Старая патриархальная схема, в которой мужчина — глава семьи, а женщина — хранительница очага, претерпела кардинальную перемену. Профессиональная жизнь мужчин настолько оторвалась от их семейной жизни, что им приходится существовать практически в двух разных мирах. Дома они часто ощущают себя в роли «маминого помощника», обеспечивающего соблюдение дисциплины. Они бы с большим удовольствием общались с семьёй, если бы в стенах их дома для них была создана атмосфера пансионата или санатория [83]. Долго отсутствующие, вечно занятые, усталые и нерастущие в должности мужчины воспринимают работу как средство выживания или как средство зарабатывания денег. Их отношение к профессии индифирентное (т. е. большей частью никакое, безразличное). Они предпочитают не конфликтовать с начальством и ни во что не вмешиваться. У них не бывает инициатив. Их всё устраивает (только бы не было хуже). Они не любят переработок или когда пересматривают нормативы, но предпочитают не заявлять об этом. Они в меру ответственны, но только в рабочее время. Чаще других они задают себе вопрос: «А что я с этого буду иметь?» Стойко преодолевая «индустриальный стресс» (стресс собственной невостребованности), мужчины огромное количество времени уделяют любимому хобби (ремонт машины, дача, охота, рыбалка, грибы-ягоды и т. д.). Их увлечения слабо совпадают с производственной деятельностью. После работы они стараются быстрее «скрыться» и «прихватить с собой» что-нибудь полезное. Их сыновья (которые давно уже перестали видеть в отцах достойный пример для подражания) самостоятельно выбирают жизненный путь. Мужчины бросают детей на произвол судьбы, считая себя не в праве давать им какие-либо советы (в тайной надежде на то, что, может быть, им повезёт).
Женщины, живущие в «четырёх стенах» городских квартир или пригородах, начали чувствовать себя оторванными от суеты и «истинных целей» современного мира. Образование, которое они получили, предполагало решение несколько иных задач, нежели ведение домашнего хозяйства и воспитание детей. Их учили анализировать события культурной и научной жизни общества. В результате, они остались без опыта работы, профессионального стажа, уверенности в себе, поскольку всё это было принесено в жертву роли жены и матери [83]. Лишённые своих «девичьих иллюзий» и пребывая на службе, они компенсируют отсутствие интереса к делу интенсивным общением. На работе они внимательно наблюдают за тем, кто, кому и что сказал, способны часами обсуждать эту тему. После работы они также устремляются домой: в семью, быт или культуру — туда, где протекает основная часть их жизни. Они развивают кипучую деятельность в плане воспитания детей, что позволяет им компенсировать чувство собственной бесполезности и ощущение, что жизнь проходит мимо.
Когда люди начинают чувствовать себя «пустым местом», они всё больше стремятся стать для кого-нибудь «всем». Не случайно, идеи взаимной любви и личного счастья получили самое широкое распространение в наше время. После заключения брака и преодоления романтической стороны любви воспитание детей является главным приоритетом и основным занятием как для женщин, так и для мужчин. Ведущей темой их разговоров стала проблема как сделать детей счастливыми (какие задатки у них развить, в какую среду их погрузить, в какую школу отдать, в какие кружки и секции записать). Теперь принято считать необходимым дать детям то, чего не имели их родители. Способности и достижения ребёнка превратились в главное мерило достоинства его семьи. Успехи ребёнка должны в значительной степени способствовать росту самоуважения родителей. Задача ребёнка — отыграть(ся) за родителей!
О доминантных родителях и конфликтной самооценке ребенка
«Настоящей серьезности человек достигает, только когда умирает»
(Розанов В. В. Опавшие листья)
В данном случае ребёнок находится в центре внимания семьи, которая отдаёт ему много внимания и сил, лишая его самостоятельности, ставя многочисленные ограничения и запреты. Такие родители имеют очень высокие (престижные) устремления в отношении ребёнка. («Мы с дочкой собираемся в институт», «Где можно найти хорошего учителя иностранного языка?», «Я достала ему путёвку в Артек».) Они желают ребёнку всяческого добра и потому стремятся оградить его от ненужных связей («У нас в подъезде одни наркоманы»), загрузить его полезной деятельностью («Пусть лучше ходит в музыкальную школу»). Они точно знают, что нужно ребёнку, с кем ему дружить, кого можно водить к себе домой, а кого нет, где ему гулять («Не дальше Детского сада»), кому что говорить («Скажи, что не пойдешь в поход, потому что у тебя занятия») и т .п.
