|
Структуры человеческого общества не могут справиться с ситуацией. Политическое мышление по своей природе краткосрочно и эгоистично (особенно при демократической форме правления).
Наше развитие продвинуло нас дальше, чем наш мозг в состоянии справиться.
Следует заметить, что все эти комментарии, за исключением первого, говорят только о том, что недавнее стремительное развитие мира ухудшило ситуацию. В этом случае можно задать вопрос, почему положение вещей не было гораздо лучше до того, как это стремительное развитие началось. Только первое объяснение предлагает ответ: все дело в человеческой природе, в ее извечной агрессивности и жадности. Изменить ее можно было единственным способом — через религию, которая осуществила ряд значительных перемен, но также привела к возникновению многих проблем (межрелигиозная нетерпимость, предрассудки, войны и преследования еретиков).
Существует еще одно объяснение, на него я в первую очередь и буду ссылаться. Сам Эйнштейн однажды сказал, что все в мире изменилось, за исключением нашего способа мышления. Точка зрения, которую я отстаиваю, состоит в том, что причина слабого прогресса в человеческих делах, достигнутого нами до сих пор, лежит в наших традиционных привычках мышления. Наша неудача может восприниматься двояко. С одной стороны, имеет место неадекватность способов решения проблемы внутри социума. С другой стороны, налицо возникновение и преумножение проблем и конфликтов внутри социума, то есть прямой вредный эффект.
Опыт показывает, что рассуждения и логика не могут изменить восприятия, эмоции, предрассудки и поверья. Все равно мы продолжаем питать благостные надежды, что, если все наконец увидят истину, мир станет гораздо лучше, чем есть теперь. Как мы убедимся позже, логика не оказывает влияние на эмоции людей и на то, во что люди верят. И на это есть веские причины. Единственный путь лежит через восприятие. Однако мы оказались совершенно неспособными разобраться в том, как работает восприятие.
Наша логическая система, которая глубоко проникла в язык (особенно в части ложных дихотомий, необходимых для успешного применения принципа взаимоисключения), помогла создать и кристаллизовать восприятия грубого и поляризованного толка — вроде «прав/неправ» и «мы/они». Логике не под силу изменить поверья и предрассудки, но она может быть использована для их усиления и для закрепления восприятий.
Поскольку мы никогда толком не понимали, как работают паттерн-системы, мы были не в состоянии понять непоколебимую истину систем, основанных на вере, и почему у восприятия нет другой истины. С болезненным упорством мы развивали критическое мышление и логику спора как наши инструменты осуществления перемен. На самом деле они практически бесполезны для осуществления перемен, поскольку им недостает по-настоящему творческого элемента. Мы еще даже не приступили к осмыслению творчества и парадигматических изменений.
Мы посылаем людей на Луну с поразительной математической точностью, но не можем достоверно предсказать завтрашнюю погоду. Это потому, что мы в основном преуспеваем, имея дело со статическими системами, в которых переменные не меняются и не взаимодействуют друг с другом (космос представляет собой идеальный пример этому).
Все из вышеприведенных недостатков вытекают непосредственно из наших привычек мышления, опирающихся на логику, рассудок, истину, язык, противоречие, категоризацию и так далее. Как именно возникают эти недостатки, будет объяснено ниже. Я также покажу, что если мы будем продолжать двигаться вперед, опираясь не на сконструированную систему, основанную на языке.(наследие греков), а на принципы функционирования мозга в качестве самоорганизующейся паттерн-системы, то у нас получится совсем другая картина.
Восприятие
В течение двадцати четырех столетий мы вкладывали все наши интеллектуальные силы в развитие логики рассуждений, а не логики восприятия. Однако в жизни человека восприятие занимает гораздо более важное место. Почему же мы допустили такую ошибку?
Возможно, нам казалось, что восприятия не столь уж важны, что ими можно управлять посредством логики и рассудка. Нас смущали присущие восприятию расплывчатость, субъективность и переменчивость, и потому мы искали убежища в абсолютах истины и логики. В определенном смысле греки придумали логику, чтобы придать смысл восприятиям. Мы довольствовались тем, что отдали восприятие на откуп миру искусства (театру, поэзии, живописи, музыке, танцу), тогда как рассудок занял прочное место в науке, математике, экономике и государственном управлении. Мы никогда не понимали восприятие.
