|
Но одним из фактов, с которым мы всегда сталкиваемся в нашей психической практике, является то, что рост происходит рывками. Существуют задержки и блокады либидо, которые необходимо преодолеть в новой фазе развития. "Старая система" всегда держится до тех пор, пока противостоящие ей силы не оказываются достаточно сильными, чтобы сломить ее. Здесь также "война порождает все вещи". Психические системы обладают внутренней стабильностью, которую Юнг назвал инерцией либидо. Каждая система - а каждый архетип соответствует определенной группе содержимого, организованного в систему — стремится к самосохранению, которое проявляется в собственнической и удерживающей власти этой системы над Эго. Освобождение и независимая активность становятся возможными, только в том случае, когда система Эго имеет в своем распоряжении больше либидо, чем удерживающая система, то есть, когда воля Эго достаточно сильна, чтобы избавиться от соответствующего архетипа.
Дальнейшие фазы развития Эго
Растущая независимость сознания достигает поворотного пункта только в мифе о герое; до этих пор она завуалирована своим происхождением из бессознательного. В прогрессе этой независимости от уроборического самоуничтожения до юношеского сопротивления мы можем различить устойчивый рост активности Эго и его поляризацию по отношению к бессознательному, которое оно первоначально воспринимало как рай, затем как опасное и обворожительное и, наконец, как врага. Вместе с увеличением активности Эго и усилением роста его либидо варьирует и символизм. Вначале самыми заметными являются растительные символы с их пассивностью и приземленностью. Юноша является богом растительности - цветком, пшеницей, деревом. Его смерть при уборке урожая и воскрешение в прорастающем семени относятся к естественному ритму матриархата. Здесь сексуальность является инструментом плодородия земли, следует периодичности сезонов спаривания и не имеет отношения к миру сознания Эго.[37]
Однако мы не можем полностью согласиться с тем, как Brif fault интерпретирует этот материал. Только в отдельных и исключительных случаях половой инстинкт доходит до такого абсурда, что самец поедает самку, которую оплодотворил. Но обратная ситуация, когда оплодотворенная самка поедает самца, ни в коей мере не contra naturam*: она соответствует архетипу Ужасной Матери. Более того, ее прообразом служит "поедание" мужского сперматозоида оплодотворенной яйцеклеткой. После того, как вспышка полового инстинкта угасает и оплодотворение завершается, мать восстанавливает господство пищевого уробороса. Для нее верховным принципом является развитие целостности мать-ребенок посредством принятия пищи, то есть обеспечение роста, а самец, который поедается, выступает как просто съедобный объект, как и что-либо другое. Кратковременная вспышка полового инстинкта, инициируемая самцом, не вызывает, и не может вызывать, абсолютно никакой эмоциональной привязанности.
Преобладание растительного символизма означает не только физиологическое господство вегетативной (симпатической) нервной системы; психологически оно также обозначает преобладание тех процессов роста, которые протекают без участия Эго. Но, несмотря на всю свою кажущуюся независимость, Эго и сознание на этой стадии, тем не менее, характеризует опора на определяющий субстрат бессознательного, в котором они укоренены, и на поддержку, обеспечиваемую этим субстратом.
По мере увеличения активности сознания, символизм растительности сменяется животной фазой, когда мужчина ощущает себя живым, активным и диким животным хотя всё ещё подчиняется «повелительнице диких зверей». Поначалу это звучит парадоксально ибо животная фаза, казалось бы больше соответствует стабилизации бессознательных сил, чем укреплению Эго.
В животной фазе Эго действительно в значительной мере тождественно своим инстинктивным компонентам, векторам бессознательного. "Повелительница" является направляющей силой, стоящей "за" этой активностью, но маскулинное Эго уже больше не является вегетативным и пассивным: оно — активное и жаждущее. Интенциональность Эго набрала силу, так что теперь это уже не "я гоним" или у меня "есть побуждение", а "я хочу". Бездействующее до этого Эго приводится в движение животным инстинктом — другими словами, инстинктивный импульс передается Эго и сознанию, принимается ими и расширяет радиус их активности.
