|
Дэвид, студент-дипломник, чрезвычайно страдал от жестокого обращения одного из своих преподавателей и в то же время был подавлен конфронтацией с ним. В процессе работы, исследуя, как бы он повел себя, если бы был жестоким, Дэвид обнаружил, что первым начал конфликт, когда пытался взять верх над преподавателем. Ему было необходимо владеть ситуацией и сохранять собственную независимость. До этого момента он чувствовал себя не участником борьбы за выживание, а лишь беспомощной жертвой. После того, как в своих фантазиях он позволил себе кричать, произносить резкие тирады и даже убивать своего "врага", давление его проекции ослабло. Он перестал чувствовать себя жертвой произвола, когда осознал, что он и стрелок и мишень одновременно. Проективное возмущение сменилось активной борьбой с трудностями. Проективное возмущение – серьезный деструктивный фактор, когда оно питает злобу. Оно становится мощной силой, которая делает человека неспособным к принятию решений.
В описанном примере Дэвид не стал отвергать своего "внутреннего монстра", поэтому с готовностью принял участие в эксперименте. Но не всегда бывает так просто. Когда проекция формирует паранойяльную самозащиту, появляются серьезные трудности. Любые предложения по-новому использовать свои личные качества вызывают сильнейшее сопротивление, которое может связывать руки терапевту. В такой ситуации терапевт должен особенно постараться вызвать у пациента доверие к себе, проявляя доброжелательность и поощряя даже самые незначительные успехи, потому что здесь существует очень тонкая грань между восстановлением осознания пациента и появлением враждебности. Такому пациенту важно быть уверенным в том, что терапевт его поймет, невзирая не на что. Овладение проективным "материалом" происходит только при искренней поддержке терапевта, в противном случае оно не происходит совсем.
Одна из моих клиенток испытывала мучительный страх перед своим начальником. Она считала, что шеф хочет от нее избавиться, потому что она слишком умна, а он терпеть не может чувствительных дам, которые ответственно относятся к своей работе и только мешают ему бездельничать и командовать. Я предположил, что плохие отношения с начальником связаны с тем, что он сама хочет добиваться своего без борьбы и усилий. Я несколько раз пытался предложить ей попробовать новую роль, но моей пациентке каждый раз казалось, что я принимаю сторону начальника, хотя на самом деле я не одобрял его поведение почти также, как и она. Она почувствовала мою поддержку, только когда я попросил ее рассказать мне о своей жизни. Пациентка была так поглощена собственным рассказом, что немного ослабило ее паранойю.
Проекция не всегда противоречит контакту. Проецирование – это нормальная человеческая реакция. Способность интуитивно чувствовать другого подкрепляет человеческое взаимопонимание. Как же еще люди могут узнать, о чем говорят другие? Жизнь "заставляет людей знать друг о друге".
Поэтому терапевт "с высот" своей собственной паранойи, психопатии, депрессии, кататонии или гебефрении может лучше понять другого человека, который занимается самоуничижением под воздействием "передозировки этих ядов". Наши собственные проекции действительно подсказывают нам больше, чем эти традиционные представления об этих психологических "бедах". Наши проекции обычно менее категоричны, мы просто знаем, что такое стеснительность или сексуальность, веселость или заторможенность или другие проявления, которые можно заметить в другом человеке. Терапевт должен чутко реагировать на человеческую индивидуальность, уметь подняться над собственными пристрастиями и освободить пространство для проявлений любой другой личности.
Каждый человек является центром притяжения в своей вселенной. Да, мир существует независимо от нас, но этот факт не лишает нас способности чувствовать, интерпретировать и манипулировать миром. Именно эти способности и определяют наш собственный опыт. Вселенная существует независимо от нас, во что бы мы ни верили – в науку или в Бога. Это представление породило в нас ощущение ничтожности, часто лишая нас веры в собственные силы и способности взять на себя ответственность за то, что мы творим. Возможно, быть, поэтому мы и не хотим верить, что сами являемся причиной собственных бед, и объясняем все влиянием мистических потусторонних сил.
Хорошая или плохая, но– это наша собственная вселенная. И каждый человек – ось, вокруг которой крутится ее колесо. По словам Элиота, он стоит "в мертвой точке вертящегося мира".
