|
Родители шизоидов и их воспитатели уделяют детям мало тепла; эмоциональные потребности ребенка обеспечиваются ими не в полной мере и без взаимности. Они часто высмеивают эмоциональные проявления ребенка, с легкостью вызывают у ребенка чувство неуверенности, разгадывая и высмеивая их мотивы и наивную психологическую защиту. Тем самым они толкают шизоидов уже в раннем возрасте к саморефлексии. Это вызывает холодность шизоидов к окружающим, разрушает хрупкую связь с ними, затрудняет реакции, связанные с интуицией и пониманием других, и одновременно поддерживает готовность к тревоге. Возможность идентификации с любящим их существом (ребенком) настолько уменьшается, что становится недостижимой. Это особенно больно, ведь в раннем детстве они хорошо относятся к детям, часто проявляя по отношению к ним мягкость и даже нежность. Позднее они скрывают свою симпатию за насмешливой иронией, что травмирует детей, так как для одних это означает, что их любовь потеряла для родителей свою ценность, а для других – что их чувства не принимаются всерьез («У моего сына появились внезапные порывы нежности», «Моя дочь сегодня так любезна потому, что ей, наверное, что то от меня нужно»). В основе их личностной структуры, в первую очередь, лежит нежелание вступать в близкий контакт с посторонними. Они интересуются абстрактно теоретическими проблемами. Особенно часто среди них встречаются представители точных естественных наук – астрономы, физики, математики и инженеры. Если речь идет о науках, обслуживающих человека, то это чаще всего те дисциплины, которые не связаны с непосредственным общением, – психологическое тестирование, работа с микроскопом или рентгеноаппаратурой, а если речь идет о патологии, то чаще всего это патологическая анатомия. Душевные проявления они легко объясняют как совокупность физиологических рефлексов. Они могут вместе с Шопенгауэром сказать: «Дорогой Бог, если ты есть, спаси мою душу, если она есть». Их психология содержит едва скрываемые желания. Если они врачи, то чаще исследователи, нежели практики. Особенно часто у них обнаруживается особое отношение к психиатрии и пограничным дисциплинам; как теологи они склонны скорее к религиозной науке, чем к практической работе священника. Часто они уходят от людей к животным, растениям или минералам и исследуют мир с помощью приборов, усовершенствующих органы чувств, – телескопов или микроскопов. Можно себе представить, сколь опасными в руках тяжелых шизоидов могут быть научные познания и обретенное с их помощью могущество, если эти люди лишены связи с человеческим окружением, живут только своими аутическими идеями и ищут способ воплощения этих идей в жизнь. Их профессиональный выбор, наряду со склонностями и способностями, определяется попыткой найти такую область науки, где бы они могли спокойно и без помех применить свои знания. Как философы они часто являются далекими от жизни абстрактными мыслителями, чьи интересы носят сугубо теоретический характер и не имеют ничего общего с практикой. В политике они охотней всего становятся революционерами и анархистами, экстремистами и радикалами или, напротив, остаются политически нейтральными и придерживаются той солипсической точки зрения, что общество, которое направляет образ жизни, их не интересует. В искусстве их интересы, в большинстве своем, направлены на абстрактное и беспредметное; они пытаются выразить свои сложные внутренние переживания символически и таинственно; некоторые из них становятся острыми критиками, сатириками и карикатуристами. Их стиль – своеобразие, противопоставленность общепринятым мнениям, оригинальность во что бы то ни стало и, иногда, пророчествование. При своей независимости они не склонны работать в угоду публике и при этом, выражая общечеловеческие закономерности, открывают новые пути развития искусства. Они часто схватывают психологическую атмосферу вещей, проясняют невысказанное и выделяются в тех областях, где другие ничего не усматривают или которых избегают. Таким образом, их произведения делают наши знания о людях более глубокими. Они редко получают признание при жизни. Профессиональная деятельность часто бывает для них далеко не самой существенной частью жизни, а лишь источником существования; их интересы лежат за пределами профессии и устремлены на различные увлечения и хобби. Они охотно избирают профессии, которые связаны с уединением и требуют минимума межчеловеческих контактов. Нередко отмечается у них склонность заниматься животным миром, растениями