|
Впоследствии мелкие, нетравматичные ошибки, которые совершает в своем реагировании «отзеркаливающий» идеализированный я объект, приводят к тому, что личность и ее функции постепенно замещают я объект с его функциями.
Однако травматические недостатки я объекта, такие, как грубый недостаток эмпатии, приводящий к тому, что мать или другой я объект не выполняет функцию отзеркаливания, вызывает различные дефекты личности. Например, неспособность к отзеркаливанию из за слабой эмпатии разрушает удовлетворенность младенца своим архаическим «я», ведет к интроекции дефектного родительского образа и к развитию фрагментированной личности. Травма, нанесенная его нарциссизму, вызывает нарциссический гнев и порождает фантазии всемогущества, в результате чего нормальный в младенчестве нарциссизм, вместо того, чтобы постепенно уменьшаться, будет увеличиваться, компенсируя недостаточность я объекта. Кохут утверждает, что лишь после устранения дефекта личности может наступить структурный конфликт эдиповой фазы.
Опубликовано много убедительных критических обзоров теории Кохута (см. Loewald, 1973; Slap, 1977; Slap & Levlne, 1978; Schwartz, 1978; Calef &Welhshel, 1979; Stein, 1979; Friedman, 1980; Waaerstein, 1981; Blum, 1982; Rangell, 1982). Мы ограничимся лишь комментариями к представлениям Кохута о патогенетической роли родителей, к его воззрениям на инстинкты, на процесс развития и к его методу построения теории. Мы полагаем, что Кохут преувеличивает патогенное воздействие родителей, считая, что их патогенные личности и патогенные свойства среды объясняют патологические отклонения в развитии. Подход напоминает раннюю модель «травматического аффекта» Фрейда, согласно которой взрослая психопатология рассматривалась как результат совращения в детстве. Фрейд быстро понял, что сексуальные и агрессивные импульсы, возникающие в психике ребенка, также способствуют конфликту. По Кохуту, «когда у „я“ нет поддержки, переживания инстинктивных импульсов возникают как продукт дезинтеграции» (1977, стр. 171), – словно ребенок – это беспомощная, пассивная жертва действующих извне сил. Такой взгляд явно противоречит представлению о процессе развития, в котором внутренний потенциал и активность младенца формируют личность наравне с окружающей средой.
Более того, согласно Кохуту, патология личности не позволяет перейти к эдиповым желаниям и конфликтам. То есть патология развития в одной системе останавливает развитие в других системах, – идея, которая не подтверждается клиническим опытом. Проблемы нарциссизма, самооценки, функционирования Эго могут придать своеобразие доэдиповым желаниям и Эдипову комплексу, как и их разрешению, но они не останавливают процесс развития. Наконец, как мы упомянули ранее, существуют сомнения относительно ретроспективных теорий развития, построенных на обобщенных гипотезах о детских источниках взрослой психопатологии (см. Brody, 1982). Тем не менее, мы обязаны Кохуту акцентом на потребности в эмпатии (способе узнать другого человека) в отношениях матери с ребенком и в аналитических отношениях. Также его акцент на «околоопытных» концепциях (на идеях, близких к клиническому опыту, в отличие от тех, что нагружены туманными метапсихологическими тезисами) напоминает нам о важности клинического подтверждения наших теорий.
Отто Кернберг
Кернберг занимался прежде всего интеграцией психоаналитических теорий. За многие годы он ассимилировал ряд идей и гипотез о психическом развитии, предложенных Кляйн, Британской школой, Малер и другими, соединив их с теориями Якобсон в то, что назвал эго психологией – по существу, в теорию объектных отношений с широкими возможностями применения к нозологии, оценке, диагностике и технике лечений (1975, 1976, 1980а, 1984, 1987). Многообразные проблемы и противоречия, связанные с этим предприятием, критически исследованы (см., например, Heimann, 1966; Calef & Weinshel, 1979; Milton Klein & Tribich, 1981; Brody, 1982; Greenberg & Mitchell, 1983).