Ретрофлексия
При ретрофлексии человек подобен гермафродиту – он направляет против себя то, что хотел бы сделать другому, или делает сам для себя то, что хотел бы получить от другого. Он может быть мишенью для самого себя, собственным Санта-Клаусом, собственным любовником и т.д. Он сжимает свою "психологическую вселенную" до самого себя, не ожидая ничего от других. При ретрофлексии человек способен разделять себя на наблюдателя и наблюдаемого или на созидателя и его дело. Эта способность имеет разные проявления. Человек может разговаривать сам с собой. Чувство юмора тоже свидетельствует об этом расщеплении, потому что он может посмотреть на себя со стороны и увидеть нелепость и абсурдность своего поведения. Чувство стыда или смущения – тоже проявления самонаблюдения и самооценки. Человек может создавать и собственную мораль.
Существует множество описаний расщепления человека на самого себя и своего наблюдателя. В рассказе Эдгара По про Уильяма Уилсона и Гетевском "Лесном царе" речь идет о людях, тщетно пытающихся убежать от своего преследователя, который является частью их самих. Тот же феномен отражен в образе недремлющего Ока Божия, знающего все наши помыслы и намерения. Библейская история Моисея, который пытался скрыться от Всевидящего Ока, стала темой ранней картины Мелани Кляйн, где она представила созданный ребенком образ строгого супер-эго, которое является еще более строгим и беспощадным, чем родительское супер-эго. Родители могут знать только то, что ребенок разрисовал обои на стене или ущипнул младшего братишку. Ребенок же знает по себя: "Мне хотелось разрисовать стенку" или "Я хотел ущипнуть младшего братишку". Система "должен", претендующая на то, что лучше самого ребенка знает, что ему нужно, причиняет страдание и сковывает. Боль от осуждения самого себя пронизывает всю его жизнь.
Представьте себе ребенка, который растет в доме, где люди если и не враждебны, то равнодушны и глухи к его детской жизни. Если он плачет, никто не качает его на коленях. Он лишен ласки и заботы. В конце концов он учится утешать и баюкать себя сам и больше никого ни о чем не просит. Потом он учится готовить себе пищу и делает это с любовью. Он покупает себе прекрасные наряды и дорогие автомобили. Он тщательно подбирает для себя окружение. Но при этом у него все равно остается интроективное убеждение: "Мои родители не будут заботиться обо мне". И он не позволит себе понять, что это вовсе не означает "Никто не будет заботиться обо мне". Сохраняя эту интроекцию, он неизбежно приходит к выводу : "Тогда я должен делать это сам".
В то же время импульс, который был направлен на другого человека, он может повернуть на самого себя. Эта направленность может быть либо враждебной, либо нежной. Вспышки, горячность, крики или драки последовательно искореняются. Снова появляется интроекция: "Я не должен злиться на них", – которая позволяет создать ретрофлективную оборону. Он поворачивает свою злость на себя самого.
Вот наглядный пример подобного явления. Молодой человек лет тридцати в детстве переболел энцефалитом с осложнениями, что впоследствии привело к задержке умственного развития. Он любил разговаривать с людьми, но не мог долго поддерживать беседу, и когда начинал понимать, что теряет нить, говорил себе в ярости: "Я глупею, я глупею!" Потом он "выгонял" себя на лестницу , садился там, сжавшись в комочек, щипал себя до боли и, раскачиваясь, повторял: "Я глупею, я глупею!"
Ретрофлективная активность в лучшем случае может выполнять роль гибкой самокоррекции, противодействуя жесткому ограничению и риску собственных спонтанных реакций. На опасной высоте напряжения чувств человек должен остановить себя, как если бы он отплыл слишком далеко от берега. Слишком сильно вовлеченный в ситуацию человек может быть настолько некритичным к себе, что понадобится противодействие его порывам. Например, мать сдерживает себя, чтобы не ударить своего ребенка, и крепко сжимает кулаки перед собой. Ретрофлексия становится особенностью характера, только тогда, когда постоянно возникает ступор между противоположными стремлениями человека. Тогда естественная задержка спонтанного поведения, временная и разумная, закрепляется в отказе от действия. Теряется естественный ритм между спонтанным поведением и самоконтролем, и его потеря расщепляет человека на части.
