|
Среди гласных по-прежнему устойчиво выделяется «голубой» И.
Средние индексы лексических единиц в текстах сеансов
психотерапевтического воздействия А. М. Кашпировского
в сравнении, с формулами гипноза
Показатели Формулы гипноза Кашпировский
С 39.90 531.37
I, 1.47 2.90
1е 10.99 4.30
Р 44.55 78.40
Is 3.22 2.60
lex, 14.10 7.00
If 1.73 4.90
ср длина слова в слогах 2.31 2 50
Таблица 19
Лексические показатели подтверждают общие закономерности, отмеченные нами при сравнении групп универсальных и индивидуаль¬ных суггестивных текстов. В текстах А. М. Кашпировского наблюдают¬ся повышенные, по сравнению с формулами гипноза, индексы пред¬сказуемости, итерации, индекс длины интервала повторяющихся слов, что указывает на спонтанность этих текстов, асимметричность в использовании слов и большую зависимость от содержания.
Эти данные противоречат наблюдениям лингвистов, изучавших отдельные приемы, применяемые в конкретных текстах А. М. Каш¬пировского, так как единичные примеры удачного использования тех или иных художественных приемов можно найти в любом тек¬сте психотерапевтического воздействия.
Так, О. А. Коломийцева, проанализировавшая 27 текстов ле¬чебных сеансов А. М. Кашпировского с 1989 по 1991 год, отмечает несомненное лексическое своеобразие указанных текстов, выражен¬ное использованием следующих приемов:
1) Синонимы и функции перечисления. Внешне это напоминает явление «поиска нужного слова», например: «У нас не лечение, а коррекция, выправление, воспоминание» (20.01.91). Пациент воспринимает не отдельное значение, а некий синтетический образ. Интересно отметить, что в приведенном примере не все слова явля¬ются языковыми, т. е. постоянными синонимами. Существительное «воспоминание» используется как синоним к слову «лечение» толь¬ко в данном конкретном случае.
2) Антонимы Анализ языкового материала показывает, что чем меньше сходства между значениями сравниваемых слов, тем легче происходит размывание их границ, например: «моя задача —не уси¬ливать, а ослаблять, не подстегивать, а сдерживать» (19.10.91).
3) Одно и то же слово в разных сочетаниях: «Я думаю, что вы уверены в том, что уверен в этом и я» (Ноябрь, 1989, TV сеанс).
4) Метафоры. Их формирование также предполагает соедине¬ние несоединимого и возникновение некоего целостного образа, например' «Что с блеском не может длиться вечно —это молчание» (7.06.89). «Наш сегодняшний сеанс напоминает мне натянутую те-тиву лука. Остается только выстрелить» (20.01.91).
5) Прием каламбура (игры слов). Употребление в одном кон¬тексте однокоренных слов разрушает их границы, например: «И ничто не нарушилось. Нарушилось только нарушение, которое бы¬ло» (20.02 91). «У очень многих из вас пройдет слишком многое» (19.01.91). «Не старайтесь быть очень старательными» (20.01.91).
6) Расширение границ слова посредством его использования в разных значениях, с различными определениями, в качестве центра повествования, например' «Вам предстоит несколько минут побыть в одиночестве. Вы скажете: я ведь так одинок. Это не то одиночест¬во, это другое. Это — высшее одиночество. У вашего ребенка, хоть он и маленький, есть свое, большое одиночество» (20.01.91) (см.: Коломийцева О. А., 1991, с 137-138).
По грамматическим параметрам тексты Кашпировского «тяго¬теют» к универсальным формулам гипноза, различается лишь ко¬личество местоимений и союзов (у Кашпировского их в среднем больше — 20 36% и 9.97% соответственно) и глаголов (их меньше — 18.98%).
Наличие большого количества числительных указывает на род¬ство текстов Кашпировского с текстами классического гипноза. Это противоречит несколько поспешным выводам о том, что «А. М. Кашпировскин в своем воздействии, существенно отличаю¬щемся от классического гипноза, свел приемы прямого внушения до минимума» (там же, с. 130).
