В.К. Вилюнас, Ю.Б. Гиппенрейтер "Психология эмоций"

 Каждое колебание испытуемого, столкновение различно направ­ленных тенденций, возбуждение, задержка и вытеснение пришедшего в голову ответа — короче, все процессы, недоступные для непосредст­венного наблюдения, с достаточной резкостью отражаются именно на моторной сфере.

Именно изучение моторной сферы дает нам возможность поста­вить все исследование аффективных следов совершенно на новые рельсы, придать ему значительно большую степень объективности, чем это было до сих пор, и сильно расширить пределы доступных нашему эксперименту явлений.

Прежде всего мы получаем полную возможность объективно отличить нормальную, индифферентную реакцию (хотя бы и несколь­ко замедленную) от реакции аффективной, конфликтной, обнаружи­вающей следы некоторого возбуждения. Дело в том, что моторная реакция, сопряженная с нормальным ассоциативным процессом, протекает обычно совершенно правильно и представляет собою простой правильный нажим; моторика же аффективного процесса всегда дает нам признаки резкого возбуждения: кривая нажима ста­новится конфликтной, изломанной, покрытой резкими дрожатель­ными движениями. Наличие этих симптомов уже является доста­точным признаком аффективности реакции.

Рис. 1. дает нам пример моторики нормальной (А) и аффективно нарушенной (В) ассоциации. Как мы видим, индифферентная реак­ция «книга — 7,2" — белая» протекает у нашего испытуемого с некоторой замедленностью, вероятно, благодаря некоторой трудности этой ассоциации для малоразвитого испытуемого, но совершенно нормально: правая рука находится в спокойном положении и записы­вает ровную линию, в моменте же речевой реакции дает нормальный, правильный нажим  (BCD). Другая реакция этого же испы­туемого «полотенце — 7,3" — холстинное» протекает с такой же задержкой и внешне дает совершенно нормальную реак­цию. Однако по самой сути дела мы должны считать эту реак­цию критической и могли бы ожидать заметных нарушений:

дело в том, что испытуемый, о котором здесь идет речь, при-частен к убийству (совершенно­му за 5 дней до опыта), во вре­мя которого жертва сопротив­лялась и поранила ему руки. Чтобы остановить кровь, он должен был оторвать кусрк ви­севшего тут полотенца ^пере­вязать порезы; с этим, куском полотенца он и был задержан.

232

Рис. 1

Если мы теперь взглянем на сопряженную с этой реакцией мотор­ную кривую, которая указывает и на характер самого ассоциатив­ного процесса, мы увидим, насколько она принципиально отлича­ется от моторики нормальной, индифферентной реакции. Время, предшествующее речевому ответу (латентный период), здесь занято своеобразными дрожаниями, нарушенными по форме нажимами руки, отражающими своеобразный возбужденный характер соответ­ствующего ассоциативного процесса. Этот возбуждённый, конфликт­ный характер данного ассоциативного процесса будет вполне поня­тен нам, если мы вспомним, какие аффективные следы возбудило слово-раздражитель «полотенце»; в данном случае этот аффектив­ный характер реакции не проявляется в речевом ответе, но вполне проявляется в сопряженной моторной деятельности.

Изучение сопряженной моторной сферы открывает нам глаза на серьезность происходящих перед нами процессов и тогда, когда испытуемый просто не отвечает на данное ему слово-раздражитель.

Обычно мы считали такие отказы от реакций признаком резкой аффективности процесса; теперь мы можем говорить об этом с уве­ренностью.

Пример одной из реакций:

Испытуемый В-н обвиняется в убийстве из ревности. На данное ему слово «ревность» он в течение 30" не дает никакого ответа. Рис. 2 показывает, однако, что тотчас же после предъявления этого слова испытуемый впадает в состояние резкого возбуждения, что вы­ражается в резких дрожательных движениях правой руки и говорит о сильной аффективности для него этой реакции.

Изучение моторной сферы дает нам здесь возможность непосредст­венно судить о степени аффектив­ности самого ассоциативного процес­са, а, следовательно, и о том, на­сколько резкие аффективные следы возбуждаются в психике испытуемо­го данным словом-раздражителем.

Существенным недостатком простого ассоциативного эксперимента является то, что он объек­тивно не может сказать, является ли данная словесная реакция первой пришедшей в голову или же до нее были другие, задер­жанные, оттесненные звенья. В проблеме диагностики причастности ответ на такой вопрос является особенно важным.