Когда ретрофлексия повторяется, человек начинает подавлять собственные реакции на внешний мир и остается в тисках своих противоположных, но застывших сил. Например, если ребенок по требованию строгих родителей один раз перестает плакать, он не должен приносить эту "жертву" всю оставшуюся жизнь. Главная проблема нормального существования -научиться своевременно сдерживать себя только в соответствии с ситуацией, а не навсегда отказываться от того, что требовало лишь временного ограничения. Возможно, что ребенок из нашего примера только думал, что должен глотать слезы, тогда как на самом деле этого никто не хотел. Главное, что он не должен всегда поступать так и только так.
Мышление само по себе – это ретрофлективный процесс, тонкий способ разговора с самим собой. Однако ретрофлективное мышление может прерывать или замедлять поведение. Это важно для ориентации человека в тех вопросах его жизни, которые слишком сложны, чтобы решать их спонтанно, например, выбор профессии, будущей жены или мужа, решение сложной математической задачи, проектирование здания и т.п. Такое торможение порой происходит, даже когда человек принимает самые незначительные решения: пойти посмотреть кровавый триллер или при нынешнем настроении остановиться на чем-то приятном.
К сожалению, расщепление, возникающее при ретрофлексии, часто вызывает стресс, потому что остается внутри и не проявляется в соответствующих действиях. Развиваясь, человек мог бы поменять направление энергии своей внутренней борьбы таким образом, чтобы направить бурлящий внутри "котел" в сторону с чем-то внешним. Освобождение от ретрофлексии состоит в поиске чего-то другого, применимого к жизни.
Хотя цель человека состоит в поисках контакта с другими, на первый план сначала все же выходит внутренняя борьба. Когда побуждение к контакту с другими резко перекрывается, взаимодействие между "раздробленными" частями внутри человека должно быть осознано. Один из способов определить, где происходит борьба, – внимательно приглядеться к позам, жестам или движениям человека.
Представьте себе, что мужчина описывает женщине печальное событие из своей жизни и вдруг замечает, что она все глубже и глубже вжимается в кресло, крепко обнимая себя руками. Он обрывает рассказ, потому что чувствует, как с каждым следующим словом она отдаляется, оставляя его один на один со своей печалью. Однако переживания женщины были совершенно другими. Ее жест выражал одновременно потребность в поддержке и желание поддержать. Но вместо того, чтобы обнять его, она сжимала себя. Ее импульс выразить сочувствие вызвал противоположную мускульную реакцию – удержать импульс под контролем. В результате руки женщины как будто связали две равные по величине, но противоположные по вектору силы. Вся ее энергия ушла только на подавление импульса, которого она боялась.
У другого человека внутренняя борьба может препятствовать агрессивным побуждениям – желанию оскорбить, ударить, укусить или выказать враждебность. Тогда желание держать себя в рамках и подавить злость можно обнаружить в напряженной, застывшей позе, неподвижной челюсти. Женщина, которая скрещивает ноги, может сдерживать свое возбуждение. Дама, поддерживающая свой затылок, возможно, сдерживает желание поддержать другого. Люди тратят громадное количество энергии на сдерживание подобных порывов.
Существует два уровня сопротивления освобождению от ретрофлективного поведения. На более мягком уровне человек переносит на себя то, в чем он нуждается. Он будет уютно сидеть, поглаживая, нюхая, нежно обнимая себя. Когда он позволяет себе такое удовольствие, то создает часть того тепла, которое мог бы получить от другого человека. На втором уровне ретрофлексии человек обращает слишком мало внимания на свои потребности. Он не только тщетно пытается найти контакт с другими людьми, но и сам для себя недоступен, даже к себе он не может быть добрым. Запрет на прикосновение настолько глубоко интроецирован, что делает его собственным тюремщиком. Он сидит на стуле в застывшей позе, а прикасается к себе только когда без этого совсем нельзя обойтись – к примеру, вытирается полотенцем после умывания. Такой человек настороженно относится к любому контакту – даже с собственными расщепленными частями. Он не может потянуться не только к другому человеку, но даже сделать это по отношению к своему миру и себе самому.
