|
Это может быть проиллюстрировано на примере из терапии молодого адвоката, который из опыта взаимоотношений со своим отцом сделал вывод, что если быть самонадеянным с авторитетом, то будешь осмеянным. В течение нескольких первых месяцев терапии пациент боялся выражать гордость своими достижениями и испытал облегчение, когда терапевт сказал ему: “Вам страшно, потому что вы гордитесь. Вы испытываете страх, потому что думаете, что я буду смеяться над вашей гордостью, как это делал ваш отец”. Пациенту помогла эта интерпретация, поскольку бессознательно он понял, что терапевт не будет над ним смеяться. Понял, что терапевт, поддерживая его гордость, не обманет его, наказывая. Прогресс терапии в данном случае доказывается тем, что у пациента пробудилось следующее воспоминание: будучи маленьким ребенком, он раздражал отца, на все отвечая “Я знаю”.
Другой пациент, молодой человек, с раннего детства до тринадцати лет тайно потворствовал своей матери в сексуальной игре. Они с матерью спали иногда в одной кровати и, притворяясь спящими, терлись друг о друга. Ни пациент, ни его мать никогда об этом не говорили; пациент даже не был уверен, что мать осознавала происходящее. В какой-то момент терапии пациент, несмотря на корректное, сдержанное поведение женщины-терапевта, стал бессознательно бояться, что он может соблазнить ее. Однако он испытал облегчение, когда терапевт сказала: “Вы боитесь, что соблазните меня так же, как вы думаете, что соблазнили свою мать”. Данная интерпретация помогла терапевту осознать свою боязнь соблазнить терапевта и лучше вспомнить о сексуальной игре с матерью.
Эта интерпретация помогла пациенту, потому что он воспринял ее как обещание. Он воспринял обсуждение аналитиком его боязни как обещание не вступать в сексуальную игру. Он был переубежден уже одним фактом разговора на эту тему. В детстве они с его матерью продолжали их сексуальную игру, поскольку они не обсуждали и старались не замечать этого.
Антиплановые интерпретации
Если терапевт постоянно делает не соответствующие плану интерпретации, пациент может не достичь улучшения или, в некоторых случаях, прекратить лечение. Эта мысль может быть проиллюстрирована случаем Эстер А.
Эстер А.
В детстве Эстер А. чувствовала себя обманутой собственной матерью. Мать она описала как самодовольную женщину, “королеву”. По словам Эстер, ее мать иногда не выполняла своих обещаний. Она легко выходила из себя, кричала на дочь по малейшему поводу, отказывалась слушать Эстер, никогда не давая ей объясниться.
Конфликт Эстер с женщиной-терапевтом был вызван следующим эпизодом. Терапевт опоздала к началу сеанса на одну или две минуты, но не хотела продлить сессию, чтобы наверстать упущенное время. Эстер стала вызывающе утверждать, что терапевт обманывает ее, что она безответственна, не принимает ее всерьез и т.д. Терапевт стала говорить Эстер, что та страдает от своего материнского переноса и поэтому чувствует себя обманутой даже тогда, когда у терапевта нет намерений обманывать ее. Терапевт стала говорить, что случайная потеря минуты не смертельна и не имеет большого значения и что Эстер теряет гораздо больше минуты, затевая такой шум, и если бы Эстер не чувствовала себя обманутой в детстве, то она вряд ли заметила бы потерю одной минуты.
Эстер была скорее подстегнута, чем успокоена подобными объяснениями. Она утверждала, что терапевт таким образом разъясняет свое собственное безответственное поведение. Она признала, что была обманута своей матерью, но подчеркнула, что по этой причине обманывать ее еще менее допустимо. Спор между пациенткой и терапевтом продолжался в течение всей первой терапии Эстер, то есть около года. Иногда терапевт говорила: “Смотри, я не твоя мать” или “Ты сильно раздражалась, когда общалась со своей матерью и сейчас, когда общаешься со мной, происходит то же самое”. Вследствие того, что терапевт не меняла своей позиции, Эстер решила прекратить лечение, несмотря на то, что терапия оказалась полезной.