Моторная методика дает нам и здесь некоторый выход из положе­ния. Оказывается, что задача «нажимать пальцем» одновременно с речевым ответом так закрепляется у испытуемого, что даже с при­шедшим в голову, хотя и невысказанным ответом связывается легкий моторный нажим. Именно благодаря этому уже наличие на линии моторики легкого нажима, затем заторможенного, с полной объективностью говорит нам о наличии скрытого, невыявлен-ного^а^социативного звена. Рис. 3 дает нам один из примеров такого проявления скрытых звеньев. Испытуемая М-ва причастна к убийству

233

Рис. 2

 

Рис. 3

и ограблению, во время которого был взломан комод, где участники преступления думали найти ценные вещи.

' Предъявив испытуемой слово «ломать», мы получили сильно задер. жанный ответ: «ломать — сделать надо» с признаками сильного речево­го возбуждения, причем мы с уверен­ностью можем предположить, что от­вет «сделать надо» подобран испы­туемой искусственно и отнюдь не яв­ляется первым, что пришло ей в голо­ву, но лишь прикрывает вытесненные и скрытые ассоциативные звенья. Анализ сопряженной моторной кривой подтверждает это предположение: уже вскоре после подачи раздражения испытуемая производит ясный нажим рукой, который является признаком того что какое-то ответное слово пришло ей в голову и что был налицо импульс им реагировать; этот импульс, однако, был заторможен (соответственно была заторможена и моторная попытка). Такой про­цесс повторился несколько раз и снова тормозился, пока испытуемая не нашла безразличной, не компрометирующей ее «прикрывающей» реакции.

Все эти случаи показывают нам, что с введением сопряженного ассоциативно-моторного метода перед нами открываются новые возможности: диагностика аффективных следов встает на путь значи­тельно большей точности и объективности; становится возмож­ным за выявленной словесной реакцией наблюдать лежащие в ее основе механизмы, оценивать степень напряженности, возбужден­ности, нарушенности, а следовательно и степень аффективности проходящего перед нами процесса.

Роджерс (Rogers) Карл (род. 8 января 1902), американский психолог, один из лидеров гуманистической психологии, создатель так называемой ненаправ­ленной, или «центрированной на клиен­те» психотерапии, при которой терапевт, вступая в глубоко личностный контакт с «клиентом», видит в нем не больного, но другую столь же полноценную лич­ность, способную ваять на себя ответст­венность за решение собственных про­блем путем активизации творческого начала своего «Я». В 1940—63 — про­фессор университетов Огайо, Чикаго и Висконсина. С  1964 — директор Центра по изучению личности в Ла-Джолла (Калифорния). В своей теории личности Роджерс различает две систе­мы регуляции поведения: организм, стремящийся сохранить и усилить себя, и «Я» личности — особую область

в поле опыта индивида, складываю­щуюся из системы восприятии и оценок личностью своих черт и отношений к миру. При жесткой структуре «Я» несогласующийея с ней опыт воспри­нимается как угроза личности и при своем осознании либо подвергается искажению, либо отрицается. Цель ненаправленной психотерапии — так перестроить структуру «Я» личности, чтобы она стала гибкой, открытой по отношению ко всему опыту. Сочинения: Client-centered thera-ry. Boston, 1951; Psychotherapy and personality change (с соавт.). Chicago, 1954; On becoming a person. Constable,' 1964, On personal power. Boston, 1977 _ Литература: Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском ' возрасте. М. 1968.

К. Роджерс

эмпатия'

Есть много попыток определить понятие «эмпатия», и мне самому принадлежит несколько. Более чем двадцать лет назад я предложил одно из определений в ходе систематизированного изложения моих взглядов (Rogers, 1959). (...) Оно заключается в следующем.

Быть в состоянии эмпатии означает воспринимать внутренний мир другого точно, с сохранением эмоциональных и смысловых оттенков. Как будто становишься этим другим, но без потери ощущения «как будто». Так, ощущаешь радость или боль другого, как он их ощущает, и воспринимаешь их причины, как он их воспри­нимает. Но обязательно должен оставаться оттенок «как будто»:

как будто это я радуюсь или огорчаюсь. Если этот оттенок исчезает, то возникает состояние идентификации.

