|
Шиллер (Schiller, 1952, 1957) исследовал усвоение инструментальной деятельности у большой группы содержащихся в неволе шимпанзе. Он обнаружил, что уровень способности использовать орудия у шимпанзе, по-видимому, зависит от возраста, а не от объема релевантного опыта. Кроме того, Шиллер установил, что большинство, а то и все паттерны моторного поведения, демонстрируемые при «спонтанном» использовании орудий этими обезьянами, появлялись в неподкрепленных ситуациях свободной игры, когда под рукой имелись манипулятивные объекты. Было установлено, что несмотря на радикальные различия в физических свойствах манипулятивных объектов (коробки, палки, куски ткани, веревка), они использовались очень схожим образом. Обычно проявлялись три общих паттерна поведения, которые, по-видимому, соответствовали демонстрации агрессивности, уходу за шерстью, исследованию и строительству гнезда. Когда шимпанзе давали палки, у них отмечалась устойчивая тенденция использовать их для исследования любых доступных отверстий или щелей, вытаскивать орудие обратно и слизывать с него любой предмет и влагу, приставшие к орудию (эти наблюдения были сделаны за десятки лет до пришедших из Африки сообщений о выуживании термитов и окунании муравьев). Палкой также можно агрессивно размахивать в сторону человека или другого обитателя клетки, или же ее можно сломать на мелкие куски, которые шимпанзе могли сложить в определенной части клетки, чтобы на них улечься. Когда обезьянам давали две палки, одна из которых имела на конце отверстие, шимпанзе почти всегда всовывали одну палку в отверстие второй. Шиллер заключил, что частота проявления этой врожденной моторной тенденции лежит в основе решения проблемы доставания объекта двумя палками. Поведение, связанное с доставанием предмета двумя палками, было впервые описано в 1927 г. Вольфгангом Келером. Он заметил, что когда шимпанзе сталкивается с проблемой, состоящей в том, что желанный объект находится вне досягаемости, обезьяна может решить ее, вставив одну палку в другую и используя эту удлиненную палку для притягивания к себе объекта. Хотя моторная тенденция вставлять палку в отверстие у шимпанзе, по-видимому, врожденная и обусловлена созреванием, сама по себе она не объясняет проявление инструментальной деятельности. Когда Шиллер предлагал обезьянам пищу, которую можно было достать только с помощью двойной палки, животные часто соединяли палки вместе, не сознавая, что это действие является решением проблемы. Подобное понимание, по-видимому, зависит от ассоциативного научения, достигаемого посредством случайной манипуляции орудием.
Келер (Коhler, 1927) проинтерпретировал решение шимпанзе проблемы с двумя палками как обусловленное «научением путем инсайта». Возможно, что и Келер, и Шиллер правы в своей оценке. Определенные жесткие моторные тенденции могут предрасполагать шимпанзе к определенным действиям с орудиями, но чтобы фактически применить эти действия к решению проблем, связанных с выживанием, требуется более высокое когнитивное функционирование.
Использование орудий, демонстрируемое многими видами птиц, может представлять своего рода промежуточную ступень между генетически запрограммированным и усвоенным использованием орудий. У дятловых вьюрков с Галапагосских островов использование орудий является важным элементом экологической адаптации. Эти птицы подбирают ветки или колючки кактусов и используют их для исследования отверстий и трещин в деревьях и под корой. Когда попадается насекомое, веточка или колючка кактуса используется для его прокалывания или исследования. Без подобного применения орудий у этих вьюрков могут возникнуть такие же большие трудности с добычей пищи, как и у дятла, внезапно лишившегося своего специализированного клюва. Вероятно, этим вьюркам присуща сильная наследственная предрасположенность к выработке инструментальной деятельности (Beck, 1980).
Использование орудий, демонстрируемое еще одним видом птиц, может лежать ближе к когнитивному концу континуума. Хант (Hunt, 1996) сравнил использование орудий у новокаледонских ворон с человеческими культурами периода нижнего палеолита, в которых применялись орудия из камня и кости. Было замечено, что вороны изготавливают и используют два различных типа орудий-крюков, которые помогают им поймать жертву. Использование орудий, которое Хант наблюдал у этих ворон, отличалось высокой степенью стандартизации, явно дискретными типами орудий и применением крюков. Согласно Ханту, эти особенности ранее никогда не демонстрировались живущими на воле животными, они появляются только в человеческих культурах после периода нижнего палеолита.