или минералами в разнообразных формах. Некоторые из них становятся электриками или работниками транспорта, тем самым подсознательно и символически восполняя в абстрактной форме необходимость в контактах. Шизоиды, освобождаясь от традиционных форм, часто являются пионерами и инициаторами новых направлений. Иногда их сомнения в целесообразности человеческого существования становятся столь интенсивными, что их одиночество приобретает инфернальный характер и приводит к исключительным пограничным состояниям, от которых они не могут защититься. Пожилые шизоиды становятся все более одинокими и странными. Однако некоторые из них, понимая это, приобретают мудрость. В общем, можно сказать, что шизоиды иначе, чем другие, осмысливают для себя особенности возраста и, благодаря независимости и изолированности от общества, легче переносят одиночество. Они уже давно построили для себя собственный мир, в котором живут, обходясь без человеческого участия. Шизоиды меньше, чем другие, боятся смерти, относясь к ней стоически и без сентиментов, как к объективному факту. В связи с тем, что они так мало отдают миру и человечеству, они меньше, чем другие, чувствуют свою покинутость и заброшенность; они держатся не столько за посторонних, сколько за самих себя и поэтому легче, чем другие, расстаются с внешним миром. Позитивной стороной шизоидов является, прежде всего, их суверенность и независимость, мужественность в отстаивании своей автономии и индивидуальности. Им свойственны острая наблюдательность, аффективно холодная деловитость, критический, неподкупный взгляд на действительность, способность к объективному отражению фактов без смягчения и украшательства. Они лишь в незначительной степени ограничивают себя общепринятыми традициями и догмами и, будучи независимыми, берут на себя ответственность за рискованные, ранее неиспытанные действия. Лишенные сентиментальности, они ненавидят все неустойчивое, непонятное и чрезмерно аффектированное. Они защищают свою убежденность и бескомпромиссность и на любой случай имеют свое особое мнение. Придерживаясь сатирически иронической позиции и остро реагируя на слабости других, они сами часто совершают ошибки и проявляют неадекватность в межчеловеческих контактах, так как неспособны правильно оценить отсутствие естественности и то, что скрывается за внешне благополучным фасадом. Они верят в свои способности и возможности, продолжают жить без иллюзий и считают возможным с помощью особых приемов и искусства преодолеть судьбу, полагая, что человек – кузнец своего счастья. Мы уже упоминали о шизоидах с сильно выраженной измененностью структуры личности, которые отнюдь от этого не страдают и чувствуют себя здоровыми. Они утверждаются в своей автаркии и отгороженности и живут за счет других, причиняя им боль своей бесцеремонностью. К такого рода личностям относятся многие власть имущие и вообще люди, которые распоряжаются другими, не думая об их нуждах и интересах и испытывая глубокое пренебрежение и презрение к людям. Описывая в данной и следующих главах «позитивные» образцы тех или иных личностных структур в рамках четырех принципиальных форм, мы ясно показываем, что это описание не носит оценочного характера и каждая из структур может проявить себя на самом высоком уровне. Для шизоидов очень важно в противовес их автаркии и стремлению к самоограничению развивать другую сторону их натуры и не пренебрегать пусть даже ограниченным намерением частично интегрироваться с массой – в противном случае это может' привести к полной болезненной изоляции, утрате всяких связей с окружением. «Плохо, когда человек одинок», – утрата связей приводит к человеконенавистничеству. В последней главе этой книги мы узнаем, что каждому из четырех вариантов личностной структуры свойственна склонность к установлению связи с противоположным типом. В этом, возможно, проявляется подсознательное стремление к компенсации и освобождению от болезненной односторонности. Поэтому не так просто без сожаления расстаться с основными импульсами и облегчить переживание соответствующих страхов. С риском мы доверяемся переменам, в риске самозабвения заключается помощь ближнему, и даже в опасном одиночестве сохраняется шанс найти выход и удержаться на плаву. Симпатия и связь переживаются не только как бремя, цепи или опасность, но и как поддержка, как коллективное переживание и совместное развитие, а также как расширение наших личностных границ с помощью партнеров.
Депрессивные личности
Забыв себя, тебя я не лишусь.