Через несколько месяцев после прекращения лечения у этого терапевта, Эстер возобновила анализ с другим терапевтом, тоже женщиной. Вскоре она начала вести себя так же, как и с предыдущим терапевтом: опять стала вызывающе утверждать, что терапевт пришла на минуту позже. Однако на этот раз аналитик согласилась с пациенткой. Терапевт извинилась за опоздание и согласилась восполнить это время. Затем она сосредоточилась на чувстве неловкости, возникающем у Эстер при обвинении терапевта в неправильном поведении. Аналитик, таким образом, помогла пациентке понять, что бессознательно она чувствует вину за свои обвинения.
Аналитик подчеркнула, что Эстер имеет право обвинять. Хотя опоздание и составило всего одну минуту, оно имеет большое символическое значение для пациентки, поскольку подтверждает ее убеждение, что она не имеет право на честное лечение. Эстер нашла такой подход полезным. Она пришла к пониманию своей заинтересованности в том, чтобы ее обманывали. Она стремилась к этому, поскольку находилась под властью материнской неправды и полагала, что хочет быть обманутой. В анализе она сражалась за то, чтобы убедить себя, что это не так.
В следующем примере терапевт некоторое время отстаивал определенную формулировку плана пациента. Потом он нашел и исправил свою ошибку, что привело к успеху терапии.
Кэтрин А.
Кэтрин А., образованная женщина тридцати лет, испытывала трудности с ежемесячной платой за психоанализ. Она обвиняла своего аналитика сначала мягко, но постепенно все сильнее, ругаясь, что он отказался снизить плату. Она кричала на него и, всхлипывая, ругала за жесткость. Кэтрин сравнивала его со своим отчимом, единственным человеком, который когда-либо выводил ее из себя.
В раннем детстве Кэтрин очень любила своего отца. Она была ближе к нему, чем к матери, в которой одновременно видела и хрупкую, и непривлекательную женщину. Ее родители, будучи несчастными в браке, развелись, когда пациентке исполнилось восемь лет. Он была расстроена этим не так сильно, как вторым замужеством своей матери, она сразу же невзлюбила своего отчима, видя в нем деспота и постоянно сражаясь с ним.
Аналитик исходил из того обстоятельства, что пациентка боролась с ним из-за платы, ввиду переноса на него взаимоотношений с отчимом. Он попытался справиться с переносом с помощью интерпретаций, одновременно проявляя неавтократическое поведение. Вследствие этого он согласился отложить текущую плату на один месяц.
Сначала Кэтрин, казалось, была переполнена радостью из-за мягкости аналитика. Однако вскоре она стала даже более подавленной и сердитой. Аналитик, который понял, что находится на ложном пути, посоветовался с коллегой, который представил следующее предполагаемое объяснение поведения пациента.
Кэтрин в детстве обвиняла себя в разводе своих родителей. Она предполагала, что отец находил, что дочь более привлекательна, чем мать, и поэтому прекратил заботиться о матери. После того, как ее мать вновь вышла замуж, пациентка решила не повторять того, что считала своим эдиповым преступлением. Она жестоко сражалась со своим отчимом, чтобы быть уверенной, что тот не будет считать ее привлекательной. В терапевтической ситуации Кэтрин боялась, что может соблазнить терапевта так же, как, по ее мнению, она соблазнила отца. Она сражалась с ним так же, как со своим отчимом, чтобы сделать себя непривлекательной в его глазах. Когда аналитик согласился смягчить условия оплаты, она пришла к выводу, что несмотря ни на что соблазнение произошло, и с новыми силами начала сражаться.
Через несколько месяцев после встречи с консультантом аналитик получил хорошую возможность проверить это объяснение. Пациентка сообщила, что ее беспокоят взаимоотношения со своим приятелем. Она не была уверена, что любит его; стала подозревать, что общается с ним по каким-то невротическим причинам. Аналитик предположил, что Кэтрин описала свои сомнения, связанные с отношениями с этим мужчиной, для того чтобы определить, завидует ли ему терапевт, согласится ли он с ее сомнениями. Аналитик сказал: “Из того, что я узнал от вас об этом, мне показалось, что вы влюблены в этого мужчину и что вы рассказали о своих сомнениях, боясь, что я почувствую себя покинутым”. Кэтрин отреагировала на это сообщение благожелательно. Она почувствовала одобрение, и ее ассоциации подтвердили точку зрения терапевта. Она стала более дружелюбно относиться к терапевту и перестала обращать внимание на его жесткость.