Все названные причины вполне законны, но последняя из них занимает особое место. У восприятия есть своя собственная логика. Она напрямую основана на поведении самоорганизующихся паттерн-систем, которое совершенно отличается от поведения настольной логики, орудиями которой являются рассудок и язык. Истина, заложенная в восприятии, отличается от истины, сконструированной разумом.
Никогда прежде в истории не подходили мы так близко к пониманию системы и неврологической основы восприятия, как сейчас. Никогда прежде в истории не были мы готовы осмыслить логику восприятия. По этой причине у нас не оставалось другого выбора, кроме как игнорировать восприятие.
Когда бы нам ни приходилось вплотную иметь дело с восприятием, мы находили убежище в классической логике, которая дарила нам определенность. Вот почему книга «Разум Америки: конец» («The Closing of the American Mind») является такой старомодной и реакционной. Она предлагает возврат к тем привычкам мышления, которые привели к упадку цивилизацию, вместо ориентации на восприятие. Философ, оперирующий средствами языка, не имеет шансов, поскольку понимание восприятия подразумевает понимание самоорганизующихся систем.
Не осознав и не осмыслив ценность восприятия, мы позволили грубым средствам языка исказить и затем закрепить в нашем сознании искаженное представление о мире. Замечательные свойства языка в качестве описательного инструмента, тем не менее, делают его слишком грубым приспособлением для работы с восприятием. Поскольку мы умеем описывать сложные ситуации, нам не требуется совершенствовать наши паттерны восприятия. Ложные дихотомии и надуманная определенность, свойственные языку, также не способствуют навыкам обращения с восприятием.
Наша привычка распределять все по категориям, лежащая в основе языковой логики, автоматически придает определенную окраску нашему восприятию. В преступниках мы стараемся с ходу различить преступные черты.
Мы отдали восприятие на откуп миру искусства. Справилось ли искусство с возложенной на него задачей? Искусство, безусловно, осуществило большие перемены в настроениях и эмоциональных переживаниях масс, что можно сказать и про революции. В лучшем случае искусство является догматичным, эксцентричным и пропагандистским. Оно дает выход восприятиям, которые могут быть новыми и ценными, однако оно не сумело предложить инструмент для изменения восприятий. Оно может продолжать с успехом вносить большой вклад в развитие культуры, однако не будем делать вид, будто оно выполняет сколько-нибудь значительную роль в сфере восприятий. Нам необходимо изучить логику восприятия и соответствующие инструменты, чтобы научиться расширять и изменять восприятия. Просто осуществлять функцию потребителя пропаганды тех или иных восприятий, какими бы ценными они ни были, недостаточно.
Со временем компьютеры будут выполнять все логические операции и обработку необходимых нам данных. В связи с этим резко возрастут требования, предъявляемые к нашим перцепционным навыкам. То, что мы загружаем в компьютер, целиком зависит от нашего перцепционного выбора и технического образования. Каким бы «умным» ни являлся компьютер, результат его работы никогда не будет лучше, чем наш перцепционный ввод данных. Ценность любой эконометрической модели зависит от того, из каких компонентов она состоит, всех связей и параметров внутри нее. Все это вопрос восприятия, подкрепленного измерениями, коль скоро перцепционный отбор был осуществлен.
Если нам удастся разработать по-настоящему интеллектуальные компьютеры, перед нами встанет серьезная опасность, если только мы одновременно не продвинемся в области перцепционных навыков столь же значительно. Ответы, предоставленные таким компьютером, могут оказаться логичными до опасного предела, будучи сгенерированными на основе наших ложных восприятий.
Юмор
Юмор — самый яркий феномен, связанный с работой мозга человека. Почему же в таком случае его игнорировали классические философы, психологи и теоретики информации, не говоря уже о логиках?
