|
Такова внешняя сторона медали: тяготение к религиозной лек¬сике и символике. Вместе с тем, нам известно увлечение Гитлера и теософией. «Теософы надели на неоязычную магию восточный наряд, снабдили ее индуистской терминологией и открыли люциферствующему Востоку путь на Запад» (Бержье, Повель, 1991, t. 23).
Фуле — остров где-то на севере Германии, ныне исчезнувший из глаз людей; как и Атлантида, был легендарным центром магиче¬ской цивилизации. Тайное общество Фуле обладало эзотерически¬ми знаниями: «Особенные существа, посредники между людьми и "тем, что там", располагают хранилищем сил, доступным для по¬священных в тайну. Оттуда можно черпать, чтобы дать Германии власть над миром и сделать из нее провозвестницу грядущего сверхчеловечества. Настанет день, когда из Германии двинутся в бой легионы, чтобы смести все препятствия на духовном пути зем¬ли. Их поведут непогрешимые вожди, черпающие в Хранилище Сил и вдохновленные великими древними» — Таковы мифы, которыми пророки магического социализма Экарт и Розенберг наполнили медиумическую душу Гитлера (там же, с. 59).
По мнению оккультистов внутренние силы членов группы об¬разуют общую цепь. Но пользоваться ею в целях группы можно только через посредство медиума, который аккумулирует силу, а тот, кто управляет — маг. В обществе Фуле медиумом был Гитлер и магом Гаусгоффер.
«Раушнинг писал о Гитлере: "Приходится вспоминать о медиу¬мах. В обычное время эти медиумы — рядовые, посредственные люди. Внезапно, так сказать, с неба, к ним падает власть, подни¬мающая их высоко над общим уровнем. Что-то внешнее, по отно¬шению к личности медиума, он как бы одержим. Затем он опять возвращается к обыденному. Для меня бесспорно, что подобное происходило с Гитлером. Персонаж, носивший это имя, был вре¬менной одеждой квази-демонических сил. При общении с ним ощущалось соединение банального и чрезвычайного, невыносимой двойственности. Подобное существо мог выдумать Достоевский: соединение болезненного беспорядка с тревожным могуществом". Штрассер: "Слушавший Гитлера, внезапно видел явление вождя Славы... Будто бы освещалось темное окно. Человек со смешной щеточкой усов преображался в архангела. Потом архангел улетал и оставался усталый Гитлер с тусклым взором". Бушез: "Я видел его глаза, сделавшиеся медиумическими... Иногда происходил процесс преображения, нечто, как виделось, вселялось в оратора, из него исходили токи... Затем он опять становился маленьким, даже вуль¬гарным, казался утомленным, с опустошенными аккумуляторами".
Гитлера увлекали силы и учения, не имеющие стройной коор¬динации между собой, но от этого еще более опасные. В него набили мысли, далеко превосходящие его собственные мысли, его умст¬венные способности и его возможности самому почерпнуть что-либо подобное путем самостоятельно ,то изучения, самостоятельных размышлений: его переполнили. Народу и своим. сотрудникам Гит¬лер лишь сообщал грубо-вульгаризованные отрывки.
