Шестопал Елена "Политическая психология"

До сих пор мы говорили о политическом сознании личности, отвлекаясь от того, как оно складывается. Между тем, различия в стилях политического мышления, типах отражения политической системы имеют свои истоки в характере политической социализации. Все те институты, которые призваны заниматься политическим воспитанием, как правило сосредотачивают свои усилия на совершенствовании воздействий, идущих от системы к личности. Но нельзя не видеть, что эти воздействия далеко не автоматически воспринимаются личностью, имеющей свои внутренние законы, возрастные и другие особенности. Весьма важно учитывать возможности личности анализировать политическую информацию на разных этапах созревания.
Данные психологической науки о генезисе мышления служат теоретическим фундаментом анализа созревания политического мышления и сознания. Одним из оснований этого направления работ в области политической психологии являются труды выдающегося швейцарского психолога Жана Пиаже, предложившего свою схему созревания детского мышления и его качественного отличия от мышления взрослых12.
Так, согласно Пиаже, становление речевого мышления начинается на втором году жизни ребенка. В этом возрасте впервые действия ребенка отражаются в форме мысли. С этого возраста и примерно до 7 лет ребенок проходит дооперациональную стадию мышления, которая характеризуется Пиаже как стадия «эгоцентризма» (позже она назвал ее стадией «центризма»). Для этого этапа характерно мышление с точки зрения «я», использование образов, а не понятий, концентрация на настоящем моменте.
В возрасте 7 лет происходит переход на стадию конкретных операций. Мышление ребенка «децентрируется», становится свободным от непосредственных восприятий и искажений. Ребенок начинает понимать, что существуют разные точки зрения. Эгоцентризм уступает место социоцентризму. После 11 лет мышление ребенка переходит на новую стадию — стадию формальных операций, которая в основном завершается к 15 годам и характеризует «зрелый ум», способный к дедуктивным умозаключениям и построению гипотез.
Политическая психология развила представления Пиаже о стадиях созревания детского мышления применительно к собственно политическим сюжетам, т.е. мышлению детей и подростков о законах, индивидуальных правах граждан и общественном благе. Одним из первых эту работу начал американский политический психолог Дж. Адельсон. Его исследовательская группа изучала сдвиги в политическом мышлении детей и подростков с 11 до 18 лет в ФРГ, Англии и США.
Данные Адельсона и его коллег свидетельствуют о неравномерном развитии структур политического мышления на разных этапах социализации индивида. Так, оказалось, что в возрасте 11 — 13 лет происходит чрезвычайно быстрое развитие политических представлений. По сравнению с этим периодом прогресс с 16 до 18 лет оказывается весьма скромным. При этом мышление 11 -летних подростков конкретно, персонализировано и эгоцентрично. Если им говорят об образовании — они имеют в виду учителя, ученика, директора школы. Говорят о законе — видят перед собой полицейского, преступника, суд. Упоминают о правительстве — представляют себе королеву, министра, мэра, 15-летний подросток уже способен к абстрактному, формально-логическому мышлению. Он пользуется такими понятиями, как власть, права человека, свобода, равенство. Дж. Адельсон делает вывод о том, что по мере когнитивного созревания появляется важное изменение политического мышления: достигается уровень абстрактного мышления13.
По мере развития политического мышления происходит расширение временной перспективы. Так, подросток в отличие от ребенка способен осознать как ближайшие, так и более отдаленные воздействия политических событий в настоящем и будущем. С возрастом развивается способность оценивать последствия тех или иных политических явлений не только для отдельного человека но для группы и общества в целом. К среднему подростковому возрасту достигается некоторое понимание характера деятельности общественных организаций и институтов.
Дж. Адельсон также отмечает, что в ходе когнитивного развития происходит изменение самого характера суждений о политике. В предподростковом возрасте мышление имеет характер немедленного, чувственного, очевидного и прагматичного отражения реальности. В середине отроческого возраста формируется автономная система морально-политических принципов, влияние которых с возрастом укрепляется и зачастую оказывается сильнее узко понятого интереса.
Весьма симптоматичен вывод, сделанный Дж. Адельсоном: среди подростков в 70-е годы было шире распространено стремление к реальной перспективе взрослых, чем к «юношеским идеалам». Идеализм среди них встречался реже, чем скептицизм, осмотрительность, осторожность и трезвость оценок. Адельсон пересмотрел вывод Ж. Пиаже и Кольберга, полученный ими в 50 — 60-е годы. Он утверждал, что по мере морального и когнитивного созревания у подростков нарастает неприятие политических условностей. Чем выше при этом интеллект, тем более критичны подростки по отношению к существующему политическому порядку. Вывод Адельсона прозвучал неожиданно: ведь согласно житейским представлениям, юность — это время романтических порывов, мечтаний об изменении мира к лучшему.
Следует отметить, что данные, полученные в стабильных политических системах развитых стран Запада, не во всем применимы к иным политическим условиям. Прежде всего, даже в общепсихологических исследованиях было показано, что культурно-исторические условия формирования личности могут способствовать коренной перестройке всей структуры психики. При этом под влиянием смены социальных условий меняются даже такие устойчивые образования, как представления человека о цвете, времени, пространстве14.
Что же говорить о более подвижных политических структурах сознания? Их формирование нельзя себе представить в отрыве от влияния на личность объективных экономических и политических процессов. Что касается изменений политического сознания и процессов политического мышления под воздействием самой политики, тех глубоких сдвигов, которые произошли в российской политической жизни, то их исследование только начинается. Так, детские психологи свидетельствуют о том, что из жизни наших самых маленьких граждан вместе с Павликом Морозовым, Васьком Трубачевым и Тимуром и его командой ушли не только идеологические штампы, но и в целом позитивное представление о мире. Результат — атомизация и разрушение самой политической системы и ощущение тревоги, страха, чувства незащищенности15. В конце 80-х — 90-х годах в политическом сознании молодых людей произошел ряд изменений:

