|
1.Erinnerungen, Traume, Gedanken — это немецкое название воспоминаний Юнга под редакцией Анилы Яффе (1962, пер. как Воспоминания, сновидения, размышления, 1963/1965). Это первое обращение Юнга к автобиографии, отредактировано вначале им самим и в последующем Яффе.2.В психотерапевтической практике Юнг заметил, что проблемы часто проистекают из неспособности принять во внимание конфликтные позиции. «Трансцендентная функция» — это термин, который он использовал для описания «фактора», ответственного за (иногда неожиданное) изменение в личной установке, в результате чего противоположности могут быть удержаны в равновесии и позволят человеку увидеть вещи новым и более интегрированным способом. Индивидуация относится к процессу, посредством которого человек становится всем тем, чем его личность осознанно способна быть.
Дуглас Дэвис. Фрейд, Юнг и психоанализ.
Плохо воздает учителю тот, кто остается только учеником.Почему бы вам не оборвать мои лавры?Вы уважаете меня; но что, если однажды ваше уважение рухнет?Осторожно, чтобы падающая статуя не раздавила вас насмерть!Вы еще не искали себя, когда нашли меня.Так делают все верующие.Теперь я велю вам потерять меня и найти себя,и только когда вы отвергнете меня, я вернусь к вам.(Ф. Ницше «Так говорил Заратустра», цитировано в письме Юнга к Фрейду,1912)
Фрейдовский психоанализ, соответствующие клинические методы, стратегии интерпретаций и теория развития были подробно описаны в десятках публикаций Зигмунда Фрейда на протяжении 45 лет. Структура монументального наследия Фрейда (23 тома) стала темой тысяч критических статей, и сам Фрейд по-прежнему остается одним из самых популярных героев для биографов. Однако, несмотря на такое количество написанного, эффективность терапевтических методов Фрейда и адекватность его теорий остаются темами для оживленных споров.Эта глава рассматривает состояние теории Фрейда во время его сотрудничества с Юнгом и взаимное влияние двух мыслителей после разрыва. Семь лет ученичества у Фрейда стали для Юнга поворотным временем в его развитии и превращении в самостоятельного мыслителя мирового значения (Jung, 1963). Юнг начал интересоваться идеями Фрейда в 1906 году, будучи 31-летним многообещающим психиатром, наделенным талантом психолога-исследователя и занимающим престижную должность в одном из ведущих европейских центров лечения психозов (Кегг, 1963). Ко времени разрыва с Фрейдом Юнг приобрел международную известность за свой вклад в клиническую психоло- гию и лидерство в психоаналитическом движении. Он также уже был автором «Трансформаций и символов либидо», той книги, которая определила его независимость от этого движения.В некотором смысле Юнг так никогда и не переступил через столь ценную для себя дружбу с Фрейдом. Его последующие работы можно частично понять как продолжающийся, хотя и остающийся без ответа, спор с Фрейдом. Узлы напряженности во взаимоотношениях Юнга с Фрейдом задним числом кажутся исходящими от Юнга; драма их близости и неизбежной взаимной антипатии приняла характер новой вариации мифа об Эдипе, конкуренции отца с сыном.Фрейд, в свою очередь, ценил Юнга как никого другого из участников психоаналитического движения, быстро выделил его как своего наследника и глубоко открылся ему за несколько лет горячей дружбы. Кажется, Фрейд в определенной мере предвидел зоны напряжения, которые разорвали их дружбу и профессиональное сотрудничество. Эти напряжения касались роли сексуальности в личностном развитии и этиологии неврозов — тема, в отношении которой Юнг был осторожен с самого начала, а Фрейд становился все более догматичен. История Юнга и Фрейда имеет огромное значение в понимании Фрейда и психоанализа. Теория эротических и агрессивных импульсов, продемонстрированная в их отношениях, по-моему, является ключом для понимания важности каждого из них для другого.