Раушнингу Гитлер сказал: "Вы ничего не знаете обо мне. Мои товарищи по партии не имеют никакого представления о намерениях, которые меня одолевают. И о грандиозном здании, по крайней ме¬ре, фундаменты которого будут заложены до моей смерти. Мир вступил на решающий поворот. Мы у шарнира времени. На плане¬те произойдет переворот, которого вы, непосвященные, не в силах понять... Происходит нечто несравненно большее, чем явление но¬вой религии"» (Бержье, Повель, 1991, с. 59-60). По мнению Ж. Бержье и Л. Повеля, «легко представить себе сосуществование марксизма и либерализма, ибо они суть проявления одной Вселен¬ной. Но нет сосуществований между Вселенной Плотина и Вселен¬ной Коперника. Они диаметрально противоположны не только в отвлеченной теории, но и социально, политически, духовно и даже эмоционально. Распознать чужую цивилизацию, которая выросла как гриб за Рейном, нам мешала детская мерка. Для "чужого" нам нужны магизм, перья, кольцо в носу... Нацистская магия спряталась под техникой. Это была грандиозная новость. Все отрицатели на¬шей цивилизации — теософы, оккультисты, индуисты и прочие, вернувшиеся или старавшиеся вернуться к духу древних веков,— всегда были врагами технического прогресса. Магический дух фа¬шизма вооружился всеми рычагами материального мира. Ленин сказал, что Советская власть плюс электрификация всей страны есть социализм. Нацизм в своем роде — это магия плюс танковые дивизии» (1991, с. 47-48). Вряд ли можно найти более яркое свиде¬тельство изощренности нацистской пропаганды, нежели снятый во время съезда 1934 года режиссером Лени Рифеншталем фильм «Триумф воли». Гитлер сам избрал название и предложил положить в основу сюжета две темы: тему Воли, преодолевающей все препят¬ствия, и тему единства фюрера, партии и народа. Образ Гитлера доминировал здесь над всем и затмевал все: с первых кадров, когда его самолет, идя на посадку, отбрасывал крестообразную тень на маршировавших по улицам штурмовиков и толпы ликующего на¬рода, и до завершающих, когда Гесс произносил магическую фор¬мулу: «Партия — это Гитлер, Гитлер — это Германия, а Герма¬ния — это Гитлер. Гитлер! Зиг Хайль!» Гитлер мастерски играл свою роль — роль ритуальной фигуры в мифе, мифе о Вожде, возникшем из безвестности, чтобы вершить судьбы нации (см. Буллак, 1994, т. 1, с. 425).
Миф Сталина
Интересно сравнение мифов и способов их формирования со¬временников — Гитлера и Сталина, которое приводит в своей книге «Гитлер и Сталин» А. Буллак:
1. Актерские способности. В критических ситуациях Сталин вполне владел собой, Гитлер же оказывался во власти эмоций — и то и другое было игрой. Сталин скрывал свои чувства и говорил не больше того, что следовало сказать. Гитлер поддавался эмоциям и говорил не умолкая. При этом ему удавалось скрыть свою способ¬ность к холодному расчету. Когда Гитлер доводил себя до обычных для него припадков гнева, казалось, что он совершенно не управляет собой: искаженное яростью лицо покрывалось пятнами, он визжал пронзительным голосом, выкрикивал ругательства, дико размахивал руками, колотил кулаками по столу. Однако всем кто его хорошо знал, было известно, что внутри Гитлер сохраняет «ледяную холод¬ность» — выражение, которое часто употреблял он сам.
2. Паранойя. Первые признаки паранойи Сталина стали замет¬ны во время так называемого «шахтинского» процесса. Сталин тог¬да заявил: «Есть внутренние враги, товарищи. Есть внешние. Об этом никогда нельзя забывать». Только в период, когда происходи¬ла кампания по ликвидации кулачества как класса, его паранойя обнаружилась в полной мере. Параноидальный комплекс лежал в основе националистических настроений Гитлера, параноидальная мотивация привела его в политику: он должен был защитить немцев империи Гамбсбургов, окруженных врагами — славянами, мар-ксистами, евреями. С самого начала своей карьеры он откровенно апеллировал к тем многочисленным гражданам Германии, которые, как и он, испытывали те же параноидальные ощущения, считая себя жертвами тайного заговора скрытых врагов. Все они готовы были откликнуться на призывы политика, который не только разделял, но и уверенно подтверждал их подозрения, это была толпа потен¬циальных неофитов, ждущих собственного мессию, способного вы¬свободить и отъединить их энергию.
3. Ораторские способности. Гитлер обладал своего рода магне¬тизмом, способностью воздействовать на массы, очаровывая их. Несмотря на то, что с общепринятой точки зрения, в речах Гитлера было много недостатков: затянутость, повторы, многословие. Он с трудом начинал выступление и слишком резко его обрывал в конце.
