|
Другой тип сновидений, которые запоминаются сновидцами для адаптивных целей, это успокаивающие и обнадеживающие сны, которые человек формирует в чрезвычайных неблагоприятных обстоятельствах. Способность этих сновидений помогать сновидцу проистекает из того, что они обладают качеством реально переживаемого опыта. Например, военнопленные, которые видели себя во сне могущественными и наслаждающимися жизнью, думали, что они действительно могущественны и наслаждаются жизнью. После таких сновидений они ощущали себя менее беспомощными и больше надеялись на освобождение. Перед тем, как увидеть эти исполненные счастья сны, солдаты пытались приободрить друг друга разговорами о том, что когда-нибудь их освободят, и они смогут вознаградить себя за время лишений. Однако они получали не много успокоения от этих представлений об исполнении желаний в бодрствовании, особенно по сравнению с переживанием счастья в следующих за этим снами.
В другом случае, описанном Вайссом и др. (Weiss et al., 1986, Chapter 7), сон принес огромное облегчение отчаявшемуся пациенту. Когда этот пациент разряжал свой пистолет, тот случайно выстрелил и убил его жену. После этого пациент, очень любивший свою жену, стал думать о самоубийстве. При последующем лечении психотерапевт делал упор на том, что выстрел был совершенно случайным событием. Пациент понимал, что это так, но, тем не менее, не мог простить себя. Затем, примерно через восемь месяцев после начала психотерапии, пациент увидел во сне, что когда он случайно выстрелил в свою жену, та пошатнулась, опустилась к нему на колени и сказала, что прощает его. Это сновидение, как и счастливые сны военнопленных, было ярким и давало пациенту большое утешение. Он помнил его еще в течение многих недель. Когда пациент становился подавленным, он утешался воспоминаниями о сне. Этим сном пациент помог себе переносить свое горе много больше, чем мог сделать это мыслями в бодрствующем состоянии. Он реагировал на сновидение так, как если бы это было реальное событие — т.е. как если бы его убитая жена на самом деле простила его.
Что психотерапевт может узнать из снов пациента
Что пациент хотел бы перевести на уровень сознания?
Сны человека всегда нетривиальны (Freud, 1990). Они всегда — выход под давлением того материала, с которым он не может справиться сознательно. Человек может иметь с ним дело как в сознательном, бодрствующем состоянии, так и во сне. Так было в случае солдат, которые боялись попасть в плен, и тех, кто страдал в застенках; а также с тем человеком, который случайно убил свою жену.
Человек может оказаться не способным решить свою проблему в бодрствующем состоянии, потому что не готов столкнуться с ней сознательно. Но он может поднять эту проблему во сне. Вот типичный случай пациента в психотерапии: сны пациента обычно касаются того, что он хотел бы затронуть в терапии, но к чему сознательно еще не вполне готов. В действительности, сны могут быть сконструированы таким образом, чтобы привлечь внимание терапевта к тому, чем пациент озабочен. Таким образом терапевт может узнать из снов пациента, какие вопросы он хотел бы затронуть в процессе лечения.
Рассмотрим, например, как сон одного из пациентов о инопланетянках из голубого льда довел до абсурда его боязнь запачкаться о женщин. Терапевт предположил, что пациент видел такой сон, поскольку еще не преодолел идентификацию с брезгливой щепетильностью своей матери, и желал от терапевта помощи по преодолению этого. Предположение терапевта было подтверждено тем фактом, что пациент использовал помощь терапевта для преодоления данной идентификации.
Другой пример. Пациенту снилось: ему нравится непритязательная живопись, для того чтобы сказать себе, что ему нравится его непритязательная девушка. Этот сон позволил терапевту заметить желание пациента работать во время терапии над его виной за отделение перед его блистательной матерью.
Пациент, которому снилось, что ему отрезали язык в наказание за ложь, дал понять терапевту, какое давление он испытывает во время сеансов. Пациент воспринимал терапевта так же, как воспринимал своего строгого, морализирующего отца. Терапевт в ответ на это, пытаясь уменьшить давление на пациента, стал более естественным с ним. Пациент хорошо прореагировал на это обстоятельство. Он стал меньше опасаться терапевта, более свободно разговаривать и перестал бояться его наказания.