Трансферентные интерпретации против нетрансферентных интерпретаций
Важность трансферентных интерпретаций, преувеличивается некоторыми современными авторами*. Исследование** Полли Фреттер (Silberschatz, Fretter & Curtis, 1986) показало, что интерпретации переноса не более и не менее действенны, чем не связанные с переносом. Важное различие существует не между трансферентными и нетрансферентными интерпретациями, а между про- и антиплановыми.
Также терапевт может пройти тестирование переносом без явного обсуждения отношения к нему пациента. Рассмотрим, например, случай пациента, который боялся сообщать о своих достижениях из-за боязни преуменьшения их терапевтом. Пациенту может принести пользу интерпретация переноса, такая, как “Вы боитесь рассказать мне о ваших успехах из-за боязни, что я приуменьшу их значение”. Однако такую же пользу может принести фраза терапевта “Это хорошие новости” в ответ на сообщение пациента о его успехах. В обоих случаях пациент поймет, что терапевт не заинтересован приуменьшать его достижения. То, какой аспект лучше для конкретного пациента, зависит от многих факторов. Пациент, который хотел бы, чтобы терапевт был заботливым, осторожным, аналитичным, предпочтет первый подход. Пациент, которого угнетают интерпретации, предпочтет второй.
7. Использование психотерапевтом снов
Сновидения и их адаптивная функция
Что пациент и психотерапевт могут узнать из снов пациента? И как может психотерапевт использовать на пользу пациенту то, что он таким образом узнал? В этой главе я предлагаю теорию сновидений, которая, как я надеюсь, прольет свет на эти вопросы. Теория согласуется с предположениями о психической жизни и мотивации, описанными в главе 1. Она постулирует, что человек в своих снах, так же как и при сознательном бодрствовании, думает о реальности и пытается адаптироваться к ней*.
Cновидения — продукты нормального (хотя и бессознательного) мышления, и они выражают попытки человека адаптироваться. Они нужны человеку, чтобы справиться с текущими проблемами, которые не решило бодрствующее мышление — не решило из-за всепоглощающей огромности этих проблем, из-за препятствующих этому патогенных убеждений или из-за недостатка времени. Человек иногда яснее видит касающиеся его вещи во сне, чем в бодрствующем состоянии.
Во сне человек получает доступ к недоступным или малодоступным в бодрствующем состоянии ситуациям и может разрабатывать планы, как вести себя в них. Он может заметить проблему, которую проглядел во время бодрствования, принять решение, испытать новый инсайт, утешиться в потере или сделать сам себе выговор за ошибку. Он может подготовиться к предстоящей задаче, осознать вытесненный материал, касающийся травматического опыта, сознаться самому себе, что он думает о ком-то из близких, и т.д. В некотором смысле человек, видящий сон, читает послание от себя самого.
Сны, хотя и представляют собой продукты мышления, сходного с мышлением в бодрствующем состоянии, могут, тем не менее, казаться тому, кто их видит, непонятными и даже таинственными. Этому есть несколько причин. Сновидения отделены от стоящих за ними событий и мыслей. Кроме того, человек, видящий сон, может не осознавать своего отношения к сновидению. Например, он может не знать, что в ходе сновидения выражает свои мысли посредством иронии и метафоры. Вдобавок, сновидение, представляя собой ряд зрительных образов, не выражает логических отношений. Например, человек, опасающийся, что если он будет продолжать вести себя вызывающе, то будет наказан, может в сновидении предостерегать себя от этой опасности, просто видя свое наказание. Наконец, поскольку сновидение предназначено только для того, кто его видит, оно может иметь весьма своеобразные, присущие только данной личности черты, в частности, содержать характерные сравнения и метафоры.
Сны военнопленных: примеры адаптивного значения сновидений
Адаптивную функцию сновидений иллюстрирует исследование снов пяти американских солдат, побывавших в плену у неприятеля во время войны во Вьетнаме в 1975 году, произведенное Бэлсоном (Balson, 1975)*. Согласно Бэлсону, эти солдаты видели характерные сны в следующих трех ситуациях:
1) при опасности быть взятыми в плен;
2) в заключении, где с ними жестоко обращались;
3) после освобождения из плена.