Гердер
Обратимся теперь ко второй основной форме страха, связанной с существованием единства и целостности "Я" и глубинным переживанием утраты безопасности. Основным импульсом у этих личностей, как это следует из приведенной выше аллегории, является «революция», или, иначе говоря, стремление объединиться с «большим центром», другими людьми, избежать поворота к самому себе. Мы определяем это качество как стремление к самоотдаче и расширению своего духовного содержания. У депрессивных личностей преобладает стремление к доверительным близким контактам, страстное желание любить и быть любимым, соотнесение своей сущности и своего поведения с мерками и масштабами человеческого общества. В их любви превалирует желание сделать любимого человека счастливым – они сочувствуют нам, догадываются о наших желаниях, больше думают о нас, чем о себе, в порыве самоотдачи готовы забыть о себе и, по крайней мере, в данный момент, готовы слиться с понятием «Мы», пренебрегая индивидуальными различиями. Прообразом каждой любви являются отношения между матерью и ребенком, и, быть может, каждая любовь пытается восстановить то, что переживалось нами в раннем детстве: чувство безграничной и безусловной любви к нам, к нам таким, какие мы есть, и ощущение того, что наше существование совместно с другими переживается как счастье. Мы приносим в жизнь нашу предрасположенность к любви и расцветаем, когда эта способность становится востребованной. Любовь воспринимается как чувство собственной ценности, и наша готовность любить возвращается к тому, кто принимает ее. Мы снова должны повторить, что это выглядит, таким образом, будто у человека преобладает самоотвержение и самоотдача в ущерб потребностям становления своего "Я" Первым следствием этого является то, что партнер депрессивной личности становится сверхценным объектом. Любящая самоотверженность стремится посвятить себя партнеру и без связи своего существования с другим человеком невозможна. Отсюда устанавливается и распространяется зависимость, которая является центральной проблемой для лиц с депрессивными чертами характера: они больше, чем другие, зависят от партнера. Их способность любить и готовность любить вместе с их потребностью в любви – вот две стороны их натуры, которые Эрих Фромм в своей книге «Искусство любви» определил двумя фразами: «Я нуждаюсь в тебе, потому что люблю тебя» и «Я люблю тебя, потому что я в тебе нуждаюсь». Неся свою любовь каждому, поскольку не может не любить, депрессивная личность не верит в возможность того, что ее потребность в любви будет реализована. Когда один человек настоятельно нуждается в другом, он стремится уменьшить дистанцию между ними. Ему причиняет страдание пропасть, разделяющая "Я" и «Ты», та дистанция, в которой безусловно нуждаются шизоиды и которую они поддерживают в целях самозащиты. В противоположность этому депрессивные личности стремятся достичь максимальной близости и, по возможности, удержать ее. У них так мало развиты эгоистические, направленные на обеспечение "Я" стремления, что любая дистанция, любое отдаление и разъединенность с партнером вызывают у них страх, и они делают попытки снять это дистанцирование. Отдаление от партнера означает для них оставленность, покинутость и заброшенность, что может привести к глубокой депрессии вплоть до отчаяния. Что делать, чтобы избежать мучительного разрыва и уйти от страха утраты? Единственный способ состоит в развитии такой степени самостоятельности и независимости, чтобы полностью освободиться от партнера. Но именно это очень тяжело для депрессивных личностей, у которых ослабление тесного контакта с другими тотчас же высвобождает страх утраты. Они делают попытки найти спасение в других людях, которые сняли бы подобные проблемы, но мы видим, что положение от этого лишь ухудшается. Им кажется, что такую безопасность дает им зависимость – и они ищут ее либо входя в зависимость от другого, либо поставив другого в зависимость от себя. При любом типе зависимости они нуждаются в обещании – пусть лживом – не оставлять их. Как им, вероятно, кажется, связь с другим тем прочнее, чем выразительнее они демонстрируют беспомощность и зависимость – ведь не может быть другой человек столь жестоким и бессердечным, чтобы оставить их в таком положении. Другая возможность заключается в том, чтобы поставить другого в зависимость от себя, как это делают дети, в противоположность описанным выше действиям; но, в любом случае, мотивация депрессивных личностей остается той же и состоит в том, чтобы удержать зависимость. У депрессивных личностей доминирующим является страх утраты в различных его внешних проявлениях – страх перед изолирующим дистанцированием, беззащитностью и одиночеством, страх быть покинутым. Они ищут неограниченной близости и необыкновенно крепких уз, связывающих их с другими, именно в этом находя защиту от страха – в противоположность шизоидам, которые видят защиту от страха в дистанцировании и освобождении