|
Джоан была направлена в Ренфрю ее лечащим врачом, по¬скольку он заподозрил наличие у нее расстройства питания. При поступлении в клинику Джоан весила 144 фунта (65 кг) при росте 5 футов 6 дюймов (169 см). По крайней мере, триж¬ды в день Джоан объедалась, вслед за чем ее рвало.За шесть недель до поступления Джоан находилась в состо¬янии выраженной депрессии и тревоги. Она сказала: «Я бы хотела прыгнуть в реку». Она также рассказала о том, что просыпалась рано утром, полная тревоги. Во время эпизоди¬ческих приступов эмоциональной боли она могла бить себя по голове или животу или кусать свои пальцы.Во время беседы при поступлении Джоан выразила жела¬ние «работать с чувствами, что я набиваю себя». Она описыва¬ла себя как «по-настоящему толстую» и беспокоилась, что муж уйдет от нее, удивляясь, почему он вообще на ней женился. Не так давно у нее актуализировались воспоминания об инцесте с отцом. Она и раньше знала об этом, но прежде никогда всерьез не обращалась к этим переживаниям. Сейчас она хотела вер¬нуться к этому опыту во время лечения. Она также выразила желание есть в меру, покончив со своим пристрастием к пере¬еданию и последующему отрыгиванию пищи, а также улуч¬шить свои отношения с человеком, ставшим ее мужем четыре месяца назад.Джоан живет со своим третьим мужем, Сэмом (все имена, используемые в данном описании, являются псевдонимами), с которым они поженились всего за четыре месяца до ее поступ¬ления в клинику. Сначала они встречались с Сэмом, затем жили вместе в течение двух лет до вступления в брак. В насто¬ящее время они проживали совместно с дочерью Джоан — 26-летней Эми и сыном Сэма — 15-летним Дэвидом. Мать Дэвида умерла от диабета, когда ему было три года. Дэвид является источником конфликта в их браке, поскольку у него пробле¬мы в школе, и он угрожает уйти из дома.Джоан работает полный рабочий день в местном магазине в должности кассира и специалиста по сервировке пищи, где на ней лежит множество обязанностей. В дополнение к своей ра¬боте она недавно организовала женскую группу самопомощи, работающую с расстройствами питания и полна энтузиазма по поводу этой группы. Ее долгосрочная цель — стать консуль¬тантом по работе с людьми, имеющими вредные пристрастия. Она планирует начать свою учебу по окончании лечения.Пока Джоан находилась в Ренфрю, у ее матери (81 год) обнаружилось серьезное заболевание почек. Джоан было труд¬но обсуждать свой гнев на мать за ее неспособность в прошлом защитить дочь от насильника — отца. Мать Джоан некоторое время жила в ее доме, но для Джоан это оказалось таким стрес¬сом, что она посоветовала матери вернуться к себе, хотя ее дом находился достаточно далеко — в другом штате.При поступлении Джоан жаловалась на сильные менстру¬альные кровотечения, происходившие обычно каждые три не¬дели. Хотя у нее и был врач — гинеколог, она не обращалась к нему по этому поводу, объясняя, что считала повод для обра¬щения недостаточно серьезным. Часто, заболев или поранив¬шись, Джоан колебалась, брать ли ей отпуск на работе и стоит ли обращаться за медицинской помощью.В возрасте 18 лет Джоан покинула родительский дом, выйдя замуж в первый раз. В этом браке у нее родилась дочь — Эми. Джоан описывала этот брак как «полный боли и насилия». У Эми была хроническая депрессия, и у нее диагностировали бипо¬лярное расстройство. Через два года Джоан ушла от мужа. Во втором браке у нее родилось еще двое детей: дочь Линн (сейчас 21 год), сын Джек, которому сейчас 17. Второй муж Джоан изнаси¬ловал обеих Эми и Линн, за что Джоан испытывает серьезное чувство вины. «Я бы хотела оказаться способной защитить своих дочерей, но я не заметила даже признаков насилия».Когда Джоан была на пятом месяце, ожидая Джека, она взя¬ла приемного ребенка по имени Джонни в возрасте 16 месяцев, страдавшего церебральным параличом и, в итоге, усыновила его.Ее второй муж вел себя грубо по отношению к ней, изменял ей и однажды бросил семью безо всяких объяснений. Посколь¬ку Джоан не работала и не была готова к такой внезапной утрате, она сразу потеряла все: свой дом и всех своих детей, кроме Линн. В течение года Джоан и Линн жили в приюте. За это время Джоан устроилась на работу официанткой и подго¬товилась к воссоединению со своей семьей.Когда она встретила Сэма, ее нынешнего мужа, она обнару¬жила, что ей чрезвычайно трудно доверять ему, но в итоге все сложилось благополучно.