• публичный отказ от официальных стандартов советской политической идеологии, ее лозунгов и символов. Особенно быстрый процесс десоветизации и даже деидеологизации как таковой — примерно 1988 — 1991 гг.;
• спад политической мобилизации после сплочения наиболее квалифицированной и социально-активной части населения (включая образованную молодежь крупных городов) вокруг фигур и идей горбачевской перестройки а затем ельцинского суверенитета России — примерно 1990 — 1991 гг.;
• утрата доверия большинству политических институтов и лидеров России — примерно 1991 — 1993 гг.16

Политическая социализация и политическое воспитание.

Одна из важнейших проблем в изучении генезиса политического мышления — это вопрос о соотношении естественных процессов созревания мыслительного аппарата и целенаправленного воздействия общества, школы, семьи и других факторов, осуществляющих политическое воспитание.
Политические психологи изучали эту проблему на материале формирования национального самосознания. В исследованиях Ж. Пиаже и А. Вейл выявлена динамика национального самосознания по мере созревания когнитивных характеристик личности17.
Эти исследователи задались вопросом: как человек узнает, откуда он родом? Ответ на этот вопрос дало изучение детей из Женевы 7 — 8, 10 — 11 лет и старше. Так, дети до 7 лет отрицали, что они одновременно являются и женевцами и швейцарцами, хотя и понимали, что Женева находится в Швейцарии. В то же время они не разграничивали четко понятий «женевец» и «иностранец», хотя и понимали каждое из них в отдельности. Им кажется, что француз, живущий в Женеве, — тоже немножко швейцарец.
Важно, что осознание ребенком своей принадлежности к стране, народу, городу и т.п., осознание взаимоотношения своей страны с другими странами и этническими группами, связано с характером когнитивного и эмоционального развития, проходит определенные стадии и подчиняется возрастным закономерностям. Пиаже выделял именно эти стабильные характеристики когнитивной сферы, отвлекаясь от того, в каком духе воздействует на ребенка социальная среда: в духе национальной терпимости или шовинизма, взаимности или возвышения одного народа над другим.
Продолжением этой линии исследований стали работы шотландского политического психолога Г. Яходы. Он установил, что немало 6-, 7-, и даже 9-летних жителей города Глазго даже не слышали о таком городе или думали, что он находится где-то поблизости. Если принять во внимание сложные англо-шотландские отношения, то становится понятным, что многие из детей раньше осознают себя англичанами или шотландцами в политическом смысле, чем понимают, как соотносятся географические понятия: Глазго, Шотландия, Британия. Яхода приходит к выводу, отличающемуся от вывода Пиаже: его респонденты уже в 11 лет могут формировать абстрактные понятия, сделать логические заключения, особенно в тех случаях, когда эти понятия отражают значимые для них политические явления.
К аналогичным выводам приходят и исследователи в отношении способности восприятия детьми социальных и классовых различий. Так, Р. Коннел18 в этом процессе выделяет три стадии. Во-первых, — стадия драматических контрастов (5 — 8 лет). Во-вторых, — стадия конкретного реализма (8 — 12 лет) и в-третьих - стадия формирования классовых схем (12 — 16). Исследование выявило не только наличие стадий когнитивного развития, влияющих на способность воспринимать классовые различия, но и зависимость восприятия от воздействия социальных факторов. Принадлежность ребенка к определенной социальной страте влияет на его классовые экспектации (например, каждый может стать миллионером). Оказалось, что у детей рабочих — в отличие от выходцев из среднего класса — замедлено созревание реалистических классовых представлений.
