|
Скачать в архиве
Пpедисловие ко второму изданию
Эта небольшая работа выходит в свет во втором издании в неизменном виде. Хотя с момента первой публикации моих наблюдений в 1910 году они значительно переосмыслены, все же последующие изменения не дают мне право считать подходы, изложенные в первом издании, принципиально неверными, какую бы напраслину на меня не возводили. Фактическую ценность сохраняют не только излагаемые факты, но также и их понимание. Однако осмысление никогда не может быть всеохватывающим, потому что оно всегда находится под господством определенной точки зрения. Позиция, защищаемая в этой работе, по своей сути психобиологическая. Этот подход, конечно, не единственно возможный, есть также какой-то иной или много иных аспектов. Так, можно было бы рассмотреть данный аспект детской психологии с чисто гедонистической точки зрения, что соответствовало бы скорее духу фрейдовской психологии, т. е. пониманию психического процесса как движения, направляемого принципом удовольствия. Тогда мотивы понимались бы как желание и стремление к претворению в жизнь фантазии образом, доставляющим наибольшее удовольствие, а значит, и удовлетворение. Можно было бы тот же самый материал рассматривать, по совету Адлера, и с точки зрения принципа власти, который с психологической точки зрения является столь же возможным подходом, как и гедонистический принцип. Можно было бы применить и чисто логический способ рассмотрения, желая вскрыть развитие логических процессов у ребенка. Можно было бы даже обосновать религиозно-психологическую точку зрения и извлечь зачатки развития понятий о боге. Я довольствовался тем, что придерживался промежуточной позиции, которая держит равнение на психобиологический способ рассмотрения, и не пытался подчинить материал тому или иному гипотетическому постулату. Вместе с тем, само собой разумеется, я не оспариваю возможности существования таких принципов, потому что они содержатся в человеческой природе совместно; не только одностороннему специалисту может прийти в голову объявить общезначимым принцип, эвристически особо ценный либо для его дисциплины, либо для его 7 индивидуального способа рассмотрения. Однако как раз из-за наличия различных возможных принципов сущность человеческой психологии можно понять в полной мере, руководствуясь не одним из этих принципов, а только совокупностью отдельных аспектов. Основная посылка защищаемого в работе подхода состоит в том, что сексуальный интерес в качестве мотива играет весьма значительную роль в процессе возникновения детского мышления - предположение, которое, вероятно, так и не столкнулось ни с каким серьезным возражением. Противоположному утверждению тогда противостояло бы слишком много явно наблюдаемых фактов, не говоря уже о том, что в высшей степени невероятным представляется тот факт, будто базовое влечение, весьма важное для человеческой психологии, не выявляется, по крайней мере уже в своих началах, в детской душе. С другой стороны, в этой работе я подчеркиваю значение мышления и важность научения пониманию для решения душевных конфликтов. По-видимому, из нижеследующего достаточно явствует, что каузально действующий изначальный сексуальный интерес, собственно, стремится не к непосредственной сексуальной цели, но скорее к развитию мышления, иначе решение конфликта могло бы иметь место только путем достижения сексуальной цели, а не при посредничестве интеллектуального понимания. Однако именно последнее является верным, отчего даже позволительно заключить, что детская сексуальность совершенно не может быть сходной по сути с последующей взрослой сексуальностью, поскольку как раз взрослая сексуальность может быть полноценно заменена не научением пониманию, но в данном случае только достижением реальной сексуальной цели, а именно цели, по природе соответствующей нормальной сексуальной функции. Из опыта мы, конечно, знаем, что зачатки детской сексуальности могут привести также к настоящей сексуальности - а именно к онанизму - как раз тогда, когда конфликты неразрешимы. Однако путем научения пониманию для либидо открывается путь, на котором возможно развитие и который обеспечивает постоянное функционирование либидо. Отсутствие понимания (при известной степени интенсивности конфликта) действует как тормоз, который 8 вытесняет и вновь выталкивает либидо в состояние зачатков сексуальности, отчего затем эти начала, или зародыши, преждевременно побуждаются к аномальному развитию. Из-за этого возникает детский невроз. Именно одаренные дети, чьи мыслительные притязания (вследствие воспитания в интеллигентной среде) начинают расти очень рано, подвержены серьезной опасности оказаться в ситуации преждевременного задействования сексуальности вследствие воспитательного подавления их так называемого неуместного любопытства. Приведенные соображения свидетельствуют о том, что я понимаю мышление не просто как функцию, стесняющую сексуальность (из-за чего последняя оказывается заторможенной в своей подчеркнуто гедонистической функции и поэтому поневоле вынуждена перейти в функцию мышления), а вижу в "раннеинфантильной сексуальности" как зачатки будущей функции сексуальности, так и завязь возвышенных духовных функций. В пользу этого говорит разрешаемость детских конфликтов путем научения пониманию, а сверх того, и тот факт, что даже в зрелом возрасте остатки "инфантильной сексуальности" являются завязью важных духовных функций. То, что взрослая сексуальность развивается из этой поливалентной зародышевой предрасположенности, еще никоим образом не доказывает, что раннеинфантильная сексуальность означает просто "сексуальность". Поэтому я оспариваю справедливость фрейдовского понятия полиморфно-перверсивной предрасположенности ребенка. Это - поливалентная предрасположенность. Если в методологии мышления следовать фрейдовскому образцу, то в эмбриологии мы должны были бы характеризовать наружный зародышевый листок как мозг, потому что из него в процессе последующего развития образуется мозг. Но наряду с мозгом из него развиваются также органы чувств и многое другое. Декабрь 1915 К. Г. Юнг Предисловие к третьему изданию Со времени первой публикаций этого сочинения