В 1907 году, когда эти взаимоотношения начались, Фрейду был 51 год, Юнгу — 31. Несмотря на разницу в возрасте, каждый из них переживал поворотный момент в жизни. Юнга гнали вперед его сильнейшие амбиции, его гений был на пороге начала самовыражения. Фрейд был в процессе консолидации накопленных за десятилетие инсайтов, и он очень хотел развития международного психоаналитического движения, не занимаясь активным руководством. Эти взаимоотношения позволяли Фрейду высвободить психоанализ из полной ссор атмосферы венских коллег, укрепить его международной репутацией клиники Бургхельцли (через Блойлера) и экспериментальной психологией (с помощью опытов Юнга по словесным ассоциациям) и объяснить свои идеи психодинамики культуры и религии необычайно образованному специалисту (Gay, 1988; Jones, 1955; Kerr, 1993). Отношения с Фрейдом позволяли Юнгу расширить его понимание этиологии и лечения неврозов и психозов, а также дали ему удовлетворительную политическую роль в международном психоаналитическом движении. Привычка Фрейда интерпретировать действия (и бездействие) своих коллег в психоаналитических терминах уже твердо установилась к его пятидесятилетию, когда он встретился с Юнгом. В отношениях с Флиссом, Ференци и Юнгом Фрейд отыгрывал конфликтные черты собственного характера: преувеличенно оценивал качества каждого нового последователя, чрезмерно увеличивал переписку, был слишком чувствителен к отвержению, и в конечном итоге горько гневался на непослушание. Десятилетие близких отношений с Флиссом в 90-х годах очень полно показывает как глубину невротической потребности Фрейда в дружбе, так и креативность его интеллекта, когда он сражался за то, чтобы определить, отделить себя (Masson, 1985). Но именно в отношениях с Юнгом наиболее полно проявилась амбивалентность Фрейда, столь ясно воплощенная в психоаналитической теории и практике. Фрейд писал Флиссу в годы созидания себя, а Юнгу — в годы систематизации уже зрелой теории. После Юнга он уже не нашел подобного слияния профессиональной и личной близости; и после Юнга теория психоанализа окончательно сложилась вокруг либидонозной ортодоксии — роли сексуальности в личностном развитии, этиологии неврозов и культуре.Фрейд развил теорию переноса — действующих шаблонов, существующих в каждом из нас, используемых как матрицы для построения межличностных отношений, которые представляют собой остатки наиболее значимых эмоциональных привязанностей в детстве. В его собственной жизни перенос сыграл огромную роль — его мощной волной смыло почти всех его соратников. Сама история психоанализа и как клинической специальности, и как области исследования дает яркую картину переносного зажима, в котором Фрейд держит каждого из нас. В терапии, практикуемой фрейдистами, соблазнение становится метафорой для переноса между доктором и пациентом. Понимание переноса становится ключом к выздоровлению.В свете их личной переписки и недавнего изучения клинических и семейных обстоятельств каждого из них видно, что Фрейд и Юнг тянулись друг к другу частично из-за нерешенных личных потребностей: Фрейд нуждался в мужчине-собрате, в котором он мог бы реализовать свою нужду в двойнике, а Юнгу была нужна идеализированная отцовская фигура, к которой он мог бы направлять свою мощную амбициозную энергию. Эти личные нужды в конце концов оказались гибельными для их отношений, поскольку Юнг все увеличивал свою независимость, а Фрейд интерпретировал этот рост как эдипову враждебность. После того, как они разошлись, каждый стал изображать другого жертвой непроанализированных невротических потребностей.К началу их дружбы Фрейд был хорошо известен в психиатрическом и психологическом мире как автор захватывающих книг о снах и противоречивой теории о роли сексуальности в неврозах. Его последние к тому времени работы — «Три очерка о теории сексуальности» (1905а) и «Фрагмент анализа случая истерии» («Дора», 1905b) — выразительно утверждали и детально иллюстрировали его теории о ключевой роли эротизма в детском развитии и о сексуальном метаязыке невроза. В «Трех очерках» Фрейд заявил, что то, что компуль-сивно творит «извращенец» и против чего невротик неудачно защищается, каждый нормальный ребенок и хочет, и (в рамках своих инфантильных возможностей) делает.