыслей и форм поведения. Хотя он был очень хорошо знаком по книгам с проявлениями идиосинкразии, существующей у различных групп и национальностей, он еще в детстве впервые заметил роль отличий в верованиях и отношениях у представителей разных культур.
Когда ему исполнилось десять лет, он осознал, насколько негибким и застывшим было традиционное отношение его дедушки к выращиванию картофеля. И даже когда сам Эриксон успешно вырастил картофель на отдельном небольшом участке, посадив его во время “плохой” фазы луны и не обращая внимание на то, в какую сторону повернуты “глазки” картофеля, дедушка остался непоколебимым в своем первоначальном убеждении, что картофель необходимо сажать только при определенной фазе луны и с “глазками”, повернутыми вверх. Такое же упрямство он обнаружил и у соседа, у которого начинались головные боли каждый раз, когда Эриксон пытался объяснить ему значение смены выращиваемых на одном и том же участке сельскохозяйственных культур.
Во время второго года своего обучения в колледже он имел возможность наблюдать необычные убеждения и поведение небольшого этнического сообщества фермеров, где мужчины считали, что на следующий день после сексуальной близости у их должна болеть голова (и она действительно у них болела); где признаком того, что мужчина женат, была рвота после завтрака и где многие другие аспекты жизни зависели от столь же необычных паттернов мышления. Эриксон торговал книгами в этой сельскохозяйственной коммуне, и ему приходилось каждый день есть и спать в доме у разных семей. Он использовал такую возможность, чтобы наблюдать за интимными подробностями их жизни и не стеснялся задавать вопросы в попытках понять тип их мышления, приводящий к столь необычным формам поведения.
Позднее Эриксон продолжал расширять свои познания о влиянии ценностей различных культур на поведение людей, изучая отличия в том, что считается позволенным и непозволенным у различных национальностей, этнических групп и даже просто в разных регионах Соединенных Штатов. Дружба с Маргарет Мид и Грегори Бейтсоном внесла существенный вклад в его интересы, а многочисленные путешествия во время обучающих семинаров позволили ему познакомиться с жизнью многих отличающихся групп людей.
Интерес Эриксона к культурным различиям дал ему понимание негибкости приобретаемых в процессе обучения паттернов реагирования, обусловленных принадлежностью к той или иной культурной традиции, позволив увидеть психопатологические формы поведения в совершенно необычном и специфическом свете и осознать данные формы поведения. Так, например, работая в исследовательской службе Уорчестерского государственного госпиталя, он однажды беседовал с кататоническим шизофреником, проявлявшим различные формы причудливого поведения и необычных убеждений, показавшихся Эриксону странно знакомыми. В конечном счете он смог отождествить их с формами поведения некоторых примитивных племен. Открытие сильно поразило его, так как пациент явно не был знаком с их ритуалами и верованиями. Эти и другие наблюдения случаев спонтанного проявления идентичных паттернов мысли и поведения у отдельных индивидов по всему миру и на протяжении всей истории привели Эриксона к выводу, что основные типы мышления и эмоций оказываются одними и теми же у разных людей независимо от индивидуальных и религиозных проявлений нетерпимости. Он увидел, что ум человека имеет хотя и чрезвычайно широкий, но все же ограниченный диапазон потенциально доступных ему паттернов реагирования, и что каждый человек функционирует в пределах того или иного паттерна. Все паттерны поведения, которым человек следует и которые он проявляет, являются результатами ограничений, налагаемых на потенциальные возможности индивида культурой и его собственной уникальной историей. Эриксон определил, что при определенных обстоятельствах каждый индивид может создавать паттерны, типичные для различных психических расстройств, так же как и паттерны, присущие иным индивидам и другим культурам. Он понял также, что каждый человек имеет возможность перенимать и заимствовать способы отношения к миру других людей, а также обладает способностью в подходящих обстоятельствах принимать новые, более полезные для него способы такого отношения.
Цитаты
Приводимые далее цитаты, взятые из различных статей и лекций Милтона Эриксона, представлены здесь для того, чтобы передать его мысль о важности наблюдений в развитии научного понимания и в формировании клинических умений. Кроме того, они являются примерами способности к наблюдению самого Эриксона.
