|
Именно такое взаимопроникновение пространственновременных компонентов разных уровней организации когнитивных процессов дало основание определить его как синтез, но синтез "снизу" в отличие от интеграции этих процессов, осуществляемой под влиянием воздействия верхних уровней на нижележащие.
Однако на трактовку внутренних психологических механизмов этого синтеза "снизу" распространилась та же односторонность интерпретации пространственно-временных соотношений, о которой неоднократно уже говорилось. Пространственная симультанность поглотила симультанность временную, и поэтому оказалась замаскированной специфика психического времени и из рассмотрения выпала его органическая связь с интегративной функцией оперативной памяти. Теперь же, после того как было показано, что за психическим когнитивным пространством стоит психическое время, а последнее органически взаимосвязано с функцией оперативной памяти, с удержанием непрерывной целостности определенного интервала временного ряда, интегративные механизмы идущего "снизу" синтеза когнитивных процессов в целостную систему интеллекта приобретают более определенный и ясный смысл.
Поскольку интеграция "снизу" осуществляется за счет вхождения в вышележащие пространственно-временные инварианты всех нижележащих и поскольку, далее, пространственные компоненты самих этих инвариантов опираются на временные, органически взаимосвязанные с функцией оперативной памяти, с обратимостью психического времени, мы приходим к неизбежному выводу, что в самой основе внутренних механизмов синтеза интеллекта лежит интегративная функция оперативной памяти в ее органической взаимосвязи со спецификой психического времени и опирающейся на него спецификой психического пространства.
Естественно, что интегративная функция памяти как сквозного психического процесса выходит за рамки структуры интеллекта как когнитивной системы и относится также к процессам эмоциональным и регуляционно-волевым. Поскольку, однако, структура иерархии эмоциональных и регуляционно-волевых процессов в основных чертах аналогична иерархической организации процессов когнитивных, соответственно однотипный характер носит и интегративная функция памяти во всех классах психологической триады. Поэтому нет достаточных оснований рассматривать здесь специально соотношение памяти с эмоциональными и регуляционно-волевыми процессами, тем более, что аналогичные соотношения этих двух классов триады со спецификой психического времени будут кратко описаны в контексте анализа процесса воображения, симметричного процессам памяти.
Воображение и психическое время
Предшествующий анализ выявил органическую связь психического уровня процессов памяти со спецификой психического времени, в особенности с его обратимостью. Однако, как показал тот же анализ, память содержит в себе только один из аспектов этой обратимости, а именно тот, который обращен к прошлому и который на оси времени располагается, условно говоря, налево от точки, соответствующей настоящему моменту. Однако, как было показано, обратимость психического времени органически включает в себя движение по его оси в обоих направлениях от настоящего момента. Исходя из этого, естественно предположить, что существует психический процесс, симметричный процессу памяти, но обращенный не назад, а вперед, т.е. не налево, а направо по оси времени от точки, отвечающей настоящему моменту. Это теоретическое ожидание эмпирически подкрепляется отмеченными уже экспериментальными фактами связи параметров непосредственной памяти с характеристиками сенсорно-перцептивной экстраполяции, антиципации и вероятностного прогнозирования (см. Фейгенберг, 1977).
Отсюда возникает естественный вопрос: имеется ли в арсенале эмпирических обобщений экспериментальной, прикладной и теоретической психологии какое-либо интегральное психическое явление, которое по своим эмпирическим параметрам и общей сути отвечает различным уровням движения по оси времени в направлении от настоящего к будущему? Выдвигаемое здесь теоретическое положение состоит в том, что психическая реальность, скрывающаяся за разными уровнями экстраполяции, антиципации или вероятностного прогнозирования, т.е. за разными формами продвижения по оси психического времени от настоящего к будущему и обратно, соответствует природе воображения, понятого как сквозной психический процесс, симметричный памяти, но противоположно направленный.