Среди млекопитающих, не принадлежащих к приматам, только четыре вида повторно используют орудия в различных ситуациях. Это африканский слон, азиатский слон, белый медведь и морская выдра (Chevalier-Skolnikoff & Liska, 1993). Считается, что все эти животные отличаются развитым интеллектом. У белых медведей и морских выдр инструментальная деятельность подчинена прежде всего добыче пищи. У слонов, которые применяют орудия с наибольшей частотой и разнообразием среди млекопитающих, не принадлежащих к приматам, использование орудий имеет место главным образом при уходе за телом, например при избавлении от паразитов и охлаждении тела. Это демонстрирует множественность адаптивных функций и истоков инструментальной деятельности у животных.
В свете того факта, что люди являются образцовым примером животных, использующих орудия, следовало ожидать, что другие виды приматов также покажут относительно высокий уровень компетентности в этом поведении. Однако на самом деле среди большинства высших приматов проявления инструментальной деятельности на свободе очень ограничены или отсутствуют. Среди 175 видов приматов только шесть используют орудия на регулярной основе (Chevalier-Skolnikoff & Liska, 1993). К ним относятся три вида обезьян-капуцинов (Cebus species), обитающих в Новом Свете, и три вида человекообразных приматов (обыкновенный шимпанзе, горилла и орангутан). Среди этих шести видов только обыкновенный шимпанзе последовательно и регулярно использует орудия в естественных условиях.
Даже среди шимпанзе форма и частота использования орудий заметно варьируют от одной популяции к другой. Некоторые популяции шимпанзе практикуют «выуживание» термитов, другие используют камни, чтобы раскалывать орехи, а у многих популяций использование орудий вообще никогда не наблюдалось. Все это позволяет предположить, что использование орудий у наших ближайших филогенетических родственников очень когнитивно по своему характеру и тесно связано с феноменом, который мы называем культурой.
Гудолл (Goodall, 1968) наблюдала процесс, посредством которого навык выуживания термитов передавался следующему поколению. Детеныши в возрасте до двух лет следили за своей матерью и ее действиями, когда она выуживала насекомых из термитника. Они манипулировали выброшенными орудиями и, играя, проделывали отверстия в термитнике. Кроме того, детеныши имитировали некоторые жесты, использовавшиеся при собирании насекомых, например обтирание. На прямое научение у каждого индивидуума уходит достаточно много времени, прежде чем произойдет успешная интеграция отдельных операций, как правило, завершающаяся примерно к пятилетнему возрасту. Различные популяции шимпанзе демонстрируют специфические варианты приемов выуживания термитов (когда такое поведение имеет место), и это можно приписать существованию различных традиций. Предполагается, что различия в приемах обусловлены экологическими вариациями (McBeath & McGrew, 1982; Collins & McGrew, 1987).
Однако многие особенности использования орудий у шимпанзе невозможно объяснить вариациями в экологических детерминантах. Беш и Беш (Boesch & Boesch, 1981) изучили использование естественных отбойников в популяции диких шимпанзе в Национальном парке Тай (Кот-д'Ивуар, Западная Африка). Они утверждают, что выявили градиент трудности в инструментальных приемах у шимпанзе, простирающийся от выуживания термитов и раскалывания орехов кола на земле к раскалыванию этих орехов на дереве и раскалыванию орехов панда. При выуживании термитов орудия подбираются на более коротком расстоянии от «рабочей площадки», чем при раскалывании орехов кола. Из орудий-удилищ от 85 до 94% подбираются в пределах досягаемости руки, тогда как только 75% отбойников, использующихся при раскалывании орехов, находятся на «наковальне» или на расстоянии вытянутой руки. Эффективное раскалывание орехов требует более высокой координации и контроля движений, чем ловля термитов. Слишком сильный удар может раздробить орех, почти не оставив съедобных частей. Еще большие трудности возникают при раскалывании орехов кола на дереве, поскольку использование отбойника должно предвидеться до того, как шимпанзе залезет на дерево. Кроме того, оно требует аккуратного перемещения отбойника и орехов между ртом, руками и ногами в промежутках между фазами выполнения задачи. Раскалывание орехов панда выглядит более трудным, чем раскалывание орехов кола на земле, поскольку требует, чтобы орех панда по меньшей мере три раза был точно установлен во время процесса открывания, а также чтобы была точно выверена сила удара. Этот градиент трудности при использовании орудий шимпанзе соответствует половым различиям в инструментальной деятельности. Две самые трудные операции выполнялись почти исключительно самками. Исследователи заметили, что самки получали сколотый камень, нанося удары по твердому ореху панда. Беш и Беш предположили, что первыми изготовителями орудий у людей были женщины, которые создавали каменные артефакты, когда использовали каменные отбойники, занимаясь собирательством.