Следует отметить, что многие цитаты, использованные в этой и следующих главах, взяты из “Сочинений Милтона Эриксона, посвященных гипнозу” в четырех томах, изданных под редакцией Эрнеста Росси в 1980 году издательством “Ирвингтон” (“The Collected Papers of Milton H. Erickson on Hypnosis”, 4 volumes, edited by Ernest L. Rossi, Irvington Publishers, 1980). Каждый раз, когда представится такая возможность, в скобках после цитаты будет указываться год написания или год публикации, чтобы читатель мог лучше ориентироваться в действительном времени появления различных высказываний и источниках, откуда они взяты. Полный перечень источников приводится в списке литературы.
Большая часть наших знаний о психологических процессах получена в результате клинических наблюдений [1937].
(Erickson, 1980. Vol. III, 16, р. 145)
Любые дискуссии в отношении психотерапии или гипнотерапии требуют объяснения некоторых общих соображений, сформировавшихся на основе непосредственных клинических наблюдений [1948].
(Erickson, 1980. Vol. IV, 4, р. 36)
Человек испытывает личное удовлетворение, когда предлагает свои теории и гипотезы, но было бы куда лучше исследовать действительные явления. Исследования должны быть организованы вокруг реальных феноменов, а не вокруг репутации самого исследователя или хорошо аргументированных теорий, изложенных в публикациях и пытающихся объяснять некоторые неисследованные явления [1962].
(Erickson, 1980. Vol. II, 33, р. 344—345)
Говоря иными словами, нам необходимо взглянуть на исследования гипноза не на основании тех наших терминов, в которых мы мыслим и разрабатываем свои гипотезы, а с точки зрения того, что мы можем реально сделать, — с точки зрения действительных наблюдений, открывающих уникальные, многообразные и удивительные формы человеческого поведения, при нашем правильном понимании оказывающиеся состояниями сознания, которые могут быть направлены и использованы в соответствии с внутренними законами, присущими человеку, но пока неведомыми нам [1962].
(Erickson, 1980. Vol. II, 33, р. 350)
Когда я намерен узнать что-либо, я бы хотел, чтобы это знание не было искажено несовершенным знанием кого-то другого [1977].
(Erickson, 1980. Vol. I, 4, р. 114)
Каждый раз, когда я демонстрирую что-либо перед профессиональной аудиторией, я говорю: “Сейчас вы ничего не видите, ничего не слышите, ничего не думаете. Вот три последовательных шага”. Люди обычно заявляют: “Эриксон делает что-то мистическое и таинственное”. Гораздо проще думать обо мне, что я делаю нечто особенное, чем научиться действительно наблюдать и реально мыслить.
(Erickson & Rossi, 1981, p. 249)
Вы не были полностью внимательными по той простой причине, что, разговаривая с вами, я то входил в транс, то выходил из него. Я научился входить в транс произвольно и могу обсуждать что-либо с вами, наблюдая в то же время, как плед поднимается до вот такой высоты (Эриксон показывает)... Я могу входить в транс и выходить из него так, что ни вы, ни кто-либо другой не заметит этого.
(Zeig, 1980, p. 191)
Вы смотрите, но вы не слушаете.
(Zeig, 1980, p. 70)
Итак, ходите вокруг с ничего не выражающим лицом; ваш рот закрыт, а глаза и уши открыты. Вы не торопитесь высказывать свою оценку до тех пор, у вас не будет явных доказательств, подтверждающих ваши умозаключения.
(Zeig, 1980, p. 234)
Понимание того, что является нормальным или обычным, необходимо для обретения понимания ненормального и необычного [1977].
(Erickson, 1980. Vol. II, 18, р. 179)
Каждому, кто занимается психотерапией, следовало бы знать всю широту диапазона человеческого поведения.
(Erickson & Rossi, 1981, p. 86)
Вам необходимо наблюдать обычное человеческое поведение и быть готовым использовать его.
(Erickson & Rossi, 1981, p. 17)
Я знаю, что вы смогли бы сделать это, потому что все другие люди делали это!