Пациент, который видел светлый, спокойный сон после того, как в процессе терапии выяснилось, что его борьба с женой не опасна, тем самым сообщил терапевту о своем желании продолжить терапию, посвященную его боязни поссориться с женой.
Еще один пример иллюстрирует то, как пациент, социальный работник, использовал сон для того, чтобы сказать себе, что его страх быть отвергнутым необоснован, дав таким образом понять терапевту о своем желании проводить терапевтическую работу по преодолению этого страха.
Во сне пациент вел машину, когда неожиданно в нее попал камень, пущенный парнем из автомобиля, движущегося по смежной полосе. Пациент решил догнать этого парня и последовал за ним до самого его дома. Там парень выскочил из машины и вбежал в дом через парадный вход. Пациент пошел за ним и нажал дверной звонок. Ему открыла мать этого парня. Пациент представился социальным работником и рассказал об инциденте. Он полагал, что женщина будет сердиться и защищать своего сына, но, вопреки ожиданиям, она вежливо пригласила его в дом. Она сказала, что поведение сына ее беспокоит и что она хочет обсудить это. Этот сон можно озаглавить так: “Мои страхи оказались необоснованными”.
Пациент быстро понял значение этого сна. Он подумывал о том, чтобы позвонить своей новой девушке, но боялся ей досадить. Сон, который являлся метафорой, содержащей сообщение, утверждал, что хотя пациент и ожидал отказа, он может его и не получить. Сновидение вновь сосредоточило внимание терапевта и пациента на знакомой теме, на страхе пациента, что ему откажет женщина, на страхе, происходящем из его взаимоотношений с матерью. В течение остатка часа он продолжал вспоминать о том, как раздражалась иногда его мать, когда он пытался привлечь ее внимание. Пациент также понял, что у него нет никаких причин бояться отказа своей девушки, и в скором времени ей позвонил.
В следующем примере пациент во сне выговаривал себе за недостойное поведение с девушкой. Этим сном пациент обозначил для терапевта свою цель — стать более разумным со своей девушкой. Вечером, незадолго до этого, она мягко сетовала на то, что ее друг становится таким занятым, что пренебрегает ей. Пациент обиделся, и девушка извинилась; но он продолжал дуться даже после извинения.
Во сне друг сообщил пациенту, что его мать умерла. Он ругал себя за то, что не был рядом со своей матерью и поэтому не знал о ее смерти.
Пациент сделал во сне то, что отказался сделать, бодрствуя: он принял обвинение своей девушки, что он эгоистичен и замкнут. Он выговаривал себе за это. Он сказал себе, что подобное поведение достойно порицания, поскольку может привести к такому серьезному пренебрежению другими, какое случилось во сне. Терапевт, понявший цель пациента, заключающуюся в том, чтобы стать более терпимым к своей девушке, помог ему работать для достижения этой цели. Этот сон имел структуру доведения до абсурда. В этом случае он развивал возможные последствия проявлений одного качества, а именно — эгоцентризма. Однако сон показал не то, что это качество абсурдно, а то, что оно может быть опасно или деструктивно.
В следующем примере пациент сделал акцент на идее, которую он нашел полезной и недавно использовал в работе. Эта идея заключалась в том, что он не несет ответственности за то, как люди ведут себя по отношению к нему. Следовательно, пациент дал понять терапевту, что хотел бы больше работать по преодолению патогенного убеждения в своей всеобъемлющей ответственности за других. Пациент, клинический психолог, работал с клиенткой, упрямой до невозможности, которая обвиняла его на разные лады в том, что он сделал ее несчастной. Ничто из того, что терапевт говорил или делал, не удовлетворяло ее. Супервизор пациента помог ему преодолеть чувство ответственности за несчастье клиентки. Супервизор сказал, что клиентка запрограммирована обвинять и будет продолжать делать это, вне зависимости от усилий пациента. Во сне, приснившемся следующей ночью, который имел необыкновенно хороший сюжет, пациент обобщил идею о том, что люди запрограммированы, и приложил эту идею к членам собственной семьи.