Кортландт (Kortlandt, 1986) утверждает, что каменные «артефакты», производимые современными шимпанзе, вовсе не подобны каменным орудиям, оставленным ранними гоминидами. У шимпанзе удар камня-отбойника по ореху идет перпендикулярно к плоской поверхности отбойника, проходя через его центр тяжести. Напротив, почти все ранние каменные орудия гоминид использовались как режущие, раскалывающие и рубящие инструменты. Орудия гоминид сточены по всей длине своих краев, а это свидетельствует, что пользователи постоянно регулировали положение орудий, с тем чтобы использовать оптимальную из имевшихся режущих поверхностей. Кортландт показывает, что каменные орудия, используемые шимпанзе и применявшиеся самыми ранними гоминидами, не имеют каких-либо признаков гомологии, функционального тождества или схожести моторных паттернов.
Современных человекообразных обезьян можно обучить изготовлению и использованию простых каменных орудий (Wright, 1972; Schick & Toth, 1993). Например, бонобо (карликовый шимпанзе) по имени Канзи получает заостренные осколки (отщепы), нанося сильные молотящие удары или бросая камни о твердую поверхность (Schick & Toth, 1993). Затем он использует осколки, чтобы перерезать шнур, которым завязана коробка, содержащая лакомую пищу. Каменные орудия, получаемые Канзи, не похожи на самые ранние известные нам артефакты гоминид. Каменные орудия, произведенные свыше двух миллионов лет назад, показывают, что они были изготовлены с большой точностью и пониманием углов скалывания. Технику Канзи можно охарактеризовать как «случайное битье», которое позволяет получить осколки камней, напоминающие естественные эолиты, созданные геологическими силами. Можно предположить, что самые ранние каменные орудия, датируемые временем свыше 2,5 миллиона лет назад, просто остаются незамеченными, поскольку они очень напоминают камни, сформированные климатическими и геологическими силами.
Археологические данные о гоминидах
Нет сомнений, что первое использование орудий нашими гоминидными предками носило случайный характер, во многом напоминая инструментальную деятельность современных шимпанзе. В качестве орудий с небольшим или минимальным видоизменением применялись любые ветки, листья, палки или камни, которые оказывались в данный момент под рукой. Сомнительно, что нам удастся найти свидетельства, которые со всей определенностью укажут на подобные орудия. Как мы видели в предыдущем разделе, будет чрезвычайно трудно идентифицировать самые ранние стадии использования каменных орудий, поскольку они очень похожи на камни, сформированные естественными процессами. Несмотря на эти методологические ограничения, надежно установлено, что гоминиды использовали орудия в глубочайшей древности.
В русле высохшей реки в Эфиопии были найдены тысячи заостренных каменных отщепов, фрагментов отщепов и ядер (нуклеусов) каменных орудий, датируемые временем свыше 2,5 миллиона лет назад (Schuster, 1997). Эту самую раннюю индустрию изготовления орудий называют олдовайской, поскольку первые артефакты данной группы были найдены в древнейших пластах ущелья Олдовай в Танзании (Tattersall, Delson & Couvering, 1988). Олдовайские орудия, иногда называемые галечными орудиями, состоят из чопперов (колунов) и скребков, видоизмененных с помощью простого нанесения ударов камнем о камень. Об одном из применений олдовайских чопперов свидетельствуют сломанные кости конечностей животных; вероятно, эти кости были вскрыты, чтобы извлечь из них костный мозг. Очень вероятно, что режущие орудия использовались для расчленения трупов животных. Олдовайская технология сохранялась почти без изменений на протяжении более 1,5 миллиона лет. Большинство археологов считают, что создателем и пользователем олдовайских орудий был человек умелый (Homo habilis), хотя определенные доказательства этого отсутствуют.