Джоан выросла в четырехкомнатном деревянном доме в сель¬ской местности Арканзаса (США). Она жила с родителями и своей единственной сестрой, бывшей на 11 лет старше. Ее отец был «санитарным инженером», по характеру строгим и эмо¬ционально дистантным. Большую часть времени их пища была скудной, а комфорт — минимальным. Вспоминая, как ее отец, находясь дома, был поглощен ремонтом своего автомобиля, Джоан сказала: «Для него это было важнее, чем мы». Ее мать была «вечно в депрессии» и очень тучной. Джоан вспоминает, что стыдилась своей матери, весившей более 300 фунтов (136 кг).Джоан рассказывает, что отец совершал над ней сексуаль¬ное насилие, начиная с раннего детства. Она обычно спала в одной комнате с отцом и матерью, тогда как ее старшая сестра спала в другой. Отец ласкал ее гениталии по утрам перед ухо¬дом на работу, и когда Джоан пожаловалась матери, та ничего не сделала. Она также вспоминает, что когда они жили в одной комнате, ее принуждали ласкать грудь матери. В целом, Джоан описывает свое детство как «небезопасное и полное страхов».
Джон Биби.
Классический подход.
Первое, о чем бы я себя спросил, рассматривая случай Джоан, это что, по моему мнению, я знаю о пациентке. То есть я дол¬жен понять, каковы мои более или менее сознательные фанта¬зии и ожидания, а затем исследовать их глубже: возможно, мое бессознательное уже что-то сделало с ее появлением на моей психологической сцене. И поскольку я собираюсь высту¬пить психотерапевтом Джоан, я буду искать что-либо в ней, с чем я могу естественным образом установить связь — к чему в ней я могу почувствовать непосредственное тяготение из моего собственного центра.Давайте начнем с общего интереса. Читая историю, я не чувствовал ничего особенного, что выходило бы за пределы общей бесцветности, пока не узнал, что Джоан «работает кас¬сиром и специалистом по сервировке пищи» полный рабочий день. Каким-то образом эта деталь захватила меня. Уже долгое время меня интересуют способы, которыми пища задействова¬на в нашей культуре, и особенно то, как пища может высту¬пать в качестве посредника в межличностной коммуникации. Я очень люблю знакомиться с людьми, которые продают, гото¬вят или сервируют пищу. И я люблю есть, и даже сидеть на диете, поскольку, таким образом, я получаю новый доступ к удовольствию выбора пищи.В классическом подходе аналитик ориентируется на побуж¬дения Самости. То есть он доверяет своей душе обеспечение поступления либидо — энергии, необходимой для установле¬ния связи с клиентом, и отбрасывает соображения о том, что это «нарциссизм» или о том, что считается в таких случаях «надлежащим», позволяя своей фантазии о клиенте свободно развиваться, складываясь в определенный паттерн, который затем уже можно внимательно изучить. Классическая юнгианская традиция анализа переноса разрешает контрперенос¬ной реакции аналитика проявлять себя, «высказываться». Это достигается за счет того, что сначала аналитик позволяет себе переживать спонтанные реакции на пациента и лишь затем подвергает их оценке при самоанализе. Именно такого подхода я и придерживаюсь здесь.То, что у Джоан расстройство питания, поначалу несколь¬ко оттолкнуло меня, но факт, что она работает с пищей, при¬влек мой интерес к ней: возможно, она позитивно оценивает пищу, или, по крайней мере, сможет позитивно отнестись к моему инстинктивному интересу к пище, и это может создать основу для возникновения спонтанной связи между нами — станет своего рода клеем, замешанном на разделяемой тайне, тайном удовольствии и страсти между нами. (С другой сторо¬ны, я считаю эту связь Джоан с пищей потенциально творчес¬кой стороной ее невроза: это ресурс, сопровождающий ее ораль¬ную проблему, целенаправленность, в юнговском смысле этого слова, способная придать смысл ее симптомам.)Меня также затронуло замечание Джоан, сделанное во вре¬мя первичного интервью в больнице, — она выражала жела¬ние «работать с чувством, что я набиваю себя». Мне понрави¬лось, как она пришла к этой метафоре, хотя я и признаю возможность того, что она лишь повторяла произносимое на ее группе самопомощи для лиц с расстройствами питания. Пози¬тивным знаком является также то, что именно она создала эту группу. Тот факт, что она это сделала, отражает наличие у нее внутренних ресурсов перед лицом ее неблагоприятной и рег¬рессивной «оральной» симптоматики.