Таким образом, анализ уже на самом общем, формальном уровне, позволяет различать особенные и универсальные качества индивидуальных суггестивных текстов, а соотнося эти формальные показатели со смысловыми особенностями того или иного текста, можно разгадать, по крайней мере, часть его тайн и спрогнозиро¬вать его судьбу Грамматический состав текстов психотерапевтических сеансов А. Кашпировского в сравнении с формулами гипноза (в %%)
Части речи Формулы гипноза А. Кашпировский
существительные 18.65 17.64
прилагательные 6 52 6.28
числительные 3.31 2.52
местоимения 15.75 20 36
глаголы 25.49 18.98
наречия 13.97 9.36
предлоги 6.53 8.75
союзы 5.69 9.97
частицы 4.09 5.53
вводные, модальные слова — 0.59
междометия — 0.02
Таблица 20
Так, амбивалентность фоносемантики прямо выводит нас на амбивалентные особенности смысла, грамматики и пр. «Я не вызы¬ваю гипнотических трансов, никогда к ним не стремлюсь и вы не услышите из моих уст установки, что надо отключиться, надо рас-слабиться и чтоб с Вами что-то должно быть. Это вы не услышали. Не услышите это и потом»,— это высказывание А. М. Кашпиров¬ского, как, впрочем, и вся «словесная ткань» его сеансов, по сути, и есть способ вызвать сильнейший транс.
Что такое «фане»? Согласно 15-му изданию «Словаря иностран¬ных слов» — это «1) внезапно наступающее кратковременное рас¬стройство сознания, во время которого больные совершают немоти¬вированные поступки, стремительно бегут, бессвязно говорят; от¬мечается гл. обр. при эпилепсии; 2) состояние отрешенности, экстаза, "ясновидения" идр» (1988, с. 502). Согласно взглядам М. Эриксона, В. Сейтер и др. американских психотерапевтов, транс — состояние лечебное (повышенной открытости, доверия, творчества), и вызвать его можно любым неожиданным вопросом или поступком.
В данном же случае перед нами полностью амбивалентные, раздваивающие сознание, ставящие его в логические тупики, ис¬полненные в стиле «плетения словес» тексты. К тому же, эти тексты предельно универсальны в смысле учета любой мифологии, любого типа реагирования (включая так называемых «сопротивленцев»). Стоит только сосредоточиться на таком тексте и., транс неизбежен. Чего стоит, например, одно лишь следующее высказывание: «Плывите по течению в своих мыслях, чувствах... Я должен сказать, что это нелегкая задача — плыть по течению, подчиниться самому себе, но вспомним древнее: "Не так, как я хочу, но как я". И про¬стите мое творчество, потому что это изречение звучало по-другому: "Не так, как я хочу, но как ты". Это когда я к вам, но ко¬гда вы сами к себе, то вправе сказать: "Не так как я хочу, но как я"» и т. д., и т. п А на фоне «паутины» этих слов, конечно, трогательно звучат фразы типа: «Верьте мне, который выпил очень горькую чашу, прежде чем решился на то, чтобы войти в ваш дом, на то, чтобы рискнуть взять на себя вас, вашу какую-то судьбу, поверьте мне». Светлый образ страдающего человека, принимающего на се¬бя чужие грехи и боли, вынужденного говорить: «Я мог бы не го¬ворить, мог бы молчать и много раз даю себе зарок в таких ситуа¬циях — помолчать. Но я чувствую ваше живое влечение к тому, чтобы что-то услышать».. И еще маленький штрих — самое час¬тотное слово в этом тексте — союз «и» (70 раз), излюбленная связка в методике нейролингвистического программирования. Так что, с точки зрения современной лингвистики (в отличие от точки зрения современного естествознания, выраженной в уже цитированной книге Дуброва и Пушкина) никакого «чуда» и даже, к сожалению, тайны, в феномене Кашпировского нет. Налицо хорошее знание психологии и использование (возможно интуитивное) универсаль¬ных суггестивных приемов. Что до ошибок и логических противо¬речий — для огромной группы МС, потрясенного феноменом Каш¬пировского, это необходимый фактор. По свидетельству проф Б. А. Грушина с точки зрения МС бессмыслицы и противоречия все время выигрывают по сравнению с логикой. Не ясна только перво¬причина такой обусловленности: амбивалентность приводит к по¬вышенной внушаемости населения или наоборот?
