|
Нами проанализировано 35 основных молитв, длиной в 2 271 слово, соответствующих христианскому типу мифологии. Основной фоносемантический признак молитв — «светлый» (см. таблицу 5).
Результаты автоматического анализа фонетического значения 35 молитв
Ранг Наиболее частотные признаки текста-конгломерата (в показателях)
I светлый 45.87
II нежный 33.87
III яркий 27.16
Таблица 5
Как видно из таблиц 2 и 6, состав наиболее частотных звуков молитв отличается от состава звуков заговоров:
Наиболее частотные «звукобуквы* 35 молитв по
результатам автоматического анализа (в показателях
частотности)
Ранг Текст-конгломерат
1 И 23.10
2 Г 10.88
3 щ 10.30
4 М' 9.87
5 с 9.73
6 я 7 87
7 В' 7.65
8 X 7.62
9 в 6.69
10 ж 5.92
Таблица 6
1) появляются звонкий простой краткий Г, глухой диезный дли¬тельный Щ, звонкий простой длительный Ж; глухой простой дли¬тельный X;
2) символика звуков:
а) гласные И, Я, Б оцениваются информантами (по данным А. П. Журавлева, 1974, с. 91) как «хорошие»;
б) наиболее частотные согласные, как и в случае заговоров, оцениваются как «нейтральные» (Г, М', В', В), либо как «плохие» (Щ, С, X, Ж, П).
В состав наиболее частотных звуковых повторов вошли звуко-буквы, не попавшие в состав наиболее частотных, подтверждающие ту же закономерность: О— «хороший», Н', Р' —«нейтральные» и только согласный Л' оценивается как «хороший».
Употребление звуковых повторов, состоящих из звуков, резко превышающих нормальную частотность (ми, во, ис, ли, го, и др.), в комплексе, должно обеспечить текстам молитв следующие призна¬ки: «светлый» (11.15), «радостный» (10.95), «яркий» (9.87), что сов¬падает с данными таблицы 5.
Преимущественное употребление гласного И обеспечивает на¬личие голубого (синего) цвета, вкрапления О (желтого), Я (крас¬ного) и Ю (сиреневого) дополняют цветовую гамму. Преобладание «голубого» И, как в заговорах, так и в молитвах едва ли является случайным: христианский миф пришел на смену языческому, что и отразилось на характере сакральных текстов. Эту общность еще в 1851 году отмечал А. Н.Афанасьев, утверждая: «Из рассмотрения слов, синонимичных ведуну и ведьме, находим, что в словах этих лежат понятия сродственные, которые в язычестве имели смысл чисто религиозный, именно понятия: таинственного, сверхъестест¬венного знания, предвидения, предвещаний, гаданий, хитрости или ума, красной и мудрой речи, чаровании, жертвоприношений, очи¬щений, суда и правды, и, наконец, врачевания, которое сливалось в язычестве с очищениями» (с. 7).
Наиболее полное описание христианской и вообще религиоз¬ной символики голубого и синего цвета мы находим в работе П. А. Флоренского «Бирюзовое окружение Софии и символика го¬лубого и синего цвета». Обобщая теории Фр. Порталя, Леонар¬до да Винчи, Гете, Лидбитера, посвященные символике цвета, Фло¬ренский достаточно однозначно связывает голубой цвет с идеями божественными, религиозными: «Лазурь, в своем абсолютном зна¬чении, представляет небесную истину; что истинно, что есть в се¬бе— то вечно, как и наоборот, преходящее — ложно. Лазурь была, поэтому непременным символом божественной вечности, человече¬ского бессмертия, и, вследствие этого, естественно стала цветом траурным» (Флоренский, т. 1 /П/, с. 558).
Содержание высоких звуков в молитвах выше, чем в заговорах (соответственно 56.16% и 53.13%), а длина слова в слогах — чуть больше (2.22 и 2.06).
Индексы лексики в молитвах (см. таблицу 1) идентичны соот¬ветствующим индексам заговоров, что еще раз доказывает их гене¬тическую близость.
Грамматический состав молитв (таблица 2) имеет следующие особенности:
1) ничтожное содержание числительных (0.48);
2) более высокое содержание союзов (прежде всего, союз «и»)— 10.86%.
Остановимся подробнее на анализе одной из молитв — «иису¬совой». Иисусова молитва является основой одной из классических славянских психотехник, известной на Руси под названием «умного делания». (Особенно подробно описано «умное делание» в книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу» (Па¬риж, 1973)).
Иисусова молитва применялась в двух вариантах: полном (Гос¬поди Исусе Христе, сыне божий * помилуй мя грешного) и сокра¬щенном (Господи Исусе Христе, * помилуй мя). Рекомендовалось начинать «делание» с наиболее простого сокращенного варианта и, по мере просветления, переходить к полному. Есть ли лингвистиче¬ские отличия в этих вариантах?