При возникновении опасности пленения солдаты во сне часто видели себя попавшими в плен, испытывая при этом страх. Сновидения этого типа служили предостережением. В них сновидцы как бы говорили себе: “Будь осторожен, или это случится”. Сновидения не могут выражать такие логические связки, как “или” в форме зрительных образов (Freud, 1900, p. 429). Лучшее, что может сделать сон в таких случаях, — это представить возможность пленения, разыгрывая плен.
Предостерегающие сновидения солдат были адаптивны. Сновидения всю ночь не давали им забыть об опасности и таким образом готовили их к ней. Сны выполняли эту функцию независимо от того, как их интерпретировали и понимали или не понимали*. Они не давали солдатам забыть о возможности плена и не позволяли спать слишком крепко.
В течение длительного периода заключения, когда с ними обращались очень дурно, солдаты видели счастливые сны, в которых все было безмятежно, они были сильны и их желания удовлетворялись. Эти сновидения помогали солдатам адаптироваться к ситуации. В этих сновидениях не было места их мучителям. Сновидения давали толику надежды. Кроме того, они помогали крепко спать и таким образом восстанавливать силы. Эти сны имели для солдат большое значение: солдаты живо помнили их в течение долгого времени и утешались ими в тяжелые часы бодрствования.
В повседневной жизни счастливые сны редки. Обычно человек не позволяет себе их видеть, чтобы не быть убаюканным ложным чувством безопасности и суметь подготовиться к встрече с предстоящими проблемами. Однако пленник не может повлиять на свою судьбу, так что он ничего не потеряет, забывая во сне о страшной реальности, в которой вынужден жить.
После освобождения из плена солдаты видели тяжелые сны того типа, который Фрейд обсуждает в работе “По ту сторону принципа удовольствия” (Freud, 1920). Фрейд отстаивает ту точку зрения, что цель таких снов — не удовлетворение желаний, а совладание с травмирующем опытом. После освобождения солдаты чувствовали себя в безопасности и приступили к работе осознания вытесненного материала, содержащего ужасающий опыт пребывания в плену. Их сновидения имели своей целью овладеть этим травмирующим опытом, победить связанный с ним страх и изменить выведенные из него патогенные убеждения. В своих снах солдаты не просто планировали вспомнить свой травмирующий опыт, чтобы овладеть им — они начали выполнять этот план.
Сновидения могут нести простое, но важное сообщение
Как показывает выполненное Бэлсоном исследование сновидений военнопленных, сны могут содержать относительно простое, но важное сообщение тому, кто их видит. Солдаты, видевшие во сне, что попали в плен, говорили себе: “Будь осторожен, иначе тебя возьмут в плен”. Солдаты, видевшие счастливые сны в лагере для военнопленных, утешали себя: “Еще есть надежда! Ты сможешь опять испытать эти удовольствия”. Солдаты, которые после освобождения вспоминали в своих снах ужасный опыт пребывания в плену, выдвигали, таким образом, бессознательный план и начинали выполнять его: “Вспомни, что ты испытал, и овладей этим опытом”.
Важное значение, которое я придаю простым, но глубоким сообщениям, передающимся в сновидении сознанию спящего, согласуется с заключением Фрейда в “Толковании сновидений” (Freud, 1900), сделанным им на основании анализа большого числа сновидений. Толкования, данные Фрейдом этим сновидениям, отличаются простотой. Они содержат простую идею или несколько простых идей, легко выражающихся в одном-двух предложениях. Впечатление сложности, остающееся от некоторых фрейдовских интерпретаций его собственных сновидений, связано не с собственно их значением, а с хитроумными, тщательно разработанными ассоциациями, которые Фрейд придумывал для объяснения их значения. Например, описание ассоциаций к сну об инъекции Ирме занимает более десяти страниц (Freud, 1900, рр. 106—120). Однако в итоге Фрейд приходит к выводу, что сон содержит простое, но важное сообщение: он, Зигмунд Фрейд, не несет ответственности за лечение Ирмы.