Предисловие Юнга к собственной публикации «Психология Dementia praecox*», написанное в самом начале их переписки с Фрейдом, уже содержит в себе линии напряжения, по которым позже прошел разрыв:«Я могу уверить читателя, что с самого начала я продумал все те возражения, которые обычно делаются Фрейду в литературе... Следование за Фрейдом не предполагает, как многие боятся, беспрекословного подчинения догме; прекрасно можно придерживаться своего независимого мнения. Если я, к примеру, признаю комплексные механизмы снов и истерии, это не значит, что я придаю теории детской сексуальной травмы такое значение, как Фрейд. Еще меньше это значит, что я возношу так высоко сексуальность или что я приписываю ей такую чрезвычайную роль, как это делает Фрейд. Что касается терапии Фрейда, это в лучшем случае один из возможных методов, и, наверное, он не всегда дает на практике то, что можно ожидать из теории».(CW, рр.3-4; Кегг, рр.115-116).Фрейд несколько раз рассказывал Юнгу в своих письмах (которые писались спустя десятилетие после основных событий, произошедших в 1897 году), как он пришел к концептуализации себя. 2 сентября 1907 года он пишет Юнгу о своем желании рассказать о «долгих годах важного, но болезненного одиночества, которое началось, когда я бросил первый взгляд в новый мир, о невнимании и непонимании со стороны ближайших друзей, о жутких моментах, когда я думал, что ушел в сторону, или размышлял, как можно было бы сделать свою странную жизнь полезной для семьи» (McGuire, 1974, р.82). Перо Фрейда, когда он вспоминает свой самоанализ, сделанный десятилетие назад, и время завершения книги о снах, рисует рождение и путешествие первооткрывателя.Затем, 19 сентября, он посылает Юнгу портрет и копию медальона на свое пятидесятилетие. В своем ответе 10 октября Юнг выражает радость от фотографии и медальона, а затем обращает свой гнев против кого-то, кто атаковал психоанализ в печати. Он описывает критика как «сверх-истерика, набитого комплексами сверху донизу», а затем сравнивает психоанализ с монетой. Человек, плохо написавший о нем, смотрит на анализ с мрачной стороны, в то время, как он наслаждается обратной стороной. Это интересная метафора, показывающая психоанализ как частную, даже секретную деятельность. Фрейд, давая характеристику на своих критиков, делает еще более замечательную ошибку:«Мы знаем, что они — бедные черти, которые, с одной стороны, боятся оскорбить, потому что это может бросить тень на ихкарьеры, а с другой стороны, боюсь [именно так!] своего собственного вытесненного материала». (McGuire, p.87)Он исправил эту описку (глагольную форму первого лица на третье, «боятся») перед отправкой, но оба они, каждый по-своему, по-прежнему проецировали собственный «вытесненный материал» на своих критиков.Фрейд немедленно отозвался на интеллектуальную страсть Юнга, на его талант и оригинальность — все те качества, которых ему не хватало в венских учениках. Юнг читал работы Фрейда очень тщательно и умел вставить комплимент, как он это сделал в письме, написанном после четырехчасовой презентации случая «Человека — Летучей мыши» на Первом международном психоаналитическом конгрессе в Зальцбурге в 1908 году:«Что касается чувств, то я по-прежнему нахожусь под сильным впечатлением от вашей лекции, которая оказалась самим совершенством. Все остальное было просто жвачкой, пустой болтовней в темноте бессмыслицы». (McGuire, 1974, р. 144)
Фрейд и Эдип