Если взглянуть на рассудок с точки зрения системы разума, то его ценность окажется весьма небольшой. Рассудочные решения могут быть получены с помощью наборов шестеренок и простых линейных компьютеров. Любая система сортировки, которую заставили работать в обратном направлении, представляет собой пример простой рассудочной системы. Юмор же может иметь место только с асимметричными паттернами, возникшими в самоорганизующейся паттерн-системе. Юмор потому столь важен, что он способен многое нам рассказать об информационной системе, действующей у нас в мозге. Даже с точки зрения поведения юмор советует нам остерегаться абсолютных догм в мировоззрении, поскольку нечто неожиданно может представиться нам в новом свете.
Поэтому классические философы, психологи и теоретики информации никогда не были способны как следует оценить или понять юмор, ведь они в основном имели дело с так называемыми пассивными информационными системами (по большому счету, речь идет о настольной манипуляции символами в соответствии с определенными правилами). Юмор же, напротив, имеет место в активных информационных системах (самоорганизующихся). Позднее мы поговорим о главной разнице между этими двумя обширными классами информационных систем.
Поэзия также является логичным процессом, но ей присуща логика восприятия, а не традиционная логика. Водная логика восприятия весьма и весьма отличается от классической каменной логики.
Практические приложения
Существует недостоверная история о том, как однажды американский посол соревновался в беге с русским послом у последнего на родине. Победу одержал американец. О событии сообщили в местных газетах следующее: имело место соревнование по бегу, русский посол пришел к финишу вторым, а американский — предпоследним. В репортаже не упоминалось, что в забеге участвовали всего два человека.
В этой абсурдной истории все подробности соревнования являются истинными, однако нечто важное было упущено. Разумеется, скажете вы, такая вещь не случилась бы с серьезной газетой — однако же случилась. Газета «Independent» считает себя одним из серьезнейших изданий Лондона. В рецензии одной из моих книг имелся комментарий, что я присвоил себе заслугу в деле организации Олимпийских игр 1984 года на том основании, что их организатор Питер Уберрот однажды посетил один из моих семинаров. Это звучит нелепо. Упущен, однако, был тот факт, что в своем интервью газете «Washington Post» от 30 сентября 1984 года господин Уберрот сам признал, что новые концепции, обеспечившие ему успех в организации Олимпийских игр, стали результатом применения им латерального мышления. В том же интервью он достаточно подробно поведал о конкретных методах, которые узнал от меня в 1975 году. Данное мнение Убер-рота было упомянуто в книге, но рецензент намеренно проигнорировал это, поскольку, по всей видимости, хотел придать моим словам по возможности нелепый вид. Удивительно, что на защиту данного намеренного игнорирования фактов и искажения истины встал сам редактор «Independent».
Истины в прессе не бывает, и в этом отношении пресса является хорошей моделью для восприятия. Не бывает истины и в восприятии. Всегда все зависит от точки зрения. Истина никогда не является окончательной.
Понимание восприятия имеет большую практическую ценность для большой части нашего мышления вне технических сфер. Вышеупомянутое замечание по поводу прессы является лишь одним примером. Никогда нельзя ждать от прессы объективности, поскольку восприятие работает по другим законам.
Единственная истина в восприятии — это истина систем веры. Как мы увидим далее, вера легко возникает в результате явления цикличности в самоорганизующейся системе. Проследив, как возникают и поддерживаются поверья, мы сможем понять, каким образом изменения в восприятии оказываются единственным способом изменить веру, предубеждения и ложные восприятия. Все это имеет большую практическую ценность, поскольку системы веры занимают видное место в человеческих делах. Мы также увидим, почему нам следует ценить системы веры.
Мы также рассмотрим серьезные недостатки языка в качестве перцепционной и мыслительной систем. Это имеет немалую практическую ценность, поскольку язык — важнейший инструмент общения и мышления. Когда мы наконец осознаем, зачем создавали искусственные дихотомии (такие, как «мы/они», «правильно/неправильно», «виновен/невиновен»), и поймем, насколько серьезное влияние они оказывают на наши восприятия, по сути, деля мир на две половины, тогда мы сможем попытаться исправить положение.