Возникновение и распространение следующей индустрии изготовления орудий, названной ашельской, соответствует появлению и миграционному рассеянию более 1 миллиона лет назад нового вида гоминид, человека прямоходящего (Homo erectus) (Schick & Toth, 1993). Ашельская индустрия названа так по местечку Сент-Аашель во Франции, где в XIX веке была обнаружена палеолитическая стоянка, содержавшая орудия этого типа. Ашельские артефакты находят в Африке, Европе и Азии и датируют периодом от 1,7 миллиона до 200 тыс. лет назад. Производство ашельских орудий, как считается, потребовало перехода от использования твердого каменного отбойника, когда отщепы откалывают от каменного ядра, к «мягким» отбойникам, таким как кость и оленьи рога. Ашельский набор орудий состоит из больших, обычно бифациальных форм, таких как рубила, кирки и кливеры (топоры). Термин «бифациальный» предполагает, что камень оббивали с обеих сторон, чтобы получить симметричный режущий край. Основным ашельским орудием является рубило. Оно имеет форму капли с очень острыми тонкими сколотыми краями и острием, но с утолщенным основанием, благодаря чему рубило было удобно держать в руке. Вероятно, рубило было универсальным орудием. Микроскопический анализ износа рубил показывает, что они использовались при разделке животных, а также при обработке дерева, шкур и костей. Ашельские артефакты демонстрируют очень развитую культурную традицию, которая сохранялась на протяжении сотен тысяч лет и на огромных географических пространствах. В течение этих периодов времени рубила все-таки подвергались определенным улучшениям. Самые ранние ашельские рубила были очень толстыми в среднем поперечнике, причем одна сторона более плоская, чем другая, а к концу ашельского периода рубила стали очень симметричными и тонкими. Как таковая, ашельская индустрия свидетельствует о существовании культурной традиции, однако она также показывает, что эта традиция была настолько консервативной, что темп появления новшеств оказался еще более медленным, чем скорость биологической эволюции.
Следующую по времени индустрию изготовления называют мустьерской по типовой стоянке в Ле Мустье, департамент Дордонь, Франция (Tattersall et al., 1988). Мустьерские орудия состоят из боковых скребков, ножей с обухом, рубил, зазубренных ножей и наконечников копий. Мустьерская индустрия появилась почти 200 тыс. лет назад и сохранялась в течение примерно 160 тыс. лет в тех же самых регионах Старого Света, где были найдены ашельские орудия. Большинство мустьерских орудий связывают с неандертальцами, но на некоторых стоянках вместе с этими орудиями обнаружены останки человека разумного архаичного (Archaic Homo sapiens). Мустьерская технология предполагает тщательную подготовку каменного ядра перед тем, как начинается фактический процесс откалывания. Иногда ядро имеет форму удлиненной каменной призмы, в других случаях ему придается округлая форма, от поверхности которой отбиваются фигурные отщепы. Появление каменных наконечников указывает на использование копий с ними — значительное продвижение вперед по сравнению с простыми деревянными копьями, которые использовались до этого.