В последние годы XIX века Фрейд разработал большинство ключевых концепций своей новой психологии, как это свидетельствует его переписка с Вильгельмом Флиссом, берлинским врачом, который был его самым близким взрослым другом и которому Фрейд доверял описание своих сражений за понимание неврозов, снов, травматических воспоминаний и пробуждения личности (Masson, 1985). За несколько лет Фрейд превратил свои теоретизирования об истоках и динамике невротической тревоги на нейрофизиологической почве в интер-претативное исследование фантазий и личностной психодинамики. Его самоанализ, который он проводил после смерти отца в 1986 году, привел к растущей заинтересованности в интерпретации сновидений и ко все более богатому опыту взаимных переносных отношений с пациентами (Anzieu, 1986; Davis, 1990; Salyard, 1994). На теоретическом уровне главное изменение в мышлении Фрейда в этот период заключалось в уходе от ба-зальной модели последствий детской травмы в формировании ззрослой личности и невроза — так называемая «теория соб- лазнения» — к психоанализу как интерпретативной дисциплине, в которой основой для понимания является субъективное значение опыта — реален он или воображаем (Davis, 1994). В своей работе 1899 года «Screen Memories»* (экран воспоминаний) Фрейд показывает, что кажущееся воспоминание ранних событий может быть определено подсознательными связями воспоминаний с вытесненными желаниями, а не истинными событиями. Фрейд (опиывая как бы пациента-мужчину) показывает, что одним из самых постоянных и ядовитых воспоминаний собственного детства было воспоминание о сцене, которая была придумана. Содержание этого лжевоспоминания — игра на цветочном поле с детьми своего сводного брата Эммануэля Джоном и Полиной — позволило Фрейду выразить и свою потребность в близком друге, и агрессию, которую такая дружба пробудила бы:«Я испытывал к своему брату, который был младше меня на год (он умер через несколько месяцев), враждебность и настоящую детскую зависть; и... его смерть оставила во мне зародыши угрызений совести. В компании с моим племянником, Джоном, мы иногда жестоко вели себя с моей племянницей, которая была на год меня младше. Этот племянник и мой младший брат определили, таким образом, невротичные, но еще и очень сильные переживания во всех моих дружеских отношениях». (Masson, 1985, р. 268)Огромная корреспонденция Фрейда с Флиссом (Masson, 1985), Ференци (Brabant and Giampieri-Deutsch, 1993) и Юнгом (McGuire, 1974) обнаруживает его тоску по мужской близости, его тревожную требовательность, чтобы корреспонденты отвечали ему полно и быстро, и его готовность разорвать с другом, если тот сомневался в основе эдиповой теории. Ложное воспоминание, которое Фрейд анализировал в 1899 году, где он объединяется с мальчиком, чтобы отнять у девочки цветы, также показывает степень, с которой его отношения с мужчинами подогревались общим интересом к женщине. И соперничество, и его заинтересованность в «третьем» — женщине дали себя знать в отношениях с Юнгом.Степень поворота мышления Фрейда, когда он отказался от теории соблазнения, и побудившие его к этому причины привлекли в последнее время много внимания (Coleman, 1994; Garcia, 1987; Hartke, 1994; Masson, 1984; Salyard, 1988, 1992, 1994). Основная часть этих обсуждений базируются на тех причинах, которые изложил сам Фрейд в своем знаменитом письме к Флиссу (сентябрь 1897) через 11 месяцев после смерти своего отца. В одном из самых поразительных в этом письме абзацев Фрейд пишет о том, что потерял веру в свою «теорию соблазнения» (идею, что неврозы берут начало в сексуальном соблазнении или насилии над ребенком со стороны воспитателей), и объясняет причины, почему он изменил свое мнение. В свете пристального внимания, которое было уделено этому письму в последних публикациях о Фрейде (McGrath, 1986; Krull, 1986; Balmary, 1982), довольно удивительно, что целый список причин, которые привел Фрейд для объяснения отказа от своей теории, получил столь мало внимания. Фрейд указал несколько мотивов изменения своего мнения, сгруппировав их з классы.