(Erickson & Rossi, 1981, p. 231)
Вы работаете с пациентами и вы работаете со своим собственным пониманием, а ваше понимание возникает из вашего знания о том, как вы ведете себя. В своих наблюдениях поведения других людей вам необходимо опираться на наблюдения своего собственного поведения в прошлом.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 289)
Кэй Томпсон (1975) говорил, что Милтон Эриксон собрал все лучшее, что было в психотерапии в простом слове, которое мне кажется весьма подходящим — это слово “Наблюдай!”
(Beahrs, 1977, p. 60)
Таким образом, у вас есть ум, открытый восприятию всего нового; не критический, оценивающий ум, а исполненный любопытства ум ученого, удивляющийся каждой реальной ситуации. И уже только потом вы можете попытаться давать оценку.
(ASCH, 1980, Запись лекции 16. 07. 1965)
Чем больше вы будете расширять понимание природы человека, биологических процессов, истории индивидуальной жизни, а также знания о своих собственных индивидуальных реакциях и потенциальных возможностях, тем лучше вы будете практически действовать и тем лучше станет ваша жизнь.
(ASCH, 1980, Запись лекции 16. 07. 1965)
Я думаю, для вас чрезвычайно важно наблюдать все возможное, а затем, если вы захотите использовать гипноз, вы будете знать, как именно выразить словами ваше внушение, чтобы оказать наибольшее воздействие на пациента и добиться от него ответной реакции.
(ASCH, 1980, Запись лекции 16. 07. 1965)
Если вы тщательно будете наблюдать за большим количеством людей, вы научитесь осознавать их поведение.
(Zeig, 1980, p. 161)
Когда вы смотрите на какие-либо вещи — смотрите на них внимательно.
(Zeig, 1980, p. 169)
Если вы научитесь наблюдать, вы сможете научиться осознавать происходящие изменения почти мгновенно.
(Zeig, 1980, p. 233)
Именно по этой причине необходимо наблюдать за людьми, наблюдать и еще раз наблюдать.
(Zeig, 1980, p. 351)
А теперь я хочу подчеркнуть еще одну вещь. Ради Бога, посмотрите же внимательно на своего пациента! Увидьте его.
(ASCH, 1980, Запись лекции 16. 07. 1965)
Встречаясь с пациентом, вы наблюдаете за ним. Познакомьтесь получше с ним. Осознайте малейшие моменты, проявляющиеся в его поведении.
(ASCH, 1980, Запись лекции 16. 07. 1965)
Моя задача состоит в том, чтобы наблюдать за пациентом и работать с ним [1966].
(Erickson, 1980, Vol. II, 34, р. 352)
Я очень внимательно наблюдаю за всем происходящим.
(Zeig, 1980, p. 285)
Я обучал его (доктора Росси) искусству наблюдения.
(Erickson & Rossi, 1981, p. 107)
Когда бы я ни занимался наблюдениями, я всегда записываю их, запечатываю в конверт и прячу в ящик стола. Позднее, когда я сделаю новые наблюдения, я снова записываю их и сравниваю со сделанными ранее.
(Zeig, 1980, p. 159)
Когда я начинаю беседу с пациентом, я прежде всего делаю визуальный и слуховой обзор ситуации. Я хочу узнать, что может видеть и слышать мой пациент и как перемещение взгляда или изменение положения может изменить содержание его визуального поля. Мне интересны все возможные звуки, в том числе и шумы на улице, которые могут вторгаться в ситуацию [1964].
(Erickson, 1980, Vol. II, 34, р. 352)
Я отмечаю, как она облизывает свои губы; отмечаю направление ее взгляда и все остальные движения ее тела [1959].
(Erickson, 1980, Vol. II, 9, р. 222)
Я всегда интересовался антропологией, и думаю, что эту науку должны знать все психотерапевты, так как различные этнические группы имеют разный образ мысли.
(Zeig, 1980, p. 119)
Если вы будете наблюдать за детьми, то поймете, что они делают подобные вещи постоянно [1976].
(Erickson, 1980, Vol. I, 21, р. 441)
У меня восемь детей, и я видел, как каждый из них открывал свою физическую идентичность. Все они следовали одному и тому же общему паттерну.
(Zeig, 1980, p. 236)
Не разглядывайте слишком пристально близких вам людей или членов вашей семьи. Ведь при этом происходит вторжение в личную тайну другого человека.