Однако все это не меняло дела: в его речах была сила и обнажен¬ность страсти, всю глубину ненависти, ярости и угроз доносило са¬мо звучание его голоса Фраза из Ницше хорошо объясняет меха¬низм того воздействия, какое производил Гитлер на аудиторию: «Люди верят в истинность того, что им удается внушить». Кроме того, Гитлер имел особое чутье, он чувствовал аудиторию, понимал мысли и настроения собравшихся людей, вот почему начинал он свои речи неуверенно, ему нужно было ощутить, чем дышит зал, проникнуться настроением публики. Причем связь была двусторон¬ней: Гитлер давал своим слушателям уверенность и надежду, реак¬ция аудитории подкрепляла его чувство уверенности в себе, его са¬мооценку, подтверждавшие созданный им образ. В этом смысле мифический образ Гитлера был в такой же степени творением его поклонников, — в нем они воплощали свои подсознательные стремления — как и самого фюрера, внушавшего им эти стремле¬ния. Сталин не обладал подобным даром. Тем более, что способно¬сти такого типа были бы неуместны и вызвали бы ответную реак¬цию у тех слушателей, перед которыми выступал Сталин, ведь это были не толпы на митингах во время предвыборных кампаний, а замкнутый мир центральных органов власти коммунистической партии России.
4. Религиозно-мистические притязания. Философско-историческая традиция, на которую опирался Гитлер, позволяла ему открыто заявлять о своих притязаниях и реализовывать их.
В России же все, что было отмечено магнетизмом, способно¬стью вызывать поклонение окружающих, вызывало недоверие — вероятно, потому, что будило ассоциации с религией. Только после смерти Ленин стал объектом поклонения, при жизни он протесто-вал против любых попыток возвеличить и прославить его имя. Ста¬лин, который отождествлял себя с Лениным, со временем мог пре¬тендовать на некую долю величия, заключенного в магии этого имени, и, воспользовавшись благоприятным случаем, положить начало культу собственной личности. Сталин делал вид, что ему претят лесть и восхваления, но если для Гитлера восхищение окру¬жающих было чем-то самим собой разумеющимся, то у Сталина эта потребность оставалась неудовлетворенной, что заставляло его прибегать к различным уловкам Вот как об этом пишет в своих мемуарах Хрущев: «Осторожно, но настойчиво он внедрял в созна¬ние окружающих идею о том, что его личное отношение к Ленину отличается от того, которое он излагает для широкой общественно¬сти». Лазарь Каганович быстро понял намек, выпрямив спину и откинувшись в кресле, Каганович имел обыкновение провозгла¬шать: «Товарищи, пришло время, мы должны сказать народу прав¬ду. Все в партии говорят о Ленине и ленинизме. Пора нам честно признаться самим себе. Ленин умер в 1924 год. Сколько лет он ра¬ботал в партии? Что под его руководством было сделано? Сравните это с тем, что сделано под руководством Сталина! Пришло время сменить лозунг "Да здравствует Ленин'" на лозунг — "Да здравст¬вует Сталин!"»
5. Своеобразная тактика (последовательность). Смесь наглости, террора и различного рода посулов — такова была тактика Гитле¬ра, вынужденного балансировать между «революцией снизу» и си¬лами консервативной коалиции. Несмотря на повсеместный хаос, на собственные колебания, обусловленные темпераментом, Гитлер твердо придерживался избранного курса и трезво оценивал свои возможности. Летом 1933 года он объявил о конце революции, а годом позже расправился с теми, кто был с этим не согласен. Со¬мнения, разноречивые слухи, компромиссы, изменения курса и свойственный революционной политике разлад — за всем этим нужно признать главное, которое заключается в том, что Гитлер, равно как и Ленин в 1917-1918 годах, и Сталин, уничтоживший за шесть лет своих соперников и приступивший в 1929 1930 годах ко «второй революции», всегда сохраняли постоянство цели, верно выбирали момент для ее осуществления и при этом неизменно стре¬мились к успешному завершению намеченного
6. Особенности личности как основы мифа Именно «миф Гит¬лера», его легендарный образ позволяет ясно увидеть две стороны его личности как политического деятеля: с одной стороны — его апелляцию к иррациональным, инстинктивным началам в натурах мужчин и женщин, с другой — многочасовые раздумья над тем или иным возможным вариантом действий и его преимуществом над другими. Существуют убедительные свидетельства того, что при отсутствии последовательной программы действий именно личность Гитлера стала центром притяжения, который обеспечивал нацио¬налистам голоса избирателей и приток новых членов в ряды их ор¬ганизации, несмотря на то, что в то время противники нацизма не были склонны придавать большого значения фигуре фюрера. Позд¬нее Геббельс утверждал, что «миф Гитлера» — самое выдающееся достижение его пропагандистского аппарата. Немаловажно, однако, что и Геббельс — во многих отношениях самый циничный из наци¬стских лидеров подобно самому Гитлеру поверил в сотворенный им миф. Он исповедовал культ, созданию которого способствовал сам.