от связей. Для депрессивных личностей близость означает безопасность и защищенность, для шизоидов – угрозу и ограничение их автаркии, и наоборот, дистанцирование для шизоидов – это безопасность и независимость, а для депрессивных личностей – угроза их существованию и страх оставленности и одиночества. Если депрессивная личность узнает, что для партнера интересы существования "Я", индивидуальности неизбежно означают расставание, то они отказываются от самих себя, унижаясь и повергая себя в прах перед партнером. Говоря на языке нашей аллегории, депрессивные личности пытаются избежать страха, отказываясь от центробежного стремления к "Я" (от своего "Я") или делая других зависимыми от себя. Депрессивная личность становится спутником другого человека или делает другого человека своим спутником. Это может быть тихая, безропотная, обращенная в прошлое жизнь в качестве спутника партнера или стремление создать такую жизнь для другого. Страх может достигать высокой степени и осознаваться как боязнь утраты; страх остаться наедине с самим собой, с собственными проблемами продолжает оставаться неосознанным. Страхи депрессивных личностей, касающиеся как собственных проблем, так и угрозы, которую несет самостоятельность партнера, при столкновении с жизнью получают дальнейшее развитие и могут привести к реальной утрате связи с партнером, тем более что любая индивидуальность и самостоятельность требуют изоляции. Чем больше самости и самостоятельности мы проявляем, тем больше отличаемся от других и тем меньше общего имеем с ними. Индивидуализация означает, прежде всего, выход из системы безопасности, предписывающей «быть таким, как все», и связана с переживанием страха; «стадное влечение» этот страх уменьшает, и, вместе с тем, растворение в массе усиливает страх перед индивидуализацией. Для депрессивных личностей этот страх особенно закономерен. Для них отличие от других, чужие мысли и чувства сочетаются со страхом утраты, так как означают переживание отдаления и отчужденности. Поэтому депрессивные личности пытаются отказаться от различения себя и других. Сделаем еще некоторые разъяснения. Чем меньше мы учимся развивать свое личное существование, свою самостоятельность, тем больше нуждаемся в других. Таким образом, можно констатировать, что страх утраты является обратной стороной слабости "Я". В связи с этим предпринимаются попытки обезопасить себя от страха, отказываясь от всего того, что мешает или препятствует депрессивной личности и ей противопоставлено. Если "Я" недостаточно развито, то такой человек нуждается в поддержке со стороны и вступает в тем большую зависимость от другого, чем слабее он сам. Но при возникновении зависимости появляется постоянный страх лишиться этой поддержки – ведь он так много вложил в другого, так много делегировал ему полномочий, что не верит в возможность жизни без партнера, так как именно в нем, в другом, заключено его существование. Депрессивные личности ищут зависимости, которая сулит им безопасность; вместе с зависимостью, однако, возникает страх утраты, поэтому они прилагают все усилия для удержания другого, панически реагируя даже на кратковременную разлуку. Таким образом, образуется типичный порочный круг, который может быть разорван только с риском для собственного существования, так как автономия субъекта в данном случае разрушительна. Если шизоидная личность защищает себя от разрушительной близости, придерживаясь мнения, что окружающие люди опасны и недостойны доверия, и избегая, таким образом, страха самоотдачи, то депрессивные личности ведут себя прямо противоположным образом: они идеализируют человека, с которым стремятся сблизиться, считают его безобидным, прощают ему слабости или смотрят сквозь пальцы на темные стороны его характера. Депрессивные личности не проявляют тревоги и беспокойства по поводу возможных неприятных последствий, связанных с их доверчивостью. В связи с этим у них так мало выражены фантазии, связанные с людской злобой в отношении их самих и партнеров, они всецело доверяют другим и не знают ограничений в любви; они подавляют сомнения и игнорируют критические замечания, не желая знать о том, какие трудности могут возникнуть на их пути, избегая споров и столкновений, поступая так, «как хочет любимый», и нередко тем самым, создавая угрозу отдаления от них партнера. Депрессивные личности идеализируют партнера и вообще думают об окружающих лучше, чем они есть на самом деле. Это создает опасность использования их в корыстных интересах, что чаще всего и происходит. Их поведение отличается детскостью и затянувшейся наивностью. Они придерживаются страусиной политики и, уходя от жизненных трудностей, прячут голову в песок, веря, что их окружают «хорошие люди». Для достижения гармонии и безмятежной близости депрессивные личности, со своей стороны, должны соответствовать идеалу «хорошего» – они стараются придерживаться альтруистических добродетелей: