|
Терапевт (Улыбается, усаживается посередине, попеременно оглядывает то одну участницу, то другую): Ладно. Тогда считаю, что диагноз ясен...
Оправдание болезни
Терапевт (Смеется. Снова обращается к Светлане): Вы действительно готовы отказаться от спазмов?
Светлана: Очень хочу! Это так мучительно...
Терапевт: А жизнь не будет вам скучна?
Светлана: Да нет!
Терапевт: Вы уверены?
Светлана: Нет, не будет! Я уверена!
Терапевт: И все-таки: к чему вы готовы? Какие страсти вместо спазмов вы впустите в свою жизнь? Если главное у человека в жизни — это спазмы, они, по крайней мере, делают ее одушевленной! А так: долг, муж, работа, посуда, иногда семинары... И это все?
Светлана (смеется): Я не могу больше ничего придумать...
Терапевт: Я серьезно спрашиваю.
Светлана: Я могу нафантазировать что угодно...
Терапевт: Фантазируйте. Фантазия — существенная часть реальности. Каждый из нас живет больше в фантазиях, чем в реальности... (Поворачивается к Анне.) Кроме тех, кто в восторге от вида дымящихся труб... угрюмых лиц на улице... (Анна улыбается, кивает.) Есть люди, которые от этого в восторге. Но Анна к ним не относится, готов поспорить... (Снова поворачивается к Светлане.)
Светлана: Я бы с удовольствием поехала куда-нибудь путешествовать... (Взмахивает рукой. Терапевт комично передразнивает ее жест. Светлана смеется.) Но у меня нет для этого возможностей... (Снова делает рукой легкомысленный жест, терапевт, гримасничая, опять повторяет его.)
Светлана начинает понимать, что значит говорить о серьезном, фантазируя. Именно после фразы терапевта “Я серьезно говорю” она откликается желанием пофантазировать. Фантазия становится серьезным делом, почти реальностью.
Терапевт: Вы не хотите расставаться со спазмами! Вранье!
Светлана: Хочу. Ну почему вранье?
Терапевт: Да потому, что спазмы делают вашу жизнь осмысленной: болит — ужасно, а потом отпускает, и так хорошо... (Смех.) Вот это я понимаю — жизнь!
В данном фрагменте совершается последовательное оправдание болезни. В нем содержится как серьезный, так и иронический компонент. На серьезном уровне посылается сообщение, что болезнь — это часть самого человека, а не привнесенное нечто. В данном случае очень существенная часть. Терапевт выдвигает гипотезу, что благодаря спазмам в жизни Светланы существует контраст, без которого ее жизнь стала бы пресной и однообразной. В образе “девочки в белом передничке” контраста слишком мало. На другом уровне терапевт пытается вызвать у клиентки более сильные реакции, более действенное желание избавиться от болезни. Терапевт прибегает к нарочитой грубости (“Вранье!”), которая контрастирует с характером клиентки и к тому же делает болезнь менее страшной и менее значительной.
Светлана (сквозь смех): Нет. Когда у меня не болит, я очень хорошо живу...
Терапевт: Чем? Что хорошего в такой жизни?
Терапевт дает понять Светлане, что вылечить — это не значит вырезать. Для улучшения нужно что-то изменить в собственной “нормальной и хорошей” жизни. Поэтому он защищает болезнь и критикует “нормальную” жизнь. Изменить нужно всю жизнь, в целом, нельзя просто взять и отбросить какую-то свою часть.
Светлана (заученным тоном): У меня много друзей, у меня очень интересная работа, я там получаю...
Терапевт (перебивает): Вы говорите, как семиклассница: “Много друзей, работа”... Мальчики за косичку не дергают?
Светлана (удивившись, со смехом): Меня никогда не дергали за косичку!
Терапевт (улыбаясь в ответ): Как?! И за косичку не дергали! Просто день ужасов!