Анализ показывает, что в полном варианте молитвы появляет¬ся признак «светлый», почти равноправный (по показателю) с ве¬дущим признаком «тихий».
Фоносемантические признаки полного и сокращенного вариантов Иисусовой молитвы
Ранг Сокращенный вариант Полный вариант
I тихий (7.46) тихий (4.84)
II медлительный (6.59) светлый (4.61)
III печальный (3.47) минорный (4.24)
Таблица 7
Состав звуков, превышающих нормальную частотность, в пол¬ном и сокращенном вариантах, также почти одинаков (С, Г, П, X, М', И), только в сокращенном варианте превышает нормальную частотность еще гласный У (по данным А. П. Журавлева он также «синий», но «тусклый» и «темный», в отличие от «светлого», «яркого» И). Следовательно, и здесь заметно усиление той же идеи постепенного просветления.
Грамматический состав Иисусовой молитвы характеризуется преобладанием имен существительных и собственных (60% в со¬кращенном варианте и 50% — в полном).
Золотое сечение (отмечено звездочкой) и в том и другом случае перед словом «помилуй», т. е. совпадает с кульминацией текста и
делит его на две неравные части: развернутое обращение (большая часть) и короткая смиренная просьба (меньшая).
Таким образом, анализ молитв показывает, что убеждение в том, что культовые ритуалы с точки зрения суггестии (внушения) «могут рассматриваться как способ волевого воздействия» (Петров, 1986, с, 23), не совсем правомерно. Молитва в такой же степени контрсуггестивна, в какой суггестивна (недаром молитва широко использовалась христианами как защита от иррационального, опасного, злого — см.: Шпренгер, Инститорис, 1990). На основании объективного лингвистического анализа молитв вполне можно со¬гласиться с утверждением В. Ахромовича (1990, с. 26) и X. М. Алие¬ва (1990, с. 42-43) о целебном влиянии молитвы на физико-хими¬ческую и психофизиологическую основы человека.
Рассмотрим еще несколько примеров, чтобы выяснить, какие конкретные закономерности (лингвистические параметры) молитв способствуют процессам саморегуляции личности.
Обратимся к исследованию Л. П. Гримака, который пишет: «Представление о Боге, в каком бы обличье он ни мыслился, соче¬талось с глубокими и прочными эмоциями. Глубинный страх, экс¬татическое преклонение, распахнутая готовность послушания этому высшему существу, определяющему само существование — вот что такое Бог для человека. Поэтому любая просьба, обращенная к не¬му, сопровождалась напряженным ожиданием и поиском призна¬ков, которые бы подтверждали факт ее реализации. А непоколеби¬мая вера в защитительную роль бога, впитанная с молоком матери, при желании позволяла любому находить такого рода признаки. Особенно это было действенно, когда просьбы касались внутренних проблем самого молящегося: "о ниспослании утешения в горе", "умножения сил в многотерпенье", "даровании выздоровления от болезни" и т. п. Старец Зосима в "Братьях Карамазовых" Ф. М. До-стоевского хорошо, на наш взгляд, раскрывает эту психотерапевти¬ческую роль религиозных представлений, выраженных в данном случае через молитву: "Каждый раз в молитве твоей, если искренна, мелькнет новое чувство, а в нем и новая мысль, которую ты прежде не знал и которая вновь ободрит тебя; и поймешь, что молитва есть воспитание"» (1991, с. 38-39).
Чтобы проследить, каким образом осуществляется механизм психокоррекции, выход на интегральные проблемы бытия через дискретные тексты, сравним несколько наиболее распространенных молитв: 1) Молитва Господня («Отче наш...»); 2) Молитва Честно¬му Кресту («Да воскреснет бог...»); 3) Канон покаянный (Владыко
Слово мое крепко»... 103
ристе Боже...»); 4) Псалом 90 («Живый в помощи Вышняго...»);
имвол веры («Верую во единаго Бога Отца...»); 6) «Песнь пре-вятой Богородице» («Богородице дево радуйся...»).
Фоносемантические признаки избранных для анализа молитв юлеблются в достаточно широком диапазоне («Отче наш» — «мед-ительный», «сильный»; «Честном)- кресту» — «нежный», «тихий», «светлый»; «Канон Покаянный» — «медлительный», «светлый»; «Псалом 90» — «нежный», «прекрасный», «светлый»; «Символ ве¬ры» — «светлый»; «Богородице дево» — «сильный», «суровый», «яркий»). «Сквозным» признаком является «светлый». Особое ме¬сто занимает «Песнь пресвятой Богородице», которая авторами «Молота ведьм» инквизиторами Я. Шпренгером и Г Инститорисом объявляется одним из способов освобождения «от соблазнов инку¬бов и суккубов» (1990, с. 254) и, в силу своей краткости и фоносемантического состава может быть приравнена к защитным мантрам йогов. Те же авторы предлагают в качестве лечебного и защитного способа, вслед за св. Августином, следующее: «Когда же надобно вам что-нибудь сделать или куда-либо выйти, то осеняйте себя кре¬стным знамением во имя Христа и, произнося с верою символ веры или молитву Господню, действуйте спокойно с божьей помощью» (там же, с. 270). Возможно, конечно, что разброс фоносемантических признаков объясняется преимущественным вниманием к со¬держанию молитв, однако определенная закономерность здесь про¬сматривается. Чем «сильнее» с точки зрения профессионалов молитва, тем больше разброс признаков (амбивалентность на фоносемантическом уровне, множественность, размытость сверхсмыслов).