Геббельс участвовал в последнем гротескном действии «третьего рейха», он единственный из всех нацистских боссов присоединился к Гитлеру, прощальное подтверждение верности фюреру было скреплено печатью убийства. Умертвив членов своей семьи, Геб¬бельс покончил с собой. Секрет властного воздействия мифа за¬ключался в сочетании искренней веры народа с изощренной обра¬боткой общественного мнения. Никто не относился к «мифу Гитлера» с такой серьезностью, как сам Гитлер, равно озабоченный и тем, как миф внедряется в сознание народа, и тем, какова была реакция народа на распространяемую легенду. Прежде чем принять какое-либо решение, он тщательно оценивал, как оно могло повлиять на общественное мнение, как могло отразиться на образе «фюрера». Пока чувство особого предначертания, составляющее сердцевину гитлеровского «мифа» («С уверенностью лунатика я иду путем, ко¬торый указует Провидение») уравновешивалось «ледяной холодно¬стью» расчетов политика-прагматика, оно было для него источни¬ком неиссякаемой силы. Но успех оказался фатальным для Гитлера. Когда у его ног оказалась половина Европы, мания величия овла-дела фюрером, он уверился в собственной непогрешимости. Вместо того чтобы воспользоваться существующим мифом, он стал ждать от сотворенного образа самопроизвольных чудес, в результате та¬лант Гитлера потускнел, его стала подводить интуиция.
В отличие от Гитлера, Сталин намеренно избегал прямого кон¬такта с народом. Его преследовал страх перед покушением, в толпе он чувствовал себя неуютно, ему не хватало умения Гитлера завла¬деть массовой аудиторией, он знал, что, чем меньше его видят те, кем он правил, тем легче внушить свой образ — человека недости¬жимого и всевидящего.
7. Время возникновения мифа. Миф Гитлера зародился на ран¬нем этапе его карьеры, когда ему было тридцать с небольшим и спонтанно возник в среде его соратников по партии еще до того, как это осознал сам Гитлер, в то время крайне далекий от рычагов государственной власти.
Применительно к Сталину о первом появлении его культа можно говорить с 1929 года (оно было сопряжено с его пятидесяти¬летним юбилеем), однако постоянной чертой общественной жизни России этот культ становится лишь во второй половине 1933 года. Первые проявления культа Сталина относятся к октябрю 1929 года и отмечены всеми признаками инициативы, исходившей из офици¬альных источников. В газетах появились статьи под заголовками примерно такого рода: «Под мудрым руководством нашего великого и гениального вождя и учителя Сталина»; на страницах официаль¬ной биографии, которая подчеркивала тождественность Ленина и Сталина как ведущих фигур в мировом революционном движении, титул «вождь» употреблялся только применительно к имени Стали¬на: «Все эти годы после смерти Ленина Сталин, являвшийся самым выдающимся из продолжателей дела Ленина, его самым верным учеником, вдохновителем важнейших мероприятий партии в борьбе за построение социалистического общества — стал всеми признан¬ным Вождем партии и Коминтерна».
8. Способ создания мифа. Сталин всячески подчеркивал свою связь с Лениным; имело место как бы ретроспективное «рукополо¬жение», установление апостольской преемственности — традиция через Ленина восходящая к Марксу и Энгельсу. Гитлер не нуждался в подобном «рукоположении».