Мама, мама, можно мне пописать?
А ты уроки сделал?
(Ванцович. Аншлаг)
Доминантные родители нередко сами беседуют со сверстниками ребёнка от имени своего ребёнка, не давая ему возможности сказать даже слово («Нет, он не пойдет гулять, у него скоро обед»). По большому счёту, такие родители не доверяют ребёнку, имеют пессимистические представления о способностях ребёнка и боятся его естественного развития. Особенно часто данная процедура воспитания осуществляется в отношении первого ребёнка. Первенцу уделяется больше родительского внимания. По данным статистики, первые дети способнее других и достигают в жизни более высокого положения. Для них характерны трудоголизм, повышенная требовательность к себе, переживания по поводу неудач и хорошие интеллектуальные показатели [18]. (Первенец призван реализовать честолюбивые родительские планы!)
Отсутствие других детей невротизирует первенца («единственного»), так как он вынужден сравнивать себя с родителями. Последующие дети ослабляют напряжение, в котором постоянно пребывает первый.
Ограниченная активность — это основа целеустремлённости и причина многих личностных проблем. Вопрос заключается в том, как нащупать золотую середину, чтобы сделать человека целеустремлённым (не разболтанным), не исковеркав его личность. (Вторые дети счастливее первых!) Если родители «пережимают» в воспитании, а ребёнок сам от природы является доминантным (достаточно эргичным, с хорошими организаторскими способностями), то рано или поздно (в подростковом или юношеском возрасте), он «вывернется из-под родителей», дав острую реакцию эмансипации (например, уйдёт из дома или пошлёт их куда подальше) [49]. Излишний контроль поведения даёт себя знать уже в младшем школьном возрасте, в период, когда отчётливо просматривается самооценка ребёнка. Вследствие двойственной оценки личности ребёнка его родителями (готовим к свершениям, но подавляем инициативу!), у наследника формируется конфликтная самооценка: «Я-идеальное» завышено, а «Я-реальное» занижено (хочет многого, но боится попробовать, не верит в свои силы).
Мальчишке дарят на день рожденья мопед (пневматическое ружье, «сверхнавороченный» спиннинг, комплект коллекционных машинок), но кататься (стрелять, рыбачить или играть) он будет только под присмотром отца (которому, как правило, некогда)!
Дети с конфликтной самооценкой хотят во всём быть первыми, даже тогда, когда первенство не имеет никакого значения (например, сбор грибов в пионерском лагере). Жажда первенства по делу и не по делу проявляется у них настолько остро, что окружающие вынуждены будут обратить на это внимание. Когда же на самом деле предоставляется возможность участвовать в соревновании, дети с конфликтной самооценкой боятся попробовать свои силы — избегание проверки компетентности (всем демонстрировала знание иностранного языка, но на Инфак поступать побоялась). Дети с конфликтной самооценкой не допускают ревизии своих способностей, так как не могут отказаться от своих притязаний. (Не дать обнаружить несоответствие.) Для них лучше не участвовать и на что-нибудь сослаться, и продолжать фантазировать всю оставшуюся жизнь. Занятые поиском поводов дети с конфликтной самооценкой (да и не только дети!) болезненно переживают успех других. Успех других выбивает их из колеи. Они стараются любыми средствами обесценить достижения сверстника и втихомолку радуются его неудачам («Конечно, он хорошо бегает: у него кроссовки и пластиковые лыжи», «Учитель запретил ему ходить коньковым ходом!»).
Серьёзным личностным приобретением такого ребёнка является повышенная моральная ответственность (гиперответственность). Дети с конфликтной самооценкой ведут себя, как маленькие взрослые. Они многое подчиняют чувству долга, как будто пытаются извиниться за недостойное поведение в прошлом. Ещё они достаточно консервативны и болезненно реагируют на внезапные изменения в жизни (они, как и родители, не переносят, когда ситуация выходит из-под контроля), их надо заранее готовить к переменам.