прошло почти тридцать лет. Однако кажется, что за протекшее время эта маленькая работа продолжала жить 9 своей собственной жизнью, и публика все еще ее жалует. В некотором отношении она, конечно, не устарела, потому что, с одной стороны, она воспроизводит простую связь фактов, которая повторяется повсеместно и более или менее одинаково. С другой стороны, это сочинение содержит как теоретическое, так и практически значимое указание на странное стремление детской фантазии: перерастать собственную "реалистичность" и давать "символическое" толкование вместо естественнонаучного и рационалистического. Это стремление оказывается естественным и спонтанным явлением, которое как раз нельзя сводить к какому-нибудь "вытеснению". Это особое обстоятельство я подчеркнул в предисловии ко второму изданию, и такое замечание не потеряло своей актуальности, поскольку большинство специалистов все еще очень ревностно верит в миф о полиморфной "сексуальности" ребенка. Теория вытеснения пока еще безмерно переоценивается, из-за чего естественные феномены душевных трансформаций столь же недооцениваются, а то и вовсе игнорируются. Этому феномену я посвятил в 1912 году обширный трактат, о котором, вероятно, сегодня еще нельзя сказать, что он в общем и целом нашел понимание у психологов. Пусть хотя бы этому скромному изложению фактов удастся побудить читателя к размышлению. В области психологии теории обладают самым что ни на есть опустошительным действием. Конечно, мы нуждаемся в определенных теоретических точках зрения - из-за их ориентирующей и эвристической ценности. Но они всегда должны почитаться только за вспомогательные представления, которые во всякое время можно отложить в сторону. Ведь мы знаем о душе еще столь мало, что, право же, смешно полагать, будто мы зашли уже так далеко, что можем создать всеобщую теорию. Мы пока даже не установили, каков эмпирический объем феноменологии души: можно ли при таких обстоятельствах мечтать об общей теории? Разумеется, теория является самым лучшим прикрытием для недостаточного опыта и для невежества. Отсюда прискорбным образом следуют узколобость, поверхностность и научное сектантство. Использование в полной мере какой-либо сексуальной терминологии (которая заимствована со ступени развитой
10 сексуальности) к поливалентной зародышевой предрасположенности ребенка - сомнительное предприятие. Это приводит, среди прочего, и к тому, что все заложенное в ребенке вовлекается в сексуальное толкование, изза чего, с одной стороны, понятие сексуальности безмерно раздувается и становится туманным, а, с другой стороны, духовные факторы кажутся лишь искажениями инстинкта. Такие суждения ведут к рационализму, который не в состоянии даже приблизительно воздать должное сущности поливалентности в детской зародышевой предрасположенности. Даже если ребенок занят вопросами, которые для взрослого имеют несомненный сексуальный акцент, то это еще вовсе не означает, что род занятий ребенка следует оценивать так же, как сексуальный. При осторожном и добросовестном исследовании сексуальная терминология (применительно к детским феноменам) может считаться не более чем fa^on de parler * . Против его целесообразности возникает немало соображений. Я вновь выпускаю в свет это сочинение в неизменном виде, не считая некоторых незначительных исправлений. В декабре 1938 К. Г. Юнг Предисловие к четвертому изданию Из предисловий к прежним изданиям читатель уже знает, что это сочинение - продукт, который нельзя отделить от времени и условий его возникновения. В форме одноразового опыта он должен остаться верстовым столбом на длинном пути постоянно совершенствующегося познания. Так как наблюдения, зафиксированные в этом сочинении, по-видимому, представляют интерес и для воспитателя, то оно вошло в состав данного тома. Поскольку не следует перемещать ни верстовые, ни межевые столбы, то в сочинении со времени его первой публикации тридцать пять лет тому назад ничего не было изменено. В июне 1945 * Оборотом речи (фр.). К. Г. Юнг 11 Как раз в то время, когда Фрейд сделал сообще- ние о "маленьком Гансе" 1 , я получил от одного сведущего в психоанализе отца ряд наблюдений над его четырехлетней в ту пору дочкой. В этих наблюдениях так много родственного и дополняющего сообщения Фрейда о маленьком Гансе, что я не мог отказаться от того, чтобы не сделать эти материалы доступными широкой публике. Всевозможное непонимание, если не сказать негодование, с которым был воспринят "маленький Ганс", послужили мне поводом к опубликованию моего материала, который по обширности, конечно, не достигает материала о "маленьком Гансе". Тем не менее в нем содержатся такие вещи, которые в состоянии подтвердить, насколько типичным был "маленький Ганс". Так называемая научная критика, насколько она вообще приняла к сведению эти важные вещи, и в этом случае столь же ретиво взялась за дело, все еще не научившись сначала перепроверять, а затем уже судить. Девочка, чуткости и интеллектуальной живости которой мы обязаны следующими наблюдениями,- здоровый и цветущий ребенок, с живым, темпераментным нравом. Она никогда не была серьезно больна, со стороны нервной системы у нее также никогда не наблюдалось каких-либо "симптомов". Живые систематические интересы пробудились у ребенка примерно в три года; она начала расспрашивать и выказывать фантастические желания. В последующих сообщениях мы должны, к сожалению, отказаться от связного изложения; потому-то это лишь анекдоты, которые изображают единичные переживания из целого цикла им подобных, и поэтому они описываются не строго научно, а новеллистически. При нынешнем состоянии нашей психологии без этого модуса изложения 1 Freud, Analyse der Phobie einesfinjjuhrigen Knaben. 