Светлана (смеется): Они меня боялись... (Смех.)
Терапевт: Боялись? Это уже ближе к делу. А что вы с ними делали? Что, спазмы на них наводили? (Общий смех.)
Светлана: Я дралась. (Смеется.)
Терапевт: А сейчас вы деретесь в какой-нибудь форме?
Светлана (чуть подумав): Нет, вообще не дерусь.
Терапевт: Значит, только сами с собой деретесь? (Светлана смеется.)
Терапевт представляет умение наводить спазмы как нечто данное, как реальную способность клиентки. Но это не может быть единственным умением, которым она владеет. Должно быть еще что-то. Когда Светлана кокетничает и говорит, что дралась в детстве, то терапевт выясняет, может ли она драться сейчас или производить какие-нибудь иные активные действия, есть ли у нее сейчас возможность активно реагировать. “Вы сами с собой деретесь?” — это предположение о том, каковы еще функции спазмов в ее жизни.
Терапевт в роли болезни
Терапевт: Так, поиск продолжается.
(Клиентка пожимает плечами. Терапевт продолжает ласково говорить.)
Терапевт: Какая замечательная жизнь: много друзей, так все интересно...
Светлана (улыбается сквозь слезы): Как только вы меня сюда посадите, обязательно заставляете плакать!
Терапевт: Ага! Я заставляю плакать! Теперь я буду главным спазмом!
Терапевт, берущий на себя роль болезни, в сущности, обыгрывает ситуацию с той точки зрения, что появление и исчезновение спазмов вполне управляемо. Болезнь можно перенести, отодвинуть, вынести за пределы собственной личности.
(Светлана смеется и вытирает глаза. Терапевт снова начинает говорить ласковым голосом).
Терапевт: Все так замечательно! Почему вы плачете?
Светлана (плачущим голосом): Кто сказал, что все замечательно?
Терапевт: А что ж тогда не замечательно? Друзей, что ли, меньше стало?
Только что терапевт аргументированно доказывал, что жизнь плоха, а теперь утверждает, что хороша. Это пример очень быстрой смены отношений и угла зрения, которые свойственны гипнотерапии. Для клиентки задается некий новый ритм. Здесь содержится скрытое сообщение о том, что и в мире, и в душе человека все быстро меняется, что изменение — не такой уж сложный процесс. Гипнотерапевт выдвигает одну гипотезу, потом заменяет ее другой, нащупывая важные состояния клиента, важные способы самоидентификации. В данном случае мы имеем дело с несколько ускоренным, но бодрящим эффектом.
(Светлана достает платок, вытирает глаза и нос.)
Терапевт: Вы обещали покапризничать...
Светлана: А я что же — не капризничаю?
Терапевт: А у вас есть возможности для более бурных капризов?
Светлана: Вы задаете такой опасный вопрос... Нет у меня возможностей! Были бы возможности... (Смеется.)
В веселой манере Светлана признается в наличии чего-то такого, что она себе запрещала. Клиентка немного кокетничает с терапевтом, как бы добиваясь, чтобы он разрешил ей нечто запрещенное. Но проблема заключается в том, что она сама должна дать себе какое-то важное освобождение и самостоятельно найти доступ к собственным возможностям.
Терапевт: Я пытаюсь понять, что делать с вашими спазмами!
(Светлана то смеется, то вытирает слезы.)
Терапевт: Если я отниму спазмы, что же останется... кроме друзей?
(Смех. Светлана что-то бурчит под нос, потом снова начинает операцию с платком. Терапевт поворачивается к Анне.)
Терапевт: Так. Хотите, поменяем аллергию на спазмы?
Анна (улыбаясь): Нет. Я к ней уже привыкла... (Разводит руками.)
Терапевт (повторяет ее жест): Вот-вот: одна привыкла к спазмам, другая к аллергии... И все хорошо. Троллейбус около дома останавливается.
Светлана: Я пешком хожу...