Мягкой модификацией доминантной родительской позиции является чрезмерная опека ребёнка (этакая «теплица с постоянным контролем»). Она выражается в том, что родители стремятся отгородить ребёнка от всех реальных и иллюзорных опасностей. Это нередко встречается в семьях, которые долгое время ждали ребёнка, в которых первый ребёнок, наверняка, и последний, в которых растёт болезненный ребёнок. Тревожно-доминантные родители по незначительным поводам разрешают ребёнку пропускать занятия в школе, самостоятельно освобождают ребёнка от занятий физкультурой, оправдывают его конфликты с учителями и, вообще, смотрят свысока на весь централизованный учебно-воспитательный процесс (мол, учительница может делать всё, что захочет, последнее слово в воспитании ребёнка всё равно останется за нами). Психологи называют такое состояние «фобией утраты ребёнка» [70]. В противовес эмоциональному отвержению, здесь родители, напротив, эмоционально сливаются с ребёнком, а иной раз готовы просто «жить за ребёнка».
Беспокойство родителей за судьбу ребёнка рождается раньше, чем сам ребёнок. Именно поэтому так необходимо понимать и контролировать свои родительские чувства, видеть их вклад в формирование психики малыша. Во всём нужна мера! Чувство страха легко передается, внушается ребёнку, что во многом потом определяет его собственное пессимистическое мировосприятие и самооценку. Трудно поверить в себя, если в тебя не верят даже самые близкие люди!
О попустительствующих родителях и педагогической запущенности ребёнка
«Свобода определяется длиной цепи»
(Семён Альтов)
Невнимательное отношение родителей к тому, как развиваются и обучаются дети, часто являются следствием низкой педагогической культуры или отсутствием культуры вообще. Однако, встречаются и другие семьи, которые внешне выглядят вполне образцово, но руководствуются в воспитании ребёнка сильно надуманными или устаревшими педагогическими технологиями. Вымышленные (или вычитанные из книг) представления о ребёнке заменяют здесь реальную картину его развития, и родителям не остаётся ничего другого, как самостоятельно изобретать велосипед.
Сегодня по рукам гуляет достаточное количество теорий, которые косвенно побуждают родителей предоставлять своему ребёнку полную свободу, дабы избежать отклонений в его психическом развитии: «Ребёнок — друг», «Ребёнок должен знать всё», «Нельзя физически наказывать ребёнка» и т. п. (Дружить с ребенком надо в юношеском возрасте, когда он, собственно говоря, уже и не ребенок). Будучи применены на практике, эти, полученные логическим путём, идеи сковывают родителей в то время как ребёнок выходит из-под контроля.
Вы человек философского склада: любите созерцать, размышлять, анализировать. Вы с интересом наблюдаете за развитием ребёнка, сознательно воздерживаетесь от излишних запретов и ограничений. Вы стараетесь избегать навязывания своей воли, не мешаете его дружбе, не препятствуете его интересам. Вам всегда интересно было понять, что из него получится. Ваше кредо: «Ребёнок — существо молодое и малоопытное, ему надо позволять делать ошибки, он должен всё попробовать сам, чтобы самостоятельно разобраться, что хорошо, а что плохо». Ведь если ограничивать наклонности ребёнка, они всё равно рано или поздно проявятся! У вашего ребёнка всё будет замечательно, есть только одна маленькая проблема... Вашему ребёнку не хватает требовательности, поэтому (не обессудьте) у него не сформируется упорства (это в лучшем случае!!!). Человек — воспитанник безмятежной (попустительствующей, либерально-демократичной, как угодно) среды — сталкиваясь с трудностями, предпочитает самоустраниться от их решения [118]. Он живёт в атмосфере внутреннего благополучия и ленивой консервативной привычки. Его работа никогда не служит какой-либо цели. Он не привык к развитию своих духовных, интеллектуальных и физических сил. Он, мягко выражаясь, потребитель (не правда ли он с большим удовольствием курит ваши сигареты?), а перспективно выражаясь — аутсайдер, и он ещё вспомнит вам об этом!
Сознательное пренебрежение контролем особенно опасно, когда речь идёт об акцентуированных детях [10].
Акцентуация — это гипертрофированная выраженность отдельных черт характера, таких, например, как демонстративность (истероид), замкнутость (шизоид), злобность (эпилептоид), мнительность (психастеноид) и т. п.