По мнению О. А. Коломийцевой, «психотерапевтический метод А. М. Кашпировского представляет собой уникальный, до послед¬него времени неизвестный способ возбуждения сферы бессознатель¬ного в психике индивида. Воздействие на бессознательное, сопро¬вождаемое переключением сознания, отвлечением внимания пациента от своих заболеваний, по-видимому, возбуждает процессы саморегуляции в организме больного, что ведет к обратному разви¬тию соматических и психосоматических патологических состояний и активизации негентропийных тенденций в организме» (1991, с. 124). Попытка постичь специфический языковой код Кашпировского привела к выделению ряда средств и приемов отвлечения соз¬нания и введения в сферу восприятия адресата единиц кода бессоз¬нательного. К таким средствам и приемам О. А. Коломийцева относит:
1) Парадоксы, которые можно определить как языковые едини¬цы, содержащие противоречия в своей смысловой структуре, вклю¬чающие два противоположных сообщения, например: «Лечение тогда, когда нет лечения» (20.01.91). «Все условия хорошие, даже плохие» (20.01 91). «Лучший способ ко мне попасть — это не попа¬дать. И вот тогда вы попадете». (17.10.91). Обычное восприятие таких сообщений с точки зрения истинности-ложности невозможно, поэтому парадоксы не анализируются больным, а выступают в его понимании как единое, не членимое целое, формируя некий синте-тический образ.
1а) Парадоксы семантические. Содержат противоречия не¬посредственно в своей семантической структуре как нечто по¬стоянное, инвариант, например: «Мой метод — в отсутствии метода» (17.10 91);
16) Парадоксы прагматические, когда информация, пере¬даваемая высказыванием, вступает в противоречие с истинным положением дел, с самой ситуацией: «Здесь никого нет, только Вы» (20.01.91).
2) Тавтологические высказывания: «Пускай с вами делается то, что делается» (18.01.91). «Ваши руки — это ваши руки» (20.01.91). «Все закончится тогда, когда закончится» (18.01.91).
3) Высказывания констатирующего типа с глаголами в настоя¬щем, прошедшем или будущем времени, например: «У некоторых имеются приятные приливы тепла, происходит экскурсия крови, давление нормализуется» (7.06.89). «У многих уже начали шеве¬литься руки. У многих из вас уже прошла боль» (7.06.89).
4) Предложения с глаголами в форме повелительного наклоне¬ния, например: «Не боритесь с такими мыслями, которые являются нелечебного характера» (7.06.89).
5) Предложения, включающие перформативные глаголы, т. е. глаголы, которые являются наименованием определенных речевых действий. А. М. Кашпировский использует в таких случаях глаголы с суггестивным значением: «внушаю», «даю установку», «програм¬мирую», например: «Внушаю: закрываются глаза, закрылись» (Январь, 1989, ТВ сеанс). .,
6) Замена придаточного предложения обобщающим наименованием, например: «Не хочу говорить лишних слов, не хочу обе¬щать золотые горы, эти слова скажете вы, об этом вы напишите, сообщите» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс).
7) Употребление восклицательных предложений, например: «Чего стоит только слово, один только намек на то, что сейчас ты¬сячи людей расстались с болью!» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс).
8) Сочетание сложноподчиненного предложения с высказыва¬нием, имеющим противоположное значение (сложный парадокс), например: «Все ждут от меня, что я начну уговаривать вас лечиться, что буду пояснять, что у вас проходит головная боль, у вас прохо¬дит опухоль. Я это никогда не говорю» (7.06.89).
9) Высказывания с глаголами в форме сослагательного накло¬нения, например: «Если бы мы все увидели, сколько сотен людей в эту же секунду освободились от своего недуга, мы все бы плакали» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс).
10) Риторические вопросы, которые не требуют ответа. «Правда есть, вы ощутили лень, слабость и дальше вы будете это испытывать» (Январь, 1989, ТВ сеанс).
11) Высказывания с имплицитной казуативностью. Речь идет о структурах, состоящих из двух частей. В первой части дается опи¬сание некоторого реального факта или состояния адресата. Во вто¬рой содержится информация о том состоянии, которое должно быть результатом воздействия. Сочетание в одном предложении реаль¬ного и желаемого уничтожает различия между ними в восприятии пациента, что усиливает суггестивность высказывания, например. «Считаю, по ходу счета ваше состояние несколько углубится, полу¬чит новые краски, а многие испытают красочные ощущения, у не¬которых перед глазами уже не мои глаза, а море, облака» (12.03.89).