12 мы пока обойтись не можем, потому что еще слишком далеки от того, чтобы с безошибочной уверенностью уметь отличать курьезное от типичного. Однажды, когда ребенку - назовем ее Анной было около трех лет, между ней и бабушкой завязался следующий разговор: Анна: "Бабушка, почему у тебя такие тусклые глаза?" Бабушка: "Должно быть, потому, что я уже старая". Анна: "Ладно, но ведь ты опять потом будешь молодой". Бабушка: "Нет, ты же знаешь, я буду все старше и старше, а потом умру". Анна: "Ну а потом?" Бабушка: "Потом я буду ангелом". Анна: "И потом ты опять станешь маленьким ребеночком?" Ребенок здесь находит благоприятный повод для предварительного разрешения одной проблемы. С некоторого времени она постоянно спрашивает мать, не получит ли она живую куклу, какого-нибудь ребеночка, например братика, после чего, конечно же, следуют вопросы о происхождении маленьких детей. Так как эти вопросы появлялись спонтанно и наобум, то родители не придавали им никакого значения и относились к ним с той же несерьезностью, с какой, казалось, задает их и сам ребенок. Так, в один прекрасный день девочка получила шутливое заверение в том, что детей приносит аист. Как-то Анна услышала другую, более серьезную версию: что дети являются ангелочками, живут на небе и аист спускает их оттуда вниз. Кажется, что эта теория стала исходной точкой для исследовательской деятельности. В разговоре с бабушкой оказалось, что эта теория способна к расширительному применению: с ее помощью можно не только с облегчением разрешить мучительную мысль о смерти, но одновременно и загадку о происхождении детей. По-видимому, Анна говорит себе: когда человек умирает, то он становится ангелом, а потом - ребенком. Решений такого рода, которые зараз убивают двух зайцев, обыкновенно упорно придерживаются не только в науке; ребенок также не может расстаться с ними без известных потрясений. В этой простой интуиции име- 13 ются элементы учения о реинкарнации, которое, как известно, еще живо у миллионов людей. Так же как в истории "маленького Ганса" поворотным пунктом было рождение сестренки, в этом случае им было появление братика, имевшее место, когда Анна едва достигла четырех лет. Проблема появления детей, прежде почти не затрагивавшаяся, стала теперь актуальной. Беременность матери, по-видимому, сначала оставалась незамеченной, т. е. на этот счет не наблюдалось никаких высказываний ребенка. Вечером, накануне рождения, когда у матери уже появились схватки, девочка находилась в комнате отца. Отец взял ее на колени и спросил: "Послушай-ка, что бы ты сказала, если бы сегодня ночью ты получила братика?" - "Тогда бы я его убила",- был быстрый ответ. Выражение "убить" выглядит очень опасным, но оно, в сущности говоря, совершенно невинно, потому что "убить" и "умереть" в детском смысле означает лишь удаление (пассивное или активное) - на что, впрочем, уже многократно указывал Фрейд. Как-то я лечил пятнадцатилетнюю девушку, у которой во время анализа многократно появлялось повторяющееся наитие: ей приходила на ум "Песня о колоколе" Шиллера; она ее, правда, никогда не читала, а только однажды перелистала и могла лишь припомнить, что читала что-то "о соборе". Других подробностей она не могла припомнить. Это место звучит так: С собора Тяжело и тоскливо Колокол вызванивает Надгробную песнь и т.д. Ах, это супруга дорогая, Ах, это верная мать, Которую князь тьмы Уводит прочь из объятий супруга, и т. д. Дочь, конечно, любит свою мать и даже отдаленно не думает о ее смерти; дело же в настоящее время обстоит так: дочь должна вместе с матерью отправиться к родственникам на пять недель; год назад мать ездила одна, дочь же (единственный и избалованный ребенок) оставалась дома вместе с отцом. В этом году "маленькую супругу", "уводят прочь" из объятий супруга, в то 14 время как для дочурки было бы намного приятней, если бы с ребенком была разлучена "верная мать". Поэтому "убить" в устах ребенка - вещь невинная, особенно если знать, что малышка употребляет слово "убить" совершенно promiscue* для всевозможных видов разрушения, удаления, уничтожения и т.д. Но все же тенденция, которая здесь выявляется, заслуживает внимания 2 . Роды наступили ранним утром. Когда все оставшееся после родов, а также все до единого следы крови были убраны, отец пошел в комнату, где спала Анна. Она проснулась, как только он вошел. Отец сообщил ей новость о появлении братика, что Анна восприняла с изумленным и напряженным выражением лица. Малышка бросила сначала взгляд на несколько бледную мать, а затем выказала что-то вроде смеси замешательства и недоверчивости, как если бы думала: "Что сейчас случится?" Она не обнаружила ровным счетом никакой радости по поводу новорожденного, так что родители были даже несколько разочарованы таким холодным приемом. До полудня девочка держалась вызывающе отстраненно от матери, что очень бросалось в глаза, так как обыкновенно она была очень привязана к ней. Однажды, когда мать была одна, Анна вбежала в комнату, обняла ее за шею и торопливо ей прошептала: "Ты ведь сейчас не умрешь?" Теперь нам становится ясной часть конфликта, разыгравшегося в детской душе; теория аиста, очевидно, никогда не оказывала должного действия - в отличие от гипотезы возрождения, согласно которой когда ктонибудь умирает, то тем самым вызывает появление ребенка. Итак, согласно теории, мама должна умереть как же тогда Анна может с радостью встретить новорожденного, против которого восстает также и детская ревность? Поэтому девочка в подходящий момент должна убедиться: умрет мама или нет? Мама не умерла. Очевидно, вместе с этим счастливым исходом теория возрождения получает тяжелый удар. Как же теперь объяснить рождение братика и вообще происхождение 2 См. анализ "маленького Ганса". * Без разбору (лат.). 