«Постоянные неудачи в доведении отдельного случая анализа до реальных выводов; уход из анализа тех, кто был долгое время сильно захвачен (анализом); возможность объяснить себе частичные успехи иными, обыденными вещами — это первая группа. Затем удивление, что во всех случаях отец, не исключая моего собственного, должен быть извращенцем, и признание, что необычайной частоте истерии с одними и теми же свойствами вряд ли может соответствовать такое же широкое распространение извращений по отношению к детям. Тем более, что количество случаев извращения должно быть гораздо больше, чем случаев вызванных ими истерий, поскольку болезнь возникает только при повторявшихся событиях и дополнительных факторах, ослабивших защиты. В-третьих, реализация того, что в подсознании отсутствуют указания на реальность, так что невозможно разделить истину и выдумку, которая была спровоцирована аффектом. (Соответственно, останется решение, что сексуальные фантазии в любом случае цепляются за тему родителей)». (Massson, 1985, р. 264)Первая группа причин у Фрейда — что извращения по отношению к детям могут быть распространенными — носит эпистемиологический характер. Вторая группа — что отцы, включая собственного отца Фрейда, заслуживают проклятия — носит эдипов (психоаналитический) характер. Третья причина, связанная с трудностью установления истинности любой долговременной памяти, говорит больше других. Эта теория памяти становится аргументом в его замечательной короткой работе «Screen memories», написанной спустя два года (1899). Практическая невозможность надежно установить, где в подсознании память, а где желание, прямо относится к центральным темам психоанализа: нужды в свободных ассоциациях и расширенном анамнезе в контексте взаимоотношений между аналитиком и пациентом, которые позволяют продолжительно изучать место эмоциональных нужд в памяти и фантазиях каждого. В психоаналитической терапии, которую Фрейд стал практиковать ко времени написания «Интерпретации сновидений», ни в каком конкретном воспоминании нельзя быть полностью уверенным. Клубок связей, который постепенно образовывался при сотрудничестве терапевта с пациентом, считался проявлением тайных аспектов характера последнего.Рудницкий в своем детальном анализе необычайной увлеченности Фрейда мифом об Эдипе (Rudnytsky, 1987) обращает внимание на то, как Фрейд избегает упоминания о рождении и смерти своего младшего брата Юлиуса в тех местах своего самоанализа, где это, казалось бы, было к месту. Только в процитированном выше письме 1897 года, а также в письме к Ференци 24 ноября 1912 года, где он объясняет несколько своих обмороков в Парк Отеле, Фрейд упоминает, что такие события имеют истоки в его ранних столкновениях со смертью. Реакция Фрейда на неожиданную смерть брата в младенчестве сделала самого Фрейда примером для его позднейшей теории «сокрушенных успехом» (Freud, 1916).«После смерти своего брата Фрейд также был «сокрушен успехом», затаив таинственный ужас перед всесилием собственных желаний. Его смятение по поводу получения медальона на пятидесятилетие, когда он вновь испытал реальность удовлетворения «давно лелеемой фантазии», становится объяснимым, когда рассматривается как бессознательное напоминание смерти Юлиуса.В русле тех же рассуждений, если бы смерть Юлиуса не оставила во Фрейде зародышей «вины» или, буквальнее, «зародышей укоров», он вряд ли реагировал бы такими «упорными соболезнованиями» на смерть своего отца. В своем подсознании он должен был верить, что его патрицидальные (отцеубийственные) желанияпривели к смерти его отца, так же как его виной была смерть Юлиуса». (Rudnytsky, 1987, р.20)Паттерны смертельного соперничества и гибельной любви, которые Фрейд в сорок лет обнаружил в своих воспоминаниях о Юлиусе, стали образцом для его отношений с учениками-мужчинами (Colman, 1994; Hartke, 1994; Roustang, 1982).