Во время своей первой сознательной фазы центроверсия проявляется как нарциссизм, обобщенное телесное ощущение, в котором единство тела является первым выражением индивидуальности. Это магическое отношение к телу — существенная характеристика центроверсии, и любовь к своему собственному телу, его украшение и освящение представляют самую примитивную стадию самоформирования. Это видно из широко распространенной у примитивных людей практики нанесения татуировки, и тот факт, что индивидуальная татуировка не подчиняется стереотипному коллективному образцу, является одним из ранних способов выражения собственной индивидуальности. Индивид узнаваем и отличаем благодаря особенной форме, которую он придает себе своей татуировкой. Особенности татуировки индивида сообщают его имя, а также название более близкого круга людей, с которым он отождествляется — клана, касты, секты или профессиональной гильдии. Магическое соответствие между миром и строением тела также относится к этой ранней нарциссической фазе. В этой связи тенденция "олицетворять" отдельные качества и демонстрировать их на себе жива до настоящего времени; она простирается от мира одежды и моды до военных знаков отличия, от короны до полковой пуговицы.
Оставив стадию нарциссического тела, Эго продвигается дальше к фаллической стадии, где осознание собственного тела и себя совпадает с пробудившейся и активно желающей маскулинностью. Этот переход отличается многочисленными явлениями, в которых акцентуируются "промежуточные стадии".[38] Переход от феминного к маскулинному характеризуют обоеполые и гермафродитные фигуры богов и жрецов и культы, подчеркивающие первоначальную бисексуальность уроборической Великой Матери.[39]
Сексуальное извращение является всего лишь нездоровым выражением влияния этой архетипической фазы, но оно не тождественно ей, ибо наряду с этим болезненным выражением существуют другие, положительные и продуктивные, которые проявляются в более широкой области культуры.[40]
Фаллицизм[41] символичен для примитивной стадии осознания мужчиной своей маскулинности. Только постепенно мужчина по-настоящему осознает свое собственно значение и свой собственный мир. Он начинает как совокупитель, а не как родитель; даже когда фаллос почитается женщиной как инструмент плодородия, он прежде всего является открывателем лона — как у некоторых примитивных народов[42] — чем тем, что дает семя, приносит радость, а не плодородие.
Поклонение фаллосу первоначально может появиться бок о бок с поклонением оплодотворяющему богу. Сексуальное удовольствие и фаллос воспринимаются оргиастически, при этом не обязательно ощущается прямая связь с воспроизведением. Девственница-мать, которая зачинает бога и поклоняющиеся фаллосу менады соответствуют двум различным формам одержимости, где фаллос и порождающий бог пока еще не идентичны.
Мифологически фаллическо-хтонические божества являются спутниками Великой Матери, а не представителями специфически маскулинного. Психологически это означает, что фаллическая маскулинность все еще обуславливается телом и потому находится во власти Великой Матери, инструментом которой остается.
Хотя в фаллической стадии маскулинное Эго сознательно и активно преследует свою особую цель, а именно удовлетворение инстинкта, оно все равно еще настолько остается органом бессознательного, что не может осознать, что сексуальное удовлетворение при совокуплении как-то связано с размножением; в действительности зависимость инстинкта от стремления вида к самовоспроизведению остается совершенно бессознательной.
С ростом осознания мужского хтонического элемента в фазе фаллицизма, увеличиваются сила и самоосознанность маскулинности, и в ней развиваются компоненты активной, агрессивной силы. В то же самое время в связи с господством Великой Матери в маскулинном бессознательном, мужчины — даже если им принадлежит социальное лидерство — все еще могут подчиняться великой хтонической богине плодородия и поклоняться ей в облике божества-женщины.
Затем растущее влияние фаллицизма объединяет семью под своей властью, и в конечном итоге мы подходим к психологической борьбе между матриархатом и патриархатом и модификации самой маскулинности.