Поскольку предметом данного раздела монографии являются общие механизмы психической интеграции, а ее основы коренятся в организации психического времени, здесь мы кратко рассмотрим только те аспекты воображения, которые органически связаны с психическим временем и, соответственно, с интегративными механизмами психики. Выше было показано, что специфика организации психического времени, состоящая в парадоксальном сочетании последовательности и одновременности, коренится в исходных, т.е. сенсорных, формах психического отображения движения. Образ движения и возникающий на его основе образ времени в отличие от объективного движения и объективного времени по необходимости включает в себя единство последовательности и одновременности в рамках определенного интервала длительности, ибо без этого сочетания возможен лишь образ совокупности статических состояний, но нет образа самого перемещения, движения или течения времени. Сочетание последовательности, одновременности и длительности в структуре образа движения и обусловленная им обратимость психического времени органически включают в себя четыре направления на его оси от точки, соответствующей настоящему моменту, а именно: движение от настоящего момента к прошлому и обратно, от прошлого к настоящему, и движение от настоящего момента к будущему и от будущего обратно к настоящему. Первые два из указанных направлений соотносятся с обратимостью психического времени внутри структуры памяти, а вторые – с теми компонентами непрерывного временно-пространственного ряда, составляющего образ движения, которые по самому их существу воспроизводят часть траектории последующего, будущего движения.
Этот непосредственный образ будущего движения и его траектории, строящийся на основе инерционности анализаторного механизма и включающий, по-видимому, учет вероятности последующего отрезка траектории, и составляет суть сенсорно-перцептивной экстраполяции или антиципации. Поскольку, однако, раздражающее воздействие части траектории будущего движения на соответствующий рецептор еще не осуществилось, непосредственное ее отражение воплощает в себе не что иное, как воображение той части движения и его траектории, которая станет кинематической реальностью лишь в следующий момент. Тем самым сенсорноперцептивная экстраполяция по своему психологическому существу есть не что иное, как сенсорно-перцептивное воображение. Здесь мы имеем дело с воображением воспроизводящим в собственном смысле этого понятия. В отличие от воображения творческого эта форма воображения не создает образа нового объекта, а включается вместе с памятью в качестве необходимого компонента сенсорно-перцептивного отображения реального движения, независимого от психической активности субъекта и лишь инвариантно воспроизводимого средствами сенсорно-перцептивной психики. Здесь сенсорноперцептивное воображение, как и непосредственная иконическая память, является необходимым компонентом формирования первичного образа реального движения. Выше было показано, что обратимость движения по траекториям сенсорно-перцептивного психического пространства органически связана с одновременной целостностью последнего, а эта пространственная одновременность органически включает в себя и опирается на симультанность психического времени. Поскольку же временная симультанность и следующая из нее обратимость психического времени уходят своими корнями в организацию психических образов движения, которые имеют своей предпосылкой не только непосредственную иконическую память, но и сенсорно-перцептивное воображение, можно сделать вывод, что эта форма воображения включается в качестве необходимого компонента в структуру инвариантно воспроизводимого сенсорно-перцептивного пространства. Из всего этого с логической необходимостью следует, что интегративная функция сенсорно-перцептивного воображения, как и исходных форм памяти, проявляется уже внутри структуры сенсорно-перцептивных образов, а не где-то после них или над ними. Без этой интегративной функции элементарных форм воображения описанные инвариантные структуры психического пространства и психического времени так же невозможны в своем полном объеме, как и без интегративной функции элементарных форм памяти.
Многочисленные фактические данные экспериментальной и прикладной психологии свидетельствуют о включенности вероятностного прогнозирования в форме сенсорноперцептивного воображения в такие сенсорно-перцептивные и сенсомоторные акты, как реакция выбора, реакция на движущийся объект, зрительно-моторное слежение, глазомерные акты определения расстояний, скоростей и ускорений движущегося объекта, выбор наикратчайшего маршрута движений в лабиринте путей (см.: Водлозеров, Суходольский. Сурков, 1972). В контексте настоящего анализа связей сенсорно-перцептивной экстраполяции и отвечающей ей формы воображения с закономерностями организации психического времени существенно подчеркнуть два эмпирических факта, полученных в ряде экспериментальных исследований. Первый из этих фактов и соответствующий ему эмпирический вывод состоят в том, что время простой зрительно-моторной реакции на стимул существенно зависит от регулярности, ритмичности предъявляемой последовательности стимулов. При нерегулярной или случайной последовательности интервалов опора на вероятностный прогноз исключается. Реагирование на последующий ожидаемый (т.е. воображаемый) стимул становится невозможным. Экспериментальное исследование показало, что в этих условиях время реакции не зависит от временной структуры предъявляемой последовательности стимулов, если она случайна, нерегулярна или неритмизована. Если же предъявляется ритмичная последовательность сигналов, то у здоровых испытуемых наблюдается много опережающих реакций, т.е. реакций на воображаемый стимул. При определенных интервалах между воздействующими сигналами число этих реакций становится примерно таким же, как и число реакций, наступающих вслед за воздействием сигнала. Очень существенно, что когда экспериментатор умышленно пропускает воздействие какого-либо сигнала в регулярной последовательности, у испытуемого все же возникает реакция на отсутствующий, но воображаемый в этот момент стимул (см.: Фейгенберг, 1977; см. также работы Н. Н. Корж, Е. Н. Соколова и др.).