На первом этапе работы с ретрофлексией мышечная активность может направляться человеком скорее на самого, а не на других. Движение прерывает бездеятельность и восстанавливает живую энергию, контакты с внешним миром. Даже если на промежуточной стадии энергия направлена на себя, это только полезно. Из-за своей ретрофлексии человек обрубает сексуальные отношения с другими людьми и даже мастурбировать толком не может. Чтобы вернуть полноту сексуальных переживаний, для начала ему нужно научиться хорошо мастурбировать. Когда он обнаружит, что это приятно, он окажется на пути к тому, чтобы налаживать сексуальный контакт с другим человеком. Это создает некий переход – ведь тому, кто знает французский язык, легче выучить испанский, чем тому, кто вообще не знает иностранных языков. Если естественное течение энергии однажды восстановлено, в дальнейшем ее потоку легче придать направление.
Любое новое проявление телесной активности на первых порах бывает медленным и неловким. Физическая работа с ретрофлективными импульсами проходит через такую же стадию. Когда ребенок учится ходить, переставляя ноги, каждое движение требует от него серьезной сфокусированности. Когда он уже умеет ходить, то делает это спонтанно, не задумываясь о каждом шаге. То же самое справедливо и для ретрофлективных импульсов. Скованные руки, сомкнутые челюсти, сжатая грудная клетка, ноги, приросшие к полу, постоянно нахмуренные брови – все эти мышечные проявления возникают у ребенка как элементы осознанного контроля. Я не хочу говорить плохие слова, я не стану обнимать маму – все это находится под сознательным контролем. Ребенок, который испытывает искушение потрогать то, что запрещается, привыкает говорить себе "нет, нет, нет", как будто является своим строгим родителем.
Позже, когда этот процесс окончательно сформирован, он забывается, и в результате человеку гарантировано постоянное напряжение. То, что забыто, не исчезло, потому что у тела есть много способов воспроизводить забытое. Втянутый живот, впалая грудь и т.п. – все это результат такой дисфункции. Враждебно настроенный господин со сжатыми челюстями, останавливая свои агрессивные порывы, удивляется, как это люди могут глотать насмешки и смеяться в ответ. Сам он в такой ситуации становится тяжелым на руку и злопамятным. Другие люди могут похлопать приятеля по спине и сказать: "Как поживаешь, старый черт?" – на что приятель, рассмеявшись, обнимет друга. На него такое обращение может подействовать удручающе. В лучшем случае он ответит вежливым рукопожатием, а в худшем – озадаченно посмотрит в ответ.
Для того, чтобы освободиться от ретрофлексии, человеку нужно вновь осознать, как он сидит, как держит себя при людях, как скрипит зубами и т. д. Если он знает, что происходит у него внутри, его энергия готова к преобразоваться в реальное действие или фантазию. Он может представить себе, с кем бы ему хотелось посидеть вместе, кого бы хотелось обнять, кому бы он хотел дать в зубы, кого бы – сожрать или покусать.
Дифлексия
Дифлексия, или уклонение – это маневр для того, чтобы уйти от прямого контакта с другим человеком. Это способ снятия накала актуального контакта. Интенсивность контакта уменьшается от долгих разглагольствований, нарочитого вышучивания, избегания прямого взгляда на собеседника. Человек абстрагируется от ситуации, отпускает реплики не по существу, произносит банальности или общие фразы, проявляет минимум эмоциональных реакций вместо живого участия. Он принимается рассуждать о прошлом, тогда как речь идет о настоящем и игнорирует важность того, о чем ему говорят. Все это делает жизнь как бы смазанной. Поведение не достигает цели, оно вяло и неэффективно. Уклоняться от контакта может либо инициатор общения, либо его партнер. Инициатор вскоре начинает чувствовать что он немного получает от своих стараний – никаких наград, скорее потери. Партнер же, который уклоняется от воздействия другого человека, выставляя некий невидимый щит, всегда чувствует себя неподвижным, надоедливым, смущенным, неловким, циничным, нелюбимым, неважным, незначительным. Если направить его энергию к цели, чувство контакта существенно возрастает.