Акцентуация Эго ведет от уроборической к гермафродитной и таким образом к нарциссической стадии, которая вначале является аутоэротической и представляет собой примитивную форму центроверсии. Следующая стадия — фаза фаллическо-хтонической маскулинности, где доминирует телесная сфера, а она, в свою очередь, сменяется маскулинностью, в которой активность сознания становится специфической активности автономного Эго. Другими словами, сознание как "высшая маскулинность головы" приобретает, в виде самосознания, знание своей собственной реальности. Высшая маскулинность — это маскулинность "высшего фаллоса", с головой в качестве места созидательного осознания.
Развитию сознания Эго соответствует тенденция к приобретению независимости от тела. Эта тенденция очевиднее всего выражается в мужском аскетизме, неприятии мира, унижении тела и ненависти к женщинам и ритуально практикуется в церемониях инициации юношей. Смысл всех таких испытаний на выносливость состоит в том, чтобы укрепить устойчивость Эго, волю, высшую маскулинность и развить сознательное чувство превосходства над телом. Поднимаясь выше него и одерживая победу над его болями, страхами и вожделениями, Эго приобретает элементарное ощущение своей собственной мужественной духовности. Эти бедствия сопровождаются посвящением в высший духовный принцип, независимо от того, исходит ли оно от духовных существ из индивидуальных и коллективных видений или от передачи тайных доктрин.
Однако целью всех инициации, от обрядов совершеннолетия до религиозных мистерий, является трансформация. В них рождается высший духовный человек. Но этот высший человек является человеком, одержимым сознанием или, говоря литургическим языком, человеком высшего сознания. В нем человек ощущает свою близость с духовным и небесным миром. Принимает ли эта близость форму апофеоза, или посвященный становится одним из детей Бога, или so/ invictus* или герой становится звездой или ангелом небесных сил, или же он отождествляет себя с тотемом предков — все это одно и то же. Он всегда вступает в союз с небом, светом и ветром, космическими символами духа, который не принадлежит этой земле, бестелесен и враждебен телу. «
Небо является местом обитания богов и духов, символизирующих мир света и сознания, в противоположность земному, привязанному к телу миру бессознательного. Видение и знание являются отличительными функциями сознания, свет и солнце — надличностными небесными факторами, которые представляют его высшее состояние, а глаз и голова — физическими органами, которые участвуют в сознательном распознавании. Поэтому в психологии символов бестелесная душа спускается с неба, а в психической структуре тела ей соответствует голова, точно так же, как потеря этой души мифологически изображается как ослепление, как смерть солнечного коня или как погружение в море — другими словами, поражение маскулинности всегда приводит к регрессу. Он влечет за собой растворение высшей маскулинности в ее низшей фаллической форме, а следовательно потерю сознания, света знания, глаз и возврат в привязанный к телу хтонический животный мир.
То, что страх является признаком центроверсии, сигналом тревоги, посылаемым для предупреждения Эго, яснее всего можно видеть на примере страха перед регрессом к старой форме Эго, которая уничтожит новую, а вместе с ней и новую систему сознания Эго. "Тенденция самосохранения" системы определяет ее реакцию удовольствия-боли.[43]
С дальнейшим развитием системы, качества, доставлявшие удовольствие в предшествующей фазе развития Эго, для Эго следующей фазы становятся болезненными. Таким образом, уроборический инцест приносит удовольствие только слабому ядру Эго, все еще включенному в уроборос. Но по мере того, как Эго становится сильнее, уроборическое удовольствие превращается в уроборический страх перед Великой Матерью, так как это удовольствие таит в себе опасность регрессии и матриархальной кастрации, которые привели бы к его гибели.
Таким образом, победа над страхом является существенной характеристикой Эго-героя, которое осмеливается совершить эволюционный скачок к следующей стадии и не остается закоренелым врагом нового, подобно обычному человеку, который цепляется за консерватизм существующей системы. В этом заключается подлинное революционное качество героя. Только он, преодолевая старую фазу, успешно изгоняет страх и превращает его в радость.
[1] Юнг, "Обзор теории комплексов", пар.210.
[2] Юнг, Психологические типы. Опр.16.
[3] The Making of Egypt, p.8.
[4] Frobenius, Monumenta Africana, Vol.VI, pp.242 f.