Имеется потребность во включении большого количества новых слов в язык, чтобы обеспечить нам более богатое восприятие. Коль скоро мы поймем, что верность ретроспективного описания средствами языка вовсе не одно и то же, что изначальное восприятие, нашего сопротивления созданию новых слов, возможно, поубавится.
Понимание симметрии паттернов позволит нам, впервые за всю историю человечества, осознать феномены юмора, озарения и творчества. Через понимание логической необходимости провокации (перехода от одного паттерна к другому) лежит путь к разработке конкретных методов творческого мышления.
Когда мы поймем механизм восприятия и природу гипотезы, нам откроется, почему мы в состоянии видеть только то, что готовы увидеть. Это, в свою очередь, покажет, почему анализ данных сам по себе едва ли приводит к генерации новых идей, если только эти идеи наполо-вину уже не были представлены. Отсюда же вытекает ответ на вопрос, почему даже самая разумная гипотеза в качестве основы научного метода не является адекватной. Опять же, это вопросы весьма практического свойства.
Критическое мышление и логический спор являлись нашим основным подходом в продвижении вперед в классической мыслительной системе, они и ныне пронизывают все наше общество (право, политику, науку и прочее). И критическое мышление, и логический спор основаны на понятии «достижение истины». Имеется явный недостаток дизайна и конструктивного элемента, необходимых для дальнейшего прогресса. Нынешние потребности отличаются от потребностей греческих философов и средневековых теологов. Осознание слабостей критического мышления и логического спора как инструментов для достижения прогресса также имеет большое практическое значение.
Мы увидим, что искусство играет большую роль, предлагая нам новые восприятия, новый взгляд на вещи и детализацию воспринимаемого мира. Но все это предлагается нам с большой степенью определенности. Искусство не предоставляет людям инструменты, посредством которых они могли бы формировать и изменять восприятия. Искусство является не учебным курсом по кулинарии, а готовой презентацией превосходных блюд. Не стоит обманываться мыслью, что мир искусства обеспечивает наилучший и надежнейший способ обращения с восприятиями.
Рассматривая все эти вопросы, мы имеем дело с самыми основами цивилизации: верой, истиной, рассудком, спором, наукой, искусством и так далее. Во всех этих областях более адекватное понимание восприятия будет иметь практическое значение. До сих пор у нас не было теоретической базы, на которой можно было бы основывать такое понимание. Ныне же все более глубокое проникновение в суть самоорганизующихся систем как раз предоставляет нам такую основу.
МОЗГ ЧЕЛОВЕКА
…если бы только мы могли понимать, как работает мозг человека.
…пройдет много времени, прежде чем мы поймем, как работает мозг человека.
…когда мы поймем, как работает мозг, тогда все станет ясно.
Однажды, обедая в одном небольшом французском ресторане, я выглянул в окно, выходившее на живописную долину у подножия Альп, и заметил ястреба, кружившего в небесах. В течение двадцати минут он парил, ни единого раза не взмахнув крыльями. Ястреб в совершенстве знал систему, к которой принадлежал, и с легкостью переходил от одного термального восходящего потока воздуха к другому. Продолжительность полета людей на планерах составляет в тех же условиях не более двух минут. Когда знаешь, как работает система, это имеет значение.
Предположим, что мы однажды постигли, как работает мозг. Как бы мы поступили?
1. Мы немедленно приступили бы к созданию компьютеров, работающих по подобию человеческого мозга.
2. Мы постарались бы научиться управлять мозгом для, определенных целей.
3. Мы оценили бы, насколько адекватным является текущее «программное обеспечение» мозга, и попытались бы разработать более совершенное.
Что ж, уже сейчас мы знаем, как работает мозг человека. С таким утверждением не согласятся те, кто придерживается позиции догматического невежества («Мозг столь сложная вещь, что понять ее не удастся никогда»), а также те, кому нравится все усложнять. Последние считают, что только очень сложная система в состоянии соперничать со сложным поведением мозга. Такова была позиция ранних исследователей в области искусственного интеллекта. Есть и другие, которые всегда придерживались мнения, что определенные виды очень простых систем могут функционировать очень сложным образом. Математики прекрасно знают, что в теории хаоса очень простое выражение способно описать чрезвычайно сложное состояние.