15 детей? Была еще теория аиста, которая, правда, никогда внешне не оспаривалась, но имплицитно опровергалась предположением о возрождении 3 . К сожалению, попытки объяснения, последовавшие вслед за этим, остались сокрытыми от родителей, так как девочка на несколько недель уехала к бабушке. Как следует из сообщений последней, девочка многократно заводила разговор о теории аиста - конечно, с одобрения окружающих. Когда Анна снова вернулась к родителям, то в момент встречи с матерью она опять выказала смущеннонедоверчивую манеру поведения, такую же, как и после рождения брата. На обоих родителей это произвело явное, хотя и необъяснимое впечатление. По отношению к новорожденному она вела себя очень мило. Тем временем появилась воспитательница, которая произвела на малышку сильное впечатление своим монашеским облачением - сначала, конечно, в высшей степени негативное: девочка во всем оказывала ей сильнейшее сопротивление. Так, например, она ни за что на свете не позволяла воспитательнице раздевать себя по вечерам и укладывать в постель. Вскоре выяснилось, откуда шло такое сопротивление: однажды Анна гневно закричала на воспитательницу у кроватки братика: "Это не твой братик, он - мой!" Но постепенно она смирилась с воспитательницей и сама начала играть в воспитательницу: она затребовала себе чепчик и фартук и "ухаживала" то за братиком, то за своими куклами. Но несомненным было элегическое, мечтательное настроение в противоположность прежним временам. Анна часто 3 Здесь нас могут спросить: а правомерно ли предположение, согласно которому к детям такого возраста вообще приложимы подобные теории? На это можно ответить, что дети имеют интерес ко всему чувственно воспринимаемому в их окружении. Это обнаруживается также и в хорошо известных бесконечных вопросах - почему и для чего - относительно всевозможных вещей. Если мы хотим понять психологии ребенка, то нам следует на мгновение отложить в сторону очки культурного человека: ведь рождение ребенка - это очень важное событие для каждого человека. Однако для цивилизованного мышления рождение, равно как и сексуальность, вообще утратило свою биологическую уникальность. Но где-то все-таки наш дух должен был сберечь правильные биологические оценки, запечатленные в нем в течение тысячелетий. Разве не правдоподобно, что ребенок все еще имеет и обнаруживает их, пока покров цивилизации не накрыл первобытный слой мышления? 16 подолгу сидела под столом и начинала напевать и рифмовать длинные истории, которые отчасти были непонятными, отчасти, однако, содержали фантастические желания на тему "воспитательницы" ("Я - воспитательница из ордена Зеленого Креста") и отчасти это были явно болезненные чувства, которые ждали своего выражения. Здесь мы встречаемся с важным свидетельством о жизни малышки: речь идет о грезах, даже о зачатках поэзии, о приступах чего-то элегического. Все это такие вещи, с которыми мы обыкновенно сталкиваемся только на последующих ступенях жизни, а именно в то время, когда человек (в юношеском возрасте) склоняется к тому, чтобы разорвать узы семьи и самостоятельно вступить в жизнь, но внутренне он все еще осторожничает и удерживается ностальгическим чувством по теплу родительского стойла. Как раз в это время он начинает создавать поэтические фантазии, связанные с тем, чего недостает, и призванные компенсировать исход. На первый взгляд может показаться парадоксальным сближение психологии четырехлетней девочки с психологией пубертатного возраста; однако родство состоит не в возрасте, а в механизме. Элегические грезы выражают то, что часть любви, которая прежде принадлежала реальным объектам и должна была им принадлежать, интровертируется, т. е. направляется внутрь, в субъект, и там порождает преувеличенную деятельность фантазии 4 . Но откуда происходит эта интроверсия? Действительно ли она является психологическим явлением, свойственным этому возрасту? Или она обязана своим возникновением какому-нибудь конфликту? Это выясняется в ходе следующих событий. Зачастую 4 Этот процесс вообще является типичным. Когда жизнь сталкивается с препятствиями и человеку не удается приспособиться, а поэтому переход либидо в реальность застопоривается - происходит интроверсия, т. е. вместо действования в реальности возникает усиленная деятельность фантазии. Ее тенденция - устранить препятствия, по крайней мере сначала произвести это устранение в фантазии, за которым через некоторое время может также последовать и какое-то практическое разрешение. Отсюда преувеличенные сексуальные фантазии невротика, которые пытаются преодолеть специфическое вытеснение, отсюда типичные фантазии заик, будто они воистину обладают ораторским талантом. (То, что они имеют некоторое право на обладание таким талантом, дали нам понять содержательные работы Адлера по органической неполноценности.) 17 случается так, что Анна не слушается мать. Она становится упрямой и говорит: "Я опять поеду к бабуле!" Мать: "Мне будет очень грустно, если ты опять уедешь". Анна: "Да, но ведь у тебя же есть братик". Воздействуя на мать, малышка своими угрозами опять уехать показывает, куда, собственно говоря, она целит: ей, очевидно, хотелось бы услышать, что думает мать по поводу ее проекта, т. е. как мать вообще относится к ней и не лишил ли ее братик материнской привязанности. Однако нельзя эту маленькую каверзу принимать на веру. Ведь девочка, собственно, могла видеть и чувствовать, что она ни в чем существенном не дискриминируется матерью, несмотря на существование братика. Поэтому упрек, который она quasi * делает матери, необоснован, он выдает себя несколько аффектированным тоном, что не ускользает от чуткого уха. Подобный тон нередко можно услышать и у взрослых. При таком недвусмысленном тоне ожидают несерьезного к себе отношения и поэтому вынуждены его усиливать. Упрек как таковой мать также не должна принимать всерьез, ибо он лишь предвестник других, более сильных случаев сопротивления. Вскоре после только что приведенной беседы имела место следующая сцена: Мать: "Иди сюда, мы сейчас пойдем в сад!" Анна: "Ты врешь, смотри, если ты сказала неправду!" Мать: "Что на тебя нашло? Ведь я говорю правду!" Анна: "Нет, ты говоришь неправду". Мать: "Ну, так ты увидишь, что я говорю правду, мы сейчас пойдем в сад". Анна: "Правда? Это точно? Ты не врешь?" Сцены подобного рода повторялись несколько раз. На этот раз тон был резким и настоятельным, и к тому же акцент на слове "врать" выдавал что-то совершенно особенное, так что родители даже не поняли, поскольку поначалу придавали спонтанным выражениям ребенка слишком малое значение. Они делали не более того, что в общем воспитание делает ex officio ** . К детям * Как бы (лат.). ** По обязанности (лат.). 