Однако дифлексия иной раз может быть хорошим выходом из положения. Есть ситуации, неизменно вызывающие слишком большой накал страстей, которого следует избегать, например обсуждение национальных интересов. Язык дипломатии знаменит именно тем, исключает из речи яд и непростительные оскорбления, обходит острые углы, стараясь избежать непоправимых заявлений, чреватых самыми непредсказуемыми последствиями. Некоторые речевые стереотипы вызывают у слушателя вполне определенную негативную реакцию. И хотя эти чувства могут быть совсем мимолетными, у собеседника все равно остается некое предположение со знаком "минус". Это справедливо как для человеческих, так и для международных отношений. Когда я в сердцах произношу грубое слово, это вовсе не значит, что таково мое действительное отношение к собеседнику. Если он хорошо знает меня и относится ко мне с доверием, то легко переживет мою грубость. В иных обстоятельствах именно дифлексия может оказаться мудрым решением.
Неприятности начинаются тогда, когда дифлексия повторяется и принимает неадекватные формы. Например, родительские рассуждения на тему сексуальных отношений – одно из неизбежных проявлений дифлексии.
Дифлексивный человек не собирает "урожай" своих поступков. Его отношения с людьми не приносят того, чего он больше всего ждет. Даже если такой человек вполне "правильно" общается, он не проникает в мир другого человека и не чувствует его по-настоящему.
Приведем пример. О чем бы ни спрашивали Уолтера, он никогда прямо не отвечал на поставленный вопрос. Когда я сказал ему об этом, он пришел буквально рассвирепел и заявил, что имеет право говорить, как хочет, и если я буду слушать и уважать чужие манеры, то пойму, что уже получил ответ. Это было не вполне справедливо. Уолтер умел быть корректным, но когда говорил так неясно, то не получал нужного отклика. Однако в своем гневе он гораздо меньше обычного уклонялся от ситуации. Я попросил его выразить ответ одним словом, и односложный ответ оказался для меня гораздо яснее, чем вся предыдущая длинная тирада.
Рамона целых полчаса ставила себе разные диагнозы, когда говорила о себе. Со стороны могло показаться, что у нее хороший контакт с окружающими, так выразительно и порой интересно она рассказывала. Говорила она отрывисто, сыпала медицинскими терминами, но при этом избегала смотреть на меня прямо. И хотя ее рассказ меня тронул, в конце концов я почувствовал раздражение. Тогда я попросил Рамону произнести несколько фраз, начинающихся со слова "ты". Она улыбнулась, широко раскрыла глаза и сказала такие фразы. И мгновенно между нами возник новый контакт. Главная проблема Рамоны, как выяснилось, состояла в том, что она боится накала своих чувств. В детстве отец слишком сильно подавлял ее. Со временем она избавилась от его давления, но они продолжали жить вместе и постоянно изводили друг друга. В группе она пожаловалась на чувство скованности – поэтому она не могла долго смотреть прямо на меня. После того, как мы наладили контакт, я стал смотреть на нее, а она могла отвечать на мои взгляды. Ее скованность исчезла. Напряжение, которое не покидало ее долгое время, ушло, как будто его никогда и не было. Она смогла наладить отношения, не чувствуя опасности.
Слияние
Слияние, или конфлюэнция – это фантом. Он преследуют тех, кто хочет сгладить различие, стараясь умерить неприятные переживания нового и чуждого. Это паллиатив, с помощью которого человек устанавливает формальный договор "не опрокидывать лодку". С другой стороны, даже в самых близких к слиянию союзах хороший контакт может поддерживать высокие и глубокие чувства к тому человеку, с которым он налажен.
Она из проблем слияния – ненадежность основы отношений. Как два тела не могут находиться в одном и том же месте в одно и то же время, так и два человека не могут думать одинаково. Если двум людям так сложно достичь слияния, значит, тем более тщетно стремиться к слиянию в семье, на работе, в обществе.
Человек может пренебречь различиями, чтобы не отклоняться от более важных целей и избежать ненужных остановок. Стирая черты своей индивидуальности, чтобы сыграть определенную роль в группе, или в футбольной команде, или в предвыборной кампании, человек "передает себя во временное пользование" более крупному союзу. Такой шаг отличается от слияния, так как в этом случае его самоощущение становится фигурой, то есть находится на первом плане и остается определенным благодаря внутреннему согласию и ясному осознанию себя и своего окружения. Человек по своему желанию фокусируется на одном из элементов группового процесса. Если же обстоятельства жизни требуют постоянного подавления личности, независимо от его согласия, это приводит к фрустрации, неутоленным желаниям и может кончиться тем, что человек все бросит. Так часто происходит с семейной жизни, когда супруги по горло сыты друг другом.