Упомянутое утверждение будет также оспариваться специалистами, которые полагают, что, пока мы не будем знать точные связи каждого нейрона, природу и распределение всех нейротрансмиттеров, мы не сможем утверждать, что понимаем, как работает мозг.
С утверждением согласятся те, кто знает, что понимание работы обширного класса систем (без учета деталей) позволяет нам судить об очень важных вещах касательно поведения системы — представительницы класса. Со всей определенностью можно сказать, что мы сейчас достоверно знаем, что мозг принадлежит к широкому классу самоорганизующихся систем. Теперь нам можно переходить к более подробному исследованию поведения таких систем и строить теорию на этом основании. Деталями мы можем наполнить теорию позднее. Представление природы системы мозга приобретает еще большую значимость, когда мы осознаем, что она очень отличается от нашего традиционного взгляда на мозг (как своего рода телефонную сеть с оператором у коммутатора).
Мы больше не можем позволить себе терпеть сдерживание нашего развития со стороны догматического невежества. Итак, если мы понимаем, как работает мозг, что нам делать в этой связи? Мы в самом деле разрабатыва- ем компьютеры, которые работают наподобие мозга человека. Речь идет о нейрокомпьютерах, опытные образцы которых уже существуют. Мы также стремимся манипулировать мозгами людей посредством все более искусной пропаганды, например в политике.
Когда я писал книгу «Механизм разума» («The Mechanism of Mind»), то не ставил перед собой задачу построить компьютер с соответствующими свойствами. Другие пошли этой дорогой. Меня всегда больше интересовало программное обеспечение (мыслительная система). Можно ли предложить более совершенное программное обеспечение для мозга? Насколько совершенно наше текущее программное обеспечение?
Программное обеспечение касается такой сферы, как восприятие, которое представляет собой самую важную часть мышления, но не принимается во внимание традиционной логикой. Как указывалось ранее, я разработал практические методы преподавания искусства мышления, которые в настоящее время применяются по всему миру, а количество учащихся исчисляется миллионами.
В Традиционный взгляд на мозг провозгласил творчество загадочным явлением, совершенно невозможным для понимания. Каждая ценная творческая идея должна быть логичной в ретроспективе (иначе нельзя было бы определить ее ценность), поэтому мы положили для себя считать, что более совершенная логика позволила бы достигнуть этой идеи, двигаясь в прямом направлении. Понимание работы мозга в качестве самоорганизующейся паттерн-системы с асимметрией в паттернах (как я объясню позднее) предлагает логический базис для провокации, случайного входа и других инструментов латерального мышления, которые используются для перехода от одного паттерна к другому.
Нам необходимо знать, какие практические результаты могут вытекать из понимания системы, называемой мозгом. Можно показать, почему существующие мыслительные привычки неадекватны и опасны. Можно предложить новое программное обеспечение, имеющее практическую пользу. Именно эти вопросы я намереваюсь рассмотреть в данной книге. Вниманием будут охвачены такие вещи, как истина, логика, рассудок, язык и — превыше всего — восприятие.
Можем ли мы действительно шаг за шагом пройти путь от понимания поведения нейрона в нейронной сети к пониманию — и совершенствованию — нашего мыслительного поведения в таких важных сферах, как политика, экономика, мировые конфликты и системы веры?
Можем, и именно этому вопросу посвящена данная книга.
Верна ли предлагаемая модель?
Как доказать, что объяснение механизма работы мозга, предлагаемое в данной книге, верное? Ответ на этот вопрос состоит из десяти частей.
1. Назначение науки в том, чтобы предлагать концептуальные модели устройства мира. Наука ничего не может доказать. Взгляды Ньютона на механику Вселенной казались совершенными, пока не сказал свое слово Эйнштейн. Очень скоро и взгляды Эйнштейна будут пересмотрены. Иногда концептуальную модель просто совершенствуют, иногда оказывается, что другие модели приводят к требуемым результатам, иногда исходную модель приходится менять полностью.