С конца 1933 года был разработан целый ритуал партийного «обожествления» Сталина. Художники, скульпторы, музыканты, поэты и журналисты были призваны к высокому служению; чека¬нились медали, рисовались портреты. Подобно бюстам Августа — обязательной принадлежностью каждого города Римской империи, портреты Сталина были распространены повсеместно. Вскоре на территории СССР не осталось ни одной школы, учреждения, фаб¬рики, шахты или колхоза, стены которых не были бы украшены портретами Сталина, не было ни одной организации, которая удержалась бы от восторженных приветствий «нашему любимому вождю» по случаю каких-либо праздников. В создании культа Ста¬лина участвовало и партийное руководство. На ленинградской пар¬тийной конференции, проходившей накануне «съезда победителей», собравшегося в январе 1934 года, не кто иной, как Киров, заявил: «Личность такого масштаба, как Сталин — трудно постижима. За прошедшие годы не было никого, кто так отдавал бы себя всего работе, нет ни одного большого начинания, ни одного призыва, ни одной директивы в нашей политике, автором которой не был бы товарищ Сталин». В этом же месяце в «Правде» был опубликован поэтический опус со знаменательным двустишием:
Теперь, когда мы говорим Ленин, Мы подразумеваем Сталин
Напротив, Грегор Штрассер в начале 1927 года в своем воззва¬нии определил отношения между Гитлером и рядовыми членами партии как отношения между Вождем и вассалами: «Вождь и васса¬лы! Только древней Германии с ее аристократизмом и с ее демократией, ведомы те отношения между ведущим и ведомыми, свойст¬венные только германскому духу, которые и составляют суть струк¬туры НСДАП... Друзья, поднимем правую руку и вместе гордо вос¬кликнем, готовые к борьбе и преданные до конца: "Хайль Гитлер!"».
Столь личностное отношение к человеку, а не к возглавляемой им организации, противоречило социалистической традиции и эти¬ке марксистско-ленинской партии, в арсенале ценностей которой существовал только авторитет партии, но отнюдь не ее лидера. Черты русского национализма и псевдорелигиозной окрашенности, какую приобрел культ Сталина, объясняются тем, что Сталину уда¬лось оживить мощные древние инстинкты народного духа, оказав¬шиеся подавленными после ликвидации царизма и запрещения пра¬вославной церкви. В отсутствие этих символов веры народ получил новый объект для почитания — не партию, но государство с его единовластным правителем, преемником царей, и наследником Ле¬нина и революции. Фигуры самодержавных правителей прошло¬го — таких, как Петр I и Иван Грозный — обладали в России не¬обыкновенной притягательной силой, становясь объектами покло¬нения и для Сталина, и для рабочих и крестьян этой страны, запол¬няя пустоту, зиявшую между правительством и народом. С началом Великой Отечественной войны Сталин, который для многих был просто именем и изображением, стал средоточием чувств патрио¬тизма и национальной гордости, своего рода чудотворной иконой: с его именем миллионы шли в бой и на смерть. Такая эволюция куль¬та Сталина еще больше сближает его с мифом Гитлера, и в том, и в другом случае налицо — стремление к поклонению, заменяющему религиозное, тоска по Мессии, принимающем облик Вождя, жажда спасения, а не готовность решать проблемы. Ян Киршоу отмечает, что еще в 1932-1934 годах в сознании немцев наметилась тенденция воспринимать фюрера отдельно от его соратников по партии: нача¬ла действовать легенда «если бы только фюрер знал». Расправа с Ремом была воспринята как свидетельство готовности Гитлера дей¬ствовать со всей решимостью в случае, когда от фюрера не удалось более скрывать вероломство СА, обманувших его доверие. Явление в точности такого же порядка (т. е. стремление снять со Сталина всякую вину за злодеяния якобы свершенные его подручными) на¬блюдается в Советском Союзе, причем не только среди крестьян¬ской массы, но и среди интеллигенции. Илья Эренбург в своих ме¬муарах признается, что думал о Сталине как о неком ветхозаветном Боге, и вспоминает, как во время встречи с Пастернаком, когда повсюду свирепствовали репрессии, тот произнес все ту же фразу: «Если бы он знал».