Слияние – это своего рода игра, в которой "скованные одной цепью" партнеры заключили "соглашение" не спорить. Это негласный договор со скрытыми правилами, известными только одному партнеру. Кто-то может быть вовлечен в отношения слияния даже без своего ведома, кто-то идет на такое "соглашение" по лености и равнодушию. Конфлюэнтные отношения часто существуют между мужем и женой, родителями и ребенком, начальником и подчиненными – когда едва ощутимые различия между партнерами не прорываются наружу. Сам факт "договора слияния" иногда может быть обнаружен уже постфактум, если один из его участников преднамеренно или непреднамеренно нарушает "условия контракта", а вторая сторона недоумевает: "Я не знаю, почему муж бросил меня. Мы за всю жизнь ни разу не поссорились!" или "Но он же был таким послушным ребенком, никогда не возражал нам!" Опытному глазу подобные отношения покажутся скорее хрупкими, чем крепкими и здоровыми. Продолжительность таких отношений зависит не от согласия, а от привычки к разладу.
Существует два признака нарушений конфлюэнтных отношений – неожиданное чувство вины или негодование. Одна из сторон вдруг начинает чувствовать, что насильно втянута в слияние. Человек понимает, что должен просить прощения или снова нарушать правила игры. Подчас он даже не понимает, почему, но чувствует, что перешел границы и заслуживает наказания или искупления. Он может искать ответа и смиренно просить принять строгие меры вплоть до изгнания. Он может даже попробовать наказать сам себя с помощью ретрофлективного поведения, чувствуя себя униженным, ничего не стоящим. Чувство вины – одно из самых разрушительных признаков слияния.
Другой участник слияния чувствует, что с ним поступили не по правилам, считает себя правым и негодует. Его предали. Он настаивает на том, чтобы нарушитель хотя бы почувствовал свою вину и раскаяние за то, что сотворил. В то же время он может попытаться сделать что-то в духе ретрофлексии, чтобы получить то, чего ждет от другого. В этом случае ретрофлективное поведение тоже неизбежно, потому что его требования практически невыполнимы. И вот он начинает себя жалеть: только бесчувственный и грубый человек может не понимать, как трудно ему живется. И чем больше он старается выглядеть "бедным и несчастным", тем больше усиливается его возмущение. Мало-по помалу, в отношениях воцаряется мучительная атмосфера взаимных обид и боли.
Таким же способом человек может вступать в контакт с обществом. Если общество не принимает такой подход, он обречен на неудовлетворенность и возмущение. Как пишет Стивен Крейн:
Человек говорит мирозданию:
"Господин, я существую!"
"Однако – молвит мироздание,
Этот факт ни к чему меня не обязывает."
Итак, человек заключает одностороннее соглашение с обществом; ему кажется, что он ведет себя в соответствии с социальными требованиями. Он даже не станет задумываться над идеалами или целями, которые приняты или отвергнуты обществом. Для него такое слияние – выгодная сделка, которая гарантирует успех за соответствующую плату. За это он должен получить положение, славу, возможность быть здоровым и богатым, жить без забот и слез. Однако такой человек не получает удовлетворения, так как его поведение определяет некто неизвестный, который должен заботиться о том, чтобы все было оплачено. Он живет так не потому, что ему это нравится, просто его контакт с самим собой не достаточен для того, чтобы узнать, чего и когда ему хочется и в основном сосредоточен на чужих желаниях. Не получая ожидаемого вознаграждения, он становится удрученным, подозрительным, возмущенным и считает, что "все люди – сволочи!". Или принимается укорять самого себя, считая что общество согласилось на договор, а он единственный, кто нарушает условия. Это чувство, что он не предпринял максимальных усилий для получения награды, к которой стремился всю жизнь,становится для него трагедией.
"Противоядием" против слияния могут быть хороший контакт, дифференциация и проговаривание. Человек должен понять, что существуют потребности и чувства, принадлежащие только ему, и что они не обязательно связаны с опасностью разобщения со значимыми для него людьми.