Кроме того, Фрейд пишет, что сновидения об экзаменах и других испытаниях несут простое, но важное сообщение, цель которого — ободрить спящего (Freud, 1900, рр. 273—276). Такие сны говорят видящему их, что ему нет нужды беспокоиться о предстоящем испытании, потому что он, хотя и беспокоится о подобном испытании, тем не менее, успешно преодолеет его.
Часто посылаемое во сне сообщение невозможно понять только из образов сновидения. В таких случаях толкователь может не понимать сновидение до тех пор, пока видевший сон не обнаружит своего отношения к образам своего сна. Например, сновидение, в котором пациент идет по дороге вниз, может в зависимости от условий выражать желание, страх или ожидание. Этим сном пациент как бы говорит себе: “Надеюсь, это произойдет”, или: “Я опасаюсь, что это может произойти”, или: “Когда я окончу работу, то смогу наконец испытать это,” или: “Если я буду продолжать раздражать своих коллег, со мной непременно случится эта неприятность”.
Иногда значение сновидения можно легко понять, если знать ситуацию, в которой находится человек, видевший сон. Примером могут служить сны солдат, боявшихся плена и видевших во сне, что они попали в плен, а также счастливые сны военнопленных.
Представление о том, что комментарии, в которых пациент выражает свое отношение к сновидению и отдельным его образам, облегчают интерпретацию сновидения, можно проиллюстрировать следующим примером. Пациент, страдавший хронической депрессией и чувствовавший вину в связи с жалобами на свое несчастливое детство, видел во сне, как он счастливо встречает Рождество в кругу семьи. Сновидение стало понятным, когда пациент, комментируя его, сказал: “На самом деле в жизни никогда так не было”.
Как человек определяет смысл своих снов
Человек может создавать сновидение, являющееся сообщением самому себе, различными способами. На самом деле, как будет показано, человек, создавая сновидение, использует многие из методов, известных нам по бодрствующему состоянию и из литературы. Применяя обратные преобразования, можно понять значение сновидений по их форме и содержанию*.
В сновидении человек может реалистически рассказывать простую историю, как это было в исследованных Бэлсоном предостерегающих снах солдат и счастливых снах военнопленных. В сновидении нередко содержится ирония, как в случае пациента, видевшего во сне счастливое Рождество. Посредством запутанного и смущающего сновидения человек может предупреждать себя, что ему встретилась задача, имея дело с которой, он должен напрячь все свои силы, чтобы избежать конфуза. Сообщение сновидения может передаваться при помощи метафоры. Сновидение иногда имеет черты комической сценки, фарса или комедии с преобладанием “черного юмора”. Оно может быть легким и остроумным или многозначительным и торжественным, как слова ветхозаветных пророков.
Многие исследованные мной сновидения были построены в форме спора и использовали логическую технику reductio ad absurdum (доведение до абсурда). Сновидец пытается таким образом опровергнуть ту или иную предпосылку, показывая, что она ведет к абсурдным следствиям. Доведение до абсурда используется как метод доказательства обычно не только в сновидениях, но и при бодрствующем мышлении. При разработке планов обычно стараются представить себе, что будет, если план будет приведен в исполнение. Если последствия кажутся нелепыми, план отвергают.
Сон с элементами reductio ad absurdum видела некая молодая женщина, которая после начала любовных отношений стала испытывать вину перед своей сестрой-близнецом. Она считала, что должна уметь достичь всего, чего захочет в отношениях с сестрой. В своем сне она женилась на своей сестре, и у них появился ребенок. В этом сновидении пациентка доводила до абсурда свое представление и таким образом доказывала свое право на любовные отношения. Вывод из этого сна, если его сформулировать в словах, гласит: “Это абсурд”.