Я думаю, мне нравится энергия Джоан. Я чувствую, что это хороший предвестник для психотерапии. В классическом подходе также важно, чтобы аналитик смог найти что-нибудь, что бы ему нравилось в пациенте, иначе окажется, что в ана¬лизе нет достаточного количества энергии для поддержания в клиенте проявляющейся индивидуальности. В таком случае для клиента будет гораздо лучше и безопаснее если его отпра¬вят к другому аналитику.Для меня, когда я читал историю Джоан, особенным плю¬сом показалось то, что ее воспоминания об инцесте недавно стали для нее более доступными. Классическому аналитику «нравятся» знаки того, что личная самость принимается все¬рьез как что-то, к чему следует относиться с уважением и без насилия — самость с маленькой буквы «с» означает центр целостности, на котором и будет строиться аналитическая терапия для достижения более широкой Самости, для интег¬рации личности. (К этому столь ценимому личностному цен¬тру иногда адресуется психоаналитическая психология са¬мости, которая имеет так много общего с классическим юнгианским подходом, как к «самости, которая знает, что для нее хорошо».) Кажется, чувство самоценности Джоан только что выросло, и ее воображение сейчас работает, гото¬вое обратиться к насилию, испытанному цельностью и ме- шавшему ее существованию в прошлом. Возможно, это явля¬ется отсветом медового месяца после свадьбы с Сэмом.Сэм представляется мне позитивной фигурой для нее. Одна¬ко, когда она говорит, что удивляется, что он вообще женился на ней, я думаю, она выражает этим трудность, испытывае¬мую в принятии того факта, что она достойна заботы другого человека. Говоря классическим юнгианским языком, Сэм, с которым «все сложилось благополучно», представляет, или поднимает, внутри Джоан образ заботливого анимуса, внут¬реннего «мужа» ее жизненных ресурсов. Он может открыть для нее возможности направленной связи с собой с целью луч¬ше о себе заботиться.С этого момента я начинаю относиться с критикой к фанта¬зии, которой я до сих пор просто позволял быть. Меня учили рефлексировать предположения, которые я выдвигаю: такая reflexio является следующим — критическим — шагом в клас¬сическом юнгианском обращении с фантазией контрпереноса, с тем, чтобы избежать неподобающих действий (CW8, p. 117)1. Я отмечаю, что в той фантазии, которой я до сих пор позволял развиваться, Джоан видится мне находящейся в позитивной точке своей жизни после свадьбы с Сэмом. Это дает мне надеж¬ду, что терапия, начатая в такой период, будет более плодо¬творной, чем то предвещала бы долгая история этой дисфунк¬циональной жизни и повторяющегося разочарования в отно¬шениях. Я должен признаться себе, что, обращаясь к позити¬ву, я раскрываю характерное для меня отношение к новой ситуации в терминах юнгианской теории психологических типов. Классический юнгианец не преминул бы заметить, что я подошел к этой истории в соответствии с моей экстраверти-рованной интуитивной природой, обратившись к отдаленной возможности в ущерб более реалистичной фокусировке на огра¬ничениях клиентки, проявляющихся повсюду в фактах ее уны¬лой истории. Тем не менее, я доверяю своей интуиции и чув¬ствую готовность во всеуслышание сказать себе, что вопреки очевидности, такого рода терапия может быть эффективной.Джоан вскоре, однако, предстанет передо мной как реаль¬ный человек. Я думаю о том, до какой степени стоит делиться с ней моими впечатлениями от чтения записей о ней. Обычно я предпочитаю начинать терапию с рассказа пациентке о том, что я о ней знаю. При этом я позволяю проявиться моим соб¬ственным реакциям на то, что я слышал и читал о ее случае. Но следует ли мне говорить Джоан о том, что мне нравится пища или о своем уважении к тому, что кажется мне здоровым в ее браке с Сэмом? Юнг сознательно позволял себе рассказы¬вать некоторым клиентам о своих чувствах, относящихся к ним, уже на первой сессии. Он считал, что делиться своими спонтанными реакциями принципиально важно, поскольку, с его точки зрения, этот процесс направляется самим бессознатель¬ным. «Моя реакция — это единственное, что я как индивиду¬альность могу на законном основании предложить своему пациенту»(С\¥16, р. 5). Таким образом, раннее самораскрытие могло бы помочь мне в установлении отношений переноса с Джоан. Однако даже когда я просто начинаю фантазировать о том, как мне строить отношения с этой новой клиенткой, я начи¬наю осознавать присутствие определенного соблазна в том спо¬собе, каким я представляю столь легкое слияние наших натур в разделяемой нами