9. Средства создания мифа. Благодаря современной технике оба диктатора пользовались возможностями, далеко превосходящими те, какие имели в своем распоряжении политические лидеры про¬шлого. Как Гитлер, так и Сталин поистине были вездесущими: их лица смотрели на вас с каждого рекламного щита, со стен учрежде¬ний, с кадров кинохроники, их голоса звучали по радио, а радио должны были слушать все.
10. Скрытность (недосказанность) мифологической личности. При этом трудно найти в истории другие фигуры, о которых было бы так мало известно с точки зрения их индивидуальной, человече¬ской сути, ускользавшей даже от тех, кто работал с ними рядом и соприкасался с ними почти ежедневно. Генерал Йодль — ближай¬ший советник Гитлера по военным вопросам, писал своей жене в 1946 году, ожидая суда в Нюрнберге: «Я спрашивал себя: знал ли я вообще этого человека, рядом с которым прожил столько трудных лет?.. Даже сегодня я не знаю, что он думал, знал, намеревался сде¬лать; мне известно лишь, что я сам об этом думал или мог предпо¬ложить». По мнению тех соратников Сталина, которым удалось остаться в живых — таких как Хрущев, — Сталин был человеком столь же непостижимым, его реакции были непредсказуемы, преду¬гадать, прочитать, по внешнему виду его намерения было невоз¬можно. Оба диктатора стремились скрыть свою истинную индиви¬дуальность, извлекая в то же время максимальные выводы из тех личностных особенностей, какие были им присущи Успех обоих в политике во многом определялся их способностью так же тщатель¬но скрывать от союзников, как и от противников собственные мыс¬ли и намерения. Они не только не обнаруживали своих целей или планов на будущее, но и избегали делать достоянием окружающих свое прошлое. (Вспомним, что то же мы знаем и о Ленине). Все по¬пытки выяснить какие-то обстоятельства их биографий, найти лю¬дей, знавших их в прошлом, были обычно обречены на неудачу, и после прихода их к власти, становились небезопасными. Миф Гит¬лера и культ личности Сталина оставались главным стержнем их власти, поэтому все, что могло нарушить стройность официальной версии, пресекалось.
Всячески способствуя популярности создаваемого пропагандой образа, Гитлер и Сталин делали все возможное, чтобы сведения об их частной жизни были недоступны широкой общественности. По¬нять их успех еще сложнее, когда становится ясно, что оба банальны и лишены каких-либо человеческих чувств (см. Буллок А., 1994, т. 1, с. 424-461).
Итак, если) рассмотреть мифологическую роль Бога как корпус суггестивных текстов (условно их можно слить в миф-текст), то этот текст будет характеризоваться следующими особенностями
1 Неопределенность (недосказанность) самой личности.
2. Наличие у нее чего-то особенного, отклоняющегося.
3. Амбивалентность формы и содержания
4 Стремление к эмоциональной насыщенности.
5 Ориентация на «мифологическую нишу» массового сознания.
ЧАСТЬ II. КТО ВОЙДЕТ В «ДОМ КОЛДУНЬИ»?
ГЛАВА 7 ОПАСНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
(ЯЗЫКОВЫЕ БАРЬЕРЫ ЛИЧНОСТИ И ИХ ПРЕОДОЛГНИЕ)
Мир будущего будет миром все более упорной борьбы за устранение барьеров, ограничивающих наш разум.
Норберт Винер
Барьеры бывают разные .. Понятие «психологический барьер» употребляется все чаще и чаще, когда речь идет о взаимоотно¬шениях людей, о постижении живой души.
Так, в романе болгарского писателя Павла Вежинова «Барьер» мы сталкиваемся с драмой взаимонепонимания странной девушки Доротеи, умевшей летать и страдающего автора: «Между нами лежала какая-то преграда, о существовании которой я раньше не по-дозревал. Может быть, инстинктивное отвращение к болезни, даже когда она не заразная». Характерен диалог, происшедший между главным героем и лечащим врачом Доротеи — Юруковой:
— А она предлагала вам летать?
— Нет! — изумился я.— Как это летать?