Для формулировки моего современного представления я буду опираться на понятие состояния, или переживания, (experiencing) как оно было введено Гендлиным (Gendlin, 1962). Это понятие обогатило мое представление в целом ряде пунктов.

' Rogers С. R., Empatic: an unappreciated way of being.—The Counseling Psychologist, 1975, v. 5, n. 2, p 2—10.

23S

 Суммируя кратко» Гендлин считает, что в любой момент времени человек испытывает состояния, к которым он может многократно обращаться в процессе поиска их смысла. Они служат своего рода субъективным ориентиром в этом поиске.

Эмпатичный терапевт проницательно улавливает смысл состоя­ния, переживаемого пациентом в данный конкретный момент, и указывает на этот смысл, чтобы помочь пациенту сконцентриро­ваться на нем и побудить пациента к дальнейшему более полному и беспрепятственному переживанию.

Небольшой пример может пояснить как само понятие пережива­ния, так и его отношение к эмпатии.

Один участник психотерапевтической группы довольно негативно высказался в адрес своего отца. Ведущий говорит: «Создается впечатление, что ты сердит на своего отца». Тот отвечает: «Нет, я не думаю»,—«Может быть, ты не удовлетворен им?»— «Ну, может быть» (с сомнением).—«Может быть, ты разочаро­вался в нем?». Следует быстрый ответ: «Да, я разочаровался тем, что он слабый человек. Я думаю, я давно разочаровался в нем, еще в детстве».

С чем этот человек сверялся, устанавливая правильность разных предлагавшихся слов? Гендлин считает, и я согласен с ним, что это было некое наличное психофизиологическое состояние. Обычно оно субъективно достаточно определенно, и человек может хорошо пользоваться им для сравнения с подбираемыми обозначениями. В нашем случае «сердит» не подходит, «неудовлетворен» — оказы­вается ближе, и слово «разочарован» — вполне точно. Будучи найдено, оно, как это часто бывает, побуждает .к дальнейшему течению переживаний.

На основе изложенного позвольте мне попробовать описать эмпатию более удовлетворительным для меня сейчас образом. Я больше не говорю «состояние эмпатии», потому что думаю, что это скорее процесс, чем состояние. Попытаюсь описать его суть.

Эмпатический способ общения с другой личностью имеет несколь­ко граней. Он подразумевает вхождение в личный мир другого и пре­бывание в нем «как дома». Он включает постоянную чувствитель­ность к меняющимся переживаниям другого — к страху, или гневу, или растроганности, или стеснению, одним словом, ко всему, что испытывает он или она. Это означает временную жизнь другой жизнью, деликатное пребывание в ней без оценивания и осуждения. Это означает улавливание того, что другой сам едва осознает. Но при этом отсутствуют попытки вскрыть совершенно неосознавае­мые чувства, поскольку они могут оказаться травмирующими. Это включает сообщение ваших впечатлений о внутреннем мире другого, когда вы смотрите свежим и спокойным взглядом на те его элементы, которые волнуют или пугают вашего собеседника. Это подразумевает частое обращение к другому для проверки своих впечатлений и внимательное прислушивание к получаемым ответам. Вы доверенное лицо для другого. Указывая на возможные смыслы переживаний другого, вы помт.чете ему переживать более

236

чолно и конструктивно. Быть с другим таким способом означает ia некоторое время оставить в стороне свои точки зрения и ценности, п-обы войти в мир другого без предвзятости. В некотором смысле это означает, что вы оставляете в стороне свое «я». Это могут ? осуществить только люди, чувствующие себя достаточно безопасно в определенном смысле: они знают, что не потеряют себя в порой странном или причудливом мире другого и что смогут успешно вернутьс^ в свой мир, когда захотят.

Может быть это описание делает понятным, что быть эмпатичным трудно. Это означает быть ответственным, активным, сильным, и в то же время — тонким и чутким.

ЛИТЕРАТУРА

Gendlin Е. Т Experiensing and the creation of meaning. N. Y , 1962. Rogers C. R. A theory of therapy, personality "and interpersonal relationships as

developed in the clientcentered framework In: Koch S (ed ) Psychology

A study of a science, (...) V 3. N. Y., 1959.

 Юнг (Jung) Карл Густав (26 июля 1875 — 6 июня 1961) — швейцарский психолог и психиатр, основатель одного из направлений в психоанализе — «ана­литической психологии». Ближайший сотрудника. Фрейда (1906—1913), пер­вый  председатель Международного психоаналитического общества (1911— 1914). Профессор психологии Цюрих­ского (1933—1941) и Базельского уни­верситетов.