Терапевт: Вот — человек пешком ходит! Не все ходят на работу пешком!
Светлана: Мне семь минут ходьбы... (Смеется, плачет, смотрит на терапевта.)
Терапевт: На что будем менять спазмы?
Светлана (долго вытирает очки): Нет, я, конечно, поорала бы... Только что хорошего будет?
Терапевт: А вот девочки в седьмом классе иногда меняются нарядами и смотрят в зеркало, кому что идет...
В седьмом классе, да и позже, девочки действительно иногда меняются нарядами, примеряют разную одежду. Выясняется, что обе клиентки — девочки, хотя и весьма зрелые. Они ходят в белых блузках и следуют усвоенному в детстве принципу: “Если будешь себя хорошо вести, тебе тоже будет хорошо”. Этому принципу они слишком доверились. Поэтому им важно понять смысл другого послания “Хочешь — капризничай, хочешь — меняйся, в том числе и физическими состояниями”. К тому же, мотив обмена платьями помогает как бы “сшить” эти два случая в одно целое (то, что говорилось для одной клиентки, оказывается верным и для другой).
Светлана: У меня аллергия тоже есть! (Смех.)
Терапевт: Тогда все в порядке! А что у вас еще есть?
Светлана: Нет, больше ничего. Вот только аллергия... (Светлана поправляет воротник блузки. Терапевт повторяет ее жест и корчит смешные рожицы. Потом оглядывает обеих участниц — обе одеты в белые блузки.)
Терапевт: Просто два ангелочка... (Поворачивается к Светлане, облизывает губы.) Вы знаете, почему я облизываюсь? Я вас съем!
Светлана (со смехом): Прямо сейчас?
(Терапевт кивает.)
Светлана: А спазмы пройдут?
Терапевт: В том-то и дело, что пройдут.
Светлана (машет рукой): Тогда ешьте. (Смех.)
Продолжается углубление возрастной регрессии. Это достигается рядом последовательных шагов. Сначала — “Вы в детстве дрались?”, потом — “В седьмом классе девочки меняются нарядами, смотрят, кому что идет”, и теперь — “Я вас съем”. Последняя реплика погружает клиентку в еще более ранний детский возраст, потому что “съем — не съем” — это шутки и страшилки для совсем маленьких девочек.
Подчеркивается мысль, что терапевт — главный спазм клиентки. Неизвестно, с чем это может резонировать в ее опыте — отцовская фигура, мужчина, сказочный волк, пугающий девочек... Но в любом случае, это репрезентирует фигуру, которая больше нее самой. Сами спазмы, поскольку клиентка не может с ними справляться, кажутся ей очень сильными. Терапевт предлагает ей поиграть с этой “страшной” фигурой, что, возможно, позволит найти другие способы диалога с ней — капризничать, не бояться.
Вероятно, Светлана воспринимала запреты в себе как установку быть хорошей, а терапевт, приняв роль спазмов, становится не родителем, а волком из сказки, что представляет авторитетную фигуру в ином ракурсе. Терапевт, олицетворяющий спазм, действительно властная фигура, а для Светланы спазм — это и защита от властной фигуры, и бессилие от невозможности самой стать властной фигурой. То есть в каком-то смысле спазм — это аналог комплекса жертвы, которая не может идентифицироваться с угнетателем-садистом, не соглашается с ролью жертвы и не может выйти из подобных отношений. Спазм — как бы веревка, соединяющая жертву и угнетателя. Имитируя угнетателя, терапевт утрирует эту линию.
Червяк и пчелка
Терапевт (очень серьезно): Покажите еще раз, где у вас бывают спазмы?
(Светлана показывает. Терапевт повторяет ее жесты, прикасаясь к животу и груди клиентки.)
Терапевт: Вы прямо как червяк. У вас в каждом членике бывает по спазму.
(Светлана смеется.)