Говоря коротко, Кернберг предлагает теорию, согласно которой аффекты являются главной мотивационной системой младенца; они организуются в либидные и агрессивные влечения с помощью прямого взаимодействия с человеческим объектом, представляющим собой нечто большее, чем просто средство инстинктивного удовлетворения. Ид, Эго и Суперэго формируются на основе репрезентаций «я» и объекта, интернализуемых под влиянием различных аффективных состояний. Эти состояния окрашивают или определяют характеристики того, что интернализуется – например, будет ли Суперэго суровым и жестким или будет ли Эго справляться с задачами, которые ему придется решать.
По нашему мнению, представления Кернберга о раннем развитии отражают ретроспективный, обусловленный взглядом из взрослого состояния, уклон, – они основаны на реконструкции, сделанной в ходе лечения серьезно больных взрослых, и недостаточны для объяснения широкого спектра возможного опыта и исходов развития. Например, его подход мало помогает объяснить влияние на развитие ребенка характера реального опыта в противовес силе интроекций и фантазий; немного также он дает для понимания различных эффектов реакций матери на нужды подрастающего ребенка или различных последствий развития одинакового тяжелого опыта у разных детей. С другой стороны, Кернберг прояснил влияние юношеских влюбленностей на развитие, а также предпринял смелые и нетривиальные усилия для интеграции и систематизации центральных аспектов теорий развития, принадлежащих нескольким авторитетным источниками (1974а, 1974b, 1977, 1980b). В ходе этой работы он устранил многозначность многих моментов и создал систему, полезную терапевтам для лечении серьезно взрослых пациентов с серьезными отклонениями в психике.
Ганс Левальд
Строго говоря, Левальд не является теоретиком в области объектных отношений, но он акцентирует важность инстинктивных влечений и центральную синтезирующую роль Эго в контексте объектных отношений (1951, 1960, 1971). Он подчеркивает, что инстинктивные влечения и объекты не существуют изолированно друг от друга. Инстинкты выполняют организующую функцию в объектных отношениях, то есть по отношению к реальности, и, в то же время, объектные отношения и реальность организуют инстинкты. Левальд отвергает представление об инстинктивных побуждениях как о результате воздействия биологических стимулов на психический аппарат. Он считает, что инстинктивные влечения создаются психическим аппаратом (1971, 1978). Вообще, базовой функцией психического аппарата он считает порождение психических репрезентаций, наиболее примитивные из которых – репрезентации удовольствия и неудовольствия. Таким образом, инстинктивные побуждения, Эго и объекты создаются умом в контексте взаимодействия матери и младенца, основанного на их первоначальном единстве. «Понимаемые как психические феномены, или репрезентации, инстинкты появляются в ранних взаимодействиях матери и младенца. Они формируют самый примитивный уровень человеческого мышления и мотивации. (1978, стр. 495). Эго как психическая структура возникает, следовательно, из взаимоотношений организма младенца с окружающими его людьми.
Левальд не сформулировал связную теорию, да и не имел такого намерения. Вместо этого он заново интерпретировал и сформулировал психоаналитические концепции на основе новых фактов и нового понимания. Отвергнув некоторые из фундаментальных догматов Фрейда, – например, о том, что биология является основой для психологии, – он в то же время сохранил и проложил путь для возвращения к другим концепциям Фрейда и к классической теории (Fogel, 1989). Левальд руководствовался целью «соотнести наше понимание значения объектных отношений для формирования и развития психического аппарата с динамикой терапевтического процесса» (1960, стр.221).
Хотя Левальд проводил аналогии между терапевтическим процессом и взаимодействием матери и младенца, он не занимался наивной реконструкцией младенческого периода. Скорее, он исследовал воссоздание в развитии и в терапевтическом процессе переноса паттернов младенческих отношений, характерное осуществление процессов дезорганизации и реорганизации, ведущих к интеграции на более высоком уровне, и характерные пути проявления метафор высшей и низшей организации. Имеется в виду, что как высшая организация психической структуры матери поднимает психическое функционирование младенца последовательно на все более высокие уровни организации и структурирования, – так «напряжение» между психическим функционированием аналитика и пациента создает потенциал для психической реорганизации пациента в процессе анализа.