— Как птицы, например... Это одна из ее навязчивых идей... Или ее мечта, которая характеризует ее с самой хорошей стороны. Вам никогда не снилось, что вы летите9
— Нет,— ответил я.
— А вот мне снилось. Я летала спокойно и свободно, как пти-Ца. Над лесами и озерами. Вы думаете, это случайно?
186
И. Черепанова. Дом колдуньи.
Нет, я не думал, что это случайно. Я полагал, что пациенты оказали на нее свое влияние. Она, наверно, тоже поняла, что пере¬борщила, откинулась на стуле...
— Не пугайтесь незначительных рецидивов, — продолжала она. — И ее тоже не пугайте. Я ее лечила сильными лекарствами. Она все еще как одурманенная
— Да, пожалуй, — без энтузиазма согласился я.
— Это не так уж страшно. Таким образом вы можете заглянуть ей в душу. И вы сами поймете, какая у нее, в сущности, светлая ду¬ша. А это большое счастье. Человеческая душа нечто более стран¬ное и непостижимое, чем это мог себе представить даже такой писа¬тель, как Достоевский. Мы не ведаем ни ее настоящей силы, ни ее ужасающей слабости. Кроме, пожалуй, писателей и психиатров. У них хоть есть возможность время от времени заглянуть в щелочку...
Мы помолчали. Каждого из нас занимали свои мысли и опасения.
— Я надеялся, что вы меня подбодрите, — произнес я нако¬нец. — А вы скорее напугали.
— А может, это я нарочно! — пошутила она. — Хотя я уверена, что вы никогда не перешагнете барьер.
— Какой барьер? — встревожился я.
Она поколебалась, потом как бы вскользь заметила:
— Это так, к слову...
Главный герой — композитор — так и не смог преодолеть барьер, понять девушку, которая умела летать. И вот финал, горест¬ные размышления о непоправимом: «Поздно вечером я с тяжелым сердцем поднялся на террасу. Я не посмел взглянуть на небо, на не-взрачные звезды, слабо мигавшие у меня над головой. Они никогда не будут моими. У меня нет крыльев взлететь к ним. И нет сил. Доктор Юрукова сразу же угадала, я никогда не перешагну барьера».
И так было всегда. Кто-то делал себе крылья и бросался с ко¬локольни (как крестьянский Икар), кто-то выращивал собствен¬ные, кто-то мог это хотя бы понять (как доктор Юрукова, окон¬чившая, к слову сказать, кроме медицинского еще и филологи¬ческий факультет).
Преодолеть барьер — обрести волю.
Но сначала нужно хотя бы осознать, что этот барьер есть и за¬хотеть его преодолеть.
Академик Б. Кедров ввел понятие познавательно-психологичес¬кого барьера в научно-технической деятельности (ППБ), которое для краткости называет «барьером»: «Мне хотелось бы этим поня¬тием выразить двойную роль, которую эти барьеры — "оградительные сооружения" — играют в ходе работы нашей творческой мыс¬ли. Когда хотят создать водоем, то реку перекрывают плотиной. Задерживая воду, она обеспечивает наполнение водоема. Когда же необходимость в водоеме отпадает, роль плотины из конструктив¬ной, полезной становится тормозящей поток причиной. Теперь воз¬никает необходимость преодоления барьера... с тем, чтобы обеспе¬чить дальнейшее движение воды. Применительно к движению творческой мысли нас будет интересовать именно эта, вторая сто¬рона дела — преодоление тормозящей функции барьера, вставшего на пути к истине» (1987, с. 3).
Р. М. Грановская и Ю. С. Крижанская рассматривают в своей работе «социальные барьеры», тема которых разработана еще со¬всем мало: «Защищая собственные интересы, одни возрастные и социальные группы постоянно навязывают другим свои правила, действуя против их воли: взрослые — детям, мужчины — женщи¬нам, белые — неграм, средний слой — низшему, ученые — обывате¬лям Тех, кто отказывается подчиняться этим правилам, превраща¬ют в отщепенцев и изгоев Для этого существуют специальные опе-рации, вынуждающие человека загонять несовместимые с установ¬ками среды переживания в подсознание, что бьет по его самооценке и приводит к глубинному конфликту. Но — при этом обеспечивает¬ся стабильность общественных отношений» (1994, с. 43). Операция¬ми, формирующими социальные барьеры, авторы считают осмея-ние и проверку на социальный статус (там же).