[5] Seligman, Egypt and Negro Africa.
[6] Frobenius, Kulturgeschichte Afrikas, pp.127 f.
[7] См. Приложение I.
[8] Это остается верным, несмотря на тс изменения, которые внесла в нашу концепцию коллективной психики у примитивных народов школа антропологии, связанная с именем Малиновского (cM.Malinowski, Crime and Custom in Savage Society, p.55.).
[9] Мы должны обратить здесь внимание на несколько необычную систему построения Части II. Развитие Эго, проблема центроверсии и формирование личности обсуждаются в основных разделах, в то время как в приложениях предпринимается попытка обрисовать отношения индивида к группе и явления проекции и интроекции, действующие между ними. Таким образом, мы имеем две последовательности, которые, хотя являются взаимосвязанными и дополняют друг друга, тем не менее рассматриваются независимо друг от друга. Однако в нашем рассмотрении первоначальной уроборической стадии придерживаться этого разделения не представляется возможным. Отделить психологическое развитие индивида от развития группы уже проблематично, так как они находятся в непрерывной взаимосвязи; и на самой ранней стадии, когда индивид и группа неразрывно слиты воедино, такое разделение совершенно исключено.
[10] Reiwald, Vom Geist der Massen, p.133.
[11] Jung, "The Psychological Foundation of Belief in Spirits", p.301.
[12] Thurnwajd, Die eingeborenen Australiens und der Sudseeinseln, p.30.
[13] См. Приложения.
[14] He следует путать концепцию трансперсонального с вынесением во вне. Содержимое личности как часть коллективного бессознательного может быть "трансперсональным" в нашем смысле слова, так как в конечном итоге не исходит из сферы личностного Эго или из личностного бессознательного. Содержимое личностного бессознательного, с другой стороны, легко можно перенести вовне.
[15] Instincts of the Herd in Peace and War, p.l 15.
[16] Reiwald, op.cit.
[17] To, что точно такое же взаимоотношение все еще катастрофически действует в западной цивилизации, мучительно очевидно. Даже сегодня те, кем управляют, являются в основном инертными членами толпы без всякой своей собственной непосредственной ориентации. Управляющий, государство и т. п., действует как заменитель индивидуального сознания и слепо вовлекает нас в массовые движения, войны и т. д. См. Приложения.
[18] Jung, "Analytical Psychology and Education"; Wickes, The Inner World of Childhood] Fordham, The Life of Childhood.
[19] The Literary Works of Leonardo da Vinci, ed. by Richter, Vol. II, p.242. 1162 ("Morals", из его рукописей). 19a "Корабль смерти", вариант из рукописи В., приложение к Последним стихотворениям.
[20] Уроборический инцест является единственной известной нам психологической основой утверждения о существовании "инстинкта смерти", и смешивать его с агрессивной и деструктивной тенденциями неверно. Более глубокое понимание, которое ни в коей мере не ограничивается лишь рассмотрением патологических явлений, не позволяет нам спутать его с несвойственным психике инстинктом "разрушения всех деталей и приведения их обратно в неорганическое состояние" (Freud, Civilization and Its Discon tents). "Инстинкт смерти" уроборического инцеста не является "противником Эроса", а является одной из его первоначальных форм.
[21] Юнг, Психология архетипа ребенка.
[22] Preuss, Die geistige Kultur der Naturvolker, p.60.
[23] Там же, с.72.
[24] Там же, с.9.
[25] Там же, с.42.
[26] У человека бессознательное также почти всегда прямо противостоит "желающему" сознательному уму и редко совпадает с ним. Великую Мать противопоставляет Эго-сознанию не ее любящий удовольствие и желающий характер, а ее коллективная сущность. Принятие желамого за действительное является свойством не сочиняющего фантазии бессознательного, а сочиняющего фантазии Эго, так что подлинная фантазия может быть определена по тому, "обусловлена ли она желанием" или нет. Если это фантазия желания, то она исходит из сознания или самое большое от личного бессознательного; если же нет, значит в воображении были активированы более глубокие слои бессознательного.