18 обычно прислушиваются очень мало и обращаются с ними (на всех возрастных ступенях) во всех существенных вопросах как с невменяемыми, но во всем несущественном их дрессируют до автоматического совершенства. За сопротивлением всегда лежит какой-то вопрос, какой-то конфликт - и мы знаем об этом в другое время и при других обстоятельствах. Но мы обычно забываем увязать услышанное с сопротивлением. Так, например, в другой раз Анна поставила перед матерью трудные вопросы: Анна: "Я хотела бы стать воспитательницей, когда буду большой". Мать: "Я тоже этого хотела, когда была еще ребенком". Анна: "Да, так почему же ты тогда не стала?" Мать: "Ну, потому что я стала мамой, вот я и должна воспитывать детей". Анна (задумчиво): "Так что, я буду другой женщиной, не такой, как ты? Тогда я буду жить в другом месте? Буду я тогда с тобой разговаривать?" Ответ матери опять показывает, куда, собственно, метит ребенок 5 : Анне, очевидно, хотелось бы тоже иметь ребеночка, чтобы его "воспитывать",- точно так же, как его имеет сестра-воспитательница. Ведь совершенно ясно, откуда у сестры-воспитательницы ребеночек; и Анна сможет получить ребеночка, когда будет большой. Почему же мать тогда не стала просто воспитательницей? Иными словами, откуда же у нее ребенок, если он ей достался не так, как сестре-воспитательнице? Иметь ребенка так, как его имеет сестра, Анна тоже могла бы, однако совершенно непонятно, как это могло бы осуществиться в будущем, т. е. как она могла бы 5 Понимание цели детских вопросов по ответам матери, кажущееся, вероятно, парадоксальным, нуждается в объяснении. Величайшая психологическая заслуга Фрейда состоит в том, что он вскрыл всю сомнительность сознательных волевых мотивов. Следствием вытеснения мотивов является то, что значение сознательного мышления в поступках безмерно переоценивается. В качестве критерия для психологии поступков Фрейд установил не сознательные мотивы, а результат (последний, однако, не в его физическом, а в психологическом смысле). Это понимание позволяет увидеть поступок в каком-то новом, биологически значимом свете. Я ухожу от примеров и ограничусь только указанием на то, что это понимание является существенным и эвристически чрезвычайно ценным для психоанализа. 19 уподобиться матери в получении ребенка. Отсюда и возникает задумчивый вопрос: "А, тогда я буду другой женщиной, не такой, как ты?" И буду ли я во всех отношениях другой? С теорией аиста совершенно ничего не ясно, с теорией смерти - точно так же, значит, ребенка получают так, как его, например, получила воспитательница. Таким естественным путем она его, конечно, могла бы получить, но как же тогда обстоит дело с матерью, которая не является воспитательницей, но все же имеет ребенка? Исходя из этого Анна задает такой вопрос: "Почему же ты тогда не стала воспитательницей?" (scilicet * : ты получила ребенка напрямую?). Этот своеобразный косвенный способ в постановке вопроса типичен и, вероятно, связан с неясностью в понимании проблемы, если мы не предполагаем некоторой "дипломатической неопределенности", которая диктуется уклонением от прямой постановки вопроса. Очевидно, что мы стоим перед вопросом: "Откуда берется ребенок?" Его не принес аист, мама не умерла, она не получила его и как сестра. Ведь Анна уже раньше спрашивала отца и дозналась, что детей приносит аист; но это решительно не так - на этот счет она никогда не заблуждалась. Значит, папа и мама лгут, да и все другие - тоже. Таким образом немедленно объясняется ее недоверчивое отношение к родам и ее упреки матери. Это объясняет еще и другое, а именно элегическую мечтательность, которую мы свели к частичной интроверсии. Теперь мы знаем, какого реального объекта должна была лишиться ее любовь - и интровертироваться, как потерявшая объектную привязанность: это - родители, которые ей наврали и не желают говорить правду. (Что же это тогда должно быть, если об этом нельзя сказать? Что при этом происходит? Примерно так же чуть позже будут звучать вопросы ребенка, которые надо читать между строк. Ответ таков: это, должно быть, что-то такое, что должно быть сокрытым, может быть даже, это что-то опасное.) Не удается также и попытка вызвать на разговор мать и выманить у нее правду с помощью каверзных вопросов; таким образом, сопротивление противопоставляется сопротивле- * А именно, то есть (лат.).
20 нию и наступает интроверсия любви. Разумеется, способность к сублимации развита у четырехлетнего ребенка еще очень слабо, так что она, вероятно, в состоянии оказать лишь симптоматические услуги. Поэтому чувство обращается к другой компенсации, а именно к оставленным уже инфантильным формам принуждения к любви, из которых самым излюбленным является ночной рев и призывание матери. Это уже усердно практиковалось и использовалось на первом году жизни. Сейчас это вновь возвращается, будучи, правда, мотивированным в соответствии с возрастной ступенью и оснащенным свежими впечатлениями. Только что произошло землетрясение в Мессине, и за столом говорили об этих событиях. Анна чрезвычайно этим заинтересовалась и заставляла вновь и вновь рассказывать (в особенности бабушку) о том, как дрожала земля, как обрушивались дома и сколько людей погибло при этом. Именно с этого момента можно датировать ее еженощный страх: она не могла оставаться одна, мать должна была к ней приходить и оставаться с ней, иначе она боялась, что наступит землетрясение, дом обвалится и задавит ее. Дни напролет она живо занималась этими размышлениями; если она ходила на прогулку с матерью, то терзала ее вопросами: "А наш дом еще будет стоять, когда мы вернемся домой? Папа будет еще жив? Это правда, что дома нет землетрясения?" О всяком камне, лежащем на дороге, она спрашивала: "Это от землетрясения?" Какая-нибудь новостройка была домом, разрушенным в результате землетрясения, и т. д. В довершение всего она часто кричала по ночам, будто приближается землетрясение и что она уже слышит громыхание. По вечерам приходилось давать ей торжественные обещания, что землетрясение, конечно же, не наступит. Ее пытались успокоить разными способами, например сказали, что землетрясение бывает только там, где есть вулканы. Тогда ей, однако, потребовались новые доказательства того, что горы в окрестностях города, конечно же, не вулканы. Это резонерство постепенно привело ребенка к сколь сильной, столь же и неестественной для этого возраста жажде знаний, которая выражалась в том, что малышке должны были принести все геологические книги и атласы 