Наиболее сложные индустрии каменных орудий совпадают с появлением человека разумного современного типа (Homo sapiens sapiens), возможно, уже 100 тыс. лет назад, но определенно заявившего о себе начиная со времени 40 тыс. лет назад (рис. 9.1). Эти технологии позднего палеолита характеризуются орудиями, полученными посредством ножевой индустрии. Нож — это отщеп, длина которого, как правило, вдвое больше его ширины и который обычно имеет прямые параллельные стороны и отбивается от подготовленного каменного ядра (Tattersall et al., 1988). Индустрия ножевых орудий часто предполагала использование техники штамповки или опосредованных ударов. Ножи могут использоваться без видоизменений или быть полуфабрикатами таких орудий, как скребки, резцы (разновидность каменного зубила), серповидных ножей и шил. С помощью палеолитических технологий также получали двусторонние остроконечники и ряд инструментальных форм из кости и рога. Применялись разнообразные приемы обработки камня, в том числе сильные, мягкие и опосредованные удары, а также обработка давлением. В период между 22 и 19 тыс. лет назад было открыт еще один способ обработки кремня, предполагавший нагрев и охлаждение, с тем чтобы раскалывать его с высокой точностью. В период между 18 и 12 тыс. лет назад были изобретены гарпунные наконечники и копьеметалки. Самые ранние убедительные свидетельства использования лука и стрел найдены в Штиллморе, Германия, — это древки, датируемые временем около 10,5 тыс. лет назад.
Рис. 9.1. Примеры каменных орудий, охватывающие период в 2,5 миллиона лет (Опубликовано с разрешения Nani Faye Palmer.)
Использование орудий как селективный фактор в человеческой эволюции
Хотя шимпанзе, будучи нашими ближайшими из ныне живущих родственников, демонстрируют достаточно видов инструментальной деятельности, наш вид, возможно, уникален среди других приматов в том, что выработал анатомические и поведенческие предпосылки, необходимые для использования орудий (Wynn, 1994). Например, человеческая кисть состоит из тех же самых мышц, костей и сухожилий, что и кисть шимпанзе, однако она обладает по меньшей мере пятью анатомическими особенностями, которые обеспечивают сохранение эффективного захвата и устойчивость ладони, и это дает возможность регулировать значительные внешние и внутренние силы (Marzke & Shackley, 1986). Вот эти особенности: 1) длинный большой палец (относительно остальных пальцев); 2) структуры в середине ладони, способствующие устойчивости; 3) расположение мышц ладони, обеспечивающее захват; 4) большой, указательный и средний пальцы относительно крупны и функционируют как единое целое; 5) кончики пальцев приплюснуты и имеют широкие подушечки. Кости рук ископаемых людей, датируемые временем в 2 миллиона лет, демонстрируют многие из этих отличительных особенностей, показывая, что даже тогда родословная линия гоминид формировалась инструментальной деятельностью.
В современных человеческих сообществах примерно у 90% всех людей доминирующей рукой является правая, у остальных 10% — левая (Schick & Todd, 1994). Эта предрасположенность к праворукости является не следствием ограничений современной цивилизации, а, по-видимому, присуща всем людям, живущим в наше время. Экологические исследования дописьменных культур показывают, что в них тенденция праворукого доминирования менее выражена, чем в культурах, имеющих письменность (Marchant, McGrew & Eibl-Eibesfeldt, 1995). Однако во время наблюдений за представителями народов сан в Ботсване, химба в Намибии и яномамо в Венесуэле использование орудий, в частности тех, которые требуют точного обхвата, осуществлялось исключительно правой рукой. Изучение шимпанзе показывает, что эти животные в естественных условиях пользуются или правой, или левой рукой при раскалывании орехов, однако процент левшей и правшей примерно одинаков (Sugiyama, Fushimi, Sakura & Matsuzawa, 1993). Поскольку оббивание камней правой рукой дает иной тип отщепов, нежели оббивание левой, изучая артефакты, можно заключить, насколько далеко в прошлое простирается тенденция праворукости. Шик и Тодд (Schick & Todd, 1994) провели исследование артефактов, которое позволяет предположить, что тенденция к праворукости уходит в прошлое на 1,9 миллиона лет. Разумеется, возникает вопрос, почему в нашем виде проявилась эта тенденция к праворукости. Рукость — это следствие существования определенных нервных структур, в особенности асимметрии головного мозга, с незначительным увеличением у людей левой затылочной и правой лобной долей (Holloway, 1981). Оббивание камней требует очень специфичных и совершенно различных нервных функций для обеих рук. Одна рука держит камень в устойчивом положении, а другая наносит точные удары, с тем чтобы отделить отщепы. Поскольку наращивание мозговой ткани является по ряду причин дорогим удовольствием, для каждого полушария мозга более экономично выработать специализацию. По той же причине, т. е. в силу экономии функции, речевые центры расположены преимущественно в одном из полушарий. Некоторые теоретики предполагают наличие тесной связи между эволюцией языка и эволюцией изготовления орудий. Оба вида деятельности требуют сложного упорядочения. Однако археологические находки ископаемых остатков показывают, что использование орудий опережало развитие сложной языковой способности на миллионы лет. Хотя асимметрия мозга и рассматривается в качестве прямого следствия специализированных сложных способностей, таких как производство орудий и язык, она не объясняет, почему в наших сообществах должна преобладать праворукость. Мы знаем, что технологии изготовления орудий сохранялись в течение сотен тысяч лет как следствие передачи культурных знаний. На протяжении этих длительных отрезков времени инструментальной деятельности был присущ поразительный уровень консерватизма, когда в течение десятков тысяч лет не отмечалось буквально никаких изменений. Возможно, что учиться у наставника процедурам производства орудий становилось намного легче, если и наставник, и ученик были праворукими.