Терапевт: Вы вообще-то ходите на четырех конечностях или передвигаетесь волнообразно, ползком?
Светлана: Нет, я на двух...
Терапевт с утрированной простотой называет клиентку червяком. Он как бы говорит: “Спазмы — это знак того, что каждая часть вашего тела живет сама по себе”. Метафора червяка показывает, что способ взаимодействия клиентки со своим телом является неподходящим.
Терапевт: На двух... А где вы столько спазмов набрали?
Светлана: Я уже несколько лет их собирала.
Терапевт (поворачивается к Анне): Вот что бывает у людей! Даже неприлично — с какой-то аллергией.
Анна (смеясь): Да, конечно... Я вот тоже думаю: может, уйти?
Терапевт: С какими-то пальчиками возле носа... как пчелка, которая садится на цветок и нюхает пыльцу.
Анна: Она мне уже пять лет мешает.
Терапевт: Аллергия... (Жест в сторону Светланы.) Вот что бывает!
Анна (со смехом): Неловко. Вроде бы занимаю чужое место.
Терапевт: Вот именно! Конечно, неловко.
В этом фрагменте терапевт продолжает развивать мотив обмена нарядами, представляя в качестве “фасонов” симптомы клиенток. Он заставляет Светлану и Анну стесняться своих нарядов, посылая сообщения: “Могла бы и что-нибудь получше выбрать”, “Сейчас такое не носят”, “С таким симптомом жить неприлично”. Для Светланы и Анны, которые очень боятся сделать что-то не так, как подобает “хорошим девочкам”, эти упреки потрясающе сильны. Данный ход, конечно, в большей мере обращен к Светлане. А в наряде Анны есть и нечто притягательное: пчелка — вполне красивое и поэтическое насекомое. Пчелка, а не пчела, червяк, а не червячок. Хотя структура приведенного отрывка достаточно симметрична, терапевт работает очень индивидуально и со Светланой, и с Анной.
Терапевт (уже без смеха): А вы любите нюхать цветы?
Анна: Да... Почему-то на природе у меня нет аллергии на запахи, даже на сильные — на сирень, ландыш...
Терапевт: У вас очень развито обоняние?
(Анна кивает.)
Терапевт: Когда вы входите в какую-либо ситуацию, вы в каком-то смысле ее обнюхиваете? Привыкаете к ней через обонятельное ощущение? Я думаю, вы довольно остро можете ощущать запахи из прошлого...
(Анна кивает.)
Терапевт: Получается, что вы делаете ситуацию своей, если улавливаете в ней приятные запахи?
Анна (после паузы): Если образно, то может быть, и так...
Метафора “пчелка на цветке” намекает на особую чувствительность Анны к запахам. Гипотеза терапевта состоит в том, что аллергия — это следствие обостренного восприятия. Поэтому положительные обонятельные ощущения способны полностью вытеснить аллергию. Важную роль здесь играет контраст иронического тона (“с какими-то пальчиками возле носа...”) с позитивной коннотацией гипотезы.
Своими предположениями о развитом обонянии Анны терапевт посылает ей такое сообщение: “Я знаю, у вас имеются свои тонкие особенности, мы сейчас говорим о важном, заботимся непосредственно о вас, и это не пустые разговоры”.
Дальше терапевт возвращается к Светлане, но уже с новым багажом: неплохо было бы чуть поглубже задуматься о своих ощущениях.
Терапевт (снова поворачивается к Светлане): Вот как люди живут! С тонким обонянием... Не то что “много друзей, все в жизни хорошо, семь минут до работы”...
Светлана (сначала смеется, потом ворчливо отвечает): Я не сказала, что у меня все в жизни хорошо...
Гипнотические кольца удава
Терапевт: Хорошо. Скажите, а как вы обычно входите в транс? Вспомните какую-нибудь ситуацию. (Привстает на сиденье, поправляет стул. Светлана повторяет его движение.)