Наконец, Левальд рассматривал индивидуума в целом, предвосхитив во многих аспектах современный подход с позиций теории систем. В своей ранней работе он отказался от сосредоточения исключительно на Эдиповом комплексе, заявив, что доэдиповы влияния также заслуживают внимания; в более поздних работах (1979, 1985) он вернулся к признанию Эдипова комплекса как центрального фактора аналитической работы.
По нашему мнению, полезность подхода Левальда проистекает прежде всего из его сбалансированности. Мы использовали и опирались повсюду в этой книге на его идеи, связанные с рассмотрением комплексности, признанием роли всех стадий развития, акценте на синтезе инстинктивных побуждений, объектов, реальности и синтезирующей функции Эго.
Маргарет Малер
Малер и ее коллеги изучали нормальных младенцев и нормальных матерей в естественной обстановке игровой комнаты, наблюдая возникновение объектных отношений в первые три года жизни. Как и Спица, Малер особенно интересовал процесс формирования внутрипсихических структур в контексте нормальных отношений матери и младенца. Она занялась этим исследованием после того, как поработала с младенцами и маленькими детьми с глубокими нарушениями психики, поэтому, изучая нормальных детей, она стремилась раскрыть, с одной стороны, что способствует формированию внутрипсихических структур, которые в итоге позволяют ребенку функционировать независимо от объекта, с другой – что способствует патологии этих структур (Mahler & Gosliner, 1955). Под влиянием работ Хартманна и Якобсон Малер считала, что образующиеся психические репрезентации «я» и объекта являются базовыми для формирования и функционирования Эго и Суперэго. Она полагала, что, хотя совсем маленький ребенок может распознавать различные аспекты внешнего мира, лишь постепенно он становится способен сформировать целостную психическую репрезентацию матери, а также уникальный, стабильный и психически репрезентированный образ самого себя, отличного от своего первичного объекта любви. Малер гипотетически предположила, что эти психические репрезентации «я» и объекта строятся постепенно по мере развития отношений с объектами, и поставила перед собой задачу определить природу этапов этого развития.
Данные, полученные из исследования, привели Малер и ее коллег к рассмотрению этапов развития в терминах того, что она назвала процессом разделения – индивидуации. В этом процессе, который стал фундаментом теории развития объектных отношений Малер (1963, 1972а, 1972b), выделено две различных, но переплетенных между собой линии. Разделение – это процесс, в ходе которого младенец постепенно формирует внутрипсихическую репрезентацию себя, отличную и отделенную от репрезентации его матери (Mahler, 1952; Mahler et al., 1975); имеется в виду не физическое, пространственное отдаление от родителя или распад межличностных отношений, а развитие интрапсихического чувства возможности функционировать независимо от матери. Индивидуация означает попытки младенца построить свою уникальную идентичность, воспринять свои собственные индивидуальные характеристики (Mahler et al., 1975, стр. 4). Оптимально разделение и индивадуация идут вместе, но могут и расходиться в результате задержки или ускоренного развития того или другого аспекта развития.
Малер считала, что процесс разделения–индивидуации начинается в возрасте четырех пяти месяцев и включает в себя четыре предсказуемых, наблюдаемых и накладывающихся друг на друга фазы: дифференциация, практика, воссоединения и формирования постоянства объекта. Кроме того, Малер выделила еще две фазы, предшествующие началу процесса разделения–индивидуации: «нормальную аутистическую фазу», занимающую первые четыре недели, и «нормальную симбиотическую фазу», длящуюся от второго месяца до четырех пяти.