Сновидения об экзаменах, описанные Фрейдом (Freud, 1900), в некотором отношении похожи на сновидения, использующие доведение до абсурда. В снах об экзаменах спящий видит, как проваливает то или иное испытание (часто школьный или университетский экзамен), которое в реальной жизни успешно прошел. Такое сновидение предназначено для того, чтобы придать спящему уверенности в своих силах, показав, что беспокойство о предстоящем испытании абсурдно. Сны об экзаменах, как и другие сны, использующие доведение до абсурда, не выражают уверенность человека в себе прямо. По моему опыту, пациенты, видящие сны об экзаменах, чувствуют себя неудобно, если испытывают чувство уверенности в себе. В нескольких таких случаях пациенты были бессознательно уверены в себе, однако вследствие вины за выживание перед своими родителями они чувствовали себя обязанными беспокоиться о проблемах, с которыми им вскоре предстоит столкнуться.
Приведенные ниже примеры предназначены не для доказательства моей теории сновидений, а для иллюстрации этой теории и ее психотерапевтических приложений. По моему мнению, только применение формальных научных методов может дать убедительное свидетельство в пользу той или иной теории сновидений. Кроме того, приводимые ниже примеры содержат сновидения, которые и психотерапевт, и пациент легко понимали или думали, что понимают — в некоторых случаях после некоторого размышления или нескольких ассоциаций, предложенных пациентом. (Фрейд сообщает, что легко интерпретируются сны, которые широко распространены и обычны: “их смысл написан у них на лице” [Freud, 1900, р. 126]).
Значение большинства сновидений не так легко понять, как значение описываемых здесь сновидений. Иногда это связано с личностной специфичностью используемых в них метафор и других иносказаний. Смысл некоторых снов остается неясным даже после значительных усилий пациента привести свободные ассоциации к сновидению и понять заложенное в нем сообщение.
Первый пример касается сновидения с ясно выраженным reductio ad absurdum. Этот сон приснился одному молодому пациенту во время курса психоанализа.
В этом сновидении действие происходило в некоем мире из научной фантастики. Большое число живых существ женского пола прибыло на Землю. Они были похожи на голубой лед, который кладут в ведерко для охлаждения бутылок. Две из них пытались соблазнить лежавшего на спине землянина, причем одна из них держала его за правую лодыжку, а другая — за левую. Спящий, наблюдая за всем этим со стороны, думал: “Это не очень-то соблазнительно”. Эта мысль служила как бы титром под описанной сценой.
Значение сновидения стало ясно сразу же после слов пациента о том, насколько неудовлетворительны были женщины из голубого льда в качестве сексуальных партнерш. До этого у пациента были неосознанные проблемы в половой жизни с его подругой из-за его иррационального страха запачкаться. Послание сновидения состояло в том, что хотя человеческое тело не идеально чисто, абсолютно чистый сексуальный объект был бы скучным и малопривлекательным. Сновидением пациент как бы говорил себе, что ему нужна теплая, человеческая женщина, даже если он предполагает, что она не будет абсолютно чистой. Это послание было выражено неявно, в форме метафорического сновидения, потому что пациент из-за чувства вины не мог прямо приказать себе оставить брезгливость и наслаждаться сексом с подругой. Он бессознательно считал, что, сделав это, он предал бы свою мать, которая была брезгливой, щепетильной и робкой.
В следующем примере пациент использовал метафору, чтобы сказать то, в чем не был готов себе признаться во время бодрствования.
Ему снилось, что он в компании друзей приятно проводит послеобеденные часы на берегу озера в Квебеке, где жил летом с семьей. Был прекрасный день, и они пошли погулять. По пути им попалась художественная выставка, устроенная местными жителями. Представленные на выставке полотна были обычными пейзажами и натюрмортами, старомодными и непритязательными, но приятными, а некоторые просто прекрасными. Подпись под этим сновидением могла бы гласить: “Это скромно и ординарно, но мне это нравится”.
Пациент быстро понял смысл сновидения. Он всегда думал, что возьмет в жены женщину, похожую на его мать — бывшую балерину, личность яркую и одаренную. Однако к тому времени, к которому относится сон, он влюбился в приятную, но скромную непритязательную женщину. Точно так же, как в сновидении, он наслаждался приятными непритязательными картинами повседневной жизни и получал удовольствие от общества своей приятной непритязательной подруги. Чтобы передать себе это сообщение, пациент воспользовался метафорой, поскольку из-за привязанности к своей матери ему было трудно прямо признаться себе в этом.
Следующее сновидение, имевшее место у проходившего курс психотерапии двадцатилетнего пациента, обладало торжественной властностью, характерной для некоторых пассажей Ветхого Завета.