Эмпирические исследования показывают, что естественные процессы созревания политического сознания в соответствии со стадиями когнитивного развития ребенка и подростка замедляются или ускоряются под влиянием политической системы, ее институтов, различных агентов политической социализации. Политическое воспитание, в отличие от стихийного процесса социализации, всегда имеет ту или иную направленность и нацелено на конкретный результат. Этому способствуют школьные учебники и система рекрутирования и воспитания самих учителей, средства массовой информации и специальные правительственные программы. В тех случаях когда система заинтересована в мобилизации новых поколений на политическое участие, образ политической системы складывается в политическом сознании молодых людей более адекватным. Но в тех случаях, когда система стремится иммобилизовать часть населения, выключить их из активного действия, она включает такие факторы, которые либо замедляют созревание, либо искажают восприятие политики в направлении, выгодном официальной политике. Известно немало случаев, когда плодом такого политического воспитания становится национальная и расовая рознь, конфликты, отчуждение от политики.
В российской политической жизни последних десятилетий происходит переориентация школы на новые официальные политические ценности. Так, согласно нашим исследованиям, молодые люди, прошедшие социализацию уже в годы перестройки, на вербальном уровне вполне усвоили новые ценности либерального спектра19. Для них стали значимыми ценности прав человека, свободы, личной независимости. В то же время говорить о системе политического воспитания в духе демократии и после десяти лет демократической трансформации не приходится. Во-первых, нет разработанной и адаптированной для детей системы новых политических ценностей, что отражается в противоречивом их наборе в учебной литературе. Во-вторых, учителя поставлены перед необходимостью быть ретрансляторами ценностей, которые они либо не разделяют, поскольку они воспитаны в старой системе политических координат, либо не понимают сами, так как система с ними специально не работает, не обеспечивает их методически.
Не только в России, но и в более стабильных политических системах цели политического воспитания нередко оказываются не реализованными, так как требуется для поддержания системы в равновесии. Результатом является сохранение политического инфантилизма не только в детском и подростковом возрасте, но и в более зрелые годы. Это означает, что у личности не сформированы автономные, не зависимые от ситуации политические убеждения. По данным политических психологов, люди с такими связными политическими представлениями составляют не более четверти взрослого населения. Остальные подвержены внушающим воздействиям со стороны лидеров популистского типа. Их политические взгляды и поступки меняются в зависимости от того, какая политическая погода за окном. Именно это политическое «болото» является наиболее отзывчивым на манипулятивные технологии во время выборов.
Сложность формирования зрелого и адекватного политического сознания в современной России дополняется помимо общих проблем, характерных в целом для этого процесса, еще и тем, что сейчас в стране отсутствуют выраженные идеологические схемы (принадлежащие не только официальной власти, но и оппозиции). Привычка с определенным скепсисом относиться к официальным целям и ценностям, оставшаяся со времен застоя, сочетается с разрушением стабильной картины мира и политической пассивностью. Это создает у молодых граждан неустойчивый и противоречивый тип политического сознания, который не способствует достижению гражданской зрелости и делает личность легкой добычей манипуляторов. Школьному учителю не под силу заменить собой всю систему идейных приоритетов, которые должна вырабатывать вся политическая система. Он привык быть ее ретранслятором. Однако когда он остается один на один со своими учениками, он не может избежать их вопросов и, если хочет остаться для них авторитетом, вынужден самостоятельно искать ответы на все трудные политические вопросы.

Вопросы для обсуждения

1. Что такое политический менталитет?
2. Какие психологические элементы составляют структуру политического менталитета?
3. Какие закономерности управляют становлением политического сознания личности?
4. Что такое операциональный код и как его можно выявить?