В этой книге я предлагаю модель самоорганизующей-;ся информационной системы на основе нейронной сети. ^Это концептуальная модель. Вполне ясно, что понимание работы мозга не будет вытекать из знания особенностей поведения каждого отдельно взятого нейрона в мозге. Подобное исследование не приведет к формированию 'представления о том, каким образом мозг должен быть организован, чтобы работать так, как он это делает.
Исследование конструкции вагонов и материала, из 'которого сделаны рельсы, не подарит нам концептуальной идеи того, как организована работа железной доро-ги. Нам нужна функциональная концепция, которая показывает, каким путем поведение взаимодействующих нейронов ведет ко всему многообразию мыслительной деятельности: юмору, творческому озарению, восприятиям, эмоциям и так далее.
Как я говорил ранее, догматическому невежеству нет места в науке: «Мозг слишком сложен, чтобы его можно было понять, поэтому нам его не понять никогда».
2. В общем и целом речь идет об очень широком классе самоорганизующихся систем, отличающихся от так называемых пассивных систем (традиционные компьютеры). Внутри этого широкого класса систем могут быть иные модели. В деталях они, скорее всего, будут различаться в широких пределах. Например, на месте нейронной связи может оказаться химическая и так далее.
Задача состоит в том, чтобы сделать означенный класс систем как можно более широким, но при этом быть в состоянии предсказывать определенные типы поведения. Простое сравнение между пассивными и самоорганизующимися информационными системами позволяет увидеть большое многообразие различий в поведении.
Некоторые исследователи считают, что мозг хранит информацию подобно голограмме. Возможно, так оно и есть, однако такое описание ничего не говорит нам о том, каким образом мозг переходит от одного состояния к другому (результатом чего является мышление). Голо-графическая концепция, как и многие другие, функционально совместима с моделью, предлагаемой здесь.
3. Рассматриваемая модель является очень простой системой, которая, однако, способна функционировать очень сложным способом. Это, безусловно, лучше, чем сверхсложные системы, поскольку биология явно тяготеет к простым системам со сложным поведением (генетический код представляет собой просто последовательность различных протеинов). Самое главное в том, что поведение системы, результатом которого становятся такие явления, как мыслительные паттерны, творческое озарение и юмор, вытекает из естественного поведения мозга, описываемого моделью. Данная система не могла бы вести себя никаким иным образом. Это совсем другое дело, чем сказать: «Теперь давайте сделаем юмор частью этой модели». Описательные модели, в которых просто утверждается, что «нечто происходит» или «некий механизм обеспечивает данный процесс», имеют низкую практическую ценность. Они напоминают детский рисунок коробочки, на которой написано: «Все происходит внутри».
4. Рассматриваемая базовая модель была на самом деле опробована на компьютере и вела себя во многом так, как предсказывалось. Это важно, поскольку иногда случается, что сложные модели «зависают» или «лопаются», когда идет их опробование на практике. Что важнее всего, многое из того, что теперь делается в области нейрокомпьютеров и нейросетевых машин (с тех пор, как вышла моя книга «Механизм разума» [ «The Mechanism of Mind»]), показывает, что такие системы действительно работают и демонстрируют высокую скорость самообучения. Хотя они и не готовы пока для коммерческого выпуска, действующие модели таких компьютеров в настоящее время уже созданы. Одно это доказывает, что такой тип информационной системы достаточно функционален и имеет значительный потенциал. В определенном смысле это доказательство с помощью дизайна. Нейрокомпьютеры сконструированы так, чтобы работать наподобие того, как, по нашему разумению, функционирует мозг, и их успешная работа доказывает, что такой тип системы действительно работает.