Вероятностный прогноз, реализуемый здесь в форме сенсорно-перцептивного воображения, осуществляется в этих условиях в опоре на отображение ритмичности воздействующей последовательности сигналов.
Отображение ритма в структуре предъявляемой последовательности представляет собой важнейший и очень специфичный компонент организации психического времени. Дело в том, что ритмичность является выражением частотной структуры временного ряда, а частота, в свою очередь, воплощает в себе его вероятностную структуру. Тем самым отображаемая ритмичность временной последовательности предъявляемых стимулов создает возможности для вероятностного прогноза, для сенсорноперцептивной экстраполяции, иными словами, – возможности для реакции на стимул воображаемый, но реально не воздействовавший.
Второй экспериментальный факт, связанный с первым и имеющий важное значение для контекста настоящего анализа, состоит в том, что число таких реакций существенно зависит от длительности интервалов между стимулами в предъявляемой их последовательности. Так, при интервалах в одну секунду число реакций на воображаемый, но еще не воздействовавший стимул достигает максимума. При увеличении же интервала между стимулами число опережающих реакций уменьшается, а если он превышает пять секунд, реакции на воображаемый стимул становятся невозможными.
Этот вывод принципиально существен для настоящего контекста потому, что в нем прозрачно проступает выявленная уже при анализе процессов памяти важная закономерность организации психического времени: речь идет опять-таки о проанализированном выше сочетании последовательности, длительности и одновременности. Вероятностный прогноз или, соответственно, реакция на воображаемый стимул возможны, по-видимому, именно и только тогда, когда ритмизованная последовательность элементов временного ряда находится еще в рамках относительной одновременности, где последний, промежуточные и начальный элементы ряда еще удерживаются в совместной, непрерывно-целостной структуре. Такое сочетание последовательности и одновременности существенно зависит от величины интервала длительности, за пределами которого удержать элементы ряда в непрерывно-целостной структуре уже невозможно, аналогично тому, как это было выявлено и в отношении процессов памяти.
Рассмотренный уровень воображения воплощает в себе по самому своему существу форму воображения воспроизводящего, поскольку здесь отображаются характеристики реально существующих объектов или стимулов, воздействующих на субъекта и не зависимых от его собственной активности. Элементы преобразующей активности воображения, хотя бы даже в конечном счете направленной на отображение объективно существующей реальности, здесь еще не представлены. Поэтому говорить о творческом характере воображения на этом уровне еще нет достаточных оснований. Что же касается творческого воображения, то его активность, направленная на необходимые преобразования структуры, без которых нельзя раскрыть природу отображаемых отношений, является существенным условием и вместе с тем необходимым компонентом мыслительных процессов. В их состав образы воображения входят наряду с образами памяти как часть языка предметных пространственновременных гештальтов.
В контексте настоящего анализа существенно, однако, рассмотреть вопрос о связи также и этой формы воображения прежде всего именно с организацией психического времени, на основе и через посредство которого осуществляется интегративная функция воображения. В предшествующем разделе было показано, что операционно-операндная обратимость мыслительных процессов необходимым образом опирается на обратимость психического времени, без которой сама фазовая динамика мыслительных процессов вообще невозможна. Действительно, без возможности возвратов от данной фазы мыслительного процесса к его исходному пункту нельзя оценить вероятности рассматриваемых гипотез, осуществить их перебор и адекватный выбор наиболее вероятной из них. Однако такое движение от настоящей фазы мыслительного процесса к его исходной фазе и обратно соответствует лишь тем двум из четырех направлений движения по оси времени, которые обращены к прошлому и поэтому воплощают в себе включенность оперативной памяти в структуру мыслительных процессов.