Фрейдовская переписка
Всю свою долгую жизнь Фрейд писал очень много писем, в которых самое живое выражение нашел его риторический дар. В ранний период психоанализа взаимоотношения его с каждым мужчиной были опосредованы женщиной. В таких треугольниках возможные гомоэротические желания Фрейда могли пробуждаться и сублимироваться. Его подростковые письма к своему другу Зильберстайну, например, показывают, как его первое романтическое увлечение Гизелой Флюсе было на самом деле во многом вызвано его восхищением ее матерью и старшим братом (Boehlich, 1990). Его позднейшие письма раз за разом демонстрируют тот же мотив.Недавняя публикация первого тома огромной переписки Фрейда с Сандором Ференци, венгерским коллегой, с которым он поддерживал 25-летние профессиональные и личные взаимоотношения (Brabant, Falzeder, and Giampieri-Deutsch, 1993), лает новую информацию о личных и профессиональных заботах Фрейда в самый важный период его взаимоотношений с Юнгом. Ференци выразил свое восхищение и предложил дружбу Фрейду в 1908 году, попросив встретиться в Вене для обсуждения идей для лекции о фрейдовской теории «актуального невроза» (с причинами физического характера) и «психоневроза» (с психологическим происхождением). Ференци «страстно желал лично пообщаться с профессором, чьи идеи держат меня в плену уже в течение года» (Brabant, Falzeder, and Giampieri-Deutsch, 1993, p.l). С самого начала письма Ференци показывают раболепное пристрастие к личности и теориям Фрейда. Короткая записка Фрейда в ответ на просьбу Ференци выражает сожаление, что из-за болезни нескольких членов семьи он не способен пригласить Ференци и его коллегу Филиппа Штайна к обеду, «как мы могли делать в лучшие времена с доктором Юнгом и доктором Абрахамом» (Brabant, Falzeder, and Giampieri-Deutsch, 1993, p.2). Спустя месяц в своем втором письме Ференци обращается к Фрейду как к «параноидальной женщине», предлагает свой вклад в его коллекцию шуток и выражает свою приверженность фрейдовской психосексуальной теории неврозов, утверждая, что «она уже не должна называться теорией» (Brabant, Falzeder, and Giampieri-Deutsch, 1993, p. 4), и заканчивая «наилучшими пожеланиями от всецело преданного доктора Ференци». Преданный Ференци должен был доказывать это еще долгие годы, до конца своей жизни, когда он сказал, что его перенос к Фрейду так и не был адекватно проанализирован, подтолкнув Фрейда к написанию последней методологической работы «Анализ, имеющий и не имеющий завершения» (Freud, 1937).Поразительно контрастируя с Ференци, Юнг с самого начала ограничивает отношения с Фрейдом. Юнг также предполагает, где возникнет фатальное напряжение — в отцовско-сыновнем переносе, неизбежном при ученичестве у Фрейда, и во фрейдовской уверенности в универсальности психосексуальной теории. Рустанг (Roustang, 1982, р.36-54 and passim) прослеживает осторожное отношение Юнга к вопросу о детской сексуальности с первых писем Фрейду в 1906 году до кризиса в 1912 (cf. Gay, 1983, pp. 197-243).В обеих корреспонденциях обильно встречаются интерпретации Фрейдом мужской дружбы как сублимированной гомосексуальности, более систематично в письмах к Юнгу и более терапевтично — к Ференци, который регулярно приписывал свои тревоги по поводу общения с Фрейдом гомоэротическим тенденциям. Юнг, в свою очередь, в начале их дружбы в 1907 году признает, что его «безмерное восхищение» Фрейдом «как человеком и как исследователем» постоянно вызывает «комплекс самосохранения», который он объясняет следующим образом:«Мое восхищение вами имеет нечто от «религиозной» страсти. Хотя это не так уж беспокоит меня, я по-прежнему чувствую здесь что-то отвратительное и смехотворное из-за неоспоримых эротических элементов. Это противное ощущение связано с тем фактом, что в детстве я стал жертвой сексуального насилия со стороны человека, которого я когда-то боготворил».