Однако личность может отрегулировать высоту барьеров: «Сталкиваясь с внешней травмирующей ситуацией, недовольный собой и огорченный своими поступками человек может нейтрали¬зовать защитные механизмы тремя способами: понизить значи-мость травмирующего фактора ("Теперь (в новых обстоятельствах) я смотрю на это по-другому"); повысить самооценку, чтобы на ее фоне влияние травмы было менее болезненным ("Для меня это не имеет большого значения"), или понизить значимость неудачных поступков и действий, т. е. изменить систему ценностей так, чтобы некое событие опустилось в иерархии предпочтений, стало лично менее значимым ("Не очень-то и хотелось")» (там же, с. 55).
А. Минделл затрагивает проблему групповых барьеров: «У каж¬дой группы есть барьеры или внутреннее сопротивление к принятию, признанию определенных, скрываемых ими сторон, и к работе с ни¬ми. Например, у многих групп есть барьеры, препятствующие выра¬жению личных чувств на людях. Существует негласная договорен¬ность между членами группы, что в группе нет места проявлению личных чувств. В одних группах будут сдерживаться агрессивные и недемократические устремления. В других существуют не писанные правила, согласно которым члены группы не должны вести себя как дети. Все группы и организации обладают убеждениями и устрем¬лениями, философией и поведением, которые они всячески поощ¬ряют, и другими, которые они осуждают, запрещают, подавляют или оказывают им активное сопротивление. Когда группы блоки¬руют выход за барьеры, они разлаживаются, становятся жесткими и безжизненными. Даже если внешне дела группы выглядят хорошо, скрытые депрессии и страхи свидетельствуют об ухудшении жизни этой группы. Люди могут быть добрыми, вежливыми и нравствен¬ными по отношению друг к другу, но искреннее общение при этом отсутствует» (1993, ч. 1, с. 41).
Таким образом, термин «барьер» прочно занял свое место в психологических трудах, а работа А. Минделла вплотную выводит нас на проблему барьеров малых групп и личности в них.
Наше понимание барьера основывается на том, что все сущест¬вующие в обществе барьеры (социальные, психологические, статус¬ные, научно-технические, естественные и пр.) первопричиной имеют затруднения языкового характера (по В. Далю «Барьеръ — пре¬града, ограда, застава, забор, тын; ворота, заворы; ограда, обнос, околица; барикада — укрепление на скорую руку в жилом месте, на улицах, из всякого подручного припаса: разной утвари домашней, бочек, досок, поднятой мостовой и пр.») (1994, т. 1, с. 122).
Итак, барьер — это языковые проявления, которые нам мешают, а также другие, которые мы используем в ситуации «здесь и сейчас» с целью избежать осмеяния, проверки на социальный статус или простого непонимания («барьер» в значении «барикада»).
Попытка социального эксперимента преодоления языковых барьеров в условиях терапевтической группы
Время 26 сентября 1994 года
Место. Пансионат «Соколья гора» под Смоленском. Состав группы, психотерапевты, психологи, педагоги; 25 человек мужского и женского пола в возрасте от 18 до 45 лет. Длительность эксперимента 6 дней. Цель, изменение языка каждого члена группы. Задачи
1) обсуждение понятия «языковой барьер», обозначение общих языковых барьеров;
2) осознание и называние собственных языковых барьеров каж¬дого члена группы;
3) преодоление барьеров, закрепление результатов в «полевых условиях» (под «полевыми условиями» понимается ситуация естественного языкового, в том числе, полемического, обще¬ния в «больших» психотерапевтических группах и межлич¬ностном общении).
Объективация результатов эксперимента, разного рода языко¬вая продукция — «Письма на Большую землю», индивидуальные и групповые ассоциативные эксперименты, аудиозаписи выступлений и обсуждений; текст мифа Победителя как результат групповой фольклорной деятельности группы.
I этап. Размывание смысловых полей.
|