Работая под руководством 3. Фрейда, К. Юнг внес существенный вклад в становление и развитие психоанализа, его методов и приемов (например, тех­ники свободных ассоциаций). Однако расхождения по основным теоретиче­ским вопросам (в частности, отрицание сексуальной этиологии психических рас­стройств) привели его к разрыву с 3. Фрейдом. На основании анализа сим­волики сновидений К. Юнг предполо­жил, что в психическом развитии чело­века помимо индивидуального бессозна­тельного существенная роль принадле­жит «коллективному бессознательно­му». Его содержание составляют «архи­типы» — своего рода формальные схе­мы, прообразы развития, отражающие в символической форме (в мифах, снах, художественном творчестве) общечело­веческий опыт. В освоении содержа-ний.коллективного бессознательного со­стоит, по К- Юнгу, процесс становле­ния личности человека Юнговское учение о коллективном бес­сознательном представляет собой при­чудливое сочетание рафинированных мифопоэтических и символологических построений с крайне натуралистически­ми и даже механистическими представ­лениями, глубоких постижений с уста­новкой на принципиальную двусмыслен­ность основных понятий и несистематич­ность изложения.

Сочинения: The collected works, v. 1—20. London, 1953—1964; Gesam-melte Werke, Bd., 1—18. Z., 1958—1968. Analytical Psychology; Its Theory and Practice. N. Y., 1968. В рус. пер.: Психоз и его содержание. Спб., 1909; Психо­логические типы. М., 192.4, Избранные труды по аналитической психологии. Т. 1—4. Цюрих, 1929—1939. Литература: Аверинцев С. С. Аналитическая психология К. Г. Юн­га и закономерности творческой фан­тазии. — В  кн.: О  современной буржуазной эстетике. М., 1972; M.—L. Franz (ed.). Man and his Symbols. N. Y., 1964.

К. Г. Юнг

[ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ']

В моей практической врачебной работе с нервнобольными я уже давно заметил, что помимо многих индивидуальных различий челове­ческой психики существует также типическое различие и прежде всего два резко различных типа, названные мной типом интроверсии и типом экстраверсии.

Каждый человек обладает обоими механизмами, экстраверсией и интроверсией, и только относительный перевес того или другого опре-

' Юнг К Г. Психологические типы. М., 1924, с. 5—21, 34—41, 55—62, 69—74.

238

деляет тип. Нужно поэтому наложить сильную ретушь, чтобы при­дать, картине необходимую рельефность, что уже ведет к более или мене>е невинному подлогу. (...)

Интровертированную точку зрения можно было бы обозна­чить к^к такую, которая при всех обстоятельствах старается лич­ность ^ субъективное психологическое явление поставить выше объекта\и объективного явления или по крайней мере утвердить их по отношению к объекту. (...) Экстравертированная точка зре­ния, наоборот, ставит субъект ниже объекта, причем объекту при­надлежит ^.преобладающая ценность. Субъект пользуется всегда второстепенным значением, субъективное явление кажется иногда только мешающим и ненужным придатком к объективно проис­ходящему. (.',.)

Мой опыт доказал мне, что индивидуумов можно различать самым общим образов не только по универсальному различию экстравер­сии и интроверсии, но и по отдельным основным психическим функ­циям. А именно в такой же мере, как внешние обстоятельства и внутреннее предрасположение вызывают господство экстраверсии или интроверсии, они благоприятствуют также господству в индиви­дууме определенной основной функции. Основными функциями, т. е. функциями, которые существенно отличаются от других функций, являются, по моему опыту, мышление, эмоции, ощущение и интуиция. Если привычно господствует одна из этих функций, то появляется соответствующий тип. Поэтому я различаю мыслительный, эмо-" циональный, сенсорный и интуитивный типы. Каждый из этих типов, кроме того, может быть интровертированным или экстравертирован-ным, смотря по своему поведению по отношению к объекту, так как это было описано выше. (...)