(McGuire, 1974, р. 95).Ответ Фрейда на это письмо был утерян. Кажется, этот вопрос больше вслух не обсуждался. Каждый раз, когда Юнг мог чувствовать соблазнительное приближение Фрейда, он отступал. Каждый раз, когда Фрейд мог чувствовать угрозу со стороны Юнга, он паниковал — в двух случаях, падая в обморок.Взаимоотношения Фрейда с Ференци, кажется, позволяли первому играть роль поддерживающего отца с инфантильным венгром больше, чем он мог себе позволить с агрессивным швейцарцем. В одном письме, написанном после совместного путешествия с Ференци в Италию в 1910 году, Фрейд жалуется на зависимость Ференци:«Мой компаньон по путешествию — прекрасный товарищ, но он мечтателен настолько, что это меня беспокоит, и его отношение ко мне явно инфантильно. Он не прекращает восхищаться мной, что мне не нравится, и, наверное, остро критичен ко мне в своемподсознании, когда я легко это принимаю. Он был слишком пассивен и чувствителен, позволяя делать с ним что угодно, как женщина, а у меня на самом деле не хватает гомосексуальности, чтобы принять его как женщину. Это путешествие породило во мне сильную тоску по реальной женщине». (McGuire, 1974, р.353).Втроем они совершили путешествие в Соединенные Штаты Америки в 1909 году, где Фрейд и Юнг принимали участие в симпозиуме в Университете Кларк (Уорчестер, Массачусетс). В письмах Фрейда к каждому по поводу планов путешествия и его последствий, Юнг кажется более взрослым старшим братом, а Ференци — зависимым младшим. Доклады и Фрейда, и Юнга были хорошо встречены элитной аудиторией американских психологов, включая Стэнли Холла и Уильяма Джеймса (Rozenzweig, 1992), но, как мы увидим, повторное приглашение в Америку стало поводом для разрыва отношений Фрейда и Юнга.
Вечный треугольник
Всю свою жизнь Фрейд испытывал чувства соперничества за женщину, которую он делил с близким другом. Возникавший в результате треугольник из двух мужчин и женщины обычно приводил к кризису отношений Фрейда со вторым мужчиной. Прототипом такого положения дел, по собственному мнению Фрейда, была его младенческая страсть к матери, которая была поставлена под угрозу, когда его место у материнской груди занял младший брат Юлиус, и возникшее вслед за тем чувство вины, когда Юлиус умер, как бы убитый ненавистью Зигмунда (Krull, 1986). Второй случай, обнаруженный Фрейдом в своем самоанализе (Freud, 1899), включает детей его сводного брата Эммануэля, Джона и Полину Фрейд. В его воспоминании агрессивные и сексуальные элементы слились в сцене, где трехлетний Зигмунд и четырехлетний Джон сваливают Полину на землю и забирают у нее нарциссы — «дефлорируют» ее, как бы забирают у нее «цветок девственности».Чтобы проиллюстрировать подсознательные сексуальные фантазии Фрейда, также полезно исследовать его сотрудничество с Йозефом Брейером, выразившееся в «Исследовании истерии», вышедшем в 1895 году. В этой книге дан первый детальный отчет о «психоаналитической» терапии, где к исчезновению симптома вело восстановление вытесненных воспоминаний. Брейер лечил Берту Папенхейм («Анну О.») в начале восьмидесятых годов и описал эту историю Фрейду, когда тот был студентом, помолвленным со своей будущей женой Мартой Бернайс. Брейер даже пятнадцать лет спустя не хотел публиковать отчет об этом случае, что объяснялось Фрейдом как непроанализированные эротические чувства к молодой пациентке. Чувства Брейера по-прежнему находят- ся под вопросом (см. Hirschmuller, 1989), но то описание, которое дал Фрейд Эрнсту Джонсу и другим коллегам-психоаналитикам, предполагает его воображаемую идентификацию с Брейером. Это описание, опубликованное в биографии Джонса (Jones, 1953), говорит о том, что вина Брейера из-за его эротических чувств к Берте привела к преждевременному прекращению терапии, а также к тревожному обновлению брака Брейера в виде рождения его дочери Доры (Jones, 1953).