В связи с процессом разделения–индивидуации Малер описала эволюцию инфантильных переживаний всемогущества и сопровождающего их чувства собственного величия, лежащих в основе нормального развития самооценки, так же, как и определенной патологии более позднего возраста. Она особенно выделила рост психических систем, связанный с эволюцией межличностных отношений, указав на важную роль конфликта, вначале межличностного, в конечном же счете интрапсихи ческого. Она описала факторы материнско младенческих отношений, в итоге способствующие достижению постоянства либидного объекта, при котором комфорт и успокоение, первоначально исходившие от матери, становятся внутрипсихически доступны. Она считала, что установление постоянства либидного объекта способствует независимому функционированию Эго. Малер (1971) описала также, к каким патологиям функционирования Эго может вести нарушение отношений матери и младенца. Постоянная проблема психоаналитической теории – поиск понятий и терминов, адекватно описывающих процессы, которые не объективируемы и не характеризуемы количественно, а лишь косвенно выводимы. Поэтому в психоаналитических теориях часто используют метафоры, которые, к сожалению, затем воспринимаются буквально. В результате по мере появления нового знания старые метафоры теряют свою полезность; они, а вместе с ними концепция, начинают восприниматься как неполноценные. Примером служит концепция психической энергии Фрейда. Представление об энергиях, стремящихся к разрядке, уже не принимается, однако в клинике мы по прежнему можем наблюдать различия в интенсивности эмоций или в интенсивностях импульсов и стремлений к удовлетворению.
Подобное произошло и с терминологией Малер, особенно с теми терминами, которые она использовала для характеристики первых месяцев жизни. Нельзя не согласиться с тем, что происходящие из патологии и ретроспекции метафоры, такие, как «аутизм», «симбиоз», «барьер против раздражителей», «иллюзорные общие границы» и «галлюцинаторное, соматопсихическое, основанное на всемогуществе, слияние» достаточно сомнительны (см. Peteriteund, 1978; Milton Klein, 1980). Тем не менее, многие наблюдения и выводы Малер о поведении младенца в первые месяцы проницательны и уместны, хотя мы уже не можем согласиться с приклеенными к ним ярлыками.
Достоверность исследований Малер подвергалась критике. Броди (1982) видел ошибки в методах ее исследований и подтасовки в результатах и полагал, что она склонна выдавать гипотезы за окончательные выводы. Заслуженно оспаривалось представление Малер, что младенец начинает жизнь в аутистическом состоянии, отрезанный от мира барьером раздражителей, как цыпленок в яичной скорлупе (метафора, взятая из Фрейда, 1911), – не воспринимающий социальные раздражители (см. Peterfreund, 1978; Lichtenberg, 1981, 1987; Stern, 1985). Малер и сама пыталась исправить эту идею, предполагая, что «пробуждение» (Stern, 1985) или «полуаутизм» (Harley & Weil, 1979) были бы более подходящими словами. Штерн (1985) оспаривает также мнение Малер, что Эго и объект не дифференцированны при рождении, ссылаясь на данные исследований, представляющие обильные доводы в пользу того, что младенец с самого рождения различает внутреннее и внешнее, себя и другого. Подобная критика свидетельствует о фундаментальном непонимании между многими исследователями детства и психоаналитиками. Психоаналитиков интересует формирование внутрипсихических структур.
Предадаптивное состояние в момент рождения очевидно, но нет никаких доказательств, что уже при рождении функционируют психологические структуры, позволяющие сформировать и сохранять внутрипсихические репрезентации себя и других.
Штерн критикует также базисную предпосылку теории разделение–индивидуации Малер. Он считает, возрастающая независимость и самостоятельность ребенка, которую описывает Малер, подразумевает разрушение межличностных объектных связей (стр. 243). По нашему мнению, Малер в действительности описывает внутрепсихический процесс, в ходе которого ребенок обретает способность функционировать самостоятельно, перестает беспомощно зависим от матери, но сохраняет межличностную связь с ней. По мере возрастания стабильности внутренних структур, объектные отношения ребенка достигают все более высоких уровней развития, межличностные связи становятся все более глубокими и постоянными.