21 из библиотеки отца. Часами она обшаривала эти работы с изображениями вулканов и землетрясений и без конца задавала вопросы. Здесь перед нами очень энергичная попытка сублимации страха во "влечение к науке", однако требовать его в этом возрасте совершенно преждевременно. Но как и в случае одаренных детей, которые точно так же страдают от подобных проблем, такой преждевременной сублимации стараются потакать - и детям, конечно, это не на пользу! Ведь поощрение сублимации в этом возрасте ведет только к закреплению элементов невроза. Корнем научного влечения является страх, а страх это выражение конвертированного либидо, т. е. интроверсии, ставшей теперь невротической, той интроверсии, которая в этом возрасте еще не нужна и не благоприятствует развитию ребенка. Куда в конечном счете метит это научное влечение, станет ясно из ряда вопросов, которые затрагивались почти ежедневно: "Почему С. (младшая сестренка) моложе, чем я? Где был Фритцик (братик) прежде? Если он был на небе, то что он там тогда делал? Почему он спустился вниз только сейчас, а не раньше?" Это положение дел внушило отцу мысль, что мать должна рассказать ребенку правду о происхождении братика при первом же благоприятном случае. Вот что случилось, когда Анна как-то вскоре опять стала выведывать об аисте. Мать сказала ей, что история с аистом не соответствует истине, что Фритцик вырос в маме, как цветы из земли. Сперва он был очень маленьким, а потом все рос и рос, как растения. Девочка слушала внимательно, без малейшего удивления, а потом спросила: "Так, значит, потом он вышел совершенно самостоятельно?" Мать: "Да". Анна: "Но ведь он еще совсем не умеет ходить". Младшая сестренка: "Тогда он, наверное, выполз на четвереньках". Анна (пропустив ответ сестры мимо ушей): "Так, значит, там (показывая на грудь) существует дыра ? Или он вышел изо рта? Кто тогда вышел из воспитательницы?" 22 Но она перебила себя возгласом: "Нет, я знаю, братика принес с неба аист!" Потом, прежде чем мать сумела ответить на вопросы, девочка оставила эту тему и опять попросила посмотреть изображения вулканов. Вечер, последовавший после этих разговоров, был спокойным. Внезапное разъяснение навязало девочке, очевидно, целый ряд догадок, что выявилось в некоторой поспешности вопросов. Открылись новые, неожиданные перспективы, и она быстро приближалась к главной проблеме, а именно к вопросу: откуда вышел ребенок из дыры в груди или изо рта? Оба предположения пригодны к тому, чтобы стать прочными теориями. Иногда бывает даже так, что молодые замужние женщины все еще придерживаются теории отверстия (в брюшной стенке) и кесарева сечения, что должно выражать совершенно особую невинность. Конечно же, в таких случаях речь идет прежде всего о проявлениях инфантильной сексуальности, дискредитирующих (на более поздних стадиях развития ребенка) vias naturales * , но, боже упаси, не о какой-то невинности. В сущности говоря, мы должны были бы дивиться тому, откуда у ребенка зародилась такая нелепая идея будто в груди существует дыра или будто рождение происходит через рот; почему не через естественные, уже имеющиеся отверстия в нижней части тела, из которых ежедневно что-то выделяется? Объяснение просто: ведь еще совсем не так давно наша малышка проявляла повышенное и не всегда соответствующее требованиям опрятности и приличия внимание к этим двум отверстиям в нижней части тела и к их интересным продуктам, что потребовало воспитательного искусства матери. Тогда-то она в первый раз и узнала о существовании исключительных законов для этих частей тела и как впечатлительный ребенок вскоре поняла, что там находится какое-то "табу". Поэтому эту область следует исключить из расчетов; маленькая мыслительная ошибка, которую, право же, можно простить четырехлетнему ребенку, если мы подумаем о всех тех людях, которые нигде не в состоянии обнаружить ничего сексуального, даже у себя под носом. В этом отношении наша малышка реагирует * Естественные (родовые) пути (лат.). 23 куда более понятливо, чем ее младшая сестренка, которая, конечно же, проявила исключительный интерес к области кала и мочи, а потому демонстрировала соответствующее поведение и за едой. Свои эксцессы она обозначала как "потешные". Мать же говорила: "Нет, это не потешно" - и запрещала ей такие забавы. Казалось, что девочка согласилась с этими непостижимыми педагогическими капризами, но вскоре разразилась ее месть. Как только на столе появлялось какое-нибудь новое блюдо, она категорически отказывалась к нему притрагиваться, замечая при этом: "Это не потешно". Отныне она отклоняла все непривычное в кушаньях как "непотешное". Психология этого негативизма типична, и ее можно понять без труда. Логика чувств проста: "Если вы находите мои художества непотешными и принуждаете меня от них отказаться, тогда и я также нахожу ваши художества, которые вы превозносите, непотешными и не буду в них принимать участие". Как и все столь часто встречающиеся у детей случаи компенсации подобного рода, эта также следует важному инфантильному принципу: "Поделом вам, когда мне больно". После этого отступления вернемся к нашему случаю. Анна оказалась восприимчивой и настолько приспособилась к требованиям культуры, что додумалась до самого простого (по крайней мере, заговорила об этом) в последнюю очередь. Она годами держится неправильных теорий вместо совершенно законных, пока вдруг не получает извне суровое разъяснение. Поэтому неудивительно, что такие теории, возникновение и упрочение которых даже поощрялось родителями и воспитателями, позже становятся важными детерминантами симптомов при неврозе или бредовыми идеями при психозе 6. Все, что в течение долгих лет существовало в душе, всегда в наличии там так или иначе, пусть даже спрятанное за комплексами, вызванными совершенно другими причинами. Еще не покончено с вопросом, откуда, собственно говоря, выходит ребенок, но уже навязывается новая проблема: итак, если дети выходят из матери, то как же 6 Как я доказал в работе Psychologi'e der Dementia Praecox. 