скромность, самоотверженность, доброжелательность, самоотречение, сочувствие и сострадание они называют главными человеческими качествами. Эти качества могут проявляться в различной степени – от чрезмерной скромности, когда для себя ничего не требуется, выраженной подчиняемости и приспособляемости вплоть до самоотречения, а в экстремальных случаях – в форме мазохистски послушного поведения. Все приводится к общему знаменателю – с отказом от собственных желаний и собственного существования, для того чтобы избежать страха перед одиночеством и уклониться от пугающей индивидуализации. При этом может возникнуть опасный самообман: дело в том, что описанные выше варианты поведения с соответствующей идеологией скрывают только мотивацию, исходящую от страха утраты, сами же депрессивные личности могут сознательно разделять другие моральные ценности с меньшей скромностью, доброжелательностью и пр. Они (депрессивные личности), на самом деле, добродетельны поневоле, предпочитая отдавать и жертвовать тем, что у них так мало развито и что занимает так мало места в их жизни, – своим "Я". Такое уклонение от индивидуализации дорого стоит. Депрессивные личности не могут решиться на все то, что составляет суть их жизни – на желания, побуждения, аффекты и инстинктивные потребности. Они не решаются на это не из за страха и не из за своей идеологии, а потому, что не могут сделать то, что осуждает другой. В связи с этим они всегда находятся в зависимости, потому что их желания и ожидания, которые они, естественно, имеют, зависят от исполнения их другими. Когда они не получают желаемого, хотя бы в качестве вознаграждения за свою скромность, то уповают на Небо в соответствии с обещаниями христианской идеологии. Отсюда возникает пассивная выжидательная позиция депрессивных личностей, которая не защищает их от разочарований и их последствий в форме депрессий, потому что в реальной жизни эти ожидания и упования не оправдываются. Разочарование в такой надежде на награду приводит к усугублению депрессии, к прорыву отчаяния. Депрессивные личности как бы попадают в положение Тантала, который видит воду и фрукты, но не может их вкусить или ему это не разрешено. Они не могут ничего потребовать и потому ничего не имеют, не могут проявить облегчающую душу агрессию, не могут в достаточной степени оценить свое состояние из за ограниченности самооценки, и, с другой стороны, у них не хватает мужества, чтобы сдерживать себя. Приведу один пример депрессивного поведения. Одна молодая замужняя женщина говорила: «Мой муж часто развлекается с юной девушкой; я знаю, что она очень привлекательна и моего мужа легко совратить. Я сижу дома и реву, но не знаю, что придумать и предпринять. Если я буду его упрекать, он сочтет это за детскую ревность. Я боюсь, что мои нервы не выдержат, и он будет иметь право выгнать меня. Муж у меня единственный, и если я его люблю, то обязана смириться с происходящим, так уж положено». Она, очевидно, не уверена в том, что мужу «так уж положено», но в ее представлении таковы «современные партнерские отношения», которые не должны ее разочаровывать, хотя она сама их не разделяет. Она не уверена в том, что сможет бороться против того, что она на самом деле воспринимает как угрозу своему существованию, так как в силу ограниченной самооценки переоценивает свою соперницу. Вместо того чтобы защитить свои интересы и отстоять свою позицию, признав, что ее терпимость небезгранична, вместо того чтобы, быть может, устроить своему мужу сцену ревности, хотя бы для того, чтобы он был уверен в ее любви и привязанности, она одержима страхом перед тем, что он может ее оставить. Она упрекает себя в чрезмерной приверженности мещанской морали, считая, что обязана приспосабливать свои желания к его требованиям (это обстоятельство используется мужем в собственных интересах). Поскольку она чувствует, что ей угрожает утрата связи с мужем, она верит, что удержать его может только еще большая готовность к пониманию его проблем. Она совершенно растерялась, узнав о его презрительном отношении к ней. Так как она сама себя не воспринимает всерьез, то не может серьезно и до конца воспринять и осмыслить сложившуюся ситуацию. В наше время мы часто встречаемся с подобными обстоятельствами, когда всеобщая неопределенность в отношении свободы и обязанностей по отношению к связям, верности и сексуальной ориентации, поддерживаемая некоторыми средствами пропаганды, вынуждают людей – и, прежде всего, депрессивных личностей – поступать совершенно несвойственным им образом, из за страха, что их могут упрекнуть в том, что они «отстали от моды» и не понимают «веяний времени». Упомянутая выше молодая женщина подчиняется в своей жизни определенным альтруистическим требованиям, которые сама ставит перед собой. Так, к Рождеству она ежегодно составляет список почти сотни лиц, которым обязана послать поздравление и (или) сделать подарок. В связи с этим, по крайней мере, за неделю до праздника она впадает в депрессию