Во сне пациент присутствовал на телевизионном ток-шоу. Хозяином шоу был крайне правый консерватор, который хотел посмеяться над либералами. Пациент, сидящий сразу за работником шоу, был нанят для того, чтобы глумиться над гостями. Первыми гостями были два гарвардских профессора, которые защищали реформу тюрем. Еще никто не успел открыть рта, как хозяин сказал: “Я хотел бы возразить вам, друзья”, — и закрутил тираду против реформы тюрем. Следующий, одетый в тюремную полосатую одежду человек, ударяя себя в грудь, сказал: “Я животное. Я убиваю. Я скотина”. Он участвовал в шоу, чтобы показать, что улучшение тюремных условий бесполезно, поскольку он без всякого результата пользовался такими условиями. После этого встал угрюмый социальный работник и, оправдываясь, сказал: “Признаюсь: я за реформу тюрем”.
Пациент, поассоциировав этот сон минут десять, объяснил, что он о членах его семьи. Сон прояснил пациенту, что каждый был запрограммирован, чтобы вести себя определенным образом. Хозяин ток-шоу представлял отца пациента, который много говорил, но не слушал других. Человек в тюремной робе представлял его брата, всегда грубого и вызывающего. Угрюмый социальный работник — его мать, всегда печальную и виноватую. С помощью этого сна пациент испытал инсайт о том, что если люди запрограммированы, то он не должен брать на себя столько ответственности за их поведение по отношению к нему. Пациент сражался, чтобы увериться в том, что он не ответственен за то, что отец не принимает его, за материнские жалобы, за провоцирующее поведение брата.
В следующем примере пациентка ночью видела сон перед аналитическим сеансом. Сновидение попыталось подготовить ее к сеансу, показав, что ее боязнь обидеть терапевта ничем не вызвана. Таким образом, сон проливал свет на взаимоотношения пациентки с терапевтом.
Пациентке снится, что ее маленький сын плачет. Она идет посмотреть, что его так расстроило, и видит, что тот испачкан своими испражнениями. Она вымыла его. Пациентка добавила, что не намеревалась мыть ребенка — она хотела, чтобы это сделал ее муж.
На этом аналитическом сеансе пациентка много времени рассказывала о своих сексуальных фантазиях. Она оправдывалась за свои фантазии, опасаясь, что терапевт найдет их отвратительными. Во сне пациентка пыталась уверить себя, что терапевт не будет оскорблен ими. Она говорила себе: “Я могу спокойно смывать фекалии моего сына, значит, терапевт может спокойно отнестись к моим сексуальным фантазиям”. Сновидение позволило терапевту понять желание пациентки больше сосредоточиться на ее боязни обидеть кого-либо, в том числе терапевта.
Еще один пример. Пациент использовал сон, чтобы поддержать свое решение слепо не подчиняться своей девушке. Он таким образом сообщил терапевту о своем желании работать над проблемой слепого подчинения.
Пациенту снится, что его друг убеждает его вместе с ним ограбить банк. Первое ограбление им удается. Но когда они пытаются проделать это во второй раз, их арестовывают. Пациент должен идти в тюрьму.
Этот сон, как и сны, использующие доведение до абсурда, выражает мысль, очерчивая последствия одного качества — слепого подчинения. Он показывает, что слепое подчинение не обязательно абсурд, но оно опасно. Сновидение могло бы быть озаглавлено следующим образом: “Не подчиняйся так же, как во сне”.
После того, как пациент разрешает ранее неразрешенную сознанием тему, он перестает видеть ее во сне. Например, пациент, который в бодрствующем состоянии вполне доверяет терапевту, подсознательно может бояться, что тот обманет его. Часто перед психоаналитической сессией такой пациент видит во сне, как его обманывает и предает человек старше его. С помощью таких снов пациент предупреждает себя об опасности, которая еще не вполне осознана. Такие сны прекращаются, когда пациент осознает, что не чувствует себя в безопасности с аналитиком, и имеет право защищаться от опасности.
Последний пример. Пациентке, которая договорилась накануне со своим терапевтом о времени прекращения терапии, приснилось, что у нее потерялась кошка. Ее ассоциации по поводу этого сна открыли следующее: пациентка беспокоится, что терапевт почувствует грусть расставания с ней. Во сне она ставила себя на место терапевта. Таким образом, этот сон проливал свет на важную составляющую переноса — на беспокойство пациента за реакцию терапевта на прекращение анализа.