недвусмысленной устремленности к улуч¬шению ее состояния, как будто возможно, чтобы между нами не было проблем в области терапевтического сотрудничества. Когда я начинаю рассматривать мою начальную фантазию более критично, меня осеняет, насколько моя связь с ней до сих пор имела под собой нарциссическую основу. У меня нет фантазий о том, какой же может быть Джоан на самом деле. Не веду ли я себя уже как инцестуозный отец, который, дол¬жно быть, смотрел на нее почти исключительно сквозь призму своих собственных нужд и предрасположенностей? Я вспоми¬наю, как много времени понадобилось Джоан на то, чтобы поверить Сэму. Я понимаю, что Джоан не поверит мне, если я сделаю ряд жестов, направленных к «слиянию» с ней — даже (или особенно) если вначале она согласиться с ними. Возмож¬но, она будет защищаться от моего экстравертированного энту¬зиазма с помощью учащающихся обескураживающих посла¬ний. И даже если бы я успешно сумел стать хорошим объектом для нее — то есть тем, кого она будет воспринимать как иде¬ально подходящего для того, чтобы способствовать проявле¬нию ее потенциально здоровой стороны, — нет никаких свидетельств в пользу того, что Джоан будет иметь однозначное мнение по поводу слияния с таким хорошим объектом. Учиты¬вая ряд поступков, направленных на самопоражение, описанных в ее истории, я подозреваю, что Джоан может страдать оттого, что я называю «первичной амбивалентностью по отношению к Самости», и я понимаю, что буду способствовать ее амбивалент¬ности по отношению к людям, которые могли бы помочь ей почув¬ствовать себя лучше, если я собираюсь эффективно функциони¬ровать в качестве «объекта Самости» (Вееbе 1988, pp. 97-127).Судя по истории родительского отвержения, насилия и, позднее, самодеструктивных проявлений, можно предположить, что в ее фантазийной жизни она все еще частично идентифи¬цирована с родительскими фигурами, которые не всегда жела¬ли ей лучшего. Поэтому ей будет трудно от всего сердца при¬ветствовать программу собственного исцеления. Более того, даже если она уже решила, что хочет помощи, она будет чув¬ствовать неопределенность по поводу того, сможет ли терапевт, которого она найдет, полностью разделять эту цель. Я знаю, таким образом, что буду подвергаться проверкам, с целью оп¬ределить, способен ли я быть хорошим доктором, не ставящим свои потребности впереди нее.Я также понимаю, что, хотя у Джоан есть цель стать тера¬певтом, и время от времени она будет с удовольствием наблю¬дать, каким образом я выполняю свою работу, она представ¬ляет собой не просто еще одного взрослого ученика-терапевта, способного учиться путем слияния со мной. И хотя я могу долго говорить с ней, инструктируя ее внутреннего терапевта, как я и поступал бы в случае с коллегой, находящимся у меня на супервизии, я думаю, в данном случае такой подход вышел бы мне боком. У нее существует гораздо более фундаменталь¬ная потребность в заботе, как видно из ее истории, которая предполагает покинутость матерью. Я бы не смог взять на себя даже неопределенную роль хорошего отца, не уделяя внима¬ния этой покинутости, иначе после периода согласия с моим руководством, Джоан может впасть в глубокую депрессию.Возможно, она не будет просить об облегчении депрессии на самих терапевтических сессиях, но будет выражать свою потребность косвенно: отменяя встречи или с помощью частых болезней физической природы. Я отметил, что ей трудно пря¬мо просить о помощи. (Она не считала, что ее сильные менст¬руальные кровотечения были достаточно серьезной причи¬ной для посещения врача.) Возможно, будет трудно достичь покинутого ребенка в Джоан. Мне потребуется быть внима¬тельным к тому, чтобы не заключить чересчур откровенного союза с очевидно взрослой частью Джоан, при котором ребе¬нок внутри нее по-прежнему будет голодать и чувствовать себя покинутым. Если я буду игнорировать ребенка, ей при¬дется просить о помощи симптоматическими путями, вклю¬чая, возможно, возврат к суицидальным попыткам, упомя¬нутым в ее истории.