(Zeig, 1980, p. 161)
Когда вы наблюдаете за другими людьми или за членами вашей семьи, ваше врожденное чувство вежливости и уважения перед личной тайной другого человека удержит вас от попыток изучения.
(Zeig, 1980, p. 162)
Я буду читать ваши мысли по лицам, и если кто-либо из вас испытывает неприязнь ко мне, я замечу это.
(Zeig, 1980, p. 162)
Когда женщина начинает половую жизнь, изменяется биологическое функционирование ее организма, и в этот процесс вовлечено все тело. Когда половая жизнь становится регулярной, изменяются ее волосы, брови становятся на миллиметр длиннее, подбородок становится немного тяжелее, губы — полнее; изменяется форма рта, содержание кальция в позвоночнике, центр тяжести, грудь становится больше, а жировая прослойка на бедрах — плотнее.
(Zeig, 1980, p. 161)
Несколько лет назад я записал около 40 страниц текстов своих внушений, сократил их до 20 страниц, а потом и до 10. Затем я тщательно сформулировал каждую фразу, сжав текст еще больше, до пяти страниц. Каждый, кто серьезно хотел бы научиться искусству внушения, должен сделать нечто подобное, чтобы действительно осознать произносимые им слова [1976—1978].
(Erickson, 1980, Vol. I, 23, р. 489)
Я бы хотел отметить, насколько все связано — даже если это не сразу заметно. Есть язык, который я тщательно изучил. Я знаю все части речи, значение всех слов. Поскольку я тщательно изучил все это, я могу легко разговаривать на этом языке.
(Erickson & Rossi, 1979, p. 295)
Мне кажется, никто не понимал смысла моих вопросов о дыхании. Вскоре я начал оставлять свои вопросы при себе, поскольку все отвергали их как глупость. Но это лишь усиливало мое любопытство [60-е годы].
(Erickson, 1980, Vol. I, 16, р. 363)
Выводы
Внимательно наблюдая за собой и за другими людьми на протяжении всей жизни, Эриксон начал замечать вещи, которые большинство из нас упускают. Он понял, как много люди узнают, но потом забывают все то, чему научились, и не осознают того, что знают. Он отмечал, как люди постоянно проявляют ответную реакцию на различные раздражители или на общение, и это тоже обычно находится за пределами их осознавания. Эриксон понял, сколь хорошо организованными и творческими являются потенциальные паттерны человеческой мысли и поведения, но насколько при этом они ограничены ценностями, существующими в нашей культуре, а также индивидуальным опытом человека. Он не раз отмечал, насколько невнимательными являются многие люди и как много различных предубеждений они налагают на реальность, существующую вокруг них. Эти наблюдения стали основой его понимания людей и теми “фактами”, которыми он руководствовался при гипнотическом воздействии во время психотерапии. Все, что он делал как гипнотизер и психотерапевт, было основано на восприятии пациента, с которым он работал, а также на том, что он знал из предыдущих своих наблюдений.
Поэтому то, что содержится в остальной части настоящей книги, включая общее описание человеческого функционирования, предложенное Эриксоном, и его советы по использованию гипнотерапии, основано на его наблюдениях. Этот момент мы будем подчеркивать снова и снова, так как он принципиально важен для правильного понимания предлагаемого Эриксоном. И только когда мы прекратим строить теоретические модели и не будем пытаться налагать приобретенные в процессе обучения схемы на действительные слова Эриксона, а вместо этого станем просто принимать то, что он говорил, описывая то, что есть, — только тогда мы сможем эффективно понять и применить его мудрость. В словах Эриксона нет ничего такого, что нужно было бы разгадывать — хотя соблазн заняться таким разгадыванием бывает иногда весьма большим. Там есть только очаровывающее своей простотой описание того, что люди обычно делают, и советы о том, как они могут научиться делать эти вещи более эффективно.