На правильном ли пути психотерапевт?
Терапевт может проверять правильность своего подхода к пациенту, наблюдая за реакциями пациента не только в бодрствующем состоянии, но и во сне. Пациент в своих снах может подтвердить правильность интерпретаций, согласившись с ними, или демонстрируя большее знание о себе, или выражая свои чувства и идеи более свободно.
Эта мысль может быть проиллюстрирована сновидением в терапии Дженис Д., пациентки, о которой рассказывалось в главе 4. В детстве родители ужасно обращались с ней. Она начала терапию с той целью, чтобы получить поддержку, необходимую для того, чтобы не возвращаться к угнетающему ее мужу. Пациентке не понравился ее предыдущий терапевт, который сказал, что в браке она воссоздала ситуацию своего детства. Дженис восприняла эту интерпретацию как обвинение в насилии, которое она терпела от мужа. Иными словами, эта интерпретация подтвердила ее патогенное убеждение в том, что она заслуживает, чтобы с ней плохо обращались. После того, как второй терапевт пациентки, женщина, социальный работник, сказала пациентке, что она не провоцировала своего мужа на насилие и не хотела его, пациентке приснился счастливый сон.
Ей снилось, что она приходит в больницу, чтобы залечить рану на голове. Неуклюжий врач портит то, что было сделано раньше при попытке вылечить ее. Однако приятная практикантка-медсестра помогает пациентке залечить рану.
С помощью этого сна пациентка метафорически высказала, что ей не нравился первый терапевт, но она полюбила нового терапевта, который помог ей своими интерпретациями. Пациентка таким образом подтвердила, что терапевт на правильном пути. Этот сон показал терапевту, что пациентка все еще продолжает убеждать себя в том, что первый терапевт лечил ее неправильно. Если бы пациентка уже была уверена в этом, ей бы не приснился сон, в котором она говорила себе, что второй терапевт лучше.
В другом примере пациентка своим сновидением дала терапевту понять, что тот прошел ее тестирование. Сновидение возникло при анализе пациентки, которая в процессе терапии осознала, что подверглась сексуальному насилию со стороны своего отца, а ее отец отрицал этот факт. В течение нескольких сессий, предшествующих этому сну, пациентка тестировала терапевта, описывая свое несчастье, намекая на то, что может совершить самоубийство. Терапевт ответила, что очень переживает по поводу пациентки, но она не будет парализована или подвигнута на некомпетентные действия из-за этих переживаний.
Во сне пациентка видела себя совсем юной. Она с группой других подростков исследовала густой лес. Они обнаружили полностью заброшенную усадьбу. Все дома были сделаны из белого гипса. Светило солнце. Было очень жарко, но нигде не было тени. Они вошли в большой дом и обнаружили шкатулку со сверкающими драгоценностями. Все были заинтригованы. Подростки решили, что это настоящие драгоценности. Однако пациентка знала, что это дешевка.
Сюрреалистическая атмосфера сновидения намекает на какие-то мрачные секреты. Ассоциации пациентки прояснили ее первичное сообщение, выраженное метафорически и символически, о том, что она пережила сексуальное насилие от отца, не позволило ей наслаждаться своей юностью. Она не могла разделить со сверстниками их удовольствие и восторженность от первых сексуальных открытий, и это сделало ее чужой среди них.
Раньше, даже во сне, пациентка практически не позволяла себе обвинять отца в том, что он причинил ей вред. Она страдала от патогенного убеждения, будто она всемогуще ответственна за него. Пациентка боялась, что если она пожалуется, то убьет этим отца. В терапии пациентка работала над изменением убеждения в ответственности за отца, тестируя сменой пассивной позиции на активную. Она вела себя так, будто терапевт была ответственна за ее счастье и даже за саму ее жизнь. Она возлагала вину за свою депрессию и свои суицидальные мысли на терапевта. Терапевт прошла тестирование, ведя себя заинтересованно по отношению к пациентке, но не беря на себя ответственность, которую пациентка возлагала на нее. Пациентка, идентифицируясь с терапевтом, сделала шаг в сторону изменения убеждения в собственном всемогуществе. Она уверилась, что ее жалобы на отца не убьют его, и поэтому разрешила себе косвенно обвинить его во сне.