Для терапевта, работающего в классической юнгианской традиции, привычка доверять душе в определении отношения к клиенту означает позволение клинической фантазии разви¬вать свое собственное напряжение противоположностей. Если дать проявиться естественной амбивалентности в подходе к ле¬чению, можно избежать опасности одностороннего переноса. С этого момента моя первичная идентификация с хорошим от¬цом спонтанно уступает место материнской тревоге. Это на¬пряжение противоположностей является признаком саморегу¬ляции аналитика, которая будет надежным помощником, если он сам прошел достаточно полный анализ и может чувствовать себя комфортно, позволяя компенсаторной функции бессозна¬тельного делать свою работу, а также если аналитик научился выносить появляющиеся конфликты. Таким образом, даже если начинать так, как сделал я, пытаясь формировать отношение к Джоан поверх ее глубокой материнской проблемы и поощ¬ряя «полет к здоровью», представленный слиянием с прогрес¬сивным отцом-аналитиком, но затем дать развернуться кли¬ническому размышлению, материнская тревога за покинутого ребенка в этом клиенте, в конце концов, выйдет на поверх¬ность в фантазиях терапевта.Обнаружив, что я не думаю о материнской проблеме Джо¬ан, я начал более сознательно фокусироваться на признаках раненого ребенка. Действуя классическим юнгианским спосо¬бом, я сразу увидел перспективное значение — ценность обра¬за ребенка. Не может ли ребенок представлять путь к зрелос- ти, который, как я чувствую, возможен для Джоан? Желание Джоан прыгнуть в реку, ближайшее к рассматриваемой намн архетипической образности, может быть услышано как ее желание вновь проникнуть во внутриутробную среду, быть пере¬рожденной в материнской крови через то, что Юнг называет «путешествием по ночному морю». Возможно, я смогу помочь ей реализовать это стремление в терапии в виде погружения в бессознательное. Это будет означать внимание к ее снам и фан¬тазиям, но не в вербальной манере, что вновь означало бы кон¬такт с ней на недостаточно еще созревшем уровне — с позиции отца и патриархального порядка слов.Здесь я применил классический юнгианский метод ампли¬фикации к высказанному Джоан желанию утопиться, воспри¬нимая эту угрозу как архетипический мотив и рассматривая этот образ менее буквально и более символически как ключ к тому, что может быть необходимо ее душе для исцеления. Но опять же, клиницист во мне вступает в противоречие с «архе-типистом»: я понимаю, что ее погружение в реку, даже взятое в значении крещения в новое рождение, совершится с большей вероятностью, если сначала я позволю Джоан регрессировать, с тем чтобы проявилась ее менее организованная и, возможно, менее вербальная сторона — предтеча трансформации. Мне нуж¬но будет поддерживать ее на том этапе терапии, когда она не сможет много говорить. Мне кажется, что ей может понра¬виться рисовать или, по крайней мере, она захочет увидеть место, где я храню мелки и бумагу, для того, чтобы во время промежуточного периода, пока она будет находиться «под во¬дой» в бессознательном, ей был доступен такой способ комму¬никации. Кроме того, мне не следует ожидать осознавания ею того, что она делает в терапии. Долгое время ей может быть необходимо просто быть там при моем сдержанном присут¬ствии. Недооцененная сила классической юнгианской пози¬ции (продемонстрированная самим Юнгом, который придер¬живался своего качественного психиатрического образования помимо интереса к «религиозному» исцелению с помощью тра¬диционного символизма) заключается в ее способности совме¬щать клинический и символический подходы для выздоровле¬ния пациента.Какой бы процесс ни оказался в итоге наиболее полезным для Джоан, я знаю, что, следуя ему, я должен с уважением относиться к своей собственной природе: классический юнгианский анализ начинается с диалектического процесса, встре¬чи двух душ, каждую из которых необходимо уважать, чтобы результат их взаимообмена был подлинно терапевтическим. Как говорил Юнг, аналитик «настолько же «находится в ана¬лизе», как и пациент» (CW16, p. 72). Для такого экстраверти-рованного аналитика, как я нет иного способа участвовать в периоде материнской регрессии клиента кроме интерактивно¬го. В классическом подходе это может происходить вербально, лицом к лицу, например, слушая рассказ пациентки о деталях ее повседневной жизни: как она пытается оплачивать счета, находит энергию, чтобы содержать дом в чистоте и общается с родственниками. Это классически по-юнгиански — пребывать с пациентами там, где они в данный момент находятся. Если я как терапевт подчиняюсь земной реальности ситуации Джоан и в своих ответах не пытаюсь давать интерпретации, которые побуждали бы ее к более высокому символическому понима¬нию на психологическом уровне, у меня будет шанс попасть в реку исцеления вместе с ней. Там я должен буду следовать течению ее аффектов, по большей части зеркально возвращая их ей и лишь изредка стараясь их высвечивать. Мне нужно будет отвечать ей очень простыми фразами, как-то: «Это осо¬бенно трудно», или «так одиноко», или «это страшно» для того, чтобы перейти реку, которую она в своей суицидальной фантазии представляет как путь, ведущий к окончанию ее хро¬нической дисфории (постоянно пониженное настроение).