Общее описание человеческого поведения, предлагаемое Эриксоном, и его советы по использованию того, чем люди являются на самом деле и что они могут делать, будет способствовать процессу повышения эффективности гипнотизера, психотерапевта и всякого человека, читающего эти советы. И если мы следуем по стопам Эриксона, мы должны сделать нечто большее, чем просто воспользоваться данными его наблюдений — мы должны подчиниться его указанию наблюдать и исследовать все в отношении самих себя и других — снова и снова, со все большими подробностями. Эриксон предложил нам карту природы человека, но нам предстоит изучить ее самим, чтобы уточнить очертания, почувствовать эту карту и приобрести способность эффективно ее использовать.
2. Сознательный ум
Наблюдения Эриксона, относящиеся к природе человеческого поведения, со временем позволили ему сделать несколько общих выводов о сознательном и бессознательном уме. Судя по всему, эта двойственность лежала в основе всего его подхода, что и позволило Эриксону накопить большое количество информации, используя для этого всего лишь два относительно простых понятия. Даже краткий обзор его публикаций позволяет предположить, что понимание сущности подобной двойственности принципиально важно для правильного восприятия смысла его замечаний о технике психотерапии и гипноза. Эта глава посвящена роли сознательного ума, в главе 3 дается анализ природы бессознательного ума, а в главе 4 будут рассматриваться потенциальные патологические последствия, возникающие в процессе взаимодействия и функционирования сознательного и бессознательного ума. Вся эта информация, основанная на наблюдениях Эриксона, может затем быть использована как основа для понимания целей и самого процесса гипноза и психотерапии.
Каждый человек уникален
Одно из наиболее фундаментальных заключений, сделанных Эриксоном после долгих лет наблюдений, состоит в том, что каждый индивид уникален. Люди различаются психологически и даже по типу своего восприятия. Они по-разному реагируют на одни и те же раздражители, в результате чего формируется их уникальная личность.
Восхищение и почтение Эриксона перед неповторимыми качествами каждого индивида предохраняли его от попыток навязывания своим пациентам какого-либо отношения или форм поведения, неоднократно убеждая, что никакая теория сама по себе не может достаточно точно описать всех людей сразу. Он считал, что тщательное наблюдение за отдельным индивидом вскрывают общие паттерны человека и те его склонности, которые будут описаны на следующих страницах. Но он не мог допустить возможность, что каждый индивид способен действительно понять и объяснить все уникальные проявления этих паттернов в своей личности. Он считал, что в лучшем случае мы можем надеяться на оценку общих качеств человека, используя ее как руководство при наблюдении за тем, как в каждом отдельном случае проявляются эти общие качества. Люди ведут себя в соответствии со своими собственными паттернами поведения, и поэтому следует просто признать уникальность своей индивидуальности. Поступать иначе — значит проецировать свои искусственные и произвольные ограничения на свою неповторимую индивидуальность, а этому, как считал Эриксон, пациент имеет полное право сопротивляться.
Я думаю, все мы должны осознавать, что каждый индивид неповторим... Нет одинаковых людей. Я могу с уверенностью утверждать, что за три с половиной миллиона лет, которые человек живет на земле, не было двух одинаковых отпечатков пальцев и не было двух одинаковых людей. Даже близнецы сильно отличаются по своим отпечаткам пальцев, по сопротивляемости заболеваниям, по психологической структуре их личности.
(Zeig, 1980, p. 104)
Как я выяснил за 50 лет своей жизни, каждый человек отличается от другого. И я всегда встречаю нового человека как неповторимую личность, подчеркивая его (или ее) индивидуальные качества.
(Zeig, 1980, p. 220)
Каждый приходящий к вам пациент представляет собой совершенно иную личность, иное отношение к миру, основанное на своем собственном опыте.
(Haley, 1967, p. 534)
Я думаю, что любой психотерапевтический подход, базирующийся лишь на теоретических предпосылках, ошибочен, поскольку каждая личность отличается от другой.
(Zeig, 1980, p. 131)
На самом деле никто не может понять индивидуальный паттерн обучения и реагирования другого человека [1952].
(Erickson, 1980, Vol. 1, 6, р. 154)
Хотя каждый индивид уникален в своих переживаниях, отдельные случаи часто явственно иллюстрируют различные аспекты общих конфигураций тенденций и паттернов. Цель психотерапевтической работы состоит в том, чтобы показать эти тенденции, а вовсе не в доказательстве каких-либо конкретных идей.