Литература

1. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. — М., 1969.
2. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. — М.: Наука, 1994.
3. Гаджиев К.С. Политическое сознание или политическая культура? // Кентавр, 1991. № 12. С. 14 — 25.
4. Петренко В.Ф., Митина О.В. Семантическое пространство политических партий // Психологический журнал, 1991. Т. 12. № 6.
5. Громова Р. К типологии политического сознания // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. ВЦИОМ. — М., 1999. №2 (40). С. 11 — 15.
6. Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян // Политические исследования, 1994. № 1.
7. Левада Ю. А. «Человек советский» пять лет спустя: 1989 — 1994 (предварительные итоги сравнительного исследования) // Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения, ВЦИОМ. — М., 1995. № 1. С. 10.
8. Марш А. Протест и политическое сознание. В кн.: Проблемы общественно-политического сознания трудящихся. — М., 1980.
8. Новикова-Грунд М.В. «Свои» и «чужие»: маркеры референтной группы в политическом дискурсе // Полис, 2000. № 4.

Глава 13. Политическое поведение

Чтобы хоть как-то разобраться в хаотической, становящейся все менее прозрачной и предсказуемой политике, лучше всего рассматривать ее как спектакль1, в котором заданы роли и есть исполнители. При этом, поскольку сценаристы со своей задачей справляются плохо, актеры вынуждены импровизировать, хотя и в рамках своих ролевых возможностей. Эта аналогия тем более оправдана, что с приближением очередных выборов сама политика все более и более приобретает характер шоу, где действуют не столько реальные политики, сколько их виртуальные имиджи. Но для начала — немного теории.

13.1. Теоретические подходы к анализу политического поведения

Начнем анализ того, что люди делают в политике, с моделей, объясняющих внутреннюю механику политического поведения. В 1994 г. исполнилось 50 лет с начала новой эпохи в исследовании политического поведения. Первая работа Пола Лазарсфельда и его коллег из Колумбийского университета была посвящена исследованию выборов, где основное внимание уделялось поведению избирателей в ходе президентской кампании 1940 г. в Эльмире (штат Нью-Йорк)2.
Другой вехой на пути становления новой парадигмы в политологии — поведенческого подхода к политике — стали работы Д. Кэмпбела, П. Конверса, У. Миллера и Д. Стоукса3 и книга Энтони Даунса об экономической демократии4.
К этому времени сложились три подхода, основанных на традициях политической социологии, социальной психологии, и политэкономии, каждый из которых по-своему трактовал поведение индивида, делающего свой выбор в политике на основе рациональности и личной заинтересованности5.
Сам термин «политическое поведение» пришел из психологии бихевиоризма, специализирующейся на изучении «наблюдаемого поведения», то есть только тех проявлений политики, которые можно регистрировать со стороны, исключая политические взгляды, убеждения и прочие субъективные компоненты действий человека в поле политики. Политические бихевиористы (Д. Истон) предложили подход, названный ими ситуационным. Ситуационные факторы включают: 1) физическую среду, 2) органическую среду и 3) социальную среду. Эти факторы не связаны с тем, что думают по этому поводу сами участники политического процесса и имеют объективный характер. Их можно контролировать и наблюдать извне. Задача исследователя состоит в том, чтобы выявить корреляцию между поступками человека и факторами среды. Так, одним из важных направлений исследования демократии является установление зависимости между объективным фактором — уровнем социально-экономического развития и утверждением демократического режима. Гипотезу о прямой зависимости этих двух параметров предложил известный американский исследователь С. Липсет.
Другой разновидностью той же трактовки поведения является теория политического обмена (П. Блау), согласно которой разные участники политического процесса вступают в него, соревнуясь друг с другом, как это происходит и в экономике: кто больше вносит средств, времени и сил, тот может рассчитывать на получение от политики большего «вознаграждения». Само политическое поведение рассматривается как результат рациональных решений о том, что индивиду более выгодно. Эта модель применяется и для прогноза результатов выборов, и для анализа принятия решения лидерами. Согласно этой гипотезе человек рассматривается как исключительно «рыночное существо», без внимания остаются его эмоциональные порывы и стихийные поступки, не говоря уже о Ценностях и взглядах.
Для теоретиков конфликта (Г. Экстайн) характерно представление о политическом поведении как обреченном на конфликт-либо внутри- либо внешнеполитический. Конфликт и согласие рассматриваются как два нормальных состояния человеческого существования. Но в политике, в отличие от выяснения отношений с помощью драки, — конфликт облекается в некоторые условные формы, предполагающие признаваемые обществом способы разрешения конфликтной ситуации (договор об общественном согласии, договор о ненападении, операции по поддержанию мира и т.п.).
В целом в политической науке в понятие «политическое поведение» включают и действия отдельных участников, и массовые выступления, активность организованных субъектов власти, и стихийные действия толпы, акции в поддержку системы, и направленные против нее. Более того, голосование «против» или неявка на выборы также трактуются как формы политического поведения.