от страха, что не успеет вовремя выполнить свое задание. Она не думает о том, как это воспримут другие, испытывает чувство вины, если ее адресаты высказывают некоторое недовольство этими церемониями, и все равно выполняет намеченный ею план действий. О том, какие «неудачники» часто встречаются среди депрессивных личностей, свидетельствует следующий пример. «Я должна быть мужественной, потому что все, что со мной происходит, получается вкривь и вкось. Вчера я была у парикмахера, который полностью искромсал и искорежил мою прическу. Затем мне отказал лучший портной – такое случается только со мной. В утешение я купила себе блузку, но дома она мне не понравилась – на самом деле я хотела совсем другого». Из данного примера легко понять, что данная личность не может достаточно ясно выразить свои желания и, вообще, ее желания носят неясный, неопределенный характер. Поэтому она всегда разочарована и свои неудачи связывает с различными внешними обстоятельствами или с тем, что ей «не везет». Так как она не смогла четко объяснить парикмахеру, какую хочет прическу, и не имела определенных представлений о том, какую блузку хотела бы купить, она не смогла получить компенсацию за свое разочарование. Она жалеет себя и переживает свои неудачи, чувствует себя обделенной жизнью и не может реализовать себя из за неопределенности своих желаний и неспособности определить свои требования к сложившейся ситуации. Печальный опыт общения с мастером, который на тот период являлся законодателем мод, вызвал у нее тенденциозное представление о том, что она неудачница и достойна сожаления, и не дал ей возможности правильно осмыслить свою роль в происходящих событиях. Из высказывания типа «такое случается только со мной» видно, что вина за происходящее перекладывается на «злой мир», который обрекает ее на страх и комплекс неполноценности за проклятую неудачливость. Она извлекает из этой жалости к себе истинное удовлетворение и не нуждается ни в чем другом. Конфликты депрессивных личностей проявляются, в первую очередь, в форме соматических нарушений в воспринимающих органах. Символически представляя все, что они воспринимают, они делают это своим внутренним достоянием. Такого рода психосоматические расстройства легко возникают при конфликтных ситуациях, фиксируясь в области глотки, глоточных миндалин, пищевода и желудка. Ожирение и исхудание также могут быть психодинамически связаны с конфликтами. В народе бытует выражение «печальное сало», или «ожирение от горя» (Kummer Spech); связано оно с тем, что разлука или утрата близкого человека нередко компенсируются неумеренным пьянством или обжорством. Это почти неотличимо от расстройств влечений, если рассматривать их как эрзац удовлетворенности или способ бегства от действительности. Трудности, с которыми сталкиваются депрессивные личности, могут привести к умственной несостоятельности, при которой они не могут справиться со своими проблемами и нуждаются в уходе. Им так тяжело подумать о чем то конкретном, они так быстро все забывают, что кажется, что это – органические симптомы поражения мозга. При более внимательном рассмотрении мы убеждаемся, что такое впечатление недостаточно обосновано. Депрессивные личности воспринимают окружающее с недостаточным интересом и вниманием, потому что одержимы страхом; сильные раздражители до них не доходят, так как лишь усугубляют конфликт и ослабляют их способность к восприятию; они как бы включают фильтр для чрезмерных по силе раздражителей, чтобы предотвратить разочарование. Сюда же относятся трудности в учебе или общая утомляемость и как бы безучастность, которые, с одной стороны, несут защитные функции, а с другой, по типу обратной связи, – усиливают депрессию, так как приводят к невыполнению ожидаемых от них действий и функций и к разочарованию в себе самом. Такая кажущаяся умственная недостаточность депрессивных личностей является еще одним признаком их разочарованности и глубокой убежденности в том, что они не в состоянии быть счастливыми. Они охотно заранее отказываются от счастья, боясь большего разочарования в будущем. Таким образом, они проводят в жизнь так называемую «политику зеленого винограда»: человек не верит даже в то, чего ему под силу добиться, и отбрасывает от себя желаемое, так как оно недостижимо. Избавляясь от всего, что может с ними произойти, для того чтобы избежать разочарований, они нередко обрекают себя на жизнь без желаний, серую, скучную и лишенную стимулов. Они с завистью взирают на уставленную яствами скатерть, с которой другие берут и вкушают плоды жизни. Депрессивные личности всегда подходят к пределу своей приспособляемости и готовности к самоотречению. Осознав тот факт, что эти свойства не являются отклонением от их субъективной сущности и не связаны ни с чрезмерной добродетелью, ни со всепоглощающей завистливостью, мы находим возможности для оздоровления депрессивных личностей путем освобождения их от страха и чувства вины.
|