Оценка когнитивной способности гоминидов
Уинн (Wynn, 1979, 1981) утверждает, что когнитивный уровень пользователей олдовайских орудий отличается от уровня более позднего ашельского периода. Уинн полагает, что орудия, произведенные олдовайской культурой, могли быть получены с помощью процесса проб и ошибок, и их создание требовало только того, чтобы у нашего предка имелось внутреннее представление типа задачи, для которого предназначалось орудие. Это помещает пользователей олдовайскими орудиями на преоперациональныи интеллектуальный уровень в системе когнитивного развития, разработанной Жаном Пиаже. Пиаже писал, что дети в возрасте от двух до семи лет обладают преоперациональным интеллектом, в том смысле, что они могут пользоваться символами, думать и использовать речь, но не рассуждают логически. Уинн считает, что каменные орудия ашельского периода из Исмилы, Танзания, которые датируются временем примерно в 300 тыс. лет, указывают на операциональный уровень интеллекта. Он основывает этот взгляд главным образом на двустороннем рубиле. Зеркальная симметрия, присущая этому объекту, должна предвидеться до его создания, с тем чтобы заранее устранить возможные ошибки. Пиаже доказывал, что симметрия никогда не воспринимается пассивно, а должна активно конструироваться посредством такого операционального отношения, как обратимость. Поскольку зеркальная симметрия является результатом изменения формы на обратную вдоль средней линии, способность выполнить подобную задачу достигается не ранее операциональной стадии, так как она требует одновременного представления формы и ее противоположности. Аргумент Уинна валиден, если считать, что каждый каменный артефакт является изолированным изобретением создателя. Однако это определенно не так. Культурная практика может проходить процесс избирательного формирования, подобно тому как частотности генов подвергаются процессу естественного отбора. Известно, что традиции изготовления каменных орудий были частью культуры, или предкультуры, гоминид в течение по меньшей мере 2 миллионов лет до создания позднеашельского рубила. Это составляет огромный период времени, обеспечивающий протекание культурной эволюции. Вероятно, что в течение такого промежутка времени симметричные артефакты могли быть созданы благодаря всего лишь случаю, и если они устраивали пользователей, по крайней мере некоторые компоненты процедуры, посредством которой они изготавливались, могли быть включены в передаваемые традиции мастеров-изготовителей. Со временем все компоненты производства совершенно симметричных каменных орудий могли быть включены в традицию племени. Ашельский мастер мог обладать способностью мысленно представлять симметрию рубила до его изготовления не в большей степени, чем современный физик способен представить искривление времени и пространства.
Эстетическая манипуляция
В отличие от утилитарной технологии, которая развивалась на протяжении миллионов лет, согласующиеся, надежные свидетельства об эстетической манипуляции, связанной с искусством, появляются не ранее относительно недавнего времени — 30-50 тыс. лет назад. Кроме того, в отличие от утилитарной технологии, искусство, по-видимому, было с самого начала почти полностью сложившимся в своем развитии. Утилитарная технология, которая была доступна во время пика Ледникового периода, сильно отличается от технологии XX-XXI веков н. э., а пещерная живопись, созданная в то время, столь же экспрессивна, как и современное искусство.