Отчасти признавая ценность критики в адрес Малер, мы, тем не менее, считаем, что она внесла фундаментальный вклад в психоаналитическое понимание эволюции объектных отношений. Особенно важно то, что она четко показала: адекватная эмоциональная открытость матери и аффективный контакт младенца с этим человеком – это необходимый фактор благоприятных условий для формирования психических структур, которые, в конечном счете, способствуют независимому эмоциональному функционированию. Внимание, которое Малер уделила деталям аффективного взаимодействия матери и младенца, подтолкнуло многих продолжить исследования отношений матери с младенцем и отца с младенцем (последнее см. у Abelm, 1971, 1975, Cath et al., 1982; Pruett, 1983, 1.985). Результаты этих исследований пополнили наши знания о нормальном развитии, так же, и о выявлении и предотвращении патологических отклонений. Наконец, она явилась пионером длительного исследования детей в естественной обстановке, – мало кто из психоаналитиков осуществлял подобные проекты, – и это послужило стимулом для последующих исследований в области развития младенцев. Хотя новые знания о деталях развития младенцев и привели к модификации и изменению акцента в ее теории (в частности, в концептуализации ранних фаз), ее наблюдения не теряют своей ценности. Сформулировав представление о процессе разделения–индивидуации, Малер выдвинула целостную теорию доэдиповых объектных отношений, которая дополняет теории Эдипова комплекса и позволяет построить концепцию развития объектных отношений, согласуемую и интегрируемую с теорией инстинктивных влечений и с теорией возникновения психической структуры.
Дэниэл Штерн
Штерн – один из современных исследователей младенчества, изучающий объектные отношения первых трех лет жизни. Но в отличие от тех, кто изучает отдельные стороны проблемы, Штерн сформулировал целостную теорию первых стадий развития объектных отношений. В противоположность концепциям, берущим начало в структурной теории Фрейда, и представлению о том, что внутрипсихические структуры происходят от межличностных взаимодействий, Штерн делает акцент на внутреннем субъективном опыте младенца и на межличностном контексте. В его концепции центральная роль чувства собственного «я», присутствующего в некоторой степени с самого рождения, «не может быть уменьшена или ослаблена проблемами развития Эго или Ид» (1985, стр. 19), так как, по мнению Штерна, «я» – это первичный организующий принцип. Штерн опирается в своих разработках на обильный фактический материал из тщательно и весьма изобретательно построенных своих и чужих лабораторных экспериментов с младенцами и их матерями.
Делая на основе этих наблюдений выводы о субъективной жизни младенца, Штерн говорит, что новые формы поведения и способности, появляясь, организуются и трансформируются в субъективные позиции чувства собственного «я» и восприятие другого, выполняющие организующую функцию. Штерна особенно интересует межличностный контекст новых субъективных позиций; акцентируя его важность, он выдвигает идею, что каждое новое чувство собственного «я» определяет новую форму, или сферу влияния или активности – так «ощущение себя и других» развивается вместе с чувством собственного «я» и восприятием другого. Хотя каждое (новое) чувство собственного «я» и новая сфера социальной принадлежности появляются в течение соответствующего периода развития, Штерн подчеркивает, что не следует рассматривать их как фазы: это скорее формы восприятия собственного «я» и формы социального взаимодействия, которые, возникнув, на всю жизнь остаются неизменными организующими принципами.
Штерн рассматривает четыре чувства собственного «я»: чувство проявляющегося «я» – от рождения до двух месяцев, чувство коренного «я» – от двух до шести месяцев; чувство субъективного «я» – начинается в семь девять месяцев; чувство вербального «я» – начинается в пятнадцать восемнадцать месяцев. Вместе с чувством проявляющегося «я» возникает непосредственная принадлежность. Вместе с коренным «я» возникает сфера коренной принадлежности. Субъективная принадлежность сопутствует чувству субъективного «я», а пространство вербальной принадлежности появляется одновременно с чувством вербального «я».
Во многих отношениях Штерн находился под влиянием трудов и воззрений Спитца, Боулби, Анны Фрейд и Малер и опирался на их работы. Он опирался на их представление о процессе развития – его последовательные фазы начинаются в те же переходные моменты развития; кроме того, он уделял огромное внимание взаимодействиям младенца с матерью. Однако Штерн обособляет себя от этих ученых. Он считает существующие психоаналитические теории развития более или менее бесполезными, нуждающимися в полной перестройке и использует набор порой неясных метафор, изобретенных им самим. То есть он заменяет один жаргон другим. Отчасти критика Штерном психоаналитических теорий развития справедлива, но, как замечает Сольнит, Штерн использовал эту критику, чтобы искусственно обострить дебаты между психологией развития и психоанализом (1987b). Притом в силу недостаточной историчности своего подхода он не может оценить многие значительные изменения в психоаналитической теории развития, произошедшие с 1900 х годов под влиянием критики, схожей с его собственной. Поэтому у него очень ограниченное понимание психоанализа. Наконец, по нашему мнению, его упор на субъективность и межличностное за счет интрапсихического ведет к недостаточному учету вклада внутренних сил в процесс развития, особенно в процесс интернализации.