[27] Связь тело-душа и вопрос каузальности здесь к делу не относятся. Мы ориентируем себя так, "как если бы" биологическое и психическое являлись двумя аспектами по существу одной неизвестной "вещи в себе" или "процесса в себе".
[28] Thurnwald, op.cit., p.3.
[28a]a Levy-Bruhl, The "Soul" of the Primitive, p. 188, цитата из Strehlow, Part II, p.76.
[29] Levy-Bruhl, p.189, цитата из Strehlow, pp.76-7.
[30] Levy-Bruhl, p.192.
[31] Thurnwald, op.cit., p. 16. [Санскритская терминология также имеет интересные параллели. Атмаи наряду с обозначением вселенского самость, частью которого является индивидуальное самость, может также означать "себя" в физическом смысле, как это ясно представлено в забавной истории о поучении Индры Праджапати в Чхандогуа упанишаде 8. 7-12. То же самое конкретное телесное значение также придается и пуруше, которая, хотя позднее и обозначала "личность" или "дух", а в конечном итоге приняла философское значение, совпадающее со значением атмана, первоначально означала "человека" в смысле его "призрака-души", его тени или двойника. — Прим. перев.]
[32] Thurnwald, op.cit., p.28.
[33] Там же, с.33.
[34] Здесь не место более подробно затрагивать психологию функций; нам следует только отметить, что ощущение и мышление, будучи рациональными функциями, являются продуктами более позднего развития (См. Юнг, Психологические типы, 44.). Рациональные функции взаимосвязаны с законами здравого смысла, которые стали доступны сознанию только как вместилища родового опыта. Юнг дает следующее определение: "Таким образом, здравомыслие человека — это ничто иное, как выражение человеческой приспособленности к обычному ходу событий, которая постепенно отложилась в прочно организованных комплексах идей, которые составляют наши объективные ценности. Таким образом, законы здравого смысла — это те законы, которые характеризуют и регулируют среднюю "правильную" или адаптированную позицию". Так что понятно, что рациональные функции исторически являются поздними продуктами. Адаптация к средним событиям и формирование прочно организованных комплексов идей являются "делом человеческой истории" и на их организацию ушел "труд бесчисленных поколений".
[35] Rohde, Psyche.
[36] Murray, Five Stages of Greek Religion, pp.39 f.
[37] Briffault (The Mothers, Vol. I, p. 141) указывает на различия между первичным, агрессивным половым инстинктом и социальным инстинктом спаривания. В животном мирзе половой инстинкт часто сопровождается укусами, а иногда партнер действительно поедается. И здесь мы видим преобладание пищевого уробороса в досексуальной стадии, то есть преобладание пищевого инстинкта над половым.
[38] Carpenter, Intermediate Types among Primitive Folk.
[39] Нет никакого сомнения, что биологические промежуточные типы также играют здесь свою роль, но архетипическая — то есть психологическая — ситуация более важна, чем биологическая.
[40] Значительная часть того содержания, которое в случае "извращения" начинает доминировать в сексуальной жизни, имеет свои прототипы в этой мифологической промежуточной стадии господства Великой Матери. Как факты мифологии, они являются надличностными, то есть находятся вне и за пределами личности, и, следовательно, выступают событиями sub specie aeternitatis [С точки зрения "вечного" (лат.) — Прим. ред.], потому что являются символическими и, как таковые, магически действенными. Только когда они вторгаются в узкую личностную сферу, то становятся "извращенными", то есть, патогенными факторами, потому что тогда эти "неустойчивые блоки" мифологии и трансперсонального действуют как чужеродные тела, мешающие индивидуальному развитию.
[41] Мы не принимаем здесь во внимание особые условия, касающиеся женщин.
[42] Malinowski, The Father in Primitive Psychology, p.3,31.
[43] Растворение грозит с двух сторон: как от регресса к низшему уровню, так и от продвижения к высшему. Поэтому типичные колебания от удовольствия к страху и от страха к удовольствию являются наиболее выраженными в течении этих переходных фаз развития Эго, например, в период детства и возмужания.