Светлана: Я вообще очень легко вхожу в транс. Я могу сама...
Терапевт: Какое состояние является для вас ресурсным? Что вы вспоминаете? Как настраиваетесь? Какой шаг обычно бывает первым, какой вторым? Что это — образы, картинки или звуки? (От вопроса к вопросу голос терапевта становится все более “утробным”.) Видите: я уже говорю, как удав... который начинает гипнотическими кольцами обвиваться вокруг Светланы... и, как очередной спазм... одно кольцо удава... обвивается вокруг какой-либо точки в животе... где обычно бывают спазмы... еще одно кольцо — вокруг другой точки... а третье — вокруг груди... Спазмы поднимаются все выше и выше... (Указательным пальцем показывает, как обвивается “удав”.)
Очень интересный момент. Происходит соединение опыта наведения транса и переживания спазмов. Светлана признается, что сама умеет наводить транс, но еще она “умеет” наводить на себя и спазмы. Терапевт тоже умеет наводить транс на Светлану, а теперь он подобным же образом наводит “спазматические” (точнее — антиспазматические) кольца. В транс можно войти, но из него можно и выйти. Транс обратим. Следовательно, обратимы и спазмы. К тому же, они управляемы. Трансу можно научиться, значит, можно научиться и снимать спазмы.
Метафора страшного гипнотического удава имеет сходство с червяком, который упоминался в предыдущем фрагменте. Но червяк — это спазмы, которыми не умеет управлять Светлана, а удав — спазмы, которыми умеет управлять терапевт. Удав — образ набравшего силу, мощного червяка. И наоборот, червяк — это усохший, вялый удав. Когда человек боится, он может принять червяка за удава. Превратить то, что казалось удавом (спазмы или страхи), в червяка — значит уменьшить его власть над телом.
Светлана (смеется): У меня опять все запульсировало... (“Шелестит” голосом.) Меня, чтобы я хорошо вошла в транс, надо расслабить...
Терапевт (напористо): Не говорите таким кротким голосом, будто у вас внутри сидят три джинна и изо всех сил туда его вдавливают. Говорите так, как будто злитесь на меня! Я, в конце концов, с вашими спазмами воюю!
Светлана (плачущим голосом): А я не сержусь на вас...
Терапевт: То-то и плохо!
Светлана (уже живее): Чего мне на вас злиться?
У Светланы время от времени появляется желание остановиться на чем-то понятном, завершить неопределенность ситуации. Но терапевт как бы говорит, что точку ставить рано. Терапевт понуждает Светлану продолжать процесс поиска.
Терапевт: Как вы входите в транс?
Светлана: Мне нужно расслабиться...
(Собирает с колена и бросает на пол невидимые пылинки. Терапевт тут же повторяет ее движения. Клиентка начинает хохотать.)
Светлана: Мне очень важно испытать приятные кинестетические ощущения в теле, почувствовать расслабленность... А потом я обычно вспоминаю приятную ситуацию... лес... или что-нибудь другое... И погружаюсь...
Терапевт: А сейчас вы можете вспомнить ситуацию, когда у вас был приятный и, с вашей точки зрения, достаточно глубокий транс?
(Светлана задумывается, поднимает глаза, кивает. Терапевт обращается к аудитории.)
Терапевт: Один из хороших приемов наведения транса — разговор с человеком о его прошлых трансах. Это вызов ресурсного состояния, косвенное напоминание о деталях трансов, которые он уже испытывал, и — вхождение в транс...
Массаж суставов
Терапевт (снова обращается к Светлане): Можно я вас немножко “поломаю”? (Клиентка соглашается.)
Терапевт: Придвиньтесь немного ко мне.
(Терапевт начинает делать что-то вроде жесткого массажа: прогибает ее в спине, с силой отводит назад плечи, крутит руки в плечевых суставах, дергает ноги в коленях и щиколотках, на выдохе вдавливает кулак в живот. После этого “сеанса” щеки у Светланы начинают алеть.)