Наиболее неблагоприятно попустительская родительская позиция сказывается на «гипертимных» (сверхактивных), «неустойчивых» (безвольных) и «конформных» (некритичных, ведомых) детях.
«Неустойчивые» легко попадают в компанию асоциальных сверстников, рано начинают курить и потреблять спиртные напитки. Поток острых впечатлений толкает их на частые правонарушения («захотелось, загорелось, не смог себя удержать»). В силу своей безвольности и трусливости, «неустойчивые» нередко становятся исполнителями воли более сильных по характеру подростков. Будучи предоставлены сами себе, они совершенно не любят трудиться и к спорту испытывают отвращение. Они увлекаются азартными играми, рано приобретают сексуальный опыт и обнаруживают полное бездумие в отношении будущего.
«Гипертимные» пытаются лидировать среди асоциальных сверстников и сами становятся вдохновителями групповых правонарушений. Многие их правонарушения от избытка энергии и жажды риска. Они часто делают не со зла, а от избытка сил. Они предпочитают неглубокие эйфоризирующие стадии опьянения, к наркотикам надолго не привязываются. Они чрезвычайно общительны, контактны (в контактах дружелюбны и провокационны одновременно), лишены застенчивости и зачастую необязательны. Их сексуальные связи отличаются мимолётностью (И если кто-нибудь со стороны протянет им руку помощи, из этих «беспризорников» могут получиться хорошие руководители и бизнесмены).
«Конформные» подростки чрезмерно зависят от своего окружения. Они уподобляются тому, кто находится рядом. Их кредо — быть как все и чтобы всё было как у всех. В достойном кругу они неплохие работники, исполнительны и безынициативны. В дурной среде - усваивают все её нормы. Эти подростки легко нарушают правила поведения «за компанию». За компанию они начинают курить, выпивать и потреблять наркотики, и «застревают» в своих девиациях значительно глубже, чем другие сверстники.
Родители могут попустительствовать ребёнку на бессознательном уровне. Это когда они явно критикуют ребёнка (даже наказывают его), но на скрытом уровне всячески поддерживают и способствуют сохранению тех поведенческих реакций, которые подвергают критике. (Мать наставляет дочь держать дистанцию с мальчиками, но дарит ей на пятнадцатилетие семь разноцветных сексуальных бюстгальтеров.) Внешне этот феномен самообмана может иметь различные формы: пустые угрозы (которые ничем не заканчиваются), откладываемое наказание, равнодушие к симптому, демонстрируемому ребёнком (хотя только что об этом говорилось). Скрытая трансляция вседозволенности хорошо улавливается ребёнком, так как он больше, чем кто-либо, следит не за словами, а за поступками родителей.
Отсутствие контроля можно значительно усугубить чрезмерной защитой интересов ребёнка (ещё один вариант гиперопеки). Стремление к максимальному удовлетворению его потребностей в сочетании с попустительской родительской позицией создаёт самую неблагоприятную модель воспитательной среды. (Досмотрев все взрослые фильмы, в 2 часа ночи, он разбудил маму и попросил поджарить ему блинчики.) Если в случае с доминантными родителями гиперопека имела целью оградить ребёнка от опасностей, «глупостей» и теневых сторон жизни, то теперь речь идёт об ограждении ребёнка от обязанностей, ответственности и трудовых усилий. Все заботы и трудности (включая уход за другими детьми) родители принимают на себя, а освобождённый ребёнок живёт в своё удовольствие. Такое раболепное (абсолютно неразумное) отношение к ребёнку определяется паталогическим страхом одиночества и слабым человеческим «Я», когда родители (или чаще один родитель, родитель-одиночка) не умеют конфликтовать с ребёнком и ведут себя непоследовательно: после наказания заискивают, пытаются добиться расположения. («А будет ли он меня любить, если я не буду его баловать?») Баловство развращает: превращает родителей в придаток ребёнка, а его — в беспощадного эксплуататора родителей. Разумеется, главный итог такой опеки — неприспособленность к жизни в коллективе (нежелание ни с кем считаться, выпячивание себя, демонстративность и индивидуализм). Ребёнка следует учить вкладывать свои силы в другого человека, чувствовать другого человека, сопереживать ему, помогать. При этом любовь и контроль должны уравновешивать друг друга.