С другой стороны, лабораторные исследования младенцев и их матерей, проведенные Штерном, значительно дополнили наши знания о раннем развитии. Его внимание к взаимодействию матери и младенца и к саморегуляторным способностям младенца позволила углубить наше понимание возникающего чувства «я» и развития Эго.
Резюме
Эволюция теорий объектных отношений начинается с самого психоанализа. Это долгий и трудный путь, берущий начало в самых ранних воззрениях Фрейда, выраженных в его «Проекте научной психологии» (1895b). Взгляды на взаимосвязь между объектными отношениями, инстинктивными влечениями, аффектами, формированием психической структуры и чувством собственного «я», а также на взаимосвязь между внутрипсихическими процессами, ассоциированными с объектными отношениями, и межличностными отношениями, весьма противоречивы.
В этой главе мы рассказали о представлениях различных современных школ объектных отношений. Их теории, выросшие на почве наблюдений за младенцами и маленькими детьми, послужат основой для обсуждения эволюции объектных отношений в ходе развития и обсуждения развития чувства собственного «я», которым посвящены следующие главы.
Глава 6. Развитие объектных отношений
При описании связанной с развитием структуры для развертывающихся стадий в объектных отношениях, мы сосредоточивали особое внимание на том, как взаимодействия значимые с другими людьми оказывают воздействие на происхождение, природу и функционирование внутрипсихических структур. Мы считаем, что идеи Спитца и Малер особенно полезны для самых ранних стадий, потому что они основываются на данных непосредственного наблюдения, а не на реконструкциях, и последовательно сосредоточивают свое внимание на внутрипсихическом.
Нахождение удачного и приемлемого термина для периода непосредственно после рождения всегда было трудным делом. Хартманн (1939), как мы уже отмечали в четвертой главе, дал ему название фаза недифференцированности (Hartmann, Kriss and Loewenstein, 1946), имея при этом в виду, что ни Эго, ни Ид еще не структурализованы, и что еще не сформировались психические представления о себе и об объекте. Однако данный термин часто неправильно истолковывался как студентами, так и аналитиками: они полагают, что младенец неспособен отличать себя от объекта.
Спитц предпочитал называть эту первую стадию безобъектной, или предобъектной стадией, чтобы подчеркнуть, что здесь еще не может быть психологического объекта, потому что психологическое функционирование еще не установилось (1957). Малер и другие назвали эту фазу нормальным аутизмом, объясняя, что, по сравнению с более поздними стадиями, младенец минимально взаимодействует с внешними раздражителями (1975). Анна Фрейд сходным образом подчеркивала отсутствие психологического функционирования у младенца и его полнейшую зависимость от матери, имея при этом в виду «биологическое единство в пары мать младенец» (1965). Проблема с этими терминами заключается в том, что они подразумевают малое взаимодействие между матерью и младенцем. Создается впечатление, что мать легко можно заменить другим человеком; однако, нам известно из исследований периода младенчества, что это не так даже в первую неделю после рождения (Burns и др., 1972). Данные свидетельствуют о том, что младенец заранее подготовлен к взаимодействию с матерью, внутри которого быстро устанавливается аффективная система обратной связи. Вследствие этого, мы полагаем, что термин «первичное взаимодействие» наиболее точно описывает первую фазу развития объектных отношений.
Нормальная симбиотическая фаза (термин Малер), был получен из наблюдений за патологическим развитием. Однако тут имелось в виду безопасная глубокая привязанность. Спитца также интересовала привязанность, но он подчеркивал, что для того, чтобы возникла привязанность, необходим диалог (1963, 1964, 1965; Spitz and Cobliner, 1965). Идея диалога выделяет активность и саморегуляторные способности младенца, и мы полагаем, что начало диалога наилучшим образом описывает вторую фазу объектных отношений, выдвигая на первый план взаимную аффективную атмосферу, необходимую для привязанности.