Однако без соотнесения содержания данной фазы мышления не только с исходным вопросом, но и с ожидаемым искомым ответом оценка вероятности гипотезы, рассматриваемой на данной фазе мыслительного процесса, также невозможна. Это движение вперед по оси психического времени, иначе, эта антиципирующая или воображаемая мыслительная схема (Sek, 1913) представляет собой соотнесение данной фазы мышления как перевода с языка символов на язык образов со следующими за ней не только логически, но и хронологически фазами межъязыкового перевода, приводящего к искомому ответу или решению как к заключительной фазе динамики мыслительного процесса. Но такое антиципирующее соотнесение текущей фазы мыслительного процесса с фазами последующими невозможно не только без движения от настоящего момента к будущему, но и обратно – от последующих фаз к текущей фазе, а через нее к фазе исходной. Эта вторая пара из четверки направлений движения по оси мыслительного времени и есть вероятностное прогнозирование или воображение как компонент мышления, симметричный памяти, но противоположно направленный. Только обе пары направлений движения по оси мыслительного времени, первая из которых включает в себя оперативную память, а вторая – воображение как компоненты мышления, могут обеспечить временную обратимость мыслительного процесса, а на ее основе – его операционную обратимость.
Рассмотренная форма взаимосвязи операциональной и временной обратимости мыслительного процесса относится к общемыслительным закономерностям, т.е. закономерностям движения мысли в самых общих условиях, которые еще не требуют соотнесения уровней обобщенности и сохранения родо-видовых инвариантов. Для сохранения инвариантности родо-видовых отношений, без которого собственно понятийное мышление вообще невозможно, движение от текущей фазы мыслительного процесса к следующей и обратно, т.е. вторая пара из четверки направлений движения по оси времени, является столь же необходимым условием полноты операционной обратимости, как и первая пара. Иными словами, концептуальное воображение, включающее в себя вторую пару направлений движения, является столь же необходимым компонентом понятийного мышления, как и концептуальная память, т. е. оперативная память внутри понятийного мышления. Из вышесказанного следует, что интегративная функция творческого воображения, осуществляемая на основе его связи с закономерностями организации психического временно-пространственного континуума, является таким же необходимым условием целостной структуры мыслительных процессов, как и симметричная этой интегративной функции воображения интегративная функция оперативной памяти.
Что касается других видов воображения, т.е. проявлений воображения и его связей с психическим временем в структуре эмоциональных и регуляционно-волевых процессов, то здесь мы можем ограничиться лишь самыми краткими обобщенно-схематическими указаниями. Такая схематичность рассмотрения этого чрезвычайно принципиального вопроса определяется очень малой разработанностью этой проблемы – здесь пока больше вопросов, чем ответов на них.
Как было показано, связь эмоциональных процессов со структурой психического времени настолько тесна, что при составлении перечня эмпирических характеристик эмоций это дало основание поставить временные, а не пространственные характеристики на первое место. Напомним, что уже в первых вундтовских исследованиях простейших эмоций была показана особая роль ритмической организации временного ряда в возникновении элементарных чувств удовольствия и неудовольствия. Эта роль длительности и ритмичности временных интервалов в организации эмоциональных процессов была затем многократно подтверждена последующими экспериментальными исследованиями, в частности работами А. Блюменталя и А. Берзницкаса. Эта роль ритмической временной организации принципиально существенна для понимания основ взаимодействия обоих компонентов структуры эмоционального гештальта. Ритмическипериодическая временная организация субъектного компонента эмоционального гештальта обусловлена общими принципами психофизиологии носителя психики, общими закономерностями биологической ритмологии, частным случаем которых является временная организация процессов психических. Ритмическая организация когнитивного компонента эмоционального гештальта, вступая на основе такой общности в тесное взаимодействие с ритмической же организацией субъектного компонента, обретает, естественно, особую эмоциогенную силу.
Но именно ритмическая организация эмоционального процесса особенно тесно связана с эмоциональным же вероятностным прогнозированием. Еще В. Вундт проницательно указал на органическую связь элементарных форм удовольствия и неудовольствия с чувством ожидания следующего элемента ритмической временной последовательности. Такое ожидаемое чувство удовольствия или неудовольствия, связанное со следующим (будущим) элементом ритмической временной последовательности, явным образом представляет собой простейшую форму эмоционального воображения. Психологическая специфичность чувства ожидания, его радостно напряженный характер в одних случаях и мучительный – в других не могут быть поняты безотносительно к продвижению по оси психического времени от настоящего момента к будущему и обратно. Это и создает на данном простейшем уровне психическое отражение отношения субъекта к будущему, т.е. еще воображаемому событию, что и составляет сущность простейшей формы эмоционального воображения.