Терапевт: Вас хорошо бы разобрать, а потом собрать обратно — по винтику.
Светлана (со смехом): А собрать-то сможете?
Терапевт: Вы так любите сами собираться, что стоит вас разобрать, вы сами — хвать! — и слепитесь обратно с такой силой, что уж никаких проблем сборки не будет. У вас и спазмы оттого, что вы все любите собирать и прижимать к себе так, что и не отодрать: и руки, и ноги, и живот, и грудь... А вы спрашиваете: “собрать сможете?” (Крутит ее руки в локтях и запястьях, раскачивает колени.) Надо вас как-то растянуть, чтобы “комки”, образующиеся при “сборке”, хотя бы чуть-чуть физически ослабевали и растягивались. Вас надо действительно разобрать... растянуть... развязать...
(Опять принимается вдавливать кулак Светлане в живот. Она брыкается и смеется.)
Терапевт: Ноги вытягиваются уже лучше. (Вращает руки клиентки, оттягивает назад плечи и даже пытается пошевелить ее челюсть.) Очень тугая манжетка вокруг губ. Один из признаков резкого стягивания мышц. Если мы отмечаем в теле образование блоков, то сможем отыскать их в разных точках тела (Снова показывает, где у Светланы бывают спазмы.) Это она еще плохо упражнялась. Ее запросто можно научить иметь прекрасную мигрень.
Светлана (со смехом): Спасибо. У меня есть!
Терапевт: А! Очень способная ученица! Мы к концу встречи такого достигнем! (Снова трогает колени и щиколотки клиентки.) В ногах спазмов не бывает? (Светлана отрицательно покачивает головой. Терапевт всплескивает руками, она торопливо соглашается.)
Терапевт: Ну, слава Богу! А то я уж думал... Где еще бывают спазмы?
Светлана: Да нет, больше нигде... А-а-а, да везде...
Терапевт (радостно): Конечно! (Снова принимается за “массаж”.) Сейчас мы постараемся...
Светлана: Это я только о тех, которые меня беспокоят.
Терапевт: Настоящий талант. Если уж взялась спазмы производить, нужно уметь это делать в любой точке тела! Беретесь?
Светлана: Не-ет! Наоборот, хочу разучиться.
Терапевт: Задвигайтесь обратно в свой угол! (По-хозяйски оглядывает ее щиколотки и запястья, словно примериваясь, что бы еще повертеть). Вы хотели бы быть повыше ростом?
Светлана (немного подумав): Да нет... Мне даже иногда казалось, что я высоковата... (Светлана среднего роста.)
Терапевт: Вы просто великанша! (Смех.)
Эпизод связан с метафорой сложного-простого и запутанного-прямого. Все эти манипуляции символически распрямляют, вытягивают Светлану, которая постоянно сжимается, считает себя слишком высокой, чересчур капризной, недостаточно сдержанной. Она обладает огромной силой, направленной на сжатие энергии, которую терапевт заставляет работать вовне.
Светлана: Я просто росла среди тех, кто был ниже меня...
Терапевт (Принимается крутить пальцы и запястье Светланы и обращается к аудитории): Мотив разглаживания и вытягивания суставов может обращаться к разным точкам тела. А начинать лучше от углов, которые достаточно далеки от тех, что обозначаются как основные. У Светланы лучезапястные суставы, голеностопы и ноги стремятся как бы сжаться. И снять спазм у человека помогает работа не с той областью, на которую в данный момент указывает клиент, а с другими частями тела, где тоже могут образовываться блоки. Снимая блоки на периферии, мы постепенно приводим к автоматическому разглаживанию тех областей, где действительно существуют спазмы. Все рассказы о том, что жизнь прекрасна, друзья замечательные, все долги отданы, — это, конечно, правда, но не целиком, а только частично. Тело говорит нам другое: оно сжимает себя.