Вопросы типа: "Что вы сейчас чувствуете?" или "Чего бы вы хотели сейчас?" – могут помочь человеку сфокусироваться на самом себе. Чувства, вызванные такими вопросами, дают ему возможность не идти на поводу у общепринятых стандартов. Первым шагом к изменению конфлюэнтных взаимоотношений становится его разговор о собственных потребностях и желаниях сначала с терапевтом, а затем, возможно, и с тем человеком, с которым связаны его ожидания.
Порция старалась жить жизнью своего мужа, быть идеальной матерью и женой, но при этом чувствовала себя глубоко несчастной. Ее муж Сэм был любящим и покладистым, много работал, чтобы обеспечить благосостояние семьи. Однако Порцию душило правило, по которому жила ее семья: "Указывать может только муж, а жена должна все выполнять и быть довольна". Однажды я спросил ее: "Что ты чувствуешь сейчас?", – и она ответила: "Я ноль без палочки!". Порция чувствовала, что живет только для других, удовлетворяя потребности мужа и детей. Она даже ходила в аэроклуб Сэма, когда он был в отъезде, чтобы конспектировать для него лекции.
Идея отделения от мужа напугала Порцию. Она заплакала, у нее заболела голова. Когда она осознала, что не может принимать устои своего мужа как свои, то стала обижаться на Сэма и досадовать за свое смирение. Но едва она начинала жаловаться на него, как тут же чувствовала себя виноватой. Сэм тоже был обижен – ведь он так старался любить жену и обеспечивать материальный достаток, а она все равно не считала себя счастливой. Но при этом и он чувствовал себя виноватым: возможно, он должен был дать ей нечто большее. Но, несмотря на то, что перемены в поведении Порции причиняли им боль, супруги начали вырабатывать новый стиль отношений. Порция поступила на курсы, а Сэм перестал так часто уезжать в командировки, чтобы дать ей возможность учиться. Когда Порция получила свободу выбора, поддержка других людей стала для нее лишь "гарниром к блюду" – приятным, но не основным "источником питания".
Обращаясь к своим потребностям и проговаривая их, человек может понять, чего же он хочет на самом деле, и найти способы достичь желаемого. Когда у него есть свои собственные цели, он не ищет слияния с другими, он свободен в движениях и больше не соблюдает "соглашение", заключенное много лет назад.
5. ГРАНИЦА КОНТАКТА
Только те живущие, которые принимают мое существование и видят меня во всем сгустке бытия, приносят мне сияние бессмертия. Только когда двое скажут друг другу от всего сердца: "Это есть Ты", – они обретут Настоящее время бытия.
Мартин Бубер
Во чреве матери мы положенный срок пребываем в оберегающей среде. Но наступает момент, и хочешь – не хочешь, приходится покидать ее и учиться ходить по земле, которая мало заботится о нашем существовании.
Когда разрезают пуповину, каждый из нас становится отдельным существом, которое ищет объединения с другим. Никогда больше нам не вернуться к такому райскому симбиозу, но, как это ни парадоксально, чувство единения теперь зависит от остроты чувства разделения.
Именно этот парадокс мы все время стремимся разрешить. Контакт – это функция, которая удовлетворяет потребность в объединении и разделении. Контакт дает каждому человеку шанс познакомиться с окружающим его миром. Человек снова и снова вступает в контакт, и за каждой встречей появляется следующая. Я касаюсь тебя, я говорю с тобой, я улыбаюсь тебе, я вижу тебя, я прошу тебя, я принимаю тебя, я знаю тебя, я хочу тебя – все это дает резонанс нашему существованию. Я одинок. Чтобы выжить, я должен встретить тебя.
Всю жизнь мы колеблемся между свободой или разделением, с одной стороны, и вторжением или объединением – с другой. Каждый из нас должен иметь психологическое пространство, в котором он сам себе хозяин, – пространство, доступное для приглашенных гостей, но недосягаемое для непрошеных. И все же, упрямо отстаивая свои права на территорию, мы рискуем потерять волнующую возможность контакта с "другим" и упустить свой шанс. Сужение контакта обрекает человека на одиночество и приводит к неприятному чувству, которое, как язва, разрастается посреди мертвых накоплений привычек, предостережений и обычаев.