В чувствах, относящихся к более высоким уровням эмоциональной иерархии, такая непосредственная связь эмоционального воображения с ритмической организацией эмоциональных процессов так прямо и непосредственно уже не прослеживается. Но связь с движением по оси времени в обоих направлениях, соединяющих настоящее с будущим, остается вполне отчетливой. Чувство страха, тревоги, надежды, завтрашней радости – все эти, как и многие другие формы и оттенки эмоций, представляют собой модификации чувства ожидания, психологическое существо напряженности которого состоит именно в непрерывном, часто . мучительном соотнесении будущего с настоящим. Такое эмоциональное переживание, а не просто индифферентное когнитивное отображение отношения субъекта к этому будущему по психологической сути своей есть не что иное, как эмоциональное воображение.
Есть, по-видимому, эмпирические и теоретические основания предполагать, что особая эмоциогенность музыки связана в такой же мере с эмоциональным воображением, как и с эмоциональной памятью, т.е. что она так же связана с продвижением по оси эмоционального времени вперед и обратно к точке настоящего, как и с продвижением по этой же оси от точки, воплощающей настоящее, назад и обратно.
С аналогичными этому, но специфическими проявлениями эмоционального воображения, представленными уже в материалах экспериментальных исследований, мы встречаемся и в области интеллектуальных эмоций. Чувство близости решения, эмоциональные эвристики в ходе мыслительной деятельности, эмоциональный прогноз следующих фаз решения мыслительной задачи (см. Кулюткин, 1970; Тихомиров, 1969) – все это формы эмоционального воображения, функционирующего здесь внутри интеллектуальной деятельности.
Формы воображения в его связях со структурой психического времени, функционирующие внутри процессов психической регуляции деятельности, хотя они в специальном контексте общих закономерностей психического времени почти не изучались, представлены все же достаточно определенно в фактических материалах экспериментальных исследований и в их теоретических обобщениях. В актах психической регуляции когнитивные и эмоциональные процессы, как было показано, функционируют в качестве программ деятельности. Но по прямому смыслу этого понятия и даже по этимологии выражающего его слова программа воплощает в себе психическое отражение процесса и результатов последующего действия. Лишь мотивационные компоненты программы актуально функционируют в рамках непсихического настоящего времени, а ее объектноцелевые и собственно операционные компоненты явным образом обращены к будущему (см. Миллер, Галантер, Прибрам, 1965). В них представлены воображаемые объекты, которые должны стать результатами действия, и воображаемые операции, ведущие к этим результатам. Используемое Н. А. Бернштейном понятие soil wert, т.е. то, что должно быть и чего еще пока нет, явным образом имеет своим содержанием эталонный проект всей последовательности будущих действий, ведущих к программируемому результату, т.е. тем самым эталонный проект воображаемых действий.
Необходимость удержать этот эталонный проект в оперативной памяти для сопоставления с ним текущей фазы действия относится к функционированию памяти внутри воображения, поскольку речь идет об удержании в памяти проекта будущих, т.е. воображаемых, действий. Это аналогично тому, как процесс воображения может функционировать и фактически функционирует внутри памяти при формировании (по описаниям) образов, относящихся к прошлому, но не входивших в состав индивидуального опыта данного субъекта. Регулирующая функция программы, т.е. соотнесение цели действия с наличной фазой ее реализации и действующим мотивом, по самому своему психологическому существу предполагает непрерывное соотнесение психического будущего с психическим настоящим, т.е. непрерывное обратимое продвижение по тому отрезку оси психического времени, который располагается, условно говоря, справа от точки, воплощающей настоящий момент, т.е. по отрезку этой оси, уходящему отданной точки не назад, а вперед. В структуре этого отрезка оси "раньше" и "позже" отображают отношения не прошлого к настоящему, а настоящего к будущему. По отношению же к будущему настоящее выступает как прошлое. Это означает, что данный отрезок оси психического времени воплощает в себе не память, а симметричный ей, но противоположно направленный и относящийся к будущему процесс – воображение.