Ценность интерпретации снов
Важность интерпретаций снов различается от случая к случаю. Некоторые пациенты никогда не рассказывают снов или рассказывают их очень редко. Для таких пациентов случайный сон может быть, а может и не быть особенно информативным.
В главе 5 обсуждался случай пациентки, которая только однажды за длинный курс психотерапии рассказала свой сон. Этот единственный сон в терапии Маргарет М. помог терапевту понять, как помочь пациентке. Как было описано ранее, пациентка, семидесятилетняя женщина, в детстве многое дала своей депрессивной матери, почти ничего не получая в ответ, и потом всю жизнь продолжала отдавать, ничего не получая. Много лет Маргарет страдала от параноидальных бредовых представлений. Поскольку она полагала, что терапевт получает деньги за ее лечение от государства, Маргарет верила, что надувает государство и должна быть строго наказана и, возможно, казнена.
Терапевт, который видел пациентку только 20 минут в неделю, ничего не получал от государства за эту терапию. Это обошлось бы ему дороже: пришлось бы заполнять необходимые бумаги, чтобы получать по счетам. Терапевт не хотел говорить пациентке, что не получает денег за ее лечение. Он боялся, что та подумает, будто он надувает ее. Однако, когда пациентка однажды вновь выразила беспокойство за свое мнимое надувательство, терапевт пересмотрел свою стратегию и сказал пациентке, что с этого момента не будет брать плату за ее лечение.
В следующее посещение Маргарет рассказала сон, в котором она находилась в маленьком деревянном сарае посреди равнины. Бушевал ветер, и земля вокруг нее покрылась снегом. Она услышала снаружи глухой звук и подумала, что это упала ее мать. Пациентка ринулась к двери, открыла ее и с облегчением увидела, что там никого нет. Она не должна брать на себя ответственность за свою мать.
Сновидение сделало ясным то обстоятельство, что терапевт не увеличил, а скорее уменьшил чувство вины Магарет, сказав, что не будет брать плату за лечение. По-видимому, то, что пациентка приняла подарок терапевта, указывает на ее желание получить от него помощь. Она смогла войти в роль получателя вопреки обычной своей роли дарителя. Сновидение позволило терапевту понять, что, сделав пациентке одолжение, он помог ей разрушить убеждение в отсутствии у нее желаний. Он начал делать ей маленькие недорогие подарки. Она радовалась, получая их, и это помогло ей оценивать себя немного выше.
Если пациент видит такие прозрачные сны, которые столь легки для интерпретирования, терапевт может основывать свои гипотезы о пациенте главным образом на понимании снов. Действительно, сновидения могут столь ясно раскрыть планы и цели пациента, что это прокладывает королевскую дорогу к бессознательному пациента. Однако, как уже было замечено, большинство снов далеко не прозрачны. Интерпретации снов обычно сложны, и многие сны остаются неразгаданными.
К счастью, терапевту не обязательно основываться на толковании сновидений, чтобы очертить планы, цели и патогенные убеждения пациента. Действительно, пытаясь очертить их, пациент, как описано в главе 4, должен принимать во внимание все, что он знает о пациенте, включая то, как пациент на него реагирует. Терапевт, работающий с не видящим снов пациентом, может идти по правильному пути, помня, что пациент редко меняет свои основные планы. Он работает долгое время, возможно, годы, чтобы разрушить одно или два патогенных убеждения и достичь одну или две цели.
Заключение
В этой главе я попытался показать, что сновидения пациента касаются его текущих интересов, что они несут простое сообщение сновидцу и что прояснить это сообщение можно, основываясь как на методах, присущих обычному бодрствующему сознанию, так и на методах, присущих искусству и поэзии. Терапевт и пациент могут узнать из снов пациента, над какими проблемами он работает в терапии, как он воспринимает терапевта и какую помощь хотел бы получить от него.