12) Функция создания расплывчатости повествования создается неопределенными и количественными местоимениями, широкозначными существительными во множественном числе: «Никто не будет кричать и плакать громко, многие уже в движении, есть та¬кие, которые ходят по залу» (7.06.89).
13) Показатели нереальной модальности (модальные глаголы, слова и выражения), например: «Перед вашими глазами может воз¬никнуть человек, пляж, море, а может будет наплыв мыслей» (7.06.89).
14) Обобщающие высказывания, например' «Сила телевизион¬ной терапии велика» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс)
15) Четкая ритмическая организация, которая создается за счет использования многочисленных стилистических приемов синтакси¬ческого статуса, основными из которых являются конструкции, по¬вторы, полисиндетон «многословие», номинативные предложения, прием нарастания, сочленение вместо подчинения. Параллельные конструкции представляют собой сочетание двух или более пред¬ложений, построенных по одной структурной схеме. Высокая час¬тотность параллельных конструкций создает впечатление четкости, определенности формы. Пациент как бы вовлекается в непрерыв-ный процесс воздействия, например: «Не задавайтесь целью рас¬слабиться, не задавайтесь целью заснуть, не задавайтесь целью за¬быться, не присматривайтесь к себе. Не смотрите сейчас, допустим, на ваши руки или какие-то изъяны и не ждите, чтобы на ваших гла¬зах это все моментально произошло, хотя такое тоже не исключено» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс) Аналогичную функцию выполняют по¬вторы как отдельных слов, так и целых предложений, например: «Я бы хотел успокоить тех, кто некомпетентен, и я бы хотел успокоить тех, кто считает себя компетентным» (17.01.91). Использование приема нарастания, с одной стороны, создает четкость повествова¬ния, с другой — вызывает углубление состояния, что связано с объ¬единением в одной структуре обозначений реальных и желаемых ощущений, например: «Кто расслабился — расслабиться еще боль-ше» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс, см.: Коломийцева, 1991, с. 126-136).
Все эти приемы осуществляют переход к бессознательному, а «речь Кашпировского обнаруживает непосредственную связь с символикой бессознательного, характеризующейся континуально¬стью, метафоричностью, ритмичностью, эмоциональной окрашен¬ностью, парадоксальностью, амбивалентностью» (там же, с. 135).
Если вернуться к гипотезе Б. Ф Поршнева, то историческое по¬явление амбивалентности он назвал «дипластией» (дипластия — двойственность). И. Н. Горелов, имея в виду то же, по сути своей, явление, которое мы уже обозначили как «амбивалентность» и «дипластия», использует термин «энантиосемия» и отмечает, что «в современных языках энантиосемия не представляет собой особого раритета и обнаруживает даже определенную тенденцию к разви¬тию (1987, с. 79) Может быть, тенденция к развитию энантиосемии и есть поиск новых суггестивных средств в различных языках? А пока отсутствие достоверных знаний о суггестивных резервах языка с одной стороны, и использование широких возможностей средств
массовой коммуникации с другой (телепсихотерапия, радиопсихо¬терапия) приводят к случаям отрицательного влияния на психику реципиентов: «Ятрогенно внушенные отрицательные эмоции спо¬собствуют обострению шизофренического, органического и эпи¬лептического процессов и невротических расстройств» (Вишнев¬ская, Кошкин, Вишневский, 1991, с. 46). Авторы статьи «Психичес¬кие расстройства у принимавших сеансы телепсихотерапии», наря¬ду с другими возражениями морально-этического характера, отме¬чают «обращение к массовому сознанию, к недифференцированным механизмам регулирования поведения (прямое внушение истериче¬ских расстройств А. М. Кашпировским ради зрелищное и усиле¬ния психологического прессинга), принижение рационального от¬ношения к происходящему» (Вишневская и др., с. 41), и делают вывод о том, что «именно несоблюдение медицинской морали дела¬ет телесеансы пагубными для психики части пациентов. Привле¬ченные умело подогретым ажиотажем, попав в ситуацию грубого эмоционально-стрессового воздействия истерической эпидемии, люди с наклонностью к психическим аномалиям в ряде случаев по¬лучают ухудшение самочувствия» (там же).