Четыре иронических совета М. Козакевич, как «побыстрее» воспитать своего ребёнка:
Сделайте своего ребёнка центром внимания.
Позволяйте ему всё, что придёт в голову.
Исполняйте все его желания.
Будьте готовы к любым отречениям и жертвам ради него [87].
Психологи нередко сталкиваются с бездумным попустительством по отношению к больному ребенку. Боязнь перенапрячь излишней требовательностью «сердечника», «почечника» и т. д. заканчивается в итоге необратимыми изменениями характера. («Посеешь привычку — пожнешь характер, посеешь характер — пожнешь судьбу».) Когда вместо того чтобы готовиться в институт, он будет просиживать вечера в ресторане (с девицами на коленях), периодически не ночевать дома, в отсутствие родителей устраивать пьяные дебоши в квартире, угрожать отцу или лезть на мать с кулаками, они обязательно поймут, что слишком много ему позволяли, но каяться будет поздно. В подобных случаях остается только уповать... на время, жену или «дядю».
О натаскивающих родителях и нравственно неблагополучных детях
«Трудности подростка не от природы, а от неразвитости нравственных чувств»
(Сухомлинский В. А.)
Производными семейного воспитания являются ложь (враньё), цинизм, завистливость ребёнка, его склонность к двуличию, резонёрству, агрессии и алкоголизму.
Развитием двуличности «успешно занимаются» и доминантные, и попустительствующие родители, а также семьи, сохраняющие среднюю, умеренную, взвешенную позицию. Ребёнок слышит, как мама говорит тёте, что у неё красивое платье, хороший вкус, а когда тётя уходит, оказывается, что платье было уродливым и безвкусным. Ребёнок привык доверять маме и первоначально запоминает всю информацию без купюр. В дальнейшем он может поставить родителей в очень неловкое положение, оповестив тётю о том, что слышал про неё от мамы. Теперь родителям придётся объясняться с ребёнком. Они либо скажут, что были не правы (признают свою педагогическую ошибку) и впредь будут следить за своими коммуникациями; либо выругают ребёнка, что это «не его ума дело», «укажут ему на место», «укоротят ему язык», чем внесут абсолютное смятение в миропонимание ребёнка (т. е. ударят по его непосредственности и самооценке); либо научат ребёнка: «Всё, что говорится дома, говорится для своих и не следует всё рассказывать другим» (т. е. начнут натаскивать ребёнка и узаконят враньё). Есть ещё один вариант: они не будут объясняться с ребёнком и продолжат без стеснения высказываться за спиной у других (мол, пусть ребёнок, как «голос правды», осуществляет свои поучительные реляции). Так некоторые семейные пары «воспитывают» бабушек, дядюшек, других близких родственников, чьё поведение их не устраивает. Из всех четырёх вариантов — это самая непродуманная, недальновидная (или, попросту, глупая!) родительская позиция, так как ребёнок скоро вырастет и, попав под влияние «значимых других», устроит самим родителям возмутительную «будку гласности». (Дурные примеры заразительны!)
Семья создает духовные ценности, такие как любовь, уважение, взаимная солидарность. Особенно важны эмоциональные отношения детей и родителей между собой. Речь идет об ощущении детьми своей безопасности, защищенности, возможности делиться переживаниями.
Следует знать, что ребёнок в дошкольном и младшем школьном возрасте не может самостоятельно продуцировать критические суждения (о взрослых). Он ещё слишком доверчиво воспринимает окружающую действительность и только лишь отражает услышанное и увиденное (не утруждает себя сооружением собственных причинно-следственных связей). Всё, что родитель говорит «со знанием дела» и «личным чувством», ребёнок повторяет бездумно и бесчувственно (автоматически), по существу, не понимая значения произносимого («Наша учительница музыки знает только три аккорда»). Маленький ребёнок вообще далеко не отклоняется от родительских текстов, ему пока нечего добавить к первоисточнику. Ребёнок подросткового возраста также не может похвастаться разнообразием оригинальных обличительных мыслей, но он уже не стесняется в выражениях и высказывается значительно жестче своих родителей. Тот апломб, с которым он произносит нелицеприятные слова об учительнице, о соседе, о президенте (так как папа любит ещё «поговорить» с президентом, когда тот выступает по телевизору), и та пустота, которая сквозит за этим апломбом, бывают поистине возмутительными. К 15-16 годам это уже зрелый резонёр, который судит обо всём поверхностно, безапелляционно, не вникая (и не желая вникнуть) в проблему, который запросто даст совет, выскажет свою оценку, «навесит ярлык», чем достаточно сильно испортит общение окружающим.