Искусство плейстоцена
Наше эстетическое чувство может быть всего лишь утонченным вариантом гештальт-восприятия, которое мы разделяем со многими другими видами. В зависимости от своих конкретных адаптации различные виды проявляют специфические предпочтения в отношении своей сенсорной среды. Одни предпочитают густую листву, другие — открытые саванны; некоторые чувствуют себя хорошо на ярком солнце, другим комфортно только в самое темное время суток. У каждого вида определенные сенсорные переживания вызывают отвращающие реакции, а другие переживания — ощущение комфорта и удовольствия. Когда у наших далеких предков формировались способности изготовления орудий, происходило сопутствующее совершенствование перцептивного суждения. Момент, в который это перцептивное суждение превращается, на наш взгляд, в эстетическое чувство, чисто произвольный. Рубила, произведенные от 500 до 100 тыс. лет назад, свидетельствуют об определенном движении в сторону все большей и большей симметрии и красоты (Schick & Toth, 1993). Конечно, можно возразить, что все большая красота этих орудий являлась всего лишь случайным побочным продуктом их возрастающей эффективности.
Однако стоянка в Юго-Восточной Англии, датируемая временем примерно 200 тыс. лет назад, свидетельствует о появлении подлинного эстетического чувства (Oakley, 1981). На этой стоянке было найдено рубило, явно сознательно сформированное вокруг окаменевших останков морского ежа, вкрапленных в кусок кремня. Кроме этого каменного орудия с естественным украшением, были обнаружены куски кремнистого сланца, содержавшие остатки кораллов, которые были перенесены на другую стоянку, находившуюся примерно в 200 километрах от первой. Фрагменты кораллов были сознательно покрыты красной охрой, железосодержащим минералом, который с далекого прошлого используется в косметических целях, в частности при ритуальном раскрашивании тела. Имеются определенные данные, что сообщества Homo erectus в Африке могли собирать красные минералы для подобных целей уже 1,6 миллиона лет назад.
Одним из древнейших неутилитарных объектов (неутилитарных в том смысле, что они прямо не способствуют выживанию) является костяная флейта, найденная в Северной Европе и датируемая возрастом в 43-82 тыс. лет (Wong, 1997). Эта флейта имеет отношение к сообществам неандертальцев, которые населяли этот регион в то время. Она примечательна потому, что, как правило, не находят никаких артефактов искусства, связанных с неандертальцами. Хотя теория музыкальной гаммы будет разработана не ранее 600 г. до н. э. в Вавилоне, эта неандертальская флейта, возможно, была способна брать четыре ноты из гаммы. Было найдено лишь несколько других примеров произведений неандертальского искусства. Например, зуб мамонта, который был превращен в декоративный амулет, датирован возрастом примерно в 100 тыс. лет (Schwarcz & Skoflek, 1982). В отличие от людей современного типа, которые придут им на смену, неандертальцы, по-видимому, создавали произведения искусства на индивидуальной основе. Современный человек включил искусство в устойчивые социальные традиции и ритуалы.
Люди современного типа, жившие в Восточной Европе около 27 тыс. лет назад, создали первые керамические объекты из глины, обоженные в печи (Klima, 1990). Многие из этих глиняных фигурок имели форму людей и животных, и есть данные, что их часто специально разбивали в ритуальных целях (Vandiver et al., 1989). Одной из характерных категорий образов, созданных людьми, жившими в то время в Восточной Европе, являются статуэтки женщин. Эти статуэтки вырезались из такого материала, как слоновая кость, известняк и шпат, в дополнение к керамическим фигуркам, которые обжигали в печи. Эти статуэтки обычно показывают очень развитые женские формы с крайне большими грудями, ягодицами и животом. По-видимому, они изображали молодых женщин, имевших большой запас жировой ткани или находившихся на продвинутой стадии беременности. Голени внизу заострены при отсутствии ступней, а лица изображаются очень редко. Классический образец статуэтки этого типа, найденный в нижней Австрии и датируемый временем около 26 тыс. лет назад, получил название Венеры из Виллендорфа. Статуэтки небольшие и переносные, и большинство теоретиков полагают, что они связаны с аспектами беременности и плодородия. Гипотеза, согласно которой эти объекты использовались либо для облегчения беременности, либо для успешного продолжения беременности и родов, подтверждается данными, собранными на стоянке на территории России, которая датируется временем 26 тыс. лет назад (Gvozdover, 1987). Эта стоянка дала большинство подобных женских статуэток, найденных в мире. Они вырезаны из бивня мамонта и изображают женщин на последних стадиях беременности и деторождения.