По-видимому, должны быть строгие научные критерии экспер¬тизы суггестивных текстов, рассчитанных на воздействие не только массовое, но и индивидуальное. Приведенные выше данные анализа текстов телесеансов Кашпировского убедительно показывают, с одной стороны, умелое манипулирование МС, а с другой — интуи¬тивное, зачастую ошибочное применение прямых внушений (недо¬оценку латентных суггестивных механизмов языка). Авторы проци¬тированной нами статьи, кстати, отмечают особо «высокую частоту появления агрессивных тенденций — у 13 из 40 пациентов, несмотря на "телеустановки" к добру и миролюбию» (там же, с. 46): та самая отрицательная индукция, о которой мы, вслед за Н. И. Чуприковой и В. С. Мерлиным писали выше.
Случайна ли такая реакция? Думаем, нет. О. А. Коломийцева, пытавшаяся разгадать «лингвистическую» загадку Кашпировского, обнаружившая «непосредственную связь с символикой бессозна¬тельного» и поэтическую основу его речи, вместе с тем отмечает: «Общение с пациентом на "языке бессознательного" ведет к возбу¬ждению этой сферы. Справедливость данного положения подтвер¬ждается исследованиями, проводимыми Д. Л. Спиваком, который изучал процесс диссолюции сознания у больных под воздействием инсулина, кетамина, тремблекса и транквилизаторов. Процесс рас¬пада сознания включает шесть стадий, причем каждому из шести уровней соответствует своя система языковых средств. Употребле¬ние структур, типичных для определенного уровня, вызывает его активизацию. ...Авторский стиль А. М. Кашпировского характери¬зуется высокой частотностью сложносочиненных, простых и номи¬нативных предложений, которые, по мнению Спивака, принадлежат к средним уровням диссолюции сознания. Указанные структуры используются в текстах, построенных по логическом}, а не ритми¬ческому принципу. Компоненты сложноподчиненных предложений находятся в отношениях зависимости или причинно-следственных отношениях. Такие отношения невозможно передать средствами бессознательного. Как отмечает 3 Фрейд, логическая связь в бес-сознательном передается в форме одновременности. Например: "Каждый сеанс провожу по-другому, и только из-за этого — новые примеры" (7.06.89) "Приятная такая плавность во всем" (октябрь, 1989, ТВ сеанс)» (1991, с. 135-136).
А если это не только констатация приемов, но и диагноз? В нача¬ле той же статьи отмечается, что люди, участвующие в сеансах сни¬мают всякую критику только потому, что находятся в положении зависимости от врача. Вспомним лидеров, которым приходится от¬стаивать свои лидерские права в диалоге! Насколько же комфортнее чувствует себя врач-психотерапевт, вещающий с телеэкрана в МС, впитывающее информацию как губка без всякой критики.
Подводя итог, отметим следующие закономерности порожде¬ния индивидуальных суггестивных текстов в процессе профессио¬нальной коммуникации (в данном случае под профессиональной коммуникацией понимается намерение воздействующего тем или иным образом повлиять на здоровье собеседника или МС):
1) ситуация профессиональной оздоровительной коммуникации способствует ослаблению критики со стороны сознания суггестантов;
2) суггестор присоединяется к смысловым полям реципиентов и воздействует на них при помощи арсенала специальных средств речевой суггестии;
3) при порождении индивидуальных суггестивных текстов в ка¬честве смысловой основы и фрагментов текста используются уни¬версальные суггестивные тексты соответствующей мифологии;
4) наиболее характерные и частотные параметры индивидуаль¬ных суггестивных текстов легче изучать при помощи точных мето¬дов, так как при выборочном анализе внимание приковывают наи¬менее частотные и характерные приемы;
5) анализ индивидуальных суггестивных текстов свидетельствует о том, что они в большой степени спонтанны, в большинстве своем не обработаны литературно; включены в контекст ситуации; рит¬мичность их обусловлена резонансом с толпой или отдельной лич¬ностью и поддерживается специальными средствами (музыкой, рас-качиванием и т. п.).