Ниже мы прослеживаем эволюцию объектных отношений от самого начала, через доэдиповы фазы, используя разделение – индивидуацию Малер. Затем мы описываем превратности развития объектных отношений в инфантильной генитальной фазе и Эдиповом комплексе, а потом обсуждаем последующую эволюцию в латентный период, и, наконец, в подростковый период. Мы сосредоточим внимание на более ранних годах жизни, на исследовании которых сфокусирована большая часть недавних исследований. Вероятно, именно на эти годы приходится наиболее драматическое изменение объектной связи, и, вследствие этого, происходят наиболее значимые шаги в становлении психической структуры.
Стадия первичных взаимодействий: физиологическая прелюдия к объектным отношениям
Большинство исследователей согласны с тем, что мы рождаемся подготовленными для участия во взаимодействии. Сандлер (1975) концептуально описывает это взаимодействие как часть биологически унаследованного, доадаптивного поведения младенца необходимого для участия в процессе адаптации. В течение некоторого времени после рождения поведение младенца преимущественно определяется эндогенно обусловленными регулирующими процессами (Sander, 1962, 1964); главной задачей для матери и младенца является регуляция и стабилизация циклов сна – бодрствования, дня – ночи и голода – насыщения для сохранения гомеостатического равновесия (Anders, 1982). Это, также, является частью взаимодействия матери и младенца. Действительно, как подчеркивает Колл (1984), взаимодействие при рождении использует различные физиологические системы как у матери, так и у младенца, включая зрительную, слуховую и кинестетическую системы, и даже состояние психофизиологического возбуждения. Колл обнаружил, что сосательные ритмы младенца взаимодействуют с психофизиологией рефлекса выделения молока у кормящей грудью матери. Координация взаимодействующих системам, по утверждению Колла, проявляется в том, что младенец предвидит приближающееся кормление.
Андерс и Зинах (1984) пришли к заключению, что утонченные биологические способности младенца дают ему возможность активно искать и реагировать на подходящую сенсорную и аффективную обратную связь. Если все идет благополучно вскоре устанавливается аффективная система обратной связи, в которой родитель и младенец общаются с помощью взглядов, возбуждения, голоса и движений (Sander 1975; Als и др., 1979; Brazelton and Als, 1979; Meltzoff 1985). Таким способом развивается приватная, особая форма взаимоотношений между матерью и младенцем, которая обеспечивает основу для надлежащего психологического функционирования.
Стадия начала диалога
Примерно в двухмесячном возрасте происходит заметный сдвиг в поведении младенца. Он начинает демонстрировать активное предвкушение общения, активный поиск социального взаимодействия и возникающую способность к саморегуляции. Малер подчеркивала, что важным психологическим достижением для младенца, со второго до четвертого или пятого месяцев жизни, является превращение матери в главный объект любви и формирование твердой привязанности к ней. Улыбка, которая вскоре становится специфической реакцией на мать (Spitz & Wolf 1946), является важным индикатором этой привязанности и служит для ее организации и консолидации. Действия, аффекты и восприятие младенца, по видимому, все больше сосредоточиваются на межличностном взаимодействии с матерью, в котором активны оба участника.
Наблюдения Спитца убедили его в том, что наиболее важным аспектом взаимоотношений матери и младенца является аффективный климат (1965; Spitz and Cobliner, 1965). Он полагал, что аффективно обусловленный, непрерывный, взаимно стимулирующий диалог порождает обстановку, из которой возникают объектные отношения и внутрипсихические структуры. Он считал, что этот диалог начинается в ситуации ухода за младенцем, но вскоре выходящий за ее пределы. Колл предлагает рассматривать кормление в качестве организаторов наиболее характерных ранних взаимодействий с матерью (1964).
Ленвальд полагает, что эти взаимодействия задают фон для раннего структурирования удовольствия и неудовольствия (1971, 1978). Однако, как отмечал Вольф, удовлетворение быстро вступает в игру в диалоге матери и младенца в гораздо большей степени, чем это необходимо (1959, 1966).