По мере того, как эта вторая волна моей фантазии о том, какой могла бы быть наша с ней работа, захватывает меня, я начинаю понимать, что пытаюсь добровольно принять на себя роль сопровождающей матери, которой у Джоан никогда не было. И снова я начинаю рефлексировать над тем, что я вообразил. Я понимаю, что, проявив принципиальное согласие следовать вообра¬жаемому желанию Джоан иметь такую мать, я угодил в другую ловушку, вновь ведущую к неудаче принять Джоан как пациент¬ку, но на более тонком уровне, чем была моя предыдущая попытка быть ей хорошим отцом. Невозможно просто залечить раны прошлого, компенсируя их теперь с помощью корректирующего регрес¬сивного опыта. И действительно, я неожиданно чувствую, что Сэм, ее хороший муж, возможно именно это и пытается сделать: мне он кажется человеком, проявляющим материнскую заботу, видящим свою жену сквозь призму диабетов и теперь пытаю¬щимся нести ее сквозь ее амбивалентное отношение к тому, заслу¬живает ли она его помощи. Или, возможно, я просто проецирую на него материнскую роль, в которую боюсь сейчас попасть.В любом случае я понимаю — то, что мне придется делать, — задача более трудная, чем просто быть для Джоан достаточно хорошей матерью. Мне нужно будет помочь ей отгоревать по поводу того, что у нее не было такой матери и, в определенном смысле, никогда не будет, по крайней мере, на той стадии разви¬тия, когда такая мать более всего нужна. Я должен дать ей воз¬можность отгоревать по поводу отсутствия этой столь необходи¬мой матери, а также выразить свой гнев по поводу отсутствия столь же нужного отца.Внезапно я вижу путь (и сейчас этот путь ощущается как единственно возможный) работы с этой раненой женщиной. Я создам для нее пространство, в котором она сможет рассказывать (или не рассказывать) мне о том, что это такое — быть ею, чело¬веком, чьи отец и мать были не способны заботиться о ее нуждах, и в котором она сможет начать делиться своими предложениями о том, какие отец и мать ей нужны. На этом месте я чувствую внезапное освобождение от своих фантазий и готовность непред¬взято слушать душу Джоан. Такое проявление нового отношения из напряжения противоположностей, неполных решений Юнг называл трансцендентной функцией (CWg, pp. 67-91), и именно на эту функцию полагается классический аналитик в уста¬новлении определенного подхода к клиенту. О проявлении транс¬цендентной функции сигнализирует высвобождение творчес¬кой энергии для собственно терапевтической работы.Рано или поздно Джоан расскажет мне сон. Без потребнос¬ти сделать этот сон трансцендентным символическим разреше¬нием всех ее трудностей или важным для углубления ее рег¬рессии к менее сознательному состоянию событием, из которо¬го я затем смогу выращивать ее обратно к большему здоровью. Я, возможно, смогу услышать сон как аутентичное выражение психического отношения Джоан к тому человеку, каким она была, и к возможности того человека, которым она еще может быть. Моей работой будет выслушать этот сон, принять его в себя. Он будет аутентичным видением того, какова же она ре¬альная, в отличие от фантазий, которыми я все равно не смогу заполнить эту лакуну в изложении случая — простого описа¬ния повторяющихся переживаний покинутости и частичных их возмещений, а не аутентичного видения души, которое может исходить только от самого пациента. В классическом юнгианском анализе план лечения диктуется душой пациента. Любое реальное планирование лечения Джоан должно формировать¬ся на основе того, что считают возможным сновидения, и я бы ждал, пока сон не создаст для меня бессознательную роль в ее жизни, которая будет оказывать наибольшее влияние на мое бессознательное отношение к лечению и таким образом повли¬яет на планирование этого процесса. При отсутствии такого сна я могу высказывать только очень приблизительные догад¬ки о том, каким может быть курс лечения для Джоан.