Таким образом, суггестор является вынужденным лидером, не¬отвратимо воспринимаемым подсознанием и не важно, кто осуще¬ствляет суггестию: профессионал высокого уровня или увлеченный какой-либо идеей маньяк с револьвером... Он победит. Даже, если ему не верят. Даже, если шум в зале. Даже, если Вы вовремя вы¬ключили телевизор. Социальный эксперимент пройдет успешно. Как пишет А. Минделл, «меня всегда беспокоила бессознательность и абсурдность поведения многих мировых вождей. Я удивлялся — как еще этот мир существует? Как можно было управлять этим ми¬ром, если на свете так мало истинно богоносных вождей?» (1993, ч. 1, с. 71).
Принципы восточного единоборства гласят:
«— Черное и белое — лишь названия полярностей; они хотя и разные, но равны.
— Победить противника можно, лишь поняв его, а понять можно, только полюбив.
— Жизнь — самый великий учитель. Учит все: и горе, и радость. Абсолютно из всего можно извлечь полезный урок саморазвития.
— Нельзя сопротивляться естественному потоку жизни и Дао — великому естественному ходу событий.
— Истина везде: если ты не можешь найти ее там, где ты сто¬ишь, почему ты думаешь, что найдешь ее там, где тебя нет.
— Нельзя поучать, можно только показывать, как надо посту¬пать.
— Настоящий учитель может научиться и у ученика» (Ши-хирев, 1993, с. 7).
Это очень похоже на те лингвистические приемы, которые мы находим, например, в текстах Кашпировского. Вопрос только о результате...
Возвращаясь к проблеме лидерства, вспомним древние пред¬ставления, которые «включали в себя качества таких лиц, как жре¬цы, короли, королевы, духовные лица и политики. Например, в гек¬саграммах китайской "Книги перемен" — И-Цзин — лидер часто сравнивается с мудрецом, разговаривающим с небом и пытающим¬ся передать эту информацию людям. Мудрый лидер улавливает настоящие и будущие проявления духа и помогает людям приспо¬собиться к ним.
Лидер сам по себе является проявлением духа: это роль, на совершенное исполнение которой не может надеяться никакая отдельная личность. Лидерство — это часть группового проекта, и все мы должны выполнять его»,— считает специалист по психо-терапии Земли (психологии ноосферы) А. Минделл (1993, ч. 1, с. 66). Соединяя научный миф и другие виды мифов посредством магического языка, доктор (в той или иной мере осознанно) соз¬дает собственный миф.
Есть разные пути создания мифа врача:
1) стихийное формирование, происходящее помимо воли объек¬та мифа на основании его внешних проявлений и высказываний, зафиксированных МС (например, «кровавый» Алексейчик, «доб¬рый» доктор Сытин);
2) осознанное целенаправленное формирование мифа, которое зависит от степени профессионализма коммуникатора:
а) коррекция неудовлетворительного мифа (нарколог Мал-кин, психотерапевт Кашпировский),
б) присоединение к чужому мифу («любимые ученики» Довженко),
в) отрицание какого-либо мифа (таким образом, все-таки присоединение к нему — «давний конкурент Кашпировского»);
г) сознательное лингвистическое творение мифа.
Естественно, эта классификация носит несколько условный ха¬рактер. Даже в случае стихийного формирования мифологических представлений МС о каком-либо докторе, конечно же, присутству¬ют попытки создать благостное представление о себе и своем мето¬де. Очень часто это происходит навязчиво-информационным путем: перечисляются регалии, полученные сертификаты и должности. И все это, в конечном итоге, нисколько не способствует формирова¬нию положительных интериоризованных коннотаций, а скорее на¬оборот — утомляет и отталкивает. С другой стороны, достаточно породить предельно лаконичный текст со многими степенями сво¬боды: «Лазерное кодирование. Прием ведет сам доктор А. В. Кылосов», как к этому доктору потянутся люди, так как «сам» ассоции¬руется с чем-то важным, значительным и авторитетным. Эта фра¬за — начало творения мифа.
Сознательное профессиональное «вхождение» в роль возможно только либо при априорном наличии у претендента особых лин¬гвистических навыков, но более реально в условиях терапевтиче¬ской группы типа ВМЛ. Наличие мифа доктора — необходимое условие лечения ввиду мифологической природы симптома, болез¬ни и здоровья.