ЭКСТРАВЕРТИРОВДННЫЙ ТИП

Общая установка сознания. Как известно, каждый ориентируется на данные, которые ему доставляет внешний мир; но мы видим, что это может происходить более или менее решающим образом. Один, вследствие того что на улице холодно, считает необходимым надеть пальто, другой находит это излишним для целей своего закалива­ния; один восхищается новым тенором потому, что все им восхища­ются, другой не восхищается им не потому, что он ему. не нравится, а потому, что он держится мнения, что то, чем все восхищаются, дале­ко еще не достойно удивления; один подчиняется данным отношени­ям, потому что, как показывает опыт, ничто другое невозможно, дру­гой же убежден, что если уже тысячу раз случилось так, то в тысяча первый раз может произойти иначе и по-новому, .и т. д. Первый ориентируется на данные внешние факты, второй остается при мнении, которое становится между ним и объективно данным. Когда ориентировка на объект и на объективно данные перевешивает до гого, что наиболее частые и главнейшие решения и поступки обуслов­лены не субъективными взглядами, а объективными отношениями, то

239

 говорят об экстравертированной установке. Если это бывает/ по­стоянно, то говорят об экстравертированном типе. Когда/кто-нибудь так мыслит, чувствует и поступает, одним словом, так живет, как это непосредственно соответствует объективном от­ношениям и их требованиям в хорошем и плохом смысле, то он экстравертированный. Он живет так, что объект, как детермини­рующая величина, явным образом играет в его сознании/большую роль, чем его субъективное мнение. Конечно, он имеет субъективные взгляды, но их детерминирующая сила меньше, чем снАа внешних объективных условий. (...)                          /

Своей нормальности экстравертированный тип обязан, с одной стороны, тем обстоятельствам, что он относительно бе4 трений при­меняется к данным отношениям и естественно не имеет других претен­зий, кроме выполнения объективно данных возможностей, напри­мер, избрать профессию, которая в данном месте и в данное время представляет многообещающие возможности, или делать или произ­водить то, в чем в данный момент нуждается окружающая среда и чего она ждет от него, или воздерживаться от всяких нововведе­ний, если только они уже сами собой не напрашиваются, или как-нибудь иначе превзойти ожидания окружающего. Но, с другой сторо­ны, его нормальность основана еще на том важном обстоятельстве, что экстравертированный считается с реальностью своих субъектив­ных потребностей и нужд. Его слабый пункт заключается именно в том, что тенденция его типа в такой мере направлена во вне, что из всех субъективных фактов даже наиболее связанный с чувствами, а именно телесное здоровье, как слишком мало объективный, как слишком мало «внешний», недостаточно принимается в соображение, так что необходимое для физического благосостояния удовлетворе­ние элементарных потребностей более не имеет места. Вследствие этого страдает тело, не говоря уже о душе. Экстравертированный обычно мало замечает это последнее обстоятельство, но оно тем за­метнее для близких, окружающих его домашних. Потеря равно­весия становится для него чувствительной лишь тогда, когда появля­ются ненормальные телесные ощущения. (...)

Слишком экстравертированная установка может в такой степени не считаться с субъектом, что последний может быть весь принесен в жертву так называемым объективным требованиям, например, постоянному увеличению предприятия только потому, что имеются заказы и что необходимо выполнить представляющиеся возмож­ности. (...)

Установка бессознательного. (...) Я мыслю себе отношение бес­сознательного к сознательному как компенсаторное. (...)

Установка бессознательного для действительного дополнения со­знательной экстравертированной установки имеет свойство интровер-тирующего характера. Она концентрирует энергию на субъективном моменте, т. е. на всех потребностях и побуждениях, которые подав­лены или вытеснены слишком экстравертированной сознательной установкой. Легко понять, ... что ориентировка на объект и на объек­тивно данное насилует множество субъективных побуждений, мне-

240

ний, желаний и необходимостей и лишает их той энергии, которая естественно должна принадлежать им. (...) Эти тенденции (мысли, желания, аффекты, потребности, чувствования и т. д.) принимают, соответственно степени их вытеснения, регрессивный характер, т. е., чем менее они осознаны, тем более они становятся инфантиль­ными и архаическими. Сознательная установка... оставляет им лишь ту энергию, которую она не может отнять. (...) Таким образом, у каждой подавленной тенденции в конце концов остается значи­тельная доля энергии, которая соответствует силе инстинкта; эта тенденция сохраняет свою действительность, хотя бы она стала бессознательной благодаря лишению энергии. Чем полнее созна­тельная экстравертированная установка, тем инфантильнее и архаич­нее бессознательная установка. Грубый, сильно превосходящий дет­ский и граничащий со злодейским эгоизм иногда характеризует бессознательную установку. (...)