Контакт
Контакт означает не только единение или растворение. Он может произойти только между отдельными существами, всегда требует независимости и всегда рискует попасть в ловушку объединения. В момент объединения чувство полноты собственной личности переходит в новое качество. "Я" уже больше не только я, а "я" и "ты"– это "мы". И хотя эти "я" и "ты" становятся "мы" только на словах, тем не менее, мы рискуем раствориться в этих местоимениях и потерять "я" и "ты". Пока у меня нет опыта полного контакта, когда "я" встречаю "тебя" – с глазами, руками, головой, – ты можешь стать неотразимой и совершенно подавить меня, когда я полностью тебя почувствую. Вступая в контакт с тобой, я ставлю на карту мое независимое существование, но только через контакт мы узнаем настоящую цену независимости.
У меня есть пациентка, мать которой сошла с ума после того, как она соблазнила мужчину и бросила его. Моя пациентка, милая женщина, относится к себе слишком серьезно и так же слишком серьезно относится ко мне. Она боится, что если станет заигрывать со мной, то соблазнит меня и сойдет с ума. Я не думаю, что она сошла бы с ума, если бы переспала со мной. Но мне это ни к чему. Я так и сказал ей, и она мне поверила. Игриво улыбнувшись, она погладила мою лысую голову. Потом она уселась так близко ко мне, что наши ноги соприкасались. Ее глаза сверкали, и я видел, что от контакта со мной она чувствовала радостное возбуждение. Именно так. Мы были близки, как любовники, но наши жизни не были созданы для того, чтобы спать друг с другом. Мы оба радовались, когда она рассказывала о своих детях или друзьях. В общем, мы узнали друг друга очень близко и очень просто. Пациентка ушла без претензий или чувства утраты. Она боялась попасть в плен и потерять себя в таком соединении, как это случилось с ее матерью. Дело здесь не в сексе. Она знает, что может спать со своим мужем, но при этом без опасений кокетничать со мной и многими другими, потому что жизнь все время требует контакта в разных формах. И даже в сексе она не потеряет себя, если научится отличать контакт с людьми от соединения или растворения.
Вот как Перлз , Хефферлайн и Гудман описали контакт:
"Организм в основном живет в своей окружающей среде, сохраняя свои особенности и – что еще важней. – приспосабливая в ним окружающую среду. На границе контакта опасность отвергается, помехи преодолеваются, а отбирается и усваивается всегда что-то новое. С усвоением нового организм изменяется и развивается. Например, пища, как говорил Аристотель – то "не такое", которое может стать " таким". И в процессе усвоения нового организм готов изменяться. Контакт – это прежде всего осознавание и поведение, направленное в сторону приемлемого нового и отвержения неприемлемого нового. То, что универсально, всегда одинаково или безразлично и не является объектом контакта".
Общение – это живительная кровь развития, средство для изменения себя и своего мировосприятия. Изменение становится неизбежным результатом контакта, потому что принятие усваиваемого и отвержение неусваиваемого неминуемо приводит к изменениям.
Если моя пациентка уверена в том, что она не похожа на свою мать, значит, она не вступает в контакт ни с реальным сходством со своей матерью, ни, что еще важнее, с различиями между ней и ее матерью. Если она готова к контакту с новым восприятием себя, значит, она ближе к изменениям. Контакт не может не вызвать изменений. Нет нужды стараться что-то менять, перемены происходят сами собой.
Действительно, контакта можно опасаться, если с ним связаны изменения, к которым пока нет доверия. Мысли о будущем, тревога о последствиях наших поступков могут страшить нас и, словно взгляд Горгоны, парализовывать и превращать в камень. Никто не любит трудности, каждый знает, что последствия так же требуют контакта, как и наши актуальные переживания. Возьмем, к примеру, мою пациентку. Если она переспит с кем-нибудь, то, может, и вправду сойдет с ума, как ее мать. Кто с уверенностью возьмется это отрицать? Но каждый, так или иначе, верит в свой шанс. Конечно, не очень твердо, покуда у нас нет такой веры в себя, какую люди религиозные обращают к Богу. Обмен веры в Бога на веру в себя похож на рыночную торговлю – нет гарантий, и где же Бог был раньше?
|