В. Разделение систем. Центроверсия и дифференциация
Дальнейшее развитие личности определяется расколом на дне системы; бессознательную и сознательную или, скорее, разделением, ибо разделение принимает более опасную форму раскола только в более позднем развитии западного сознания. Это развитие мифологически изображено в стадиях разделения Прародителей Мира и мифа о герое, причем последняя стадия частично перекрывает предыдущую.
Из-за разделения Прародителей Мира начинают отличаться друг от друга небо и земля, создаются полярности и освобождается свет. Так мифология изображает Эго, балансирующее между низшим фемининным миром земли и тела и высшим маскулинным миром неба и духа. Но так как сознание и Эго всегда воспринимают себя как маскулинное, то этот нижний мир земли должен считаться миром Великой Матери, а следовательно враждебным Эго, в то время как небо воспринимается как дружественный к Эго мир духа, который позднее олицетворяет Отец Всего.
Разделение Прародителей Мира -- это космическая форма борьбы героя, изображающая освобождение индивида языком мифологии. Первая стадия разделения заключается в победе над драконом Великой Матери, в освобождении из-под ее власти индивида и системы сознания Эго.
Теперь формирование личности может продвигаться дальше по пути центроверсии, которая, сочетая систематизацию и организацию, акцентуирует формирование Эго и в то же самое время сплетает в единую систему первоначально разрозненное содержимое сознания.
Первоочередная задача сознания по отношению к непреодолимым тенденциям бессознательного, состоит, главным образом, в том, чтобы Держаться от них на расстоянии, в консолидации и защите своей позиции, то есть в укреплении устойчивости Эго. Все это время Эго постепенно осознает все свои отличия и особенности; либидо, доступное сознательной системе, увеличивается -- посредством процессов, которые еще будут описаны — и от пассивной самозащиты Эго переходит к активной деятельности и начинает завоевательную кампанию. В мифах эта стадия представлена темой Братьев-Близнецов.
В разделе, посвященном Ужасному Мужчине, мы показали, как аспект деструктивной маскулинной силы уробороса и Великой Матери ассимилируется Эго и координируется с личностью и сознанием. Часть архетипа Противника - образ коллективного бессознательного — инкорпорируется в систему личности.
Противник представляет силу тьмы как надличностную величину, символом которой являются, например, древнеегипетский Сет, змея А поп или убивающий людей вепрь. Поначалу пассивное или лишь слабо сопротивляющееся Эго-сознание юноши становится его жертвой: энергетический заряд архетипа сильнее, и Эго-сознание подавляется. Однако на стадии близнецов юноша ощущает часть этой деструктивной силы как принадлежащую ему лично. Он уже — не просто жертва Великой Матери, а, посредством самоувечья и самоубийства, он негативно ассимилирует деструктивную тенденцию, которая оборачивается против него. Центр Эго добивается власти над этой агрессивной тенденцией бессознательного и делает ее тенденцией Эго и содержимым сознания; но, хотя деструктивные намерения Великой Матери по отношению к Эго теперь стали осознанными, она все равно продолжает удерживать свой старый объект в поле зрения. Сопротивление Эго Великой Матери и сознательная реализация ее деструктивной политики идут рука об руку. Поначалу Эго подавляется поступающим в сознание новым содержимым - а именно, архетипом Противника — и не выдерживает. Только постепенно и только в той степени, в которой Эго признает эту деструктивную тенденцию не просто содержимым бессознательного, но и частью самого себя, сознание начинает инкорпорировать ее, усваивать и ассимилировать, другими словами, делать ее сознательной. Теперь разрушение отделилось от своего старого объекта и стало функцией Эго. Теперь Эго может использовать по меньшей мере часть этой тенденции в своих собственных интересах. Фактически происходит то, что Эго, как мы говорили, "меняется местами" с бессознательным.
Ассимиляция деструктивных тенденций бессознательного тесно связана с "отрицательными" качествами сознания. Это выражается не только в его способности отличать себя от бессознательного и держаться от него на расстоянии, но также и в использовании этой способности в своих постоянно возобновляющихся попытках разбить непрерывный мир на объекты, делая его таким образом пригодным для ассимиляции Эго. Ассимилирующие силы сознания, которые позволяют ему постичь объекты сперва как образы и символы, затем как содержимое и в конечном итоге как концепции, впитать и выстроить их в новом порядке, предполагают наличие этой аналитической функции. С ее участием деструктивная тенденция бессознательного становится положительной функцией сознания.