А. Ш. Тхостов, описывая мифологическую природу симптома, говорит о мифе болезни, мифе лечения как о слабоструктурирован¬ных областях предположений, ожиданий, предрассудков, открытых для постоянного влияния извне: «Учитывая семиотическую природу ситуации врачевания, можно понять многие необъяснимые с пози¬ции объективизма (представляющего лечение как некий физико-химический процесс) феномены: ритуального лечения, плацебо-эффекта, психотерапии и пр.» (1993, с. 6). Как видим, ритуальное лечение, плацебо-эффект и психотерапия выстраиваются в логиче¬ский ряд и интересно проанализировать общее и различное в этих видах «лечения», чтобы лучше разобраться в феномене мифологи¬зации самого доктора.
1. Ритуальное лечение
Пример такого рода лечения приводит К. Леви-Строс, описы¬вая ритуальное исполнение особого песнопения шаманом в момент трудных родов. В песнопении описывается путешествие неких ма¬леньких существ, являющихся причиной болезни, по телу больной, которое заканчивается победой над ними шамана. Это чисто пси¬хологический способ лечения, так как шаман не прикасается к телу больной и не дает ей никаких лекарств, но в то же время явно и прямо говорит о патологическом состоянии и о том, чем оно вызы-вается. Смысл этого песнопения заключается в том, что он перево¬дит неопределенные ощущения больной в четко локализованные, понятные и, предоставляя ей язык, превращает аффективно заря¬женную ситуацию в безопасную, не таящую в себе ничего угро¬жающего (ту же функцию в научно-медицинской мифологии вы¬полняет правильно проведенная психопрофилактика женщины перед родами). «Песнь представляет собой как бы психологическую манипуляцию с больным органом и... выздоровление ожидается именно от этой манипуляции» (Леви-Строс, 1983, с. 170). Это кон¬кретный пример влияния мифа на первичную чувственную ткань, модифицируя которую шаман существенно облегчает муки больной.
По мнению Б. Ш. Тхостова, в логике развития болезни следует различать две стороны: объективную, подчиняющуюся натураль¬ным закономерностям, и субъективную, связанную с закономерно¬стями психического и семиотического. Только в абстрактном пре¬деле они совпадают полностью, в реальности же они могут весьма значительно расходиться. Так, даже при объективном прогрессировании болезни, больные, верящие в эффективность проводимого им лечения (часто совершенно неадекватного), могут длительное время чувствовать субъективное улучшение. Примеры такого рассогласо-вания поистине удивительны: фанатичные последователи лечебного голодания, несмотря на очевидную угрозу здоровью и жизни, тем не менее, чувствуют непрерывное улучшение, иногда вплоть до ле¬тального исхода, а в различных религиозных обрядах весьма болез¬ненные действия совершенно не воспринимаются как таковые. На¬против, если какое-то состояние означается как болезнь, а лечение воспринимается как невозможное или недостаточное, то даже при объективном излечении пациент будет продолжать считать себя больным. «Сглаз», «приворот», связанные в сознании субъекта с болезнью, вызывают соответствующие соматические ощущения. Крайнее выражение такой связи — Вуду-смерть, следующая в ре¬зультате заклинания, колдовства или нарушения табу (Рейковский, 1979; Леви-Строс, 1983). Случаи излечения от Вуду-смерти с помо¬щью методов европейской медицины возможны, лишь, если пациент считает магию белого человека самой сильной.
Объективная верность мифа, лежащего в основе метода лече¬ния, не имеет принципиального значения. Самые фантастические и нелепые лечебные приемы находят своих убежденных последовате¬лей. Именно это и есть неспецифический фактор, обеспечивающий любой терапевтической тактике определенный успех, особенно в плане ближайших результатов (см.: Тхостов, 1993, с. 7-8).
Как и в случае с шаманом, «то, что мифология шамана не соот¬ветствует реальной действительности, не имеет значения: больная верит в нее и является членом общества, которое в нее верит. Злые духи и духи-помощники, сверхъестественные чудовища и волшебные животные являются частью стройной системы, на которой основано представление аборигенов о вселенной... То, с чем она не может при¬мириться, это страдания, которые выпадают из системы, кажутся произвольными, чем-то чужеродным. Шаман же с помощью мифа воссоздает стройную систему, найдя этим страданиям в ней соответ¬ствующее место» (Леви-Строс, 1983, с. 175, см. так же: Смоляк А. В., 1991; Потапов Л. П., 1991; Кастанеда К., 1993; Минделл А., 1993, ч. 1).
2. Психотерапевтическое лечение
|