Психологические составляющие политического поведения

Поиск причин, объясняющих содержание политического поведения дополняются исследованиями собственно психологической природы тех поступков, которые совершают граждане.
Современные трактовки политического поведения базируются на самых разных методологических основаниях, но все они так или иначе вводят в схему «стимул-реакция» промежуточные факторы, некое «среднее звено», которым может быть установка, мотив, убеждение или ценность, принадлежащая либо отдельному индивиду, либо группе. Как заметил Ф. Гринстайн, «поведение — это функция и от ситуации, складывающейся в окружающей акторов среде, и от тех психологических предиспозиций, которые они привносят в ситуацию»6.
А это означает, что никакую форму политического поведения нельзя напрямую объяснить только как результат воздействия политических стимулов. За исключением, может быть, самых простых проявлений политической активности, предпринятых ради выживания, все остальные акции опосредованы самой политической деятельностью, ее отражением в мышлении и чувствах людей.
Независимо от того, каким термином пользуются психологи, они различают три формы проявления человеческой активности: инстинктивную, навыки и разумную7. Эта психологическая классификация форм деятельности полезна и в описании политики.
Инстинкты представляют собой врожденные модели поведения, детерминированные биологически и задающие направление энергии поведения. Хотя между психологами нет единства в вопросе о том, каковы границы действия инстинктов у человека, но общепризнанно сегодня положение о том, что значительное число форм поведения имеет инстинктивной характер. Одни психологи насчитывают таких инстинктов десятки, другие доводят их число до нескольких тысяч. Набор инстинктов включает как все автоматизмы в поведении человека (от дыхания до ходьбы), так и более сложные врожденные потребности (самосохранение, продолжение рода, любознательность и множество других).
В политике мы находим проявление всех человеческих инстинктов от агрессивности до жадности и от солидарности до самосохранения. Собственно инстинктивная основа поведения в политике объясняет прежде всего направление энергии тех или иных поступков, которые далеко не всегда осознаются самим человеком.
Так инстинкт самосохранения толкает политиков на борьбу за власть и объясняет некоторые нерациональные поступки с точки зрения здравого смысла. Историки и политологи до сих пор спорят о причинах жестокости таких деятелей, как И. Сталин. Между тем политические психологи8 приходят к выводу, что именно потребность оградить свою травмированную самооценку от любых сравнений с эталоном, выбранным им с юности (В. Лениным), побуждало его избавляться от конкурентов.
Сама жестокость, насилие, агрессия — это тоже инстинктивные формы поведения. Одни авторы полагают, что эти формы поведения — врожденные. Другие видят в них результат научения. Третьи исходят из представления об агрессии как реакции на фрустрацию. Однако, помимо агрессии, фрустрация вызывает и другие формы инстинктивного поведения: апатию, регрессию, подчинение и избегание9. В политике все эти поведенческие проявления трактуются как реакция на события или обстоятельства, в которых действуют субъекты поведения.
Солидарность — это также одна из инстинктивных форм поведения индивидов, которые способны не только соперничать друг с другом, но и сотрудничать. В основе проявлений солидарности в политике лежит идентификация людей с определенной партией, группой, нацией, и позволяющая объединить усилия членов этих групп в достижении своих целей и интересов. Одним из классических проявлений солидарности являются различные акции протеста, принятые в поддержку своих товарищей, когда, например, работники отрасли объявляют готовность к забастовке, чтобы поддержать то предприятие, которое находится в конфликте с администрацией.
Не описывая многочисленные формы проявления инстинктов в политике, заметим, что в целом инстинкты охватывают все бессознательные, иррациональные, чувственные формы политического поведения как отдельного индивида, так и организованных групп, стихийные выступления масс.
Второй формой поведения являются навыки. В отличие от врожденных инстинктов, большая часть проявлений человеческого поведения является результатом прижизненного научения. Навыков требует поведение государственного деятеля и обычного избирателя, партийного функционера и сторонника движения. Говоря о политических навыках, мы имеем в виду определенные умения, которые требуются для выполнения своих ролей и функций любым участником политического процесса, привычки, образующиеся у граждан в определенной политической культуре, стереотипы, являющиеся следствием повторения определенных политических действий и упрощающие принятие решений.
Политические умения или компетентность предполагает, что гражданин знает, что он должен делать в своей политической роли и как добиться желаемого им результата. В российской политической жизни последних лет достаточно широко распространена точка зрения, что рядовые граждане, воспитанные в условиях авторитаризма, не имеют навыков демократического участия. Отсюда и неэффективность проводимых реформ. Насколько это верно с точки зрения политической психологии?
Конечно, старые навыки, позволявшие адаптироваться к прежней политической системе, действительно не всегда помогают действовать в новых условиях. Здесь мы сталкиваемся с некоторыми парадоксами. Так, раньше у населения был выработан стойкий политический навык участия в выборах. Число голосующих в советские времена превышал 90% дееспособного населения, независимо от того, насколько сам факт голосования влиял на принятие государственных решений. С началом демократизации мы наблюдаем последовательное снижение числа участвующих в голосовании. Так, если в выборах в Верховный Совет СССР в 1989 г. приняло участие 90% граждан, в выборах в республиканские и местные органы власти 1990 г. — около 80%, то в парламентских выборах 1993 и 1995 г. в РФ участвовало уже чуть больше половины избирателей. Между тем, в конце 90-х годов в выборах регионального и местного уровня явка избирателей была столь низкой, что многие законодательные собрания вынуждены были снизить планку до 25%, но даже эту планку нередко избиратели взять не могут, и выборы признаются недействительными.