Если мы хотим, чтобы наш ребёнок не судил поверхностно и делал прилюдно глубокие суждения, то нам придётся воздержаться от навязчивого комментирования всего, что происходит вокруг, всего, что слышим и видим, в присутствии ребёнка. Это во-первых. А во-вторых, нам придётся поправлять, наставлять, учить ребёнка не делать быстрых (поспешных) умозаключений касательно всего, с чем сталкивает нас Его Величество Случай.
Серёжа — плохой мальчик.
Почему ты так решил?
А он не носит в школу линейку.
Тогда, может быть, он просто рассеянный мальчик?
А он никогда не носит линейки.
Тогда, может быть, у него просто нет линейки и ему не на что её купить?
Дети очень наблюдательны и быстро улавливают разницу между тем, что родители требуют от них, и тем, как они ведут себя сами...
* Отец говорит Ему, что врать стыдно, и в то же время хвастается, что утаил доход отналоговой инспекции (Что с того, что ребёнок узнает правду?).
* Мама подзывает Его к телефону и просит сказать, что её нет дома. А ещё она постоянно врёт втрамвае, что Ему нет 10 лет.
*Папа дал слово бросить курить, но не сдержался и просит Его «не выдавать», теперь они вдвоём обманывают маму.
* Когда Он честно сказал, что весь вечер «проторчал» в компьютерном зале (что погладил наулице щенка, что продал свою игрушку), родители Его за это (за правду!) сурово наказали!?
...От такого «круговорота правды в природе» голова у кого хочешь пойдёт кругом. Чувствуя непонимание ребёнка, натаскивающие родители сопровождают свои маленькие шалости (вольности) откровенными «отеческими напутствиями», которые, по их соображениям, призваны добавить опытности ребёнку. Эти «невинные» взрослые проступки (и умудрённые взрослые речи), совершаемые на глазах у детей, чреваты серьёзными нравственными последствиями. Дети становятся не просто опытнее, а значительно циничнее своих родителей (Саша услышал рассказ о том, как в молодые годы папа несколько раз подключался к общежитскому телефону и звонил домой бесплатно. Папа был студентом, и у него не было денег на переговоры. В 15 лет Саша сколотил свой первый капитал на том, что регулярно подключался к соседским телефонам и продавал одноклассникам международные секс-услуги по умеренным ценам).
Дети легко идентифицируются со своими родственниками и с рассказами о своих ближайших родственниках. Типичная ситуация: молодая мама с двухлетним ребёнком; ребёнок прыгает на диване, падает и ударяется. Ребёнок плачет, а мама ему подсказывает: «Плохой диван! Мы его за это побьём!» И стукает диван, приглашая к этому малыша. Малыш охотно присоединяется. Теперь он знает, что делать, когда ему плохо. Чтобы на душе полегчало, надо начать бить! Эту «остроумную» подсказку ребёнку дала мать [20, 21].
Ребёнок беспомощен, а родители — всесильны. Мир непонятен, а взрослые знают всё. Нежелательное воспитание можно получить заочно, когда члены семьи восторженно вспоминают грозного и драчливого прадедушку, которого все боялись, который был известным забиякой и даже за это «сидел». Это счастливая бабушка рассказывает про своего страшного отца, освобождаясь таким образом от тревожных воспоминаний. Она здорово натерпелась в своё время и поэтому даже рано ушла из дома, но теперь всё выглядит романтично и весело. От таких «залихватских рассказов» (в результате скрытой внутрисемейной идентификации) у ребёнка может сложиться неправильное впечатление о том, что же происходило на самом деле, о значимых склонностях и чертах характера. (Родителям следует отфильтровывать такие коммуникации!) Если ребёнку систематически с малых лет показывать пример лжи, агрессии, невыдержанности, склонности к обвинительным реакциям (папа любит за рулём автомобиля «беседовать по душам» со всеми, кто его обгоняет или «тащится впереди»), то ребёнок надёжно усваивает эти упражнения, на которых строится потом его жизненный сценарий.