(Erickson, 1953, p. 2)
Совершенно очевидна необходимость в правильной оценке субъекта как личности, обладающей неповторимой индивидуальностью, к которой необходимо относиться с уважением. Такая оценка и уважение является основой для осознания и различения сознательного и бессознательного поведения [1952].
(Erickson, 1980, Vol. 1, 6, р. 146)
Главная радость жизни — свобода
Эриксон верил, что свобода самопроявления, при которой человек способен делать то, что он хочет, — одно из главных в жизни удовольствий. Когда человек инертен, пребывает в замешательстве или налагает на себя совершенно не обязательные ограничения, это создает недостаток свободы, а недостатку свободы сопротивляются все, всеми силами пытаясь избежать его.
Неплохо было бы всегда помнить, как демонстрирует свое право на самопроявление маленький ребенок.
(Erickson, 1954a, p. 173)
Маленький ребенок спрашивает: “Могу ли я сделать это, если хочу?” Чувство комфорта и свободы для него очень важно.
(Erickson & Rossi, 1979, p. 215)
Если вы говорите кому-то, что он должен сделать что-то, вы обязательно столкнетесь с ответом “нет”.
(Erickson & Rossi, 1979, p. 253)
Если вы связаны какими-то обязанностями, вам это обычно не нравится.
(Zeig, 1980, p. 317)
Да, я действительно делаю это! Можно ли испытать большую радость чем в тот момент, когда вы делаете то, что хотите? [1977]
(Erickson, 1980, Vol. 1, 4, р. 130)
Я всегда замечаю, что если я могу сделать нечто — это приятно [1977].
(Erickson, 1980, Vol. 1, 4, р. 130)
Если вы неуверенны в отношении самого себя, вы не можете быть уверенным и в чем-либо другом.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 106)
Все что угодно лучше, чем это состояние сомнения.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 106)
Если окружающая реальность становится непонятной, люди пытаются прояснить ее для себя и начинают что-нибудь говорить.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 107)
Поскольку чрезвычайно неприятно утратить чувство реальности, вы замещаете эту реальность другой.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 87)
Если вы не уверены в чем-то, то стараетесь просто избегать этого.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 106)
Обычно вы знаете все, что вам нужно, о себе и о других людях. Когда вы приходите в замешательство, то начинаете задумываться о том, кто вы, а мысли о других стихают.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 106)
В реальной жизни, когда человек развивается и проходит через половое созревание, у него обычно наступает период неуверенности в себе — это время веры и неверия.
(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 185)
Каждому нравится соединять воедино вещи, которые действительно связаны [1977].
(Erickson, 1980, Vol. 1, 21, р. 435)
Опыт — источник обучения
Первое препятствие, с которым сталкивается ребенок в своем стремлении к свободе — это недостаток опыта. Умение и понимание, даже в случае простого акта восприятия, требует опыта. Недостаток опыта у ребенка становится поводом для обучения и приобретения знания; следовательно, недостаток опыта — это недостаток знания и свободы. Но ребенок обладает чрезвычайно большой способностью аккумулировать опыт, расшифровывать его и использовать. У него есть мозг, состоящий из миллиардов взаимодействующих нервных клеток, постоянно получающих информацию от многих различных источников. Это большое количество различных раздражителей должно быть упорядочено и расшифровано (если, конечно, ребенок способен сделать это). Так, первым направлением деятельности ребенка становятся попытки научиться, как сосредоточивать внимание, осознавать и избирательно реагировать на какое-либо одно из нескольких воздействий. Говоря иными словами, так начинается искусство овладения процессом внимания.
В действительности же, как отмечал Эриксон, никто не знает, чему ребенок обучается в первую очередь. Но очевидно, что каждый ребенок должен сначала сориентироваться в отношении реальности своих чувств и своего тела. Он должен научиться сосредоточивать внимание на том, что видит, слышит или пробует на вкус; должен узнать, где находятся его руки и как ими двигать; должен научиться ходить, говорить и думать.
Вы должны осознать, что в каждом случае опыта, получаемом впервые, наше неведение препятствует тому, чтобы мы замечали происходящее — даже если мы станем его записывать.
|