Многие авторы отмечали, что этот ранний диалог, в котором широко открытый пристальный взгляд младенца встречает обожающий взгляд матери, является основой для реального чувства собственного достоинства. Диапазон позитивных чувств от удовлетворения до радости связывается с определенными взаимодействиями. Младенец добивается нужной реакции от матери, и тогда пара мать – младенец обретает способность латать неизбежные бреши в эмпатической связи (Tronick and Gianino 1986).
Колл описывает детали этого диалога в терминах невербального выражения лица, телесных действий, голоса, отклика и игривых взаимодействий и игр, которые закладывают основу для развития приватной, особой формы взаимоотношения с матерью (1980, 1984). Главной целью этой ранней системы общения является сохранение и обогащение данного двуединства, и оно становится, согласно Коллу, организующим принципом для более поздних форм общения, включая аффекты, жесты и приобретение речи.
Младенец начинает все больше контролировать игры и взаимодействия, и к трем или четырем месяцам часто уже сам начинает их, регулирует и заканчивает. В сериях исследований, Сандер (1962, 1964, 1983) и Штерн (1974b) со своими коллегами (Beebe and Stern, 1977; Beebe 1986) документально доказали, что, хотя мать продолжает нести главную организующую и регулирующую ответственность, все же, когда младенцу исполняется три четыре месяца, игры матери и младенца основываются на саморегуляции общения. Образцы этих взаимодействий являются крайне прочными. Было продемонстрировано, что взаимоотношения непрерывны, начиная с ранних взаимоотношений, установившихся в младенчестве, в дошкольные годы, и кончая гораздо более поздним периодом, иногда даже через поколения (Emde, 1988а, 1988b).
Раннее регулирование себя и другого, устанавливаемое через взаимодействие, также вносит важный вклад в развитие саморегулирующей функции Эго. Дополнительные исследования показали, что модели саморегуляции, установленные в раннем младенчестве, сохраняются и в юности (Brody, 1982). Когда мать обеспечивает чрезмерную, недостаточную или непредсказуемую стимуляцию, или постоянно не откликается на требования младенца, его саморегулирующее функционирование может быть подорвано; к тому же, эти ранние вредные воздействия могут позднее явно проявиться в том, как человек справляется с тревожностью, как это описывает, например, Гринэйкр (1941) и Вейл (1978).
Сандлер и Сандлер (1978) предположили, что, кроме того, что мы уже упомянули, взаимодействия матери и младенца обеспечивают среду для самых ранних представлений о собственном «я» и об объектах. Так как представления о себе и о других медленно формируются в мозгу младенца, они включают в себя представления об этих субъективных, воздействующих друг на друга переживаний или «ролевых взаимоотношений», Штерн (1985) называет довербальные репрезентации этих переживаний «ОРВ» – обобщенными репрезентациями взаимодействий. Он полагает, что ОРВ формируют основу памяти и являются базисом для репрезентации собственного «я». Эта идея может оказаться ценной, так как известно, что, хотя довербальные часто невозможно вспомнить в более позднем возрасте, образцы действия и процессуальные воспоминания, по видимому, продолжают существовать и способствуют расширению компетенции младенца (Papousek and Papousek 1979, 1984; Lichtenberg 1987). Образцы взаимоотношений являются примером. Эволюционное исследование показало, что ранние переживания не могут использоваться для предсказания более позднего функционирования, но демонстрируемая с ходом времени прочность образцов взаимоотношений подтверждает предположение, явно выраженное в психоаналитической концепции переноса (Freud, 1905b). Мы полагаем, что эти образцы прочны, потому что они являются частью самой ранней формации личных и объектных репрезентаций.
Стадия разделения–индивидуации
Дифференциации либидного объекта
Иногда с четырехмесячного возраста, и фактически всегда к пяти или шести месяцам, младенец начинает проявлять интерес к миру, лежащему за пределами общения с матерью. Как только он двигательно способен к этому, младенец делает первые пробные попытки разорвать тесную физическую близость с матерью. Опираясь на свою метафору «симбиотической орбиты», Малер полагала, что следует назвать этот новый взгляд наружу «вылуплением».
|