5. Рассматриваемая самоорганизующаяся система является полностью совместимой с тем, что нам известно о нейронах и нейросетях. По мере того как наука о нейронах будет продвигаться вперед, пробелы в деталях будут заполняться. Например, открытие того факта, что энзим кальпейн обеспечивает связность ассоциаций, имело место после того, как был предсказан механизм с такой функцией. Неврология со временем, возможно, покажет, что существует сразу несколько мозгов или слоев в мозге, работающих независимо и параллельно друг другу, и что существует некий механизм, отвечающий за координацию их деятельности для получения результата. Возможно, неврология со временем докажет большое значение как нейротрансмиттеров, так и фоновой биохимии. Тем не менее организационный тип системы не изменится от всех этих открытий.
6. Эффекты, предсказываемые моделью (такие, как юмор, творческое озарение, творчество, эффект эмоции по восприятию), укладываются в наш нормальный опыт. Нет ничего, что противоречило бы нашему эмпирическому опыту, хотя может быть много противоречащего нашему традиционному взгляду на мозг как на телефонный коммутатор.
7. Модель эволюции Дарвина никогда не была доказана и, возможно, никогда не будет доказана. Мы принимаем и используем эту модель, потому что она предлагает возможный вариант развития событий и объясняет действительность более или менее обоснованным образом лучшей модели. Все эти соображения применимы и к рассматриваемой модели самоорганизующейся системы. С функциональной точки зрения она столь же справедлива, как и дарвиновская теория эволюции. Может быть, кто-то другой предложит более совершенную модель, которая также основана на простом поведении нейронов. Более того, данная модель в плане своей обоснованности гораздо прочнее модели Дарвина, поскольку дарвиновская теория изменения посредством случайных мутаций имеет много слабых мест.
8. Самым важным аспектом любой концептуальной модели является ее способность находить практическое применение. Модель, предлагаемая здесь, обеспечивает понимание процесса творчества как результата изменения концепций. Отсюда вытекает логика провокации и разработка творческих мыслительных инструментов (латеральное мышление), которые уже получили широкое применение с достаточным успехом. Другим результатом применения модели стали простые способы обучения перцепционному мышлению в школах, использование которых также доказало свою успешность. Важным следствием использования модели (в дополнение к практическому применению, как, например, в виде метода изучения материала в обратную сторону) является понимание таких явлений, как творческое озарение и юмор.
На протяжении всей книги вы встретите различные практические выводы, вытекающие из модели самоорганизующейся паттерн-системы. Все они сведены вместе в конце книги на с. 330.
9. Евклидова геометрия является одновременно блестящей мыслительной конструкцией и очень практичной системой, которая может использоваться нами с большой пользой. Первым шагом было определение универсума, в котором строить геометрию. Евклидова геометрия не действует на сферических и некоторых других поверхностях. Следующим шагом было определение ряда аксиом. Данные аксиомы вытекали из поведения некоторых простых элементов, таких как прямые, в заданном универсуме: например, параллельные прямые на плоскости не пересекаются. Затем на основе данных аксиом была построена вся система теорем и их доказательств.
Мы могли бы перестать говорить о мозге и рассматривать предлагаемую здесь модель как определяющую некий тип самоорганизующегося универсума. Элементам не надо быть нейронами. Мы можем определить рассматриваемый универсум как «пространство паттернов». Затем изучим поведение в данном пространстве и выведем ряд основополагающих принципов. Это то, что я проделал в одной из частей данной книги. Затем мы увидим, что происходит, когда эти принципы, или аксиомы, применяются. В итоге получим поведение, которое замечательным образом напоминает работу мозга. Мы, однако, по-прежнему можем считать, что никакого подобия не существует.
10. Мне кажется (хотя читатель волен не согласиться со мной), что предлагаемая здесь модель объясняет некоторые аспекты поведения мозга (такие, как юмор, озарение и творчество) гораздо лучше, чем любые другие существующие модели. Это относится и к обширной сфере восприятия, также представляющей для меня особый интерес. Более того, могут иметься определенные отделы в мозге, которые функционируют иным образом (например, в случае алгоритмической сортировки), и я не исключаю этого. Моя задача состоит в том, чтобы предложить возможную модель перцепционной обработки, вытекающей из того, что нам известно о поведении нейронов. Любой, кто считает, что система, о которой идет речь, не является в основе своей самоорганизующейся, волен предложить модель, отличную от предлагаемой здесь и более совершенную.