Часть II. Научные исследования и сравнение теорий
8. Эмпирический базис теории
В этой главе я представлю результаты экспериментальных исследований, убедительно подтвердивших точку зрения, изложенную в книге. Исследования были проделаны группой изучения психотерапии Маунт Зион, которой я руковожу вместе с Гарольдом Сэмпсоном. Метод был разработан для проверки предсказательной силы фундаментальной гипотезы о бессознательной психической деятельности, психопатологии и психотерапии. Этот метод позволил нам проверить главную гипотезу, которая, как я покажу ниже, не могла быть проверена клинически.
Наши исследования* показывают, что теория терапии и метода, представленная здесь, убедительна. Это позволяет нам делать сравнительно точные предсказания последовательности событий в небольшом сегменте терапии и процесса и результата терапии в целом.
Методы исследования
В проделанном исследовании группа Маунт Зион использовала надежные данные — полные магнитофонные записи терапевтических сессий, сделанные специально для исследовательских нужд. Для изучения широкого спектра явлений, связанных с терапевтами и пациентами, были использованы рейтинговые шкалы. Такие шкалы позволяют исследователям проводить тонкие различения. Например, независимые наблюдатели, использующие данные шкалы, могут прийти к единому мнению, оценивая слабые изменения уровня тревожности или защиты или степень подстройки терапевта к данному пациенту в данный промежуток времени.
Мы используем так называемые “слепые” методы оценки с целью предотвратить влияние на процесс оценки предварительных суждений, имеющихся у оценивающих. Информация, предоставляемая каждому из оценивающих, не содержит посторонних данных, которые могли бы повлиять на его мнение. Мы также используем статистику для определения степени достоверности наших измерений, количественной оценки отношений между переменными и установления значимости наших результатов.
Предположения и результаты исследований, подтверждающие их
В этой главе я представляю серию предположений, которые подтверждаются нашими исследованиями. Я также кратко поясню, как именно проводились исследования, подтверждающие каждое предположение, и как наши результаты соотносятся с теорией техники.
Предположение I.
Во время терапии пациент прилагает усилия к тому, чтобы установить контроль над механизмами вытеснения. Он может ослабить действие этих механизмов (и нередко делает это), чтобы без помощи интерпретаций перенести в сознание тот материал, который прежде тщательно охранялся. Он делает это тогда, когда бессознательно принимает решение, что может без ущерба для себя соприкоснуться с ним. Таким образом, появление бессознательного материала может быть недраматическим и бесконфликтным.
Первое предположение чрезвычайно важно как для теории, так и для практики. До сих пор наблюдения, подтверждающие его, редко сообщались клиницистами. Достойным упоминания исключением является работа Эрнста Криса (Ernst Kris, 1956b). Крис утверждает, что перед тем, как пациент осознает некое психическое содержание, оно может бессознательно подготовить себя к тому, чтобы пережить его, и содержимое “выходит на поверхность” недраматическим образом, так что это событие едва ли может привлечь внимание терапевта. Таким образом, пациент может осознать нечто, избегая конфликта и признания того, что это нечто было прежде вытеснено.
Почему же клиницистам не удавалось наблюдать это явление? Одной из причин служит то, что регулярность данного события идет вразрез с теорией Фрейда, изложенной в “Статьях о технике” (Papers on Technique, 1911—1915). Как сказано в главе 9, эта теория предполагает, что пациент не только не контролирует свои механизмы вытеснения, но и не имеет мотивации прекратить их работу. Если говорить в общем, он осознает вытесненное содержание только в том случае, если это содержание проинтерпретировано. Таким образом, клиницист, являющийся приверженцем ранних теорий Фрейда, при наблюдении пациента, с легкостью рассуждающего о том или ином душевном содержании, предполагает, что это содержание не было ранее вытеснено.
Даже в том случае, если наблюдения, которые делает клиницист, не подчинены требованиям никакой теории, маловероятно, что он заметит бесконфликтное появление ранее вытесненного материала. Для того чтобы сделать это, он должен был бы в начале лечения тщательно сформулировать, какое содержание является вытесненным, и затем заметить, когда и каким образом это содержание становится осознанным. Для клинициста это было бы трудной и ненужной работой. Тем не менее, эту работу может выполнить исследователь, вооруженный точными методами, чьи дословные отчеты он изучил сам и остальные могут изучать на досуге, не беспокоясь о драматических событиях разворачивающегося лечения.
Стартовой точкой исследования, касающегося контролирования пациентом своих механизмов вытеснения, было наше наблюдение, основанное на анализе историй болезни и состоящее в том, что пациент часто предъявляет ранее вытесненное содержание, которое не было предварительно интерпретировано. Сюзанна Гасснер формально проверила это предположение, используя записи первых 100 сессий анализа миссис С. (Gassner, Sampson, Weiss, & Brumer, 1982). Сделав выводы из этих предварительных исследований, Гасснер поняла, что миссис С. добилась значительного прогресса за эти 100 сессий, несмотря на то, что ее аналитик давал относительно мало интерпретаций. Основываясь на этом, Гасснер предположила, что если вытесненное содержание в самом деле “всплывало на поверхность” без интерпретаций, она должна обнаружить такое содержание в записях сессий.
Гасснер использовала оригинальный метод. Вместо того, чтобы найти вытесненное содержание в первых 10 сессиях и затем попытаться установить, что из этого содержания было осознано в течение последующих сессий, она поступила наоборот. Сначала она попросила наблюдателей проанализировать записи первых 100 сессий и выявить все то содержание, которое присутствовало на этих сессиях, но отсутствовало на сессиях с 1 по 40. Затем несколько независимых наблюдателей изучили выявленное содержание вместе с записями первых 10 сессий, чтобы установить, не было ли что-то из этого содержания вытесненным в начале лечения. Наблюдатели установили, что значительное количество содержания было вытеснено в начале лечения, и сошлись во мнении относительно того, каким именно содержанием это было.
Следующей задачей Гасснер стало исключение из рассмотрения того содержания, которое было проинтерпретировано до его возникновения в сознательной форме. Для этого она сравнила список прежде подавленного материала, выявленного ее наблюдателями, и список всех интерпретаций, которые давал терапевт. Оказалось, что, за исключением одного пункта, все вытесненные темы появились в сознании без предварительных интерпретаций. Это открытие важно само по себе. Оно показывает, что пациент может самостоятельно открывать в себе вытесненные воспоминания и темы, не пользуясь помощью интерпретаций.
Теперь Гасснер пыталась определить, как и почему неинтерпретированное вытесненное содержание возникает в сознании. Она рассмотрела три возможных объяснения, первые два из которых основывались на “гипотезе автоматического функционирования” (“ГАФ”), а третье (наше предположение) — на “гипотезе высшего психического функционирования “ (“ГВПФ”) (см. главы 1 и 9):
1. Ранее вытесненное содержание интенсифицируется, и поэтому преодолевает барьер и выходит в сознание.
2. Содержание может выйти на поверхность, потому что на него “надета маска”, и силы вытеснения не распознают его как нечто важное и допускают в сознание.
3. Подавленное содержание может проявиться, потому что пациент бессознательно принимает решение, что сможет без опасности для себя испытать чувства, связанные с ним, снимает вытеснение и переводит его в осознаваемую форму.
Эти три гипотезы предлагают различные проверяемые предсказания относительно того, (1) насколько будет высок тот уровень тревоги, которую испытает пациент при появлении вытесненного содержания, и (2) насколько сильно он будет переживать связанные с ним чувства. Пережить некое психическое содержание — значит сфокусироваться на нем, осмыслить его и, наконец, конструктивно использовать в противоположность предшествующей защитной невовлеченности.
Если психическое содержание выходит на поверхность, преодолевая сопротивление механизмов вытеснения пациента, пациент будет находиться в конфликте с ним и, таким образом, будет испытывать большую тревогу по мере его появления. Тем не менее, невозможно предсказать, в какой степени пациент будет переживать это психическое содержание. (Предсказание: высокий уровень тревоги, непредсказуемая степень переживания.)
Если содержание появляется благодаря тому, что оно замаскировано и поэтому не распознана его важность, пациент не будет реагировать на его появление, не будет испытывать по поводу него тревогу. Следовательно, раз содержание изолировано, он не будет его полностью переживать. (Предсказание: низкий уровень тревоги, малая степень переживания.)
Если содержание появляется благодаря тому, что пациент бессознательно решил, что может, не подвергая себя серьезной опасности, пережить его, и снимает защитный барьер, то в этом случае он должен будет преодолеть свою тревогу еще до того, как это содержание выйдет на поверхность. Следовательно, он не будет чувствовать тревоги и сможет в полной мере пережить ранее вытесненное психическое содержание. (Предсказание: низкий уровень тревоги, высокая степень переживания.)
В каком случае данные лучше всего совпадают с предсказанием? Следующим шагом Гасснер стало применение измерений с целью выяснить это обстоятельство. Она использовала две группы независимых наблюдателей, которые пользовались рейтинговыми шкалами для точной оценки того, насколько высока была степень тревоги пациентки по мере появления ранее вытесненного содержания. Одна группа наблюдателей использовала шкалу Маля (Mahl, 1956), другая — шкалу Готтшалка-Глезера (Gottschalk, 1974). Третья группа наблюдателей оценивала по Шкале Переживания (Klein, Mathieu, Gendlin, & Kiesler, 1970), насколько полно пациентка переживала то, что высказывала, когда вытесненное ранее содержание появлялось в сознании.
Результаты исследования Гасснер подтвердили наше предсказание (третья гипотеза из числа представленных выше). Когда появлялось вытесненное ранее содержание, пациентка не испытывала особенной тревоги, а, согласно шкале Маля, ее уровень тревоги была даже ниже, чем в случайно взятых фрагментах терапии — это является статистически значимым результатом. При этом переживания миссис С. по поводу появляющегося душевного содержания отличались полнотой. На самом деле она испытывала в это время более сильные переживания, чем во время случайных фрагментов терапии, и этот вывод также был подтвержден статистически.
Эти открытия (совпадающие с данными других экспериментов, описание которых будет предложено ниже) предполагают далеко идущие выводы, которые обсуждаются на протяжении всей этой книги. Как уже отмечалось, результаты наших экспериментов показали, что интерпретация не является sine qua non* терапии. Человек может демонстрировать прогресс и достигать инсайтов без помощи интерпретации (как показало другое наше исследование). Наши исследования подтвердили тезис, что аналитик должен создать условия, обеспечивающие пациенту безопасность при работе по преодолению своих проблем. Пациент в этом случае может прогрессировать самостоятельно. Помимо всего прочего, он может осознавать и конструктивным образом переживать ранее вытесненное психическое содержание без его интерпретаций.
Предположение II.
На протяжении терапии пациент испытывает на терапевте свои патогенные убеждения в надежде получить от него их опровержение.
Начальной точкой нашего исследования этого предположения послужило впечатление, полученное нами во время изучения записей терапии миссис С., сделанных ее аналитиком. Впечатление состояло в том, что на протяжении терапии она тестировала свои патогенные убеждения с аналитиком. Миссис С. предъявляла требования к аналитику, чтобы тот прошел тестирование ее убеждением всемогущества, суть которого заключалась в том, что она (миссис С.) может заставить аналитика сделать все, что только захочет. Когда аналитик не подчинился ее требованиям (то есть сохранил аналитический нейтралитет), она признала, что он прошел тест, и ответила на это тем, что достигла прогресса, став более уверенной в себе и понимающей.
Это наблюдение заинтриговало нас, потому что анализ миссис С. показал правильность теории 1911—1915 годов, рекомендующей аналитический нейтралитет. Во многих случаях придерживаться его бесполезно, в некоторых даже вредно. Рассмотрим, например, случай, когда пациент тестирует терапевта, проявляя саморазрушительное поведение, в надежде удостовериться, что терапевт попытается защитить его от его собственной деструктивности. В этом случае аналитический нейтралитет будет в высшей мере неадекватным ответом, потому что пациент неизбежно сделает вывод о том, что он безразличен терапевту.
Согласно нашему клиническому наблюдению, аналитик, отвергнув требование миссис С. подчиниться ей, помог ей тем самым опровергнуть ее убеждение, выработанное во время взаимоотношений с податливыми и ранимыми родителями, в том, что, предъявив требования к авторитетному человеку, она расстроит его. Миссис С. тестировала это убеждение предъявлением требований и получила помощь в его опровержении тем, что ее требованиям не подчинились.
|