Однако для того, чтобы реальная регуляция как непрерывное соотнесение психического будущего с психическим настоящим была возможной, соотношения "раньше" и "позже" должны быть здесь, как и в структуре оперативной памяти, представлены в сочетании последовательности, одновременности и длительности в рамках непрерывной целостности временного ряда. Без этого обратимость на данном отрезке психического времени, как и на симметричном ему отрезке, относящемся к памяти, невозможна. Без обратимости же, в свою очередь, невозможно непрерывное сопоставление будущего с настоящим, которое и составляет самую суть психической регуляции деятельности. Базирующаяся на обратимости психического времени форма воображения, без которой реальное регулирование хода деятельности невозможно, представляет собой аналог оперативной памяти, который естественно назвать оперативным воображением. Последнее не совпадает с теми формами когнитивного и эмоционального воображения, которые не включены в реальное регулирование и тем самым могут не носить характера фактически функционирующих программ, реализация которых требует обратимого движения по оси психического времени. Актуальное же функционирование образов воображения именно в качестве программ деятельности сопряжено, по-видимому, именно с формой оперативного воображения. Последнее связано не с абстрактно-логическим интеллектуальным отображением времени путем соответствующих умозаключений о временной последовательности событий, а с исходными формами психического времени, непосредственно воспроизводящими его течение от прошлого через настоящее к будущему. Такая свойственная именно оперативному воображению форма воспроизведения времени, которая включает в себя парадоксальное сочетание последовательности и одновременности, создавая тем самым возможность обратимых ходов по его оси, обеспечивает реальный механизм и фактический ход процессов психического регулирования деятельности.
Внимание и психическое время
На том участке исследовательского маршрута, который ведет от анализа памяти и воображения к целостной структуре сознания как более интегрального образования, объединяющего когнитивные, эмоциональные и регуляционно-волевые компоненты человеческой психики, располагается еще одна существенная психологическая проблема – проблема внимания, его природы и закономерностей его организации.
Несмотря на чрезвычайно высокую концептуальную неопределенность самого понятия "внимание", через всю экспериментальную психологию, начиная с В. Вундта и кончая современными исследованиями, прошло его соотнесение с понятием "сознание". Вместе с тем внимание исследуется в теснейшей связи с самыми исходными сенсорно-перцептивными уровнями организации психических процессов. В не меньшей степени внимание органически взаимосвязано и со всеми промежуточными уровнями организации психических явлений, располагающимися между исходными сенсорно-перцептивными процессами и сознанием как интегральной психической структурой. Таким образом, внимание действительно является сквозным психическим процессом наряду с памятью и воображением – сквозным в самом прямом смысле этого понятия.
Вообще проблема внимания занимает чрезвычайно своеобразное и очень противоречивое положение в общей системе психологических знаний. С одной стороны, то, что мы интуитивно, практически и даже теоретически понимаем под процессом внимания, достаточно явно и, казалось бы, совершенно несомненно относится к специфически психологическому уровню свойств и процессов в организме и в нервной системе. И если в современной науке обсуждается проблема об эквивалентах сенсорики, перцепции, мышления и с некоторыми оговорками даже эмоций человека в машинных системах, то о внимании машин можно говорить лишь в гораздо более метафорическом смысле. В этом находит свое выражение явная психологическая специфичность внимания.
С другой стороны, можно без преувеличения сказать, что концептуально-теоретическая неопределенность, связанная с природой внимания, превышает степень неопределенности даже проблемы эмоций. Существование эмоций как безусловной психической реальности по крайней мере никогда не подвергалось сколько-нибудь серьезному сомнению, чего никак нельзя сказать о внимании. Начиная со знаменитой работы Э. Рубина "О несуществовании внимания", через всю историю экспериментальнотеоретической психологии до настоящего момента проходит мысль о том, что существование внимания как особой психической реальности далеко не доказано, и нет почти ни одного автора, экспериментально или теоретически занимавшегося природой внимания, который не высказывал бы своих сомнений на сей счет.
Мы не ставим своей задачей снять эту сложившуюся и стойкую теоретическую неопределенность, а имеем в виду осветить один из возможных подходов к решению этой проблемы, подсказанный и в известной мере навязываемый всем ходом предшествующего экспериментальнотеоретического анализа психических процессов.