Когда в 1879 г. в Альтамире, Северная Испания, были обнаружены пещерные рисунки, ученые того времени их отвергли, приняв за современные подделки. Рисунки на потолке пещеры изображали бизона, лошадей и других животных, окрашенных в красный, желтый и черный цвета (рис. 9.2). Художник использовал естественные выпуклости и углубления в скале, чтобы придать изображенным животным очень реалистичное трехмерное качество. Изящество и утонченность этого произведения искусства не соответствовали представлениям, которые сложились у европейских ученых в отношении художественных возможностей доисторических людей. Изображения из Альтамиры были признаны лишь на рубеже следующего века, после того как во Франции и Испании было найдено множество других стоянок Ледникового периода с произведениями пещерного искусства (Leakey, 1981). Пещерная живопись начала появляться около 35 тыс. лет назад и сохранялась до конца Ледникового периода, завершившегося примерно 10 тыс. лет назад. В течение этого периода в 25 тыс. лет общий паттерн произведений искусства отличался поразительной устойчивостью. Эта общая схожесть в произведениях искусства сохранялась на огромном географическом пространстве, охватывающем значительную часть Европы, хотя большинство стоянок обнаружено во Франции и Северной Испании. Хотя в этот период художественные стили оставались очень устойчивыми, в индустрии орудий происходили последовательные и важные изменения. Постоянство художественных форм на протяжении столь длительного периода времени свидетельствует о том, что они являлись частью ритуальной традиции, которая имела большое значение.
Наиболее распространенными объектами, изображенными на палеолитических рисунках, являются животные, но имеются также многочисленные абстрактные элементы в виде точек, линий, квадратов и других символических образов. Среди животных чаще всего изображали лошадь, бизона и быка. Отсутствует прямая связь между охотой на нарисованных животных и частотой их изображения. Например, кости оленя составляют до 98% останков животных, найденных на этих стоянках, однако это животное почти совсем не представлено на пещерных рисунках. На одном из самых древних рисунков в пещере Коскер, который датируется временем более чем в 30 тыс. лет, изображены животные, охотиться на которых было очень опасно, такие как пещерные медведи, львы и шерстистые носороги (Chauvet, Deschamps & Hillaire, 1996). Можно предположить, что эти опасные животные символизируют силу и мощь, но мы никогда не узнаем в точности, как воспринимали эти рисунки их творцы и зрители, для которых они создавались. Однако мы можем получить определенное представление об общих истоках этого очень необычного паттерна поведения — создания произведений искусства.
Адаптивное значение искусства
Как было указано в начале этой главы, имеет место кажущийся парадокс, связанный с объяснением искусства как продукта естественного отбора. Цель искусства — выразить нечто вечное и субъективное в виде того или иного конкретного изображения, которое может быть воспринято и, возможно, оценено другими людьми. Созданные произведения искусства не утилитарны и прямо не способствуют выживанию. Перед эволюционной психологией встает следующий вопрос: как искусство косвенно способствовало выживанию и репродуктивному успеху? Эллен Диссаниейк (Dissanayake, 1989,1992) доказывает, что адаптивное значение искусства связано с его способностью сплачивать общество в единое целое в качестве средства, которое повышает потенциал выживания для индивидуумов, живущих внутри этих групп. Рассматривая искусство с кросс-культурной и эволюционной точек зрения, она заключает, что искусство базируется на наследуемой людьми универсальной склонности делать особенными некоторые объекты и виды деятельности. Согласно Диссаниейк, выражение «делать особенными» относится к наблюдению, показывающему, что люди, в отличие от других видов, намеренно формируют, украшают и как-то иначе выделяют аспекты своего мира, с тем чтобы придать им неординарность. Диссаниейк высказывает следующие соображения:
|