(На протяжении всего монолога терапевт не выпускает руку Светланы, продолжая крутить ее запястье. Наконец, он вновь обращается к ней.)
Терапевт: Плакать еще будем?
Светлана (улыбаясь): Не знаю... Может быть...
Терапевт (обращаясь к аудитории): Вот, уже хорошо. На вопрос “Плакать еще будем?” она отвечает: “Не знаю”. Значит, мы, наконец, перешли к тому, что наше следующее мгновение непредсказуемо. И клиентка не боится жить по принципу “Пойду туда, не знаю куда”, “Буду жить так, как жизнь подскажет”. Она как бы отпускает свои эмоции и готова жить, радуясь тому, что предстоит, а не планируя с отчаяньем отличницы, как ей нужно прожить ближайшие полчаса. (Крутит Светлане руку.) Сейчас у вас ничего не болит?
Светлана: Нет, ничего.
Терапевт: Удивительно! (Продолжает свои манипуляции).
Принятая гипотеза о том, что человек — хозяин своей болезни, детализируется на уровне телесных реакций. Терапевт как бы говорит: если Светлана может с таким искусством наводить спазмы в любой точке тела, где бы ни потребовалось, то она может и снимать их. Терапевт иронически сообщает, что у Светланы — настоящий талант, но кроме иронии здесь присутствует и уважение, и уверенность в том, что эти навыки она может использовать в других целях.
Договор: оправдание действий
Терапевт: Сколько времени вы готовы прожить без боли и спазмов?
Светлана: Долго...
Терапевт: Сколько: час, месяц, день, неделю, год?
Светлана: Лет сорок...
Терапевт: Лет сорок... (К аудитории.) В таких диалогах подобные маленькие поведенческие контракты тоже имеют значение. (К Светлане.) Вы готовы прожить без спазмов сорок лет? (Она кивает.) Но это нереально.
Светлана: Почему?
Когда терапевт говорит о нереальности поставленного запроса, он справедливо считает, что ответ Светланы о сорока годах — формален. Терапевт просить ее по-настоящему задуматься над сказанным.
Терапевт: У каждого человека время от времени начинает что-то болеть. Вопрос в том, стоит ли усиливать эту боль, входить в нее глубже или отстраниться и дать ей постепенно пройти? Каков ваш тип отношений с болью?
Светлана: Конечно, надо дать ей постепенно пройти...
Терапевт: Что значит “постепенно”? Сколько времени вам потребуется? Десять минут, час?..
Светлана: Десять-пятнадцать минут достаточно, больше не нужно...
(Терапевт опять принимается вертеть ее ноги в щиколотках, приговаривая: “Будем вас растягивать”. Потом поворачивается к Анне, берет ее за руки, поглаживает.)
Терапевт: Мы немного отвлеклись, но вернемся и постараемся построить такой транс, который будет работать и на вас, и на Светлану. И неважно, что какие-то элементы вы будете узнавать как свои, а какие-то — как чужие. Они также будут вам полезны. Да?
(Анна соглашается. Терапевт берет за руки обеих участниц, словно уравнивая их в правах.)
Терапевт: Лед и пламя. (Светлане.) Как вы переносите неожиданные ситуации? Сжимаетесь, краснеете, бледнеете?
Светлана (После паузы): Я сжимаюсь.
Терапевт (Поворачивается к Анне): А вы? Краснеете или бледнеете? Чувствуете игру сосудов?
(Она соглашается. Терапевт опять обращается к Светлане.)
Терапевт: Сосуды тоже давить надо, как и все остальное. (Похлопывает ее по руке. Светлана улыбается.) Подумаешь, большие спазмы! Надо, чтобы и сосуды тоже были как следует сдавлены! (Анна и терапевт обмениваются понимающими кивками.) Значит, вы все-таки готовы вести с собой войну до победного конца? Победите себя?