24 быть в случае воспитательницы? Из нее тогда тоже ктото вышел? И после этого вопроса происходит срыв: "Нет, нет, братика принес с неба аист". Что же особенного в том, что никто не вышел из воспитательницы? Вспомним, что Анна идентифицировала себя с ней и планировала тоже стать воспитательницей, потому что ей тоже хотелось иметь ребеночка и она могла бы его получить точно так же, как и сестра-воспитательница. Но сейчас, когда известно, что братик вырос в маме,как быть сейчас? Этот боязливый вопрос поспешно отбрасывается путем рецидива теории ангела-аиста, которой, собственно, никогда и не было веры,- теории, которая после нескольких попыток была отброшена окончательно. Теперь в воздухе витают два вопроса; первый гласит: "Откуда появляется ребенок?" Второй значительно труднее: "Как случилось, что мама имеет детей, а воспитательница и служанки - нет?" Все эти вопросы раньше не возникали. На другой день за обедом Анна заявила как будто совершенно непосредственно: "Мой брат в Италии, у него дом из материи (сукна) и стекла, и он не рушится". Как и всегда, в этом случае также нельзя было добиться объяснения, потому что сопротивление столь серьезно, что Анна не дает на этом останавливаться. Данное ею уникальное объяснение, напоминающее чтото официозное, очень симптоматично. Уже примерно месяца три, как дети замышляют стереотипную фантазию о каком-то "большом брате", который все знает, все может и все имеет, который был и есть повсюду, где дети не были, и которому позволяют делать все то, что дети делать не смеют. Каждая девочка имеет такого брата, который обладает большими коровами, овцами, конями и собаками и т. д. 7 Источник такой фантазии не приходится искать слишком далеко: моделью является отец; кажется, он является чем-то вроде брата для матери. Поэтому дети должны также иметь такого же могущественного "брата". Этот брат очень отважен, находится в Италии, опасной в настоящее время, живет в невероятно дряхлом доме, который не рушится. Тем 7 Примитивное определение божества. 25 самым реализуется важное для ребенка желание: землетрясение уже не опасно. Поэтому страх и фобия должны отпасть, и вот они проходят. С этого момента боязнь землетрясений совершенно исчезла. Теперь вместо того, чтобы призывать по вечерам к кроватке отца для заклинания страха, малышка выказывает больше нежности и просит отца поцеловать ее. Для того чтобы испытать новое состояние дел, отец показал ей новые изображения вулканов и последствий землетрясения. Анна осталась, однако, хладнокровной и рассматривала картинки равнодушно: "Это мертвецы! Я их уже часто видела". Фотография с извержением вулкана тоже уже не имела в себе ничего притягательного. Таким образом, весь научный интерес внезапно сокрушился и исчез, как когда-то возник. Ведь в ближайшие после разъяснения дни у Анны были дела поважнее; она распространяла вновь полученные познания на свое окружение, правда, следующим образом: прежде всего еще раз было обстоятельно констатировано, что Фритцик вырос в маме, впрочем, как и она сама и ее младшая сестренка; папа - в своей маме, мама - в своей и служанки также в своих матерях. Часто задавая вопросы, она проверяла свою новую истину на прочность - ведь у малышки пробудилось изрядное недоверие, которое нуждалось в многократных удостоверениях для того, чтобы рассеять все сомнения. Между тем часто случалось так, что оба ребенка как бы невзначай воспроизводили теорию аиста и ангелов (однако как малоправдоподобную), когда излагали ее, несколько нараспев, своим куклам. Впрочем, новое знание безусловно выдержало проверку, так как фобия исчезла. Лишь однажды уверенность грозила разбиться вдребезги. Примерно через восемь дней после момента разъяснения отец как-то остался в постели до полудня из-за гриппа. Дети ничего об этом не знали. Анна вошла в комнату родителей и увидела, что отец, против обыкновения, лежит в постели. Она опять сделала на редкость удивленное лицо, застыла на значительном расстоянии от кровати, не пожелав приблизиться, с очевидным испугом и недоверием. Внезапно она выпалила: "Почему ты в постели? Может, у тебя тоже растение в животе?" Естественно, отец расхохотался и успокоил ее, объ- 26 яснив, что у папы не могут вырасти никакие дети, что мужчины не имеют детей, а только женщины,- после чего ребенок тут же снова стал доверчивым. В то время, однако, пока на поверхности все оставалось спокойным, проблема продолжала прорабатываться в глубине. Несколькими днями позже Анна рассказала за обедом: "Сегодня ночью мне приснился Ноев ковчег". Отец спросил ее, что же ей приснилось потом, на что Анна стала нести сущую ерунду. В таких случаях нужно просто ждать и слушать. И вправду, через несколько минут она сказала бабушке: "Сегодня ночью мне приснился Ноев ковчег, и внутри там было много разных зверушек". Затем снова наступила пауза, после которой она начала повествование в третий раз: "Сегодня ночью мне приснился Ноев ковчег, и внутри там было много зверушек, и внизу там была крышечка, которая отворяется, и зверушки вываливаются". Тот, кто знает, поймет, о чем идет речь. У детей действительно есть игрушечный ковчег, однако отверстием является крышечка на крыше, а не внизу. Тем самым делается тонкий намек: история о рождении изо рта или из груди не годится; возникает подозрение об истинном положении дел: это происходит именно внизу. Без каких-либо примечательных событий прошло много недель. Однажды имело место сновидение: "Я видела во сне маму и папу, они долго-долго были в кабинете, и дети были там же". На поверхности лежит известное желание детей, чтобы им позволили так же поздно отходить ко сну, как и родителям. Это желание здесь реализуется или, скорее, даже используется для маскировки другого, куда более важного желания: оставаться вечером с родителями, когда те остаются наедине, и, конечно же, совершенно невинным образом - в кабинете, где малышка видела столько интересных книг, где она утолила жажду знаний, т. е., собственно говоря, пыталась ответить на жгучий вопрос, откуда появился братик. Если бы дети при этом присутствовали, они бы знали это. Несколько дней спустя имел место кошмар, и Анна пробудилась с воплем: "Наступает землетрясение, дом уже дрожит!" Мать приходит к ней, успокаивает и утешает, говоря, что землетрясения нет, все спокойно и 27 все люди спят. Анна говорит