Итак, по моему мнению, имеются веские причины, по которым с данной моделью стоит считаться. Понимание того, что вытекает из данной модели (или широкого класса моделей), может иметь ценные практические последствия и способно помочь изменить существующую систему мышления. Например, недостатки эволюционной модели изменения и большие трудности, с которыми протекает изменение парадигм, вытекают непосредственно из природы самоорганизующихся систем.
Нам проще понять механизм работы мозга человека, чем осмыслить законы гравитации.
Различные миры/универсумы
В исламской стране полагается в случае возвращения долга пересчитывать деньги, одну банкноту за другой, тут же, не сходя с места. Если бы вы сделали то же самое в западной стране, человек, отдавший вам долг, был бы крайне оскорблен. Исламский мир/универсум отличается от западного.
В Японии с работающими женщинами обращаются ужасно (хотя такой порядок вещей начинает меняться). Замужество предполагает оставление работы. Незамужних увольняют в возрасте тридцати лет, а на их место берут молодых, поскольку они обходятся дешевле (зарплата растет с возрастом человека). Женщины очень редко добиваются высоких постов в корпорациях. Дома, с другой стороны, японская женщина почти единоличная хозяйка. Она принимает все решения и распоряжается семейным бюджетом. Муж, какую бы высокую должность ни занимал, отдает всю зарплату жене. Она выдает ему лишь карманные деньги на повседневные расходы — по этой причине бюджет на представительские расходы в корпорациях обычно очень велик. Заботы о воспитании детей в Японии лежат практически целиком на матерях. Имеются, так сказать, два совершенно разных универсума: на работе и дома.
На нашей планете обитают организмы, которым для жизнедеятельности не нужен кислород. Мы настолько привыкли к дышащему кислородом универсуму (который также включает рыб), что порой считаем, что он является единственным. Это вовсе не так. В глубинах океана, в частности Тихого, обитают странные червеобразные существа, которые дышат не кислородом, а сероводородом, выходящим в виде пузырьков из пор океанического дна и имеющим вулканическое происхождение. На такой глубине в воде очень мало кислорода. Это еще один пример другого мира/универсума.
Большинство молодых французов нынче учатся говорить на английском языке, однако во Франции вы легко можете оказаться в ситуации, где окружающие говорят только на французском. Вы начинаете говорить на английском медленнее и более внятно, и вам кажется непостижимым то, что окружающие не понимают того, что вы говорите. Вы в другом универсуме, и то, что является очевидным в вашем мире, не имеет смысла здесь.
У каждого из троих имеется по сосновому бруску. Первый человек отпускает свой брусок, и тот падает на землю. Второй разжимает пальцы, и его брусок поднимается вверх. Третий человек отпускает свой брусок, и тот остается висеть неподвижно. Кто-нибудь рассказывает вам об этом по телефону. В первом случае поведение бруска в точности отвечает вашим ожиданиям. Во втором случае все выглядит очень странно. В третьем случае в происходящее вообще невозможно поверить. Это потому, что вы предполагаете, что все три события происходят в одном и том же универсуме.
Как оказывается, первый человек стоит на поверхности земли, поэтому его брусок падает отвесно вниз. Второй находится под водой, поэтому, естественно, что его брусок всплывает вверх. Все это совершенно нормально и естественно в рассматриваемой ситуации. Третий человек находится в космическом аппарате, вращающемся вокруг Земли, где гравитация нулевая, поэтому кусок дерева остался на прежнем месте, после того как сила, приложенная к нему (ваша рука), перестала действовать. Это также вполне нормально и естественно для рассматриваемого универсума.
Как только мы осознали разницу в универсумах, нам немедленно становится ясным и поведение сосновых брусков. Но если бы мы не знали, что речь идет о разных универсумах, и предполагали бы, что все эти три человека стоят на поверхности земли, нам было бы очень трудно понять, что же происходит.
|