«Именно родители, семья в целом, — часто того не замечая — вырабатывают у детей комплекс базовых социальных ценностей, ориентаций, потребностей, интересов и привычек, как и предпосылки их сортировки на приоритетные, более или менее значимые...»
(А. В. Луначарский)
Семья может привить ребёнку абсолютно пагубные привычки, если ребёнок (с глубоких эмоциональных стадий детства) является свидетелем рафинированных алкогольных обрядов (ритуальных выпиваний перед обедом, после бани, «с устатку» и т. д.), если родители с причмокиванием вспоминают кто, когда и сколько выпил и что после этого произошло, если ребёнку давали пробовать алкоголь на вкус, если родители приходили в благодушный транс посредством алкоголя (чего обычно у них не наблюдалось) и т. п.
Неблагоприятный моральный фон процветает в семьях, где легко распоряжаются чужой собственностью («Скушай, внученька, ягодку, от них не убудет»), где родные и близкие в присутствии ребёнка злобствуют, завидуют, прибирают и подворовывают (всё, что плохо лежит), где вообще пренебрегают мнением других, где живут по принципу «хорошо то, что хорошо для своих», «на наш век хватит, а там хоть трава не расти», «не надрывайся доченька, пускай мужики носят»; где представления не имеют, зачем надевать собаке намордник, «если она не кусается», зачем встречать корову с пастбища, «если она сама дорогу знает» (по чужим огородам); где с пол-оборота «хватаются за грудки» и «переходят к базарному тону», где палец о палец не ударят ради другого («Мы же к ним в квартиру не лезем!»), где слышать не слышали про Золотое правило нравственности (которому уже 6 тысяч лет): «Не делай другому того, чего не хочешь себе!»
Лекция 3. ТЕХНИКА СЕМЕЙНОГО ВОСПИТАНИЯ
Три столпа успешного воспитания
«Нежелательные формы поведения легко могли бы исчезнуть, если бы те, кому доверен процесс воспитания, осуществляли его правильно и не были вынуждены наказывать за то, что они сами вначале непроизвольно поощряли»
(Б. Ф. Скиннер)
Ничто не может с такой силой повлиять на правильное (нужное нам) поведение ребенка как наглядный родительский образец.
Она совершенно ничего не читает.
А какая у нее оценка ?
Учительница начальных классов ставит «пятерку».
Тогда почему вы решили, что она ничего не читает?
Ну, она ничего не читает дополнительно.
А вы сами много читаете?
Мне некогда читать, я работаю.
(записано в 2001 году)
Не следует думать, что мы воспитываем ребенка, только когда делаем ему внушение. (С возрастом дети вообще закрываются для назиданий и поучений.) Когда родители сами то и дело уклоняются от внушаемых ребенку предписаний, им не следует жаловаться, что ребенок ведет себя так же. Это относится ко всем сферам жизни взрослых и, в первую очередь, к нашей манере говорить. Язык — это душа человека («Сначала было слово»). Дети пристально следят за разговором родителей, особенно во время вечеринок. Обладающая речевой культурой семья формирует у ребенка тот же тип общения. Хороший язык родителей запомнится ребенку. Он будет ему естественно подражать, поскольку почти не знает другого. Если родители ссорятся, прибегая к весьма крепким выражениям, трудно иного ожидать от ребенка. Недисциплинированная с точки зрения речевой культуры семья получит в своем ребенке слепок своих недостатков в общении.
«Посеешь поступок — пожнешь привычку». Многие привычки культурного поведения (вежливость, внимательность, взаимная сдержанность) складываются по этому алгоритму. Ребенок усваивает тон разговора взрослых. Если отец считает необходимым поблагодарить сына за то, что тот по его просьбе принес ему книгу, подал нужный инструмент, то и сын совершенно естественно начнет вести себя так же. Трудно требовать от ребенка опрятности, организованности, пунктуальности, если родители не следят за своим внешним видом и действуют некорректно по отношению к окружающим. Из безобидных, на первый взгляд, недостатков вырастают достаточно отрицательные черты личности. Согласитесь, что мало удовольствия приносит общение с человеком, который вмешивается в разговор, перебивая говорящего, который смеется над промахами и недостатками других, который, не спрашивая вашего согласия, переходит на «ты» (и мусор выбрасывает себе под ноги, там, где стоит!).