Уже самый факт безусловно сквозного характера процессов внимания, их прохождения через все уровни организации психики, начиная от элементарной сенсорики через сознание в целом и далее через личностный интеграл, свидетельствует об их органической связи с общими, кардинальными закономерностями организации всех без исключения психических явлений. Общие характеристики и закономерности организации психических явлений по сравнению с другими формами информационных процессов и со всеми другими свойствами носителя психики связаны, как показал предшествующий анализ, в особенности анализ памяти воображения, со спецификой психического времени и психического пространства. Но эта специфика в ходе исторического развития психологии отнюдь не рассматривалась в должной связи с другими закономерностями психических процессов. Поэтому для анализа внимания, характеристики которого обусловлены, по-видимому, именно специфической организацией психического времени и пространства, в арсенале психологии не оказалось адекватных средств. К такому выводу приводит напрашивающаяся аналогия с положением дел в области процессов памяти, которая тоже анализировалась вне связи с природой психического времени, хотя она прямым образом воплощает в себе основной принцип его организации. Вместе с тем эта аналогия учит и тому, что важнейшее свойство высших уровней организации психического времени и оперативной памяти, как актуальная обратимость, существенным образом связано с операционным составом психики. Этот состав в его опять-таки высших, произвольно управляемых формах существенным образом определяется связью с речевыми действиями, в которых органически переплетается их пространственно-временная организация и операциональная природа.
Феномены и основные характеристики внимания, как и памяти, охватывают многоуровневую систему, к нижним слоям которой относятся исходные и вместе с тем более пассивные проявления, а к высшим слоям – проявления, выражающие активную избирательность и произвольную регуляцию. Возникает естественное предположение, что интегральная организация процессов внимания, охватывающая все его многосторонние проявления и разнородные характеристики, является эффектом конвергенции общих, исходных закономерностей структуры психического времени и психического пространства и более частных закономерностей организации речевых процессов, на основе которых осуществляется избирательная активность и произвольная регуляция актов внимания.
Обратимся к основным характеристикам внимания, выявленным в ходе его экспериментально-психологических исследований. Бросается в глаза явная неоднородность их перечня, который распадается на две основные части, различающиеся прежде всего по степени общности попадающих в них характеристик. Первую часть составляет такая наиболее и вместе с тем базальная характеристика внимания, как его объем. Из основного исходного смысла этой характеристики ясно следует, что она имеет количественно-пространственный и – поскольку психическое пространство органически связано с психическим временем – тем самым пространственновременной характер. Что эта характеристика внимания выделяется именно по количественно-пространственному или количественно-временному критериям, ясно следует еще и из того факта, что при описании, исходящем из самих процедур экспериментально-психологического исследования, часто употребляется понятие "поле внимания", по смыслу своему тесно связанное с понятием "объем" именно общностью их пространственно-временной природы.
Во вторую основную часть перечня попадают такие характеристики внимания, как его распределение и переключение, которые объединяются по критерию своей операциональной природы, поскольку распределение и переключение представляют собой действия, поддающиеся произвольной регуляции. В противоположность этому такая характеристика внимания, как объем, охватывающая все его уровни, не поддается прямому произвольному регулированию. Объем входит в рамки произвольного внимания, но сам по себе, как таковой, он прямой произвольной регуляции не подлежит. Что касается распределения и переключения, то хотя в принципе они могут осуществляться и непроизвольно, однако подлежат и произвольному управлению и связаны поэтому с высшими, активно-операциональными формами организации процессов внимания.
Располагающаяся между двумя крайними характеристиками внимания такая его характеристика, как концентрация, включает в себя два аспекта, выражающие ее промежуточный характер: во-первых, сам феномен концентрированности примыкает к количественно-объемной характеристике внимания, и, во-вторых, концентрация воплощает в себе его активно-операциональную, произвольно регулируемую характеристику. Поскольку активно-операциональные аспекты психической деятельности вообще и внимания, в частности, связаны, как показывает весь ход исследований, с речевой деятельностью и речевым регулированием, есть, повидимому, основания заключить, что самый характер такой естественной классификации характеристик внимания подтверждает высказанное выше предположение о внимании как эффекте конвергенции закономерностей организации психического времени и психического пространства, с одной стороны, и актов речевой регуляции психической деятельности, с другой стороны.
|