Но одновременно с утратой одних навыков наши граждан приобрели другие. Электоральное поведение становится хотя и менее массовым (можно, видимо, говорить об утрате этого навыка у большого числа граждан), но зато у тех, кто ходит голосовать, появляется определенная компетентность. В отличие от начала 90-х — в середине-конце 90-х граждане стали меньше ориентироваться на личные симпатии, а больше — на то, какие политические позиции выражают политики, какими они обладают профессиональными и деловыми качествами. Появились и такие новые политические навыки, которые были приобретены в забастовках, голодовках, несанкционированных захватах зданий, пикетах и многих Других формах политических действий, о которых мы ранее знали лишь понаслышке.
Компетентность в политическом поведении становится тем более необходимой, чем более сложными становятся сами эти формы поведения. Лидер должен быть более компетентным, чем рядовой исполнитель той или иной политической роли. Давняя дискуссия в политологии ведется по вопросу о сменяемости лидеров как условии соблюдения принципов демократии. При этом, скажем, уход вместе с президентом всей его администрации и приход новых, менее опытных политиков, сопровождается снижением уровня компетентности в управлении государственным организмом. Но практика показывает, что и бессменное руководство таит в себе опасности, среди которых главная — застой общества.
Говоря о выработке политических навыков, следует отметить, что все политические системы заинтересованы в том, чтобы население обладало определенным набором этих навыков, для чего создаются специальные институты, отвечающие за политическое просвещение и тренировку в исполнении ряда политических ролей. Так, политические лидеры рекрутируются среди тех граждан, которые получили определенный опыт общественной и собственно политической деятельности в молодежных и иных организациях. В ряде стран существуют специальная система обучения уже избранных парламентариев. В других системах, их отбирают из числа тех, кто получил предварительно знания и навыки, необходимые для законотворческой деятельности. Не случайно во всем мире среди парламентариев много юристов, людей со степенями в области политических наук.
Разумные действия — третья форма поведения, — в политике, как и в других сферах деятельности, их можно оценивать по-разному. Одним из критериев разумности может быть эффективность (сравнение цели с результатом). Другим — степень осознанности политических действий. Третьим — соответствие высшим ценностям, поставленным во главу угла проводимой политики. Но как бы ни оценивалась эта форма политического поведения, главной ее характеристикой, отличающей ее от двух предыдущих, является выраженное целеполагание.
Чтобы обеспечить политике целенаправленный характер, объединяющий разных ее участников, применяются различные средства. В первую очередь эту задачу решают всевозможные программы, идеологические схемы, доктрины, концепции конкретных политических акций, кампаний. Особое значение для политического поведения отдельного человека и партий играют идеологии как концентрированное и систематизированное выражение целей и ценностей в политике.
Понятно, что поведение никогда полностью не совпадает с обозначенными в доктринах целями и ценностями: последние служат для человека лишь своего рода путеводителем. Исследования массового политического поведения показывают, что только незначительное число людей в разных странах и политических системах руководствуется в своем поведении идеологическими соображениями. Американский политический психолог Ф. Конверс полагает, что число таких граждан в разных странах колеблется от 10 до 25%10.
В нашей стране долгое время идеологические формулы организованно внедрялись в сознание населения. В постсоциалистический период эти схемы активно разрушались новой властью, которая понимала, что старые догматы служат препятствием для реформирования политической системы. Но никто из реформаторов не построил на месте разрушенного новой схемы. В мемуарах тех, кто начинал перестройку (М. Горбачев, Б. Ельцин, А. Яковлев, Е. Гайдар) не содержится фактов, подтверждающих, что реформы были начаты по какому-то плану, что под ними была теоретическая схема, не говоря уже об идеологии реформ.
Знакомство с программными документами новых политических партий и движений показывает, что и в них пока не содержится четкого представления о том, что и в какой последовательности реформаторы собираются делать, какова иерархия их целей и приоритет ценностей. Исследования индивидуального политического сознания как политиков, так и рядовых граждан показывает, что в настоящее время в головах и тех, и других царит большой хаос. Если прав Конверс и только небольшая часть людей имеет связную систему идей, то, очевидно, у политиков этот процент должен быть выше. Нельзя осуждать нынешних российских политиков за частую смену взглядов — понятно, что они находятся в поиске. Но проблема в том, что этот поиск не завершается четкими представлениями о том, куда они ведут страну и практически не делают попыток объяснить цели реформирования рядовым гражданам.
Выделение указанных трех форм политического поведения: инстинктов, навыков и разумных действий предпринимается с аналитическими целями. В реальной жизни поведение включает все три формы. Разделить осознанные и бессознательные элементы в поведении не всегда представляется возможным. Однако, помимо дилеммы: сознательное — бессознательное в структуре политического поведения содержится и ряд конкретных психологических элементов, учет которых делает его анализ более точным и детальным.