Я об него всю руку отбила. Осталось полгода до окончания школы, а он до сих пор не определился, куда поступить. Или сидит дома «видик» смотрит, или бродит по деревне в компании таких же. У них в голове один ветер дует. Пальцем не хотят пошевелить. Вот мы в свое время...
А у него была мечта? Чего-то он хотел сильно-сильно?
Ясное дело, мотоцикл он хотел. Да где ж его взять при наших зарплатах?
А у вас есть корова ?
Ничего у нас нет. У нас и так дел невпроворот. Вот дом разваливается, надо что-то делать...
(записано в 1996 году)
Воспитательное воздействие передается не только словами. Если я хочу, чтобы мой ребенок читал, я должен читать сам. Если я хочу, чтобы мой ребенок уважительно относился к бабушке, я должен сам уважительно относиться к теще. Если я хочу, чтобы мой ребенок не сидел сложа руки в одиннадцатом классе, просматривая все сериалы подряд, а проявил инициативу и начал готовиться, я должен сам взять себя в руки, оторваться от телевизора и реализовать хотя бы один из своих проектов.
Ничто не может с такой силой повлиять на правильное (нужное нам) поведение ребенка, как своевременно подкрепленная инициатива ребенка.
Ребенок в процессе своего развития демонстрирует все желаемое родителями. (Вспомните хотя бы, как годовалый младенец рвет веник из рук матери — хочет подметать полы. И что он за это получает?) Задача родителей — своевременно поддержать ценное начинание, не пропустить инициативу ребенка, чтобы потом не заставлять ребенка. Конечно, для этого нужно время. В 4 года он будет умолять вас «дать покидать» картошку в гребни, но вам будет некогда (у вас всего один выходной). А еще через 4 года вы будете сами бегать за ним по чужим огородам, чтобы он заменил мать или бабушку во время посадки, но теперь уже ему будет неинтересно, потому что когда-то он помогал (ПОМОГАЛ!!!) и получил за это отрицательное подкрепление! Папа, усталый, «отваливается» на диван после ужина, сын протягивает ему рисунок и получает в ответ: «Ну-ну». «Ну-ну» — это положительное или отрицательное подкрепление? Разумеется, отрицательное! В качестве положительного подкрепления следовало бы обстоятельно расспросить ребенка (детям так не терпится поделиться). Пройдет какое-то время, и отец сделает внушение скучающему у телевизора сыну: «Ну, ты бы хоть порисовал». ТАК ОН ЖЕ РИСОВАЛ! (Рисовал и получил за это отрицательное подкрепление).
Если мы пренебрегаем деятельностью ребенка, он перестает верить в свои силы и теряет всякий интерес к работе. Скворечник и стульчик создавались не для того, чтобы пылиться месяцами у мамы в кладовке. Иногда от взрослых требуются малейшие усилия, чтобы поддержать инициативу ребенка. (Прибейте скворечник!). Иногда, наоборот, планы ребенка поражают воображение и требуют значительного вклада взрослых. Поменьше отговаривайте! Поменьше усложняйте! (Помощь детей по дому не должна сводиться только к гувернерской работе). Будьте мудрее! Думающие на перспективу родители стараются своим участием способствовать реализации сложных задумок ребенка. Ребенок сам через некоторое время успокоится, выполнит первый этап проекта и переключится на другое (Ну и пусть!). Каждый делает свой шаг вперед, и мы не стали препятствием на пути у собственного ребенка.
То, что ребенку психологически тяжело выполнить одному — монотонный физический труд (уборка квартиры, складывание поленницы) — он легко соглашается делать вместе со взрослым («Мама моет по центру, а я — по углам»). Дети обожают совместный труд. Если папа и мама объединились на кухне, помогают друг другу (чистят картошку, стряпают пельмени, готовят селедку под шубой) и весело смеются, то им не придется специально привлекать ребенка к труду. Он сам уже будет тут как тут.
Что мне еще сделать ума не приложу? Она совсем не помогает по дому.
|