Пациенту снилось, что его поймали “Бдительные”* и в качестве наказания отрезали ему язык. Подпись под событиями сновидением могла бы гласить: “Это то, чего ты заслуживаешь”.
Подбирая ассоциации к сновидению, пациент вспомнил, что во время предыдущей встречи с психотерапевтом утаил одну свою фантазию, которая показалась ему постыдной. Эта фантазия состояла в том, что во время мастурбации он иногда представлял, как его, непослушного ребенка, шлепает учитель начальной школы. Пациент чувствовал себя виноватым из-за того, что скрыл эту фантазию от психотерапевта. Он приравнивал это сокрытие ко лжи и думал: “Если мои ассоциации не будут совершенно свободными, я не получу никакой помощи”. В своем сне, содержащем аллюзию к кастрации, пациента наказали за ложь — ему отрезали язык. Суровость наказания показывает, что пациент внутренне в значительной степени соглашался со своим отцом, неумолимым фундаменталистским священником. В рассматриваемом сне нашла выражение вина пациента за то, что он скрыл свою ассоциацию и, следовательно, не ассоциировал свободно.
В следующем примере сновидец положился на свое светлое и открытое настроение, чтобы понять сообщение, передаваемое сновидением. В этом сне не прямо, но метафорически затрагивались его отношения с женой. Пациент страдал от бессознательного чувства всемогущественной ответственности за женщину. Это чувство имело корни во взаимоотношениях с его ранимой матерью. Он боялся спорить со своей женой даже тогда, когда она вела себя вызывающе. Однако вечером, перед тем как пациенту приснился следующий сон, они с его женой поссорились, и пациент почувствовал облегчение, когда понял, что они остались невредимы даже после скандала. Во сне он обратил внимание на урок, полученный вечером накануне.
Во сне пациент и его компаньон, вооруженные ружьями, запугивали ими охранников, чтобы войти в запретное здание. Он испугался и нечаянно выстрелил в отштукатуренный потолок. Пациент понял, что ружья ненастоящие. Однако его выстрел отбил кусок штукатурки, которая упала друзьям на голову. Оба захохотали, и пациент сказал: “Слабая согласованность”. У этого сновидения может быть такой заголовок: “Ситуация казалась зловещей, но на поверку таковой не оказалась”.
В этом сне пациент сказал себе, что ругаться с женой так же не опасно, как стрелять из ненастоящего пистолета.
Другой пациент после ряда полезных для него психотерапевтических сессий увидел сон, в котором выразился его восторг по поводу того, что он стал видеть свои проблемы намного яснее и был готов к решению новых задач.
В этом сне пациент подплывал к Сан-Франциско на корабле. С каждой стороны корабля находилось по армаде судов. Эти армады напомнили пациенту высадку в Нормандии. Город был прекрасен. На сером небе вспыхивали красные и оранжевые отсветы. Звезды и планеты образовывали кольцо огней над городом, или гало*. Пациент объяснял своему сыну, почему звезды и планеты сформировали это гало.
Величие и красота этого сна выражала чувство вдохновения и уверенности в себе пациента.
Адаптивное значение вспоминания снов
Чем определяется, будет ли помнить человек свои сны или забудет их? Фрейд отвечал на этот вопрос исходя из своих представлений о вытеснении. Он полагал, что человек забывает свои сны, чтобы снова вытеснить прорвавшийся в них бессознательный материал (Freud, 1901, vol. 5, p. 672), а помнит сны в том случае, если такое вытеснение не удалось осуществить. Моя точка зрения, которую я отстаиваю в этой книге, состоит в том, что человек может помнить свои сны не только когда не может вытеснить их, но и в тех случаях, когда вспоминание сна имеет адаптивное значение.
На первый взгляд кажется, что сны могут выполнять свою адаптивную функцию независимо от того, вспомнит ли их пациент (см. Greenberg et al., 1992). Однако в некоторых случаях вспоминание сна существенно для достижения пациентом своих целей. Так было, например, в описываемом ниже случае. Инженер видел серию снов, в которых решал важную инженерную задачу. Я узнал об этих снах из письма, которое он написал мне после прочтения моей статьи в популярном журнале (Weiss, 1990). В этой статье я утверждал, что человек может решать свои проблемы бессознательно. Ниже приводится цитата из этого письма, с незначительными изменениями в интересах краткости и сохранения инкогнито моего корреспондента.