13.2. Основные элементы политического поведения: мотивы, потребности, ценностные ориентации

Политические психологи, исследующие поведение человека, будь это лидер или обычный гражданин, индивидуальный участник либо массовый субъект политики, исходят из того, что для понимания самого феномена политического поведения необходимо видеть его как причинно-обусловленный и направленный на достижение определенных целей11. В политической психологии существуют различные схемы объяснения истоков политического поведения. Одной из наиболее популярных является пятичленная «карта изучения личности в политике»12, предложенная М.Б. Смитом и несколько усовершенствованная Ф. Гринстайном.
Макросоциальная и политическая система формируют непосредственные предпосылки политического поведения. Одновременно аспекты непосредственного социального и политического окружения с детства и до сегодняшнего момента формирующие личность, определяют те элементы личностной структуры (оценивающие объект, посредничающие в отношениях с другими людьми, обусловливающие эго-защиту, установки), которые непосредственно направлены на поведение.
Есть и иные схемы, объясняющие причинную зависимость факторов воздействующих на поведение, подчеркивающие, в частности, наличие не только условий, контекста поведения, но и цели, на достижение которой оно направлено13. Независимо от теоретических разногласий, разные авторы тем не менее считают необходимым учитывать в поведении следующие моменты:

• внешнюю среду, посылающую стимулы субъекту поведения;
• потребности индивида или группы, участвующей в деятельности;
• мотивы, которыми руководствуется субъект;
• установки, ценности, ориентации, убеждения и цели субъекта; личностные особенности роли, стиля принятия решений; стиля межличностных отношений; когнитивный стиль;
• собственно действия и поступки;
• обратную связь между поведением и условиями, его сформировавшими.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 Все



Обращение к авторам и издательствам:
Данный раздел сайта является виртуальной библиотекой. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ), копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений, размещенных в данной библиотеке, категорически запрещены.
Все материалы, представленные в данном разделе, взяты из открытых источников и предназначены исключительно для ознакомления. Все права на книги принадлежат их авторам и издательствам. Если вы являетесь правообладателем какого-либо из представленных материалов и не желаете, чтобы ссылка на него находилась на нашем сайте, свяжитесь с нами, и мы немедленно удалим ее.


Звоните: (495) 507-8793




Наши филиалы




Наша рассылка


Подписаться