В аналитической редуцирующей функции сознания всегда присутствует активный элемент защиты от бессознательного и от опасности быть подавленным им. Эта нейтрализующая активность видна всегда, когда мы встречаемся с символизмом ножей, мечей, оружия и т. п. В многочисленных мифах о сотворении мира за разрубанием дракона следует построение нового мира из его расчлененных частей. Точно так же, как пища должна быть расщеплена на маленькие кусочки, прежде чем она сможет быть переварена и встроена в структуру организма, так и огромный мировой континуум должен быть разбит и разделен на объекты для ассимиляции сознанием.
Уроборическая тенденция бессознательного вновь поглощать все свои продукты, разрушая их, чтобы вернуть обратно в новой, измененной форме, повторяется на более высоком уровне сознания Эго. Здесь также синтезу предшествует аналитический процесс, и дифференциация является первостепенным предусловием последующей интеграции.
В этом смысле основа всех знаний -агрессивный акт инкорпорации. Психическая система, и в первую очередь само сознание, является органом расщепления, усвоения и затем перестраивания объектов мира и бессознательного, точно так же, как пищеварительная система нашего тела физико-химическим путем расщепляет материю и использует ее для образования новых структур.
Активность героя в сражении с драконом — это активность действующего, проявляющего свою волю и умеющего различать Эго, которое уже больше не очаровано и не подавлено, а, отказавшись от своей юношеской позиции, ищет опасности, совершает новые, удивительные деяния и пробивает себе путь к победе. Превосходство Великой Матери, руководство, осуществлявшееся ею посредством силы инстинктов тела, сменяется сравнительной самостоятельностью Эго, высшего духовного человека, который имеет свою собственную волю и руководствуется своим собственным умом. Фаустовское отвоевывание земли у моря символизирует первоначальное свершение героического сознания, которое захватывает новую территорию у бессознательного и подчиняет ее власти Эго. Точно так же, как основными чертами юношеского уровня были пассивность, страх и защита от бессознательного, так на героическом уровне Эго набирается отваги и переходит в наступление. Не имеет значения, интровертно или экстравертно направление этого наступления, так как оба эти фланга заняты драконом Великой Матери , называем ли мы ее природой, миром или бессознательной психикой. "
Теперь мы подходим к стадии активного инцеста героя, сражению с Великой Матерью и ее поражению. Вселяющий ужас характер этого дракона главным образом заключается в способности Великой Матери совратить Эго, а затем кастрировать и уничтожить его в матриархальном инцесте. Страх перед растворением удерживал Это от регресса к Великой Матери и уроборосу; это была защитная реакция системы Эго от возврата назад. Но когда Эго больше не настроено оставаться на стадии "борцов", которых сдерживает их страх перед Великой Матерью оно должно побороть этот страх, который раньше защищал его и сделать именно то, чего оно больше всего боялось. Оно должно открыть се6я разрушительной силе урборического Дракона Матери не дав при этом уничтожить себя.
Преодолевая страх и фактически входя в уроборическую Великую Мать, Эго ощущает свою высшую маскулинность как качество устойчивое, бессмертное и незыблемое, а его страх превращается в радость. Эта связь между страхом и удовольствием играет решающую роль в нормальной психологии, но особенно она выражена в психологии невроза. На этой стадии развития, и только на этой, сексуальность становится символом борьбы за "восхождение на вершину", и здесь оказывается совершенно уместной адлеровская терминология стремления к власти.[2]
Но замыкание на таком символизме — сознательное или бессознательное, свойственное многим невротикам, означает, что архетипическая стадия борьбы с драконом все еще не пройдена и что Эго остановилось на ней. В 6ольшинстве случаев эта неудача выражается не символом кастрации и расчленения, как на стадии Великой Матери, а в символах поражения и пленения, а иногда ослепления.