Светлана (Сначала согласно кивает, потом отрицательно качает головой): Не с собой, со спазмами!
Терапевт: Спазмы же — ваша существенная часть!
Светлана: Ну, да...
Продолжается исследование механизмов реагирования. Избавление от боли — это навык. Болезнь нельзя просто вырезать, но можно по винтику ее разобрать. Речь идет о выборе Светланой механизма избавления от боли. На помощь приходит Анна, подтверждающая, что она совсем по-другому реагирует на неожиданности и не все “хорошие девочки” сжимаются при приближении опасности.
Этот фрагмент связывает работу клиенток и подчеркивает различие терапевтических подходов с ними. В работе со Светланой терапевт очень резок, он акцентирует необходимость жесткого выбора и совершения действия. С Анной работа осуществляется гораздо мягче, легкими штрихами, но терапевт постоянно дает ей понять, что все происходящее касается и ее.
Терапевт: Хорошо. Вы готовы выносить вовне часть своей энергии?
Светлана: Да, вот я и хочу...
Терапевт: Зона войны находится в вашем теле. Вы можете вынести ее?
Светлана: Да.
Это согласие на действие. Терапевт требует от Светланы ясных (а не запутанных и витиеватых) движений и чувств, ставит ее перед жесткой необходимостью действовать.
Терапевт: У вас хороший муж, хорошая работа, отличная социальная среда... Все отлично. Что еще?
Светлана: Да ничего отличного... (Она вдруг опять “скисает”.)
Терапевт: Как ничего? У вас что, есть какие-то проблемы, с которыми можно воевать вне себя? С окружающим пространством? Когда у человека все вокруг хорошо — это страшно.
Светлана (опять вытирает глаза под очками): У меня не все хорошо. Мне не нравится...
Терапевт: Вы тарелки...
Светлана (решительно): Тарелки — нет! Не хочу!
Терапевт: Хорошо. Сколько вы готовы платить за то, чтобы у вас не было спазмов? Каждый месяц?
Светлана (задумывается, подняв голову, потом делает “широкий жест”): Половину своей зарплаты!
Терапевт: Хорошо. Сколько стоит одна тарелка?
Светлана (улыбается): Не знаю. Я давно не покупала тарелок...
Терапевт: Вы готовы бить три тарелки в месяц за то, чтобы у вас не было спазмов?
Светлана (неожиданно очень спокойно): Да, готова.
Терапевт: Значит, мы с вами можем подписать контракт, что вы будете бить три тарелки в месяц, что бы там ни было? В качестве лечебного средства. Вы будете покупать три тарелки в месяц и бить их...
Светлана (со смехом): Я буду в гости ходить!
(Общий смех.)
Терапевт: Нет! Так, как мы с вами договорились! Вы на каком этаже живете?
Светлана: На седьмом...
Терапевт: Отлично! Скажите: вы, как хорошая девочка, способны выйти ночью на балкон и швырнуть тарелку с седьмого этажа?
Светлана (в замешательстве качает головой): Ну, не знаю...
Терапевт: Нет! Вы готовы? Вы хотите, чтобы у вас не было спазмов?
Светлана: Ну, я еще не знаю, готова или нет... Я попробую...
Терапевт: А что тут пробовать? Вы готовы к тому, чтобы у вас не было спазмов?
Светлана (уверенно): Да, готова.
Терапевт: Вы готовы три раза в месяц бросать с седьмого этажа тарелку? Готовы к тому, что люди будут шептаться и говорить: “Кто это там живет, что за безобразие?” А вдруг кто-нибудь вас заметит? И вообще, это идиотский поступок. Так — вы милая и добрая: взяли свой спазм и мучаетесь. И никому дела нет. А то — выходите на балкон и — бабах! — с седьмого этажа тарелку!
Светлана (смеется вместе со всеми, потирая шею): Я попробую...
|