“Я прирожденный левша и пользовался почти исключительно левой рукой, пока не пошел в школу. В школе учителя заставляли меня пользоваться правой рукой, шлепая линейкой по левой, когда я ею писал, рисовал и т.д. Учителя убедили и моих родителей вести совместную борьбу с моей леворукостью.
Мне 43 года, я инженер, автор нескольких известных изобретений, которые в настоящее время широко используются.
В работе над изобретениями большую помощь мне оказывают мои сны. Когда я работаю над той или иной проблемой, которая должна быть решена в разрабатываемом мной технологическом процессе, я думаю над ней перед сном, но никогда не нахожу решения. После этого я засыпаю и вижу сон о своей разработке. Во сне я вижу, как устройство хорошо проходит часть своего рабочего цикла, но внезапно останавливается в некоторой точке. Я просыпаюсь и понимаю, что дизайн, который я придал устройству во сне, неправильный. Я думаю о задаче около получаса и засыпаю опять. На следующий день я снова думаю о ней перед сном. Это повторяется в течение нескольких недель или месяцев, пока я опять не увижу во сне мою машину. Если она и на сей раз не работает как надо, я просыпаюсь и продолжаю думать над задачей.
Я продолжаю этот процесс до тех пор, пока устройство в моем сне не станет работать превосходно в течение всего рабочего цикла. После такого сна я просыпаюсь и делаю чертеж увиденной во сне машины или строю ее модель.
Все основные идеи своих изобретений я впервые увидел во сне. Хочу еще отметить, что я редко, если вообще когда-нибудь, просыпаюсь ночью, кроме тех случаев, когда вижу сон о разрабатываемом мной устройстве”.
Поскольку мой корреспондент не являлся моим пациентом, я не мог детально исследовать описываемые им процессы. Тот факт, что он начинает свое письмо рассказом о том, что в детстве его заставляли пользоваться правой рукой вместо левой, дает ключ к значению использования снов для решения инженерных задач. Поскольку моему корреспонденту в детстве не разрешали пользоваться левой рукой для письма и рисования, он запретил себе использовать бодрствующее сознание для решения инженерных задач. В любом случае, из сообщения моего корреспондента ясно, что человек может принять бессознательное решение работать и решать некоторые технические задачи во сне, а также просыпаться, чтобы запомнить полученное решение.
Бывают и другие обстоятельства, при которых для целей человека нужно вспомнить сновидения. Например, это важно, если цель — поднять на уровень сознания вытеснение травматические воспоминания. Исследованные Бэлсоном (Balson, 1975) бывшие военнопленные после выхода из лагеря военнопленных видели ряд очень ярких снов, в которых вспоминали травматический опыт своего пленения и ужасного обращения с ними в лагере.
Подобные сновидения бывают и у тех пациентов, которые в ходе психотерапии стараются вспомнить травматический опыт своего детства. Обычно такие пациенты на начальной стадии психотерапии с трудом вспоминают свои сновидения. После этого они видят серию снов, которые помнят очень живо; в этих снах они переживают травматический опыт, который пытались вспомнить накануне. После полного осознания травматического опыта они часто, как и в начале лечения, в состоянии вспомнить лишь отдельные эпизоды своих сновидений.
Именно так было в психотерапии одной моей молодой пациентки. В течение первых двух лет психотерапии она почти не могла вспомнить своих снов. Затем, на третий год, в течение примерно шести месяцев, она видела ряд ярких снов, которые хорошо помнила. В этих снах она видела своего отца, которого на сознательном уровне всегда идеализировала. С помощью этих сновидений пациентка постепенно вспомнила касающееся ее шокирующее событие: однажды, когда ей было восемь лет, она увидела, как отец занимался сексом с ее няней. После того, как это воспоминание всплыло в ее сознании, пациентка продолжала психотерапию еще несколько лет, однако в течение этого периода, как и в начале терапии, могла вспомнить только случайные отрывки своих снов.
|