Я представляю, что предложил бы Джоан терапию с интен¬сивностью встреч один раз в неделю, объяснив ей, что мой каби¬нет — это то место, куда она может приходить и говорить все, что ей захочется о своей жизни. Возможно, я также расскажу, что у меня нет четко фиксированного способа работы, но что по ходу нашей работы я тоже буду говорить то, что мне захочется, и, в свою очередь, открыт ее комментариям и вопросам о том, что мы делаем на протяжении нашей работы. Я позволил бы ей сесть или на стул прямо передо мной, или на двухместную кушетку, повернутую ко мне под прямым углом. Я полагаю, что она при¬мет сидячее положение. В тот момент я, наверное, не стану показы¬вать ей ящик с бумагой и мелками и не стану говорить о том, что она может лечь на маленькую кушетку, поскольку мне кажется, что подобное поведение с моей стороны могло бы способствовать регрессии, о которой Джоан пока не знает, что она полностью в ее интересах. В равной степени, я не стал бы подчеркивать тот факт, что буду слушать ее сны и фантазии, а также другие комму¬никативные послания и ассоциации, порожденные более созна¬тельно, поскольку это побуждало бы меня делать более интерпретативные комментарии, чем мне бы того хотелось на этой ранней стадии. В целом, я попытаюсь обеспечить этой женщине пространство, в котором она сможет рассказывать мне все, что захочет, а я смогу отвечать, исходя из того, что мне хотелось бы сказать в ответ.Я могу предсказать, что большую часть первого сеанса Джоан будет говорить о своем стыде по поводу того, что она вновь вынуждена искать для себя лечения и что она подозревает, что попросту представляет собой тот случай, когда дочь подобна матери и так же не способна справиться со своей полнотой. И я бы, наверное, сказал, что, похоже, помимо ненависти к себе, у нее также есть большое количество энергии, направляемое на то, чтобы справиться с этой проблемой; и даже, что, види¬мо, это ее задача в настоящее время разрешить многие пробле¬мы, доставшиеся ей от матери. Я попытался бы донести до нее, что способен принять ее ощущение того, что она унаследовала проблему веса, несмотря на то, что на самом деле она не столь толста, как была ее мать. Если бы я почувствовал внутри про¬блеск интереса, я бы, возможно, сказал, что мне знакомо это чувство занятости пищей и что существуют и худшие вещи, ко¬торыми человек может быть занят. Если она спросит меня, что я имею в виду, я скажу, что борьба с пищей может быть твор¬ческой, помимо того, что является патологической проблемой. Я надеюсь таким способом с самого начала создать контекст для продолжения дискуссии, обозначив тем самым, что мой офис может быть местом творческой амбивалентности.Я ожидаю, что Джоан ощутит поддержку в такого рода подходе, и что это позволит ей более ответственно включиться в работу. Полагаю, что лечение будет длиться в течение ряда лет. В начале мне, видимо, нужно будет пройти сквозь многие испытания, касающиеся моей способности принять ее амбива¬лентное отношение к лечению. Большая их часть будет в фор¬ме внезапно отменяемых встреч, за которыми будут следовать более «интегративные» сессии (по модели объедания и после¬дующей чистки). Моим основным откликом будет продолжать «оставаться на месте», принимать спокойно отмены встреч и говорить ей при следующей встрече: «Я думаю, ясно, что вы все еще пытаетесь понять, достаточно ли здесь для вас заботы и поддержки, чтобы вы смогли по-настоящему принять чув¬ства, связанные с терапией, как значимую часть вас».Постепенно, по мере того как она начнет осознавать свою амбивалентность, она станет приходить более регулярно. Тогда, вероятно, появится возможность более специфично определять, как и когда я был для нее подобен неоткликающейся матери или пугающему излишней интимностью, слишком хорошему отцу. Возможно, мне удастся помочь ей признать, как ей приходилось дистанцироваться от меня, когда я, переполненный энтузиазмом, начинал играть роль отца, и как, когда я принимал роль ее более дистантной матери, это вызывало в ней чувство отчаяния от ощущения покинутости. Таким образом, за долгое время мы смо¬жем, надеюсь, «проработать» перенос ранних объектов самости.Я также ожидал бы моментов, когда покажусь ей интерес¬ным по-новому, поскольку именно тогда я буду воплощением того человека, каким она станет, пройдя процесс становления. Осо¬бенно я ждал бы моментов ненапряженной «встречи» между нами, когда я буду чувствовать себя естественно принимаемым в качес¬тве того терапевта, каким я и являюсь, и смогу увидеть ту часть ее, которая нигде в других ситуациях еще не проявлялась. (В такие моменты она может выглядеть как «новое лицо» в кино и я буду переживать уникальное измерение ее личности.) В эти минуты я не побоялся бы смеяться вместе с ней или откликаться с энтузиаз¬мом на ее развивающееся ощущение психологической жизни.