Выбор Фрейдом для своей пациентки Иды Бауэр псевдонима «Дора» предполагает его идентификацию с Брейером и навязчивое стремление выставить эротические истоки симптомов, чего боялся и не хотел делать Брейер (Decker, 1982, 1991). Интерпретация Фрейдом своего сна «Инъекции Ирмы» (1895), которой он посвятил целую главу в «Интерпретации сновидений», была сделана, когда его отношения с Брейером были очень натянуты, а с Флиссом, наоборот, на высоте. Этот сон показывает Брейера («Доктора М.») как неумелого терапевта, который просмотрел сексуальный источник невроза Ирмы; а фрейдовская интерпретация освобождает Флис-са от обвинений в том, что кровотечение терапевта было вызвано неосторожным хирургическим вмешательством I Davis, 1990; Masson, 1984).Рудницкий приводит примеры трех треугольников Фрейда — с Джоном и Полиной, с Вильгельмом Флиссом и Эммой Экштейн (пациенткой Фрейда, на носу которой Флисс производил операцию в 1895 году) и, наконец, с Юнгом и Сабиной Шпильрейн — и считает, что подобная конфигурация повлияла на лечение Фрейдом его юной пациентки «Доры» (Freud, 1905). Фантазии Фрейда о себе как о возможном соблазнителе («Герре К.») своей пациентки было отражением перехода его из второго в третий треугольник (Rudnytsky, 1987, pp. 37-38). Если расположить в одном ряду Дору, окруженную своим отцом и «Герром К.», Сабину, зажатую между Фрейдом и Юнгом, и Эмму в руках Фрейда и Флисса, и вспомнить о «дефлорации» Полины Джоном и юным Фрейдом, суммарный эффект получается внушительным и неприятным i Rudnytsky, 1987, р. 38).
Сабина Шпильрейн
Противоречивая работа Юнга при лечении своей юной пациентки Сабины Шпильрейн стала темой для двух книг (Carotenuto, 1982; Kerr, 1993). Не вызывает сомнений, что Юнг имел личные и даже сексуальные отношения с ней во время и после формального периода лечения. В книге Каро-тенуто «Секретная симметрия» (1982) была опубликована значительная часть переписки Фрейда и Юнга со Шпильрейн, а также захватывающий и волнующий дневник Шпильрейн, но только в книге Керра впервые предпринято исследование ее влияния на Юнга и Фрейда. Шпильрейн была молодой русской еврейкой с очень серьезными расстройствами, которая проходила психоанализ у Юнга в 1904 году. Она многие годы поддерживала с Юнгом близкие отношения, училась психоанализу у Фрейда, переписывалась с ними обоими в годы их дружбы и последующего разрыва и оказала влияние на русскую клиническую психологию двадцатых и тридцатых годов. Основываясь на ее дневнике, ее переписке с Фрейдом, письмах Юнга к Фрейду о ней, а также на ее собственных опубликованных статьях, Керр детально прослеживает влияние Шпильрейн на теории обоих мужчин.Ко времени начала переписки Юнга с Фрейдом (1906 год) клинический материал по ее случаю, указывающий на анальный эротизм, подтверждал для Юнга правильность фрейдовского понимания вопроса (Freud, 1905a; Kerr 1993). Шпильрейн сыграла особенно важную роль в теории Юнга об аниме и в теории Фрейда об инстинкте разрушения. Так же, как и с Флиссом за десять лет до этого, Фрейд воздерживался от критики лечения Шпильрейн Юнгом, даже когда были явные причины для того, чтобы заподозрить анализ в грубых нарушениях. В дневнике Шпильрейн описаны ее фантазии о рождении ребенка («Зигфрида») от Юнга, которые Юнг, похоже, одобрял на терапевтических сессиях, даже при том, что он отрицал перед Фрейдом, что между ними существовали сексуальные отношения (Carotenuto, 1982, McGuire, 1974).
Эдип в новой редакции
|