Как и ослепление Самсона и Эдипа, пленение, которое во многих мифах и сказках принимает форму пожирания героя, является более серьезной неудачей, чем расчленение или фаллическая кастрация. Оно более значительно, потому что поражение на этой стадии затрагивает более высоко развитое и более устойчивое Эго-сознание.
Но такое поражение не обязательно должно быть окончательным, как кастрация и смерть, а в некотором смысле и ослепление. Побежденного впоследствии может, например, освободить герой, и поражение еще может закончиться победой. Сознание, хотя и крайне уставшее, может продержаться в плену до тех пор, пока не прибудет помощь. Различные формы, которые принимает освобождение, соответствуют различным формам последовательности событий. Например, Эдип остается героем, даже несмотря на его трагический регресс к матери, Самсон переступает свое поражение и умирает, торжествуя, Тесей и Прометей освобождаются из рабства Гераклом и так далее.
Равно и Эго-герой, которое терпит поражение в борьбе, не уничтожается как индивидуальная личность в том смысле, что оно исчезает в уроборическом или матриархальном инцесте. Проходя через архетипические стадии мифологии, Эго приближается к цели сражения с драконом, которая, как мы видели, означает бессмертие и вечное существование. Что касается развития личности, основным и глубочайшим смыслом сокровища является обретение в этой борьбе чего-то сверхъестественного и неразрушимого.
Мы не намерены повторять здесь то, что уже было сказано в Части I о разделении Прародителей Мира, появлении света и мифе о герое в связи с развитием и дифференциацией сознания. Наша психологическая задача заключается, скорее, в том, чтобы указать некоторые методы, посредством которых Эго отделяется от бессознательного и организовывает себя в сравнительно независимую систему; иными словами, как строится индивидуальная личность. Мы должны рассмотреть, как личностное и индивидуальное освобождаются от трансперсонального и коллективного.
Фрагментация архетипов
Пути отделения сознательного от бессознательного могут быть следующими: (1) фрагментация — отщепление или расщепление — архетипов и комплексов; (2) обесценивание или дефляция бессознательного; (3) вторичная персонализация содержимого, которое первоначально было трансперсональным; (4) изъятие эмоциональных компонентов, способных подавить Эго; (5) абстрактные процессы, посредством которых бессознательное представляется сначала как образ, затем как идея и наконец рационализируется как концепция.
Все эти дифференциации способствуют формированию из рассеянного трансперсонального бессознательного, которое ничего не знает об индивидах и которое является чисто коллективным, системы личности, высочайшим представителем которой выступает Эго-сознание.
Чтобы проследить развитие сознания, необходимо разграничить два компонента бессознательного. Это касается отделения существенного содержимого коллективного бессознательного от его эмоционального или динамического содержимого. Архетип как образ не только представляет некоторое содержимое, более или менее доступное сознанию, но он также, независимо от своего содержания или в связи с ним, оказывает эмоциональное и динамическое воздействие на личность. То, что мы назвали "фрагментацией архетипов", является процессом, посредством которого сознание пытается вырвать у бессознательного существенное содержимое архетипов, чтобы обеспечить потребности своей собственной системы.
Рудольф Отто в своем описании нуминозного называет его вызывающей благоговейный трепет тайной, очаровывающим и дарующим блаженство, "Совершенно Иным", Священным.[3] Это нуминозное является центральным впечатлением Эго по отношению абсолютно ко всем архетипам; это — основная окраска, с которой Эго воспринимает коллективное бессознательное и мир, на который проецируются архетипы. Кажется, будто бы мир бессознательного фактически является продолжением нуминозного, как будто бы невообразимое множество его аспектов разделилось на отдельные образы коллективного бессознательного, чтобы Эго смогло воспринять их либо последовательно, либо в своей совокупности. В ходе развития, то есть в период перехода от непластичной фазы к пластичной, коллективное бессознательное расщепляется на живописный мир архетипических образов, и то же самое направление развития ведет к фрагментации самих архетипов.
Истощение эмоциональных компонентов: рационализация
|