Наиболее частотные «звукобуквы» в молитвах — В, С, Г, Щ, Я, И. В молитве «Честному Кресту» преобладает Б, что соответствует сиреневому цвету; остальные молитвы — «синие» (голубые), за ис¬ключением «Песни Пресвятой Богородицы», где из всех гласных преобладает «желтый (белый)» О. По П. А. Флоренскому «цвет желтый... —это цвет ближайший к свету, так сказать первое явле¬ние света в веществе. Напротив, голубой — это как бы тончайшая мгла, — как бы наиболее просиянное вещество» (1990, т. 1 {II}, с. 562).
Говоря о световых оболочках (аурах), окружающих все тела, Флоренский, вслед за Лидбитером, отмечает: «голубое есть знак самоотверженности и желания приносить себя в жертву за всех. Ес¬ли эта склонность к самопожертвованию крепнет настолько, что претворяется в сильный акт воли, выражающийся в деятельном
служении миру, тогда голубое просветляется до светло-фиолетово¬го» (там же, с. 569). Характерно, что именно молитва «Честному Кресту», в которой идея самопожертвования выражена наиболее ярко, по цветовой символике отличается от других молитв.
Л. П. Гримак, объясняя психологические механизмы благо¬творного действия молитв, отмечает, что бог выполнял функции своеобразного духовного зеркала, в которое привычно и повсе¬дневно смотрелся человек, выверяя в нем чистоту и праведность своего морального облика (1991, с. 39). Именно потребностями са¬мокоррекции объясняется выбор личностью с христианской мифо¬логией той или иной молитвы. Отсюда и традиционное разделение молитв на «утренние», «на сон грядущим» и др.
Различное функциональное назначение отражается и на грам¬матическом составе молитв. Во всех проанализированных молитвах преобладают существительные, за исключением Господней молит¬вы («Отче наш...»), где наибольшее количество местоимений. По мнению Л. Н. Мурзина, «местоимение — это чрезвычайно абст¬рактная часть речи и в то же время чрезвычайно конкретная в упот¬реблении. В любом тексте местоимение предельно конкретно, ведь оно замещает не предшествующее предложение, а весь текст, на¬полняясь весьма конкретным содержанием» (1991, с. 50). Может быть, именно это обстоятельство объясняет универсальность ука¬занной молитвы? Эту молитву характеризует также наименьшая длина слова в слогах (1,86), следовательно, наибольшая ритмич¬ность.
В текстах молитв, как и текстах заговоров, большое количество имен собственных (при обсчете мы их объединили в одну группу с именами существительными). Особой роли имени посвящены рабо¬ты А. Ф. Лосева (1990), П. А. Флоренского (1990), Л. П. Якубинского (1986), С. А. Трубецкого и др.
Как отмечал П. А. Флоренский, «имена всегда и везде состав¬ляли наиболее значительное орудие магии, и нет магических прие¬мов, которые обходились бы без личных имен» (Т. 2, 1990, с. 265). «...Народных убеждений достаточно, чтобы сделать имена очагами творческого образования личности. В самом деле: человечество мыслит имена как субстанциональные формы, как сущности, обра¬зующие своих носителей-субъектов, самих по себе бескачественных. Это категории бытия» (там же, с. 266). В суггестивных текстах соб¬ственные имена не противопоставлены терминам, а напротив, вы¬полняют функцию, сходную с функцией термина — сверхфункцио¬нальны сравнительно с обычными словами текста, выполняют дополнительную функцию — «функцию описания текста» (Л. Н. Мур-зин, 1991, с. 53). Ведь именно суггестивные, магичные тексты имел в виду, прежде всего, П. Флоренский, когда писал о нормативном значении имен, о их роли как социальных императивов (т. 2, 1990, с. 266), и утверждал с точки зрения христианской мифологии: «Мы исповедуем абсолютную (бесконечную) Личность, абсолютный идеал — Христа, (его воплощение здесь, на земле)» (с. 279). «Иисусова молитва» в этом смысле в своей части до «золотого се¬чения» представляет собой сплошное перечисление синонимичных (ритм — по В. В. Налимову!) имен.
Мантры и заклинания — тексты заимствованной мифологии
А. П. Журавлев, на основании данных, полученных экспери¬ментальным способом, утверждает, что «фонетическое значение изