|
Пять шкал оценивали способность миссис С. (1) симпатизировать другим, (2) быть смелой, (3) осознавать свой страх причинить боль другим, (4) хвастаться, (5) осознавать свое чувство ответственности за других. Это исследование было построено во многом так же, как и первое. Результаты продемонстрировали прогресс миссис С. по каждой из этих шкал. Однако, хотя все изменения и оказались в предсказанном направлении, только изменения в способности быть смелой и чувствовать привязанность оказались статистически достоверными.
Описанные выше результаты проливают свет на процесс, благодаря которому пациент изменяет свои патогенные убеждения. В большинстве случаев он работает медленно, на протяжении долгого периода времени, чтобы поверить в то, что его убеждения неверны. Он работает, используя и интерпретации терапевта, и новый опыт, получаемый от общения с терапевтом. Результаты исследований подтверждают полезность продолжительной терапии.
Идея, что в процессе анализа пациент постепенно разоблачает свои патогенные убеждения, достигая при этом доверительных отношений с терапевтом и увеличивая контроль над своей бессознательной психической жизнью, вполне объясняет концепцию Фрейда о стадиях анализа, сформулированную в терминах формирования и разрешения невроза переноса. Стадия, названная Фрейдом “формированием невроза переноса”, представляется нам следующим образом. В первой части анализа пациент начинает испытывать все большее доверие к терапевту и осознавать, что его патогенные убеждения ложны, и, таким образом, он в большей мере обретает контроль над своей бессознательной психической жизнью. Затем он может бессознательно решить, что для него безопасно как (1) относиться к терапевту лучше, чем раньше, так и (2) тестировать свои патогенные убеждения более энергично и драматично, чем раньше, предлагая терапевту мощное тестирование переносом в надежде получить еще большие доказательства того, что убеждения ложны и неадаптивны.
Стадия, названная Фрейдом “разрешение невроза переноса”, представляется нам следующим образом. Пациент, во второй части терапии достигающий достаточной уверенности, что его патогенные убеждения ложны и неадаптивны, в значительно большей мере контролирует бессознательную психическую жизнь и проявляет заметно большее доверие к терапевту. На этой стадии пациенту в меньшей степени необходимо тестировать свои убеждения так энергично, как раньше, и он может использовать свой возросший контроль над бессознательной психической жизнью, чтобы вести себя более адекватно с терапевтом и с другими людьми. Как только пациент прекращает энергично тестировать свои патогенные убеждения, он приходит к разрешению невроза переноса.
9. Отношения настоящей теории к теории Фрейда 1911—1915 годов и его поздним теориям
В этой главе я сравниваю теорию психики и технику, предложенные в этой книге, с теорией Фрейда 1911—1915 годов и его поздними теориями*. Я покажу, что мои идеи резко контрастируют с теорией 1911—1915 годов, однако хорошо соотносятся с концепциями, развитыми Фрейдом в его поздних трудах как часть его эгопсихологии. Я хочу подчеркнуть различие между моими взглядами и теорией 1911—1915 годов, поскольку, несмотря на поздние теории Фрейда, его ранние теории остаются крайне влиятельными (Lipton, 1967; Coltrera & Ross, 1967; Kanzer & Blum, 1967). Большинство современных теорий содержат важные элементы теории 1911—1915 годов. Они используют поздние идеи Фрейда только в той степени, в которой они находятся в соответствии с ранними теориями, без радикального изменения последних.
Например, очень немногие терапевты соотносят свои воззрения с концепциями бессознательного разума и бессознательного контроля, развитыми Фрейдом в его поздних трудах. Более того, большинство современных теорий, подобно теории Фрейда 1911—1915 годов, осмысливают явления в терминах мощных бессознательных мотивов (алчность, похоть и зависть) как основные. С этой точки зрения, настоящая теория резко контрастирует с теорией 1911—1915 годов, поскольку я утверждаю, что сильные стремления, описанные выше, поддерживаются бессознательными (патогенными) убеждениями.
В ранних работах Фрейд основывал свои концепции личности на том, что он называл “гипотезой автоматического функционирования” (ГАФ). Он утверждал, что бессознательное содержит сильные психические силы, а именно импульсы и защиты, которые регулируются “автоматически” (Freud, 1900, p. 600; 1905, p. 266) принципом удовольствия. Такая регуляция находится вне контроля пациента и не оказывает влияние на его мысли, убеждения и восприятие текущей реальности. Импульсы близки к инстинктам, слабо соотносятся с реальностью и ищут немедленного удовлетворения. Защиты противоположны по направлению импульсам. Взаимодействие между импульсами и защитами динамично: две равные силы противоположного направления уничтожают друг друга, большая сила преодолевает меньшую, тангенсальные силы могут достичь компромиссного поведения, удовлетворяющего обе. Из динамического взаимодействия импульсов и защит происходят все феномены психической жизни (Freud, 1926b, p. 265).
Развитие гипотезы высшего психического функционирования
С годами, между 1920 и 1940-м, когда Фрейд развивал свою эгопсихологию, он изменил свои взгляды на психическое функционирование. Части его эгопсихологии основывались на допущении, что человек может делать бессознательно многое из того, что он делает сознательно. Это допущение, названное мной гипотезой высшего психического функционирования (ГВПФ), является базисом теории, которой посвящена эта книга.
ГАФ наиболее полно представлена Фрейдом в его “Толковании сновидений” (1990), где он твердо держится этой гипотезы. Однако даже в этой книге он использует основную идею ГВПФ, а именно — в описании бессознательной регуляции вытеснения критерием опасности и безопасности. Согласно этой идее, человек может бессознательно решить, безопасно ли проявить ранее вытесненный материал, и на основе этого регулирует его доступ в сознание. Если человек может бессознательно решить, насколько безопасен вытесненный опыт, то он может и усилить вытеснение материала, угрожающего безопасности. Фрейд (1990) использует эту идею для объяснения проявления в сновидениях импульсов, вытесненных в обычной жизни. Он предположил, что цензура (в его поздних работах — Эго) регулирует проявление импульсов, сообразуясь с критерием опасности и безопасности. Цензура может позволить себе допустить появление вытесненного материала во сне, поскольку подвижность человека выключена, пока он спит. Поскольку сновидец не может действовать в соответствии со своими импульсами, он может безопасно осознать их.
Фрейд никогда не отрекался от идеи автоматического регулирования в соответствии с принципом удовольствия. Однако, развивая эгопсихологию (Freud, 1923, 1926a, 1940a), он все больше и больше ограничивал роль бессознательной автоматической регуляции. Он описал бессознательные мотивы, которые не ищут удовольствия, которые направлены на перспективные цели в большей мере, чем на немедленные, и которые не регулируются автоматически принципом удовольствия, но управляются высшими психическими функциями.
Фрейд основывал эти изменения в теории на клинических данных. Он изменил свою раннюю точку зрения на важность поиска удовольствия в бессознательной психической жизни, когда обнаружил, что пациенты бессознательно повторяют как в снах, так и во взаимодействии с аналитиком травматический опыт, который не является и никогда не был приятным (120, р. 24); он изменил свою точку зрения, когда понял, какую большую роль играют чувство вины и мазохизм в психической жизни (1937, р. 242).
На изменение ранних взглядов Фрейда о бессознательном автоматическом функционировании повлиял также рост убежденности в важности роли кастрационного комплекса в психологии мужчин. Кастрационная тревога приятной не является, и она возникает не автоматически, но из убеждения, которое рождается из опыта в результате нормальных мыслительных процессов как вывод (1940b, p. 277). Она не возникает из фантазии в том смысле, как Фрейд определил ее; фантазия согласно Фрейду является исполнением желаний и освобождена от соотнесения с реальностью (1911, р. 222). Но вера в возможность кастрации — не желаема, и она не уводит от реальности, а скорее находится рядом с ней (1926a, p. 108). Фрейд многократно описывал кастрационную тревогу не как продукт фантазии, но как следствие убеждений (см. 1960b, p. 277).
Идея, что человек может быть движим бессознательно глубокого вытесненными убеждениями, заставила Фрейда постулировать особую компоненту личности, Эго, часть которого может быть глубоко вытеснена. Фрейд представил Эго в “Я и Оно” (1923). В этой же работе он описал и другую компоненту — Супер-Эго (часть Эго*), которая может быть глубоко вытеснена и которая оперирует высшими психическими функциями. Более того, Супер-Эго может порождать мотивы, не преследующие удовольствие, мотивы, которые могут быть очень болезненны.
В книге “Подавления, симптомы и тревога” (1926а) Фрейд ясно высказался о том, что Эго может бессознательно управлять поведением при помощи мыслей (а не в результате автоматических процессов). Он продолжал развивать эти идеи в “Новых лекциях по введению в психоанализ” (1933, рр. 89—90) и в “Основах психоанализа” (1940а, р. 199). В последней из этих работ сказано:
“Конструктивная функция Эго состоит в интерполяции; между требованиями инстинкта и действиями, удовлетворяющими его, имеет место мыслительная активность, которая на основе оценки настоящего и прошлого опыта и посредством пробных действий пытается предсказать последствия исполнения предложенных действий. Так Эго приходит к решению, стоит ли довести до конца попытку получить удовольствие или приостановить, или необходимо требования инстинкта подавить вовсе как опасные. (Здесь мы сталкиваемся с принципом реальности). Тогда как Ид направлено исключительно на получение удовольствия, Эго движимо соображениями безопасности. Эго ставит перед собой целью самосохранение, которым пренебрегает Ид”.
В этом пассаже Фрейд утверждает, что человек бессознательно сильно мотивирован для того, чтобы оценивать реальность. Он пытается определить реальную степень опасности, для того чтобы решить, доводить ли до конца предложенные действия, прервать ли их исполнение или подавить их. Человек (или его Эго), принимая решения, бессознательно думает о предложенных действиях. Он рассматривает настоящую ситуацию и сравнивает ее с прошлым опытом, чтобы оценить последствия предпринимаемых действий. Он также бессознательно использует “пробные действия” — (“тестирует” окружение) как часть усилий, направленных на определение степени безопасности предпринимаемых действий.
В своей эгопсихологии Фрейд описал два дополнительных бессознательных процесса, противоречащих ГАФ, и имеющих прямое отношение к предмету настоящей книги. Первый процесс, который Фрейд впервые представил в книге “По ту сторону принципа удовольствия” (1920), — бессознательное желание власти. Фрейд предположил, что пациент неосознанно возвращается к травматическому опыту не для удовлетворения, а для того, чтобы овладеть им, подобно тому как дети повторяют в играх травматические события, чтобы овладеть ими (р. 35). В “Анализе конечном и бесконечном” (1937) Фрейд продолжил развитие этой концепции, убежденно полагая, что пациент бессознательно работает вместе с аналитиком для разрешения своих проблем. Он написал, что “аналитическая ситуация включает в себя наше сотрудничество с Эго пациента с целью подчинить неконтролируемые части его Ид, или, говоря иначе, включить их в синтез его Эго” (р. 235). В “Основах” (1940а), Фрейд еще сильнее развил эту концепцию, предписывая Эго “задачу самосохранения” (р. 199) и полагая, что Эго выполняет эту задачу, беря на себя управления требованиями инстинктов (р. 146), регулируя поведение на основе критерия опасности и безопасности (р. 199).
Другой бессознательный процесс, который Фрейд ввел в свою эгопсихологию и который идет вразрез с ГАФ, — это процесс бессознательной идентификации (1923, рр. 29—30). Идентификация, как писал Фрейд, важна для развития как Эго, так и Супер-Эго. Концепция идентификации противоречит ГАФ, поскольку предполагает важность опыта в развитии мотивации. Более того, как замечено выше, концепция Супер-Эго уделяет внимание значению мотивов, которые не являются импульсами, ищущими немедленного удовлетворения, которые скорее устойчивы и могут быть болезненными.
В каждой из идей эгопсихологии, очерченных выше, Фрейд постулировал существование бессознательных психических процессов, которые похожи на знакомые сознательные процессы. Согласно этим идеям, личность может бессознательно думать, решать и планировать. Планируя что-либо, личность может соотноситься с бессознательными представлениями о реальности и морали. Человек может бессознательно оценивать текущую реальность. Он может обучаться, идентифицируясь с другими. Он может быть сильно заинтересован бессознательно в разрешении своих проблем, и в терапии он может для этого работать вместе с терапевтом.
Поздняя теория Фрейда привела к новым объяснениям клинических феноменов
Поздняя теория Фрейда с ее идеями о бессознательном мышлении, интересах Эго, тревоге, вине, восстановлении и идентификации привела к новым объяснениям клинических феноменов. Она позволила клиницистам по-разному относиться к различным типам поведения, в каждом из которых ранняя теория видела выражение первичных импульсов. Таким образом, поведение, являющееся выражением первичных импульсов для ранней теории, может возникать в Эго и Супер-Эго, согласно поздней теории.
Например, поведение, зарождающееся в Супер-Эго, может быть объяснено не как погоня за удовольствием, но как стремление к искуплению, жертвоприношению, наказанию. Так, сексуальное влечение пациента к объекту любви, в котором ранняя теория видела проявление первичных импульсов, ищущих удовлетворения, согласно поздней теории, может быть понято как желание загладить чувство вины по отношению к объекту любви. Например, пациент, который страдает от преувеличенного чувства ответственности за терапевта, полагающий, что причиняет боль терапевту, может попытаться с помощью любви к нему загладить свою вину. Такой пациент ищет не удовлетворения, но искупления вины. Более того, такое поведение регулируется не автоматически, но посредством убеждений, посредством его убежденности в ответственности за терапевта и посредством убеждения в том, что его любовь может искупить вину. В этом случае любовь пациента к терапевту, с точки зрения ранней теории, не является защитой. В отличии от защит ранней теории, она не регулируется автоматически принципом удовольствия и не является попыткой удовлетворить инфантильные стремления. Скорее, это попытка загладить вину и уменьшить беспокойство.
Другой пример поведения, имеющего корни в Супер-Эго, — это саморазрушительные действия пациента, пытающегося избежать эдиповой вины. Например, пациент может поддерживать свои инфантильные вспышки гнева, чтобы не позволить себе превзойти своего отца, которому его вспышки гнева не позволили быть счастливым в браке. В данном примере гнев не является непосредственным проявлением первичного аффекта или импульса и не регулируется автоматически. Напротив, он регулируется убеждением пациента в том, что если он превзойдет своего отца, позволив себе быть счастливым в браке, то рискует нанести отцу вред или понести от него наказание.
Поведение, которое ранняя фрейдовская теория объясняла проявлением первичных садистских импульсов, может в поздней теории объясняться как возникающее в Эго, такое поведение может быть проявлением защиты Эго путем идентификации с агрессором (A. Freud, 1936). Например, пациент может испытывать садистские наклонности по отношению к терапевту так же, как это делал его отец по отношению к нему. Такая концепция более развита, чем ранняя теория, утверждающая, что защиты просто препятствуют импульсам, ищущим удовлетворения. Защита путем идентификации с агрессором направлена не против импульсов, ищущих удовлетворения, но против посттравматического страха или унижения.
Другой пример — пациент, который использует фетиш для сексуального возбуждения. В ранней теории такое поведение объяснялось как проявление первичного влечения пациента к фетишу. В поздней теории это может быть объяснено попыткой справиться с боязнью кастрации, происходящей из убеждения, что кастрация — это наказание. Здесь также поведение пациента формируется не автоматически принципом удовольствия, но в соответствии с убеждениями, сформированными детскими травмами.
Также, согласно поздней теории, человек может действовать вне интересов Эго, и не просто исходя из защит, импульсов или компромиссов между ними. Он может бессознательно выбрать цель, прислушиваясь к различным импульсам, к своей совести и оценивая свои возможности. И когда цель поставлена, он может пойти по пути ее достижения.
Некоторые технические приложения поздней теории Фрейда
Как было замечено многими аналитиками, эгопсихология не сильно повлияла на психоаналитическую теорию техники (Lipton, 1967; Coltera & Ross, 1967; Kanzer & Blum, 1967), потому что теория техники была разработана Фрейдом до создания эгопсихологии, то есть в большой мере внутри очертаний ГАФ. Представления Фрейда остаются базисом для большинства психоаналитических мнений о технике вплоть до настоящего времени.
Большинство современных версий психоаналитической теории техники сохраняют многие фундаментальные черты теории 1911—1915 годов. Технические идеи, основанные на ГВПФ, были добавлены в существующую теорию без каких-либо органических изменений в ней. Но и сами технические приложения ГВПФ не были систематически изложены. В противоположность большинству современных версий психоаналитической теории техники, теория, изложенная в этой книге, целиком построена на фундаменте ГВПФ.
Хотя психоаналитическая теория техники в целом выдержала натиск эгопсихологии, в чем-то все-таки она изменилась. Так, современные психоаналитические теории иначе, чем теория 1911—1915 годов, отвечают на вопросы: “Каковы задачи пациента?”, “Как пациент работает в терапии?” и “Как аналитик помогает пациенту?”.
Задачи пациента
Задачи пациента, как их впервые сформулировал Фрейд, состоят в том, чтобы освободиться от фиксации на определенных инфантильных целях и объектах и направить освободившуюся энергию на более зрелые цели и новые объекты. В изначальной фрейдовской концепции предполагалось, что выполнить эту задачу (теоретически, но не практически) можно сравнительно просто и прямо: аналитик своими интерпретациями помогает пациенту осознать инфантильные импульсы, овладеть ими и направить либидо, содержащееся в них, на более зрелые цели. Однако, по мере того, как психоаналитическая теория техники ассимилировала некоторые поздние фрейдовские идеи, задачи пациента стали рассматриваться как более сложные, чем постулировалось изначально. Оказалось, что пациенту необходимо решить множество вспомогательных задач, ни одной из которых не было в ранней теории.
Например, новая концепция бессознательной идентификации натолкнула аналитиков на методическую идею о том, что пациент для того, чтобы достичь своей цели, иногда должен пройти через некоторое количество патологических идентификаций. Другой пример: новая концепция о Супер-Эго, развитая Фрейдом в “Я и Оно” (1923), породила методическую идею о том, что пациенту может быть необходимо сформулировать более мягкое Супер-Эго. Аналогичным образом, новая фрейдовская концепция о боязни кастрации и ее роли в психопатологии (1926а) породила технические идеи о том, что пациенту может быть необходимо изменить убеждения (веру в возможность кастрации) и преодолеть эффекты некоторых детских травм.
Как работает пациент
Ранние фрейдовские идеи о том, как работает пациент во время лечения, сравнительно просты. Эти идеи основывались на предположении, что в основном пациент работает сознательно. Без сильных чувств к аналитику, путем свободных ассоциаций, воспринимая и ассимилируя инсайты, предоставляемые аналитиком посредством интерпретаций. Однако, когда Фрейд развил новые концепции личности, у него усложнилась точка зрения на то, как пациент работает. Например, концепция бессознательной идентификации, развитая Фрейдом в “Я и Оно” (1923), породила идею, что пациент может работать бессознательно или, возможно, предсознательно, временно идентифицируясь с аналитиком (Gitelson, 1962; Loewenstein, 1954). Пациенту может быть полезно, идентифицируясь с аналитиком, принять его спокойствие, нейтральность, подход, основанный на фактах и, в дополнение к этому, более мягкое Супер-Эго аналитика (Strachey, 1934).
Новые идеи Фрейда о важности бессознательной вины и бессознательного мышления в психической жизни побудили некоторых аналитиков сфокусироваться на важности чувства вины для развития и поддержания психопатологии. Например, Моделл (1965, 1971) писал о той роли, которую играют вина выжившего и вина за расставание в жизни многих пациентов. Эти формы вины, которые Моделл рассматривал как, возможно, универсальные, могут быть помехой пациенту в достижении нормальных целей. Моделл исходил из того, что такая вина основана на убеждениях (1965, р. 130; 1971, р. 339) и полагал, что пациент должен изменить их, чтобы преодолеть чувство вины.
Новые фрейдовские идеи о той роли, которую играют патогенные убеждения (вера в кастрацию) в развитии и поддержании психопатологии, утвердили некоторых аналитиков в том мнении, что пациент может работать с аналитиком, чтобы приобрести новый необходимый опыт. Повод для такого утверждения следующий: если, как показал Фрейд в книге “Подавления, симптомы и тревога” (1926а), пациент страдает от патогенных убеждений, возникших в результате непосредственного опыта, то ему может помочь в изменении этих убеждений новый непосредственный опыт. То, что Фрейд интересовался тем, как влияет на пациента опыт общения с аналитиком, подтверждается некоторыми пассажами, рассыпанными в его поздних трудах. Вот хороший пример, когда Фрейд предостерегает аналитиков от перенесения собственных ценностей на пациентов: он писал, что когда это происходит “аналитик просто повторяет ошибку родителей, которые своим влиянием разрушают независимость своих детей, он просто заменяет старую зависимость пациента новой” (1940а, р. 175). Эта цитата говорит о том, что аналитик может помочь пациенту или как минимум не нанесет ему вреда, позволив пережить нечто отличное от его детских взаимоотношений с родителями.
Анна Фрейд (1959) уделяла большое внимание опыту взаимоотношений пациента с аналитиком. Она писала, что пациент извлекает из общения с аналитиком переживания, которые нужны ему для прогресса его терапии. Александер и Фрэнч (1946, рр. 20—24) писали, что пациент может извлекать пользу из “корректирующего эмоционального опыта”. Рангел (1981b), многими годами позже, согласился с Александером и Фрэнчем, что пациенту может быть полезен корректирующий эмоциональный опыт, хотя и утверждал, что пациент получает больше пользы от того, что делает аналитик, чем от того, что он делает сам.
Рангел, во многих своих теориях основывавшийся на поздних идеях Фрейда (о том, что пациент бессознательно думает, принимает решения и бывает движим неадаптивными убеждениями), также полагал, что пациент может активно искать во взаимоотношениях с аналитиком опыт, необходимый для того, чтобы разоблачить неадаптивные убеждения и преодолеть страхи, происходящие из них. Пациенту, согласно Рангеллу (1969a, 1969b), следует искать такой опыт, бессознательно тестируя аналитика. Дьювальд (1976, 1978) сходным образом высказался о том, что пациент бессознательно тестирует аналитика. Кохут (1984) полагал, что пациент посредством нового опыта взаимоотношений с аналитиком может исправить и начать преодолевать некоторые нарушения развития.
Фрейд подхлестнул психоаналитическую мысль идеей, что пациент может работать бессознательно в разрешении своих проблем (1920, рр. 32, 35), а также сходной идеей о том, что пациент может развить терапевтический альянс с аналитиком, чтобы совладать с некоторыми неконтролируемыми частями Ид (“Анализ конечный и бесконечный”, 1937, p. 235). Фрейдовская концепция терапевтического альянса в дальнейшем была развита некоторыми аналитиками, включая Гринсона (1965, 1967), Зейцеля и Мейснера (1973). Крис (1950, 1951, 1956a, 1956b) утверждал, что пациент, работающий над разрешением своих проблем, может устанавливать контроль над своим собственным вытеснением. Он может ослабить свои защиты и вынести на поверхность сокрытые воспоминания как часть своей работы над управлением бессознательной психической жизнью. Лоевенштейн (1954) и Лоевальд (1960) утверждали, что пациент может развить очень сильные чувства в переносе с целью совладать с ними.
Гринсон (1967) утверждал, что в анализе пациент может повторять пугающие его переживания, для того чтобы овладеть ими. В некоторых обсуждениях случаев из своей практики он писал, что пациенты привносили новый материал, когда бессознательно решали, что могут сделать это без опасности для себя. Гринсон, таким образом, полагал, что пациент может мыслить бессознательно, чтобы оценить текущую реальность, и может действовать в соответствии с этой оценкой.
Как аналитик может помочь пациенту
Ранние идеи Фрейда о том, что делает аналитик, сравнительно просты (в концепции, не в практике). Аналитик побуждает пациента к свободным ассоциациям. Он поддерживает неличное, исследовательское отношение к пациенту и использует свободные ассоциации пациента для интерпретации бессознательных импульсов, аффектов и защит, лежащих за его симптомами и личностными проблемами.
Эти технические идеи были широко приняты. Однако фрейдовская эгопсихология стимулировала создание новой концепции задач терапевта. Идея, что пациент может управлять вытеснением, пользуясь критерием опасности и безопасности, вдохновила Бернфельда (1941) на его категоричное утверждение о том, что терапевт должен помочь пациенту чувствовать себя с ним в безопасности. Идея, что пациент должен развить терапевтический альянс и наблюдающее Эго привела Гринсона (1969) к тому, что аналитик должен помогать пациенту в этом. Идея, что пациент может работать, тестируя аналитика (Freud, 1940a, p. 199; Rangell, 1969a, 1969b) указала на то, что аналитик должен понимать, что пациент его тестирует, и обязан пройти этот тест.
Ранние фрейдовские идеи о природе бессознательной мотивации тоже имеют важные применения к вопросу о том, как аналитик может помочь терапевту. В своей ранней теории Фрейд исходил из того, что все вытесненные мотивы имеют аналогичную природу — импульсы, ищущие немедленного удовлетворения, и защиты, направленные против них. Они являются психическими силами, подчиненными принципу удовольствия, они находятся вне контроля пациента и не структурированы как мысли, убеждения или планы. Более того, все эти психические силы первичны, все они находятся на одном уровне в психической иерархии. Идея о том, что они находятся на одном уровне, вытекает из предположения об их аддитивности.
Эта концепция породила идею, что аналитик должен быть беспристрастным по отношению к импульсам. Он не должен отличать какие-то импульсы от других, но беспристрастно лишать каждый из них удовлетворения. В ранней теории беспристрастность (в практическом смысле) — это аспект нейтральности. Если аналитик беспристрастен ко всем импульсам, он, по определению, нейтрален.
В поздних работах Фрейда бессознательная мотивация включает в себя не только первичные импульсы, ищущие удовлетворения, но и мотивы, происходящие из бессознательных частей Эго и Супер-Эго, выполняет различные функции и нужна для различных целей. Эти новые концепции изменили представление о том, какую позицию должен выбирать аналитик по отношению к бессознательным мотивам пациента. Например, рекомендации Анны Фрейд (1936) о том, что позиция аналитика должна быть равноудалена от Эго, Супер-Эго и Ид указывает на то, какие изменения произошли по сравнению с ранней точкой зрения, которая не требовала от аналитика рассмотрения каких-либо бессознательных мотивов, кроме первичных импульсов. Более поздние рекомендации Анны Фрейд (1959) о том, что аналитик должен фрустрировать влечения и поддерживать Эго в его стремлении к власти, коренным образом изменили практику по сравнению с ранними идеями о том, что аналитик должен быть беспристрастным ко всем бессознательным мотивациям. Таким образом, претерпела изменения и концепция нейтральности.
10. Сравнение настоящей теории с другими современными теориями
Настоящая теория, подчеркивающая желание пациента решить свои проблемы, связана со взглядами Лоевальда (1960) и Сетладжа (частная беседа, 1989) в том утверждении, что пациент мотивирован в процессе терапии разрешить некоторые задачи собственного развития. Настоящая теория также является теорией объектных отношений: она полагает (как и многие современные теории), что проблемы пациента развиваются во взаимоотношении с первыми объектами в его жизни — с родителями и сиблингами — и могут быть разрешены во взаимодействии с другим объектом — терапевтом (Sullivan, 1940; Winnicott, 1965; Lichtenberg, 1983a, 1983b; Stolorow & Lachmann, 1983—1985; Kernberg, 1977, 1987; Thoma & Kachele, 1992).
Настоящая теория связана с Я-психологией (Kohut, 1959, 1971, 1984), которая также является теорией объектных отношений. Обе теории исходят из того, что проблемы пациента происходят из раннего опыта взаимоотношений с родителями и что пациент многое получает непосредственно из нового опыта взаимоотношений с терапевтом. Теория не предписывает терапевту нейтральность и безличные отношения. Теория не запрещает теплоту и эмпатию. Более того, в некоторых (но, конечно, не во всех) случаях Я-психология и настоящая теория предписывают следующие методические решения: поведение, согласно Я-психологии, допускает ту степень эмпатии, в которой пациент нуждается, а, согласно настоящей теории, — прохождение теста пациента.
Однако существует много различий между двумя этими теориями, некоторые из них я упомяну здесь. Я-психология уделяет большое внимание той роли, которую играют стыд и унижение, возникающие в раннем детстве во взаимоотношении с неэмпатичными родителями. Настоящая теория согласна с тем, что стыд и унижение важны в психопатологии, но добавляет к этому, что эти аффективные состояния частично поддерживаются моральными причинами и, следовательно, бессознательной виной. Согласно этой формулировке, ребенок, у которого развивается чувство стыда в общении с неэмпатичными и ироничными родителями, начинает верить в то, что он должен чего-либо стыдиться. Он относится к своим родителям как к абсолютным авторитетам в мире морали и реальности и, следовательно, верит в то, что их отношение к нему строится на фундаменте реальности и морали. Позднее в жизни, если он вытесняет свой стыд, у него может развиться чувство вины по отношению к родителям. Он может принимать отсутствие стыда у себя как проявление нелояльности. Или он может испытывать грусть, поскольку, будучи нелояльным к родителям, он разрывает все связи, существующие между ними.
С точки зрения настоящей теории, Я-психология недооценивает важность различных форм вины в развитии психопатологии, включая вину выжившего, вину за отделение и вину, возникшую из преувеличенного чувства ответственности за других. По этой причине Я-психология не вполне различает случаи, когда пациент впрямую страдает от нарциссических ран и поэтому требует заботы, предписываемой Я-психологией. Когда пациент ведет себя как если бы ему была необходима забота, для того чтобы не отвергать психотерапевта, которому, как он считает, нравится заботиться о нем. Более того, пациент, который в результате симбиотических отношений с тревожной матерью, пришел к выводу, что он не имеет права чувствовать что-либо отличное от ее чувств, может желать от своего терапевта способности к эмпатии в узком смысле слова, а быть и чувствовать себя отдельным.
Настоящая теория также связана с когнитивной психологией (Beck, Rush, Show & Emery, 1979; Persons, 1989). Обе теории сходятся на том, что пациент страдает от дезадаптивных убеждений и что психотерапия — это процесс, в котором терапевт помогает пациенту изменить такие убеждения. Обе теории интересуются сходными типами патогенных убеждений. Однако в настоящей теории в большей мере, чем в когнитивной психологии присутствует уверенность в том, что на психопатологию оказывают влияние очень небольшое количество широких убеждений, сформированных в раннем детстве и отражающих заинтересованность младенца или маленького ребенка в его отношениях с родителями.
Две эти теории различны также в том, каким образом терапевт может помочь пациенту изменить его дезадаптивные убеждения. Согласно когнитивной психологии, пациент может не отдавать себе отчета в том, что у него есть эти убеждения. Терапевт с помощью обсуждений и вопросов фокусирует внимание пациента на убеждениях, чтобы помочь ему понять, что эти убеждения ложны и дезадаптивны. Настоящая теория исходит из того, что такие убеждения могут быть бессознательными и вытесненными. Терапевт помогает пациенту осознать убеждения и изменить их не только с помощью интерпретаций, но и с помощью прохождения тестов пациента. В противоположность когнитивной терапии, настоящая теория утверждает, что терапевт иногда может помочь пациенту изменить его патогенные убеждения без использования интерпретаций, вопросов и дискуссий. Он может помочь пациенту, просто пройдя его тестирование.
Настоящая теория находится в согласии с мнением Александера и Фрэнча (1946) о полезности корректирующего эмоционального опыта. Обе теории предпочитают индивидуальный подход к каждому случаю и сходятся в том, что пациент может извлечь пользу из общения с терапевтом. Однако настоящая теория рассматривает ценность корректирующего эмоционального опыта в более подходящем теоретическом контексте. Корректирующий эмоциональный опыт не имеет смысла в контексте теории Фрейда 1911—1915 годов, потому что, согласно этой теории, бессознательное не содержит патогенных убеждений, которые можно было бы изменить новым эмоциональным опытом. Он имеет смысл в контексте настоящей теории, поскольку эта теория утверждает, что пациент страдает от патогенных убеждений, и поэтому ему может быть полезно переживание, направленное против этих убеждений.
В противоположность теории Александера и Фрэнча, настоящая теория содержит точное определение того типа эмоционального опыта, который может быть полезен пациенту. Это такие переживания, которых сам пациент ищет, тестируя свои патогенные убеждения во взаимоотношениях с терапевтом. В дополнение к вышесказанному, настоящая теория отличается от теории Александера и Фрэнча еще и тем, что позволяет терапевту убедиться, что он на правильном пути. Если через какое-то время терапевт пройдет тестирование пациента, то у пациента будет наблюдаться улучшение. Если же этого не произойдет, пациент либо вернется назад, либо зайдет в тупик.
|