весьма серьезно: "Я хочу увидеть весну, как выходят все цветочки и как весь луг полон цветов; я хочу сейчас посмотреть на Фритцика, у него такое милое личико; что делает папа? что он говорит?" (Мать отвечает: "Он спит и не говорит ничего".) Тогда малышка замечает с насмешливой улыбкой: "Наверное, завтра он опять будет болен!" Этот текст следует читать наоборот: в последней фразе не стоит предполагать ничего серьезного, потому что она была сказана насмешливым тоном: когда отец в последний раз был болен, Анна подозревала его в том, что у него "в животе какое-то растение". Насмешкой она, однако, явно хочет сказать: завтра у папы, наверное, будет ребенок? Но все же всерьез она не подразумевает, что у папы будет ребенок, потому что только у мамы бывают дети; возможно, завтра у нее опять кто-то будет, но откуда? "Что делает папа?" Здесь, несомненно, всплывает формулировка трудной проблемы: что, собственно говоря, делает отец, если он не рожает детей? Девочке очень сильно хотелось бы найти отмычку для всех своих проблем, она хотела бы знать, как появился на свет Фритцик; хотела бы видеть цветочки как они выходят из-под земли весной; все эти желания скрываются за страхом землетрясения. После этого эпизода Анна спокойно проспала до утра. Утром мать ее спросила: "Что с тобой приключилось сегодня ночью?" Малышка, однако, все забыла и полагала, что у нее был только один сон: "Мне приснилось, что я могу делать лето, потом кто-то спустил Петрушку в ватерклозет". В этом диковинном сновидении, очевидно, имеются два различных сценария, которые разделены словом "потом". Вторая часть берет свой материал из одного недавнего желания - иметь Петрушку, т. е. куклу мужского рода, так же как и мама имеет мальчугана. Ктото бросает Петрушку в ватерклозет, обычно туда спускают совсем другие вещи. Так же, как это делается в клозете, появляется и ребеночек. Таким образом, мы видим здесь аналогию с теорией "подтирок" у "маленького Ганса". Если в сновидении наличествует множество сцен, то каждая сцена обычно является особым вариантом в переработке комплекса. Здесь также первая О конфликтах детской души 28 часть является только вариантом темы, общей со второй частью. Что означает "видеть весну" или "видеть как выходят цветочки" - мы уже видели выше. Сейчас Анне снится, что она может делать лето, т. е. вызывать появление цветочков, она может сама сделать ребеночка; а вторая часть сновидения говорит: это точно так же, как делается испражнение. Здесь мы имеем эгоистическое желание, которое лежит за интересами ночной беседы, кажущимися объективными. Два дня спустя матери нанесла визит одна дама, которая ждала ребенка. Дети как будто не обращали на нее внимания. На следующий день, однако, они затеяли, по свидетельству родителей, особую игру: они натолкали себе под юбки старые газеты из бумажной корзины отца, несомненно, из желания подражать. Ночью малышка опять видела сон: "Мне приснилась какая-то женщина в городе, у которой был очень толстый живот". Главным действующим лицом в сновидении всегда является сам видящий сон, но в каком-то определенном аспекте; так детская игра накануне нашла свое полное толкование. Некоторое время спустя Анна поразила мать следующей сценой: она засунула себе под юбку куклу, потом медленно ее вытащила, головой вниз, и сказала: "Смотри, вот сейчас появится ребеночек, он уже совсем вышел". Тем самым Анна сказала матери: видишь, как я понимаю роды; что ты думаешь об этом? Это правильно? Игру, конечно, надо понимать как вопрос, потому что - как мы увидим дальше - девочка нуждалась только в официальном подтверждении этого понимания. О том, что пережевывание проблемы на этом еще не закончилось, свидетельствуют случайные наития, имевшие место в продолжение следующих недель. Так, ту же игру она повторила несколькими днями позже со своим медведем (который играл роль самой любимой игрушки). Однажды она сказала бабушке, указывая на розу: "Смотри, роза получает ребеночка". Бабушке это мнение совсем не пришлось по вкусу. Анна, однако, показала на несколько вздутую чашечку: "Смотри, здесь она уже совсем толстая". Однажды Анна поссорилась с сестренкой и та ей гневно крикнула: "Я тебя убью!", на что Анна возрази- 29 ла: "Если я буду мертва, то ты останешься совершенно одна, и тогда тебе придется молить Господа Бога о живом ребеночке". И сцена тут же изменилась: Анна была ангелом, а сестренка должна была преклонить перед ней колени и просить подарить ей живого ребеночка. Так Анна стала матерью, щедро раздающей детей. Как-то раз на десерт были апельсины, и Анна, нетерпеливо ожидая, когда их можно будет есть, сказала: "Я возьму апельсин, проглочу его целиком, совсем вовнутрь живота, и тогда я получу ребеночка". Ну как здесь не вспомнить о сказках, где бездетные женщины в конце концов беременеют, проглатывая фрукты, рыбу и тому подобное? 8 Так Анна попыталась разрешить для себя проблему: как, собственно, дети входят в мать? Таким образом, она поднимает тот вопрос, который доныне еще ни разу не формулировался с такой остротой. Решение происходит в форме аллегорий, которые вообще свойственны архаичному мышлению ребенка. (Мышлением по аллегории обладают также и взрослые - в том слое психики, который лежит непосредственно под сознанием. Сновидения выносят аллегории на поверхность точно так же, как это делает dementia praecox * .) Характерно, что сравнения, подобные детским, очень часто встречаются как в немецких сказках, так и в сказках других народов. Сказки, как представляется, суть мифы детей и потому содержат в себе помимо всего прочего и мифологию, которая складывается у ребенка по поводу сексуальных процессов. Чары поэзии сказок, действующие и на взрослого, покоятся, по-видимому, не в последнюю очередь на том, что в нашем бессознательном некоторые из старых теорий все еще живы. Ведь именно такое совершенно своеобразное и тайное чувство возникает в нас, когда в нас пробуждается что-то из нашей далекой юности не достигая сознания, а лишь посылая в него отблеск своей силы чувства. Вопрос о том, как ребенок входит в мать, труден для разрешения. В тело ведь попадает только то, что проходит через рот; поэтому можно предположить, что мать
|