Долгое время в этой терапии я не буду знать, проявляю ли я заботу об отраженных потребностях очень молодой, одно-или двухлетней самости или же обеспечиваю эдипальное (и таким образом, эротическое) признание пятилетней самости, которая при этом может чувствовать себя в безопасности, по¬скольку я не завладею ее сексуальным развитием ради удов¬летворения моих собственных потребностей в интимности. Короче говоря, я не буду знать, представал ли я в отношениях переноса как достаточно заинтересованная мать или отец, и я не должен удивляться, если окажется, что я не был ни одним из них, но, скорее, неким переносным подобием брата, товари¬ща-страдальца, наслаждающегося возможностью отойти от трудностей взрослости, а также моделью анимуса, связанного с определенным творческим аспектом ее личности. Ибо в эти моменты мы с Джоан будем испытывать действие Самости в той ее функции, которую Эдвард Эдингер (1973, с.40) назы- вает «органом принятия». Это будут те периоды, когда мы сможем превосходить амбивалентность по отношению к Само¬сти, взамен переживая простую благодарность за возможность быть людьми. Я верю, что именно эти моменты смогут стать клеем, соединяющим воедино нашу многолетнюю работу, в ходе которой весьма вероятны суицидальные периоды, времена, когда я буду ненавидеть ее за упрямство или недостаток дви¬жения и периоды, в которые она будет испытывать презрение к моим ограниченным возможностям понимания и принятия неизбежности ее медленного движения по пути исцеления.Позволять фантазии структурировать планирование лечения, что нормально для классического юнгианского аналитика, неиз¬бежно означает переживать проблему противоположностей и в практических терминах не принимать искусственно сокращен¬ные формы лечения, такие, как, например, краткосрочная тера¬пия или же строгие предписания, гарантирующие глубину, та¬кие, как настаивание на много-раз-в-неделю посещениях с рабо¬той на кушетке. В классическом юнгианском анализе частота сеансов определяется переживанием аналитиком напряжения между «слишком мало» и «слишком много». Возможно, с Джоан я бы не увеличивал частоту сессий, поскольку это нарушило бы баланс между обещанием слишком многого и предложением дос¬таточного количества. Я бы ощущал необходимость выдержи¬вать это напряжение ради того, чтобы работа была достаточно целостной; и таким образом я бы сопротивлялся попыткам фор¬сировать углубление работы. Единственное, что усиливалось бы, это глубина моей готовности делать эту работу и моя доступность для Джоан как человека, который может рассчитывать на мою вовлеченность в ее переживания всякий раз, когда мы встречаем¬ся, независимо от уровня ее дистресса.Юнг говорит (CW16), что доктор «является частью психи¬ческого процесса лечения и таким образом так же подвержен трансформирующим влияниям». Я предчувствую, что мое соб¬ственное отношение к пище станет более сознательным за вре¬мя моей работы с Джоан. Для того чтобы Джоан могла завер¬шить свой анализ со мной, мне понадобится найти в себе про¬странство для исследования моей собственной амбивалентности по отношению к пище, может быть, войти в контакт с той частью меня, которая является довольно подозрительной, контро¬лирующей и пожирающей по отношению к источникам пита¬ния. Такой самоанализ, возможно, освободит Джоан от необхо¬димости нести это бремя за меня в качестве вечной пациентки. Я надеюсь, что Джоан реализует свою цель стать эффек¬тивным консультантом для людей с расстройствами питания. Я представляю Джоан в качестве опоры для ее собственной группы пищевой самопомощи, может быть, даже открываю¬щей свое дело, например, магазин здоровой пищи. Когда она станет менее зависимой от Сэма и, таким образом, в меньшей степени воплощением раненой анимы для него, я представляю, что Сэм в итоге впадет в глубокую депрессию, но Джоан смо¬жет видеть его сквозь эту депрессию, и он начнет устанавли¬вать более сознательную связь со своей нуждающейся частью. Я предсказываю, что к концу лечения она воссоздаст связи со всеми своими детьми и будет ценить свои контакты с ними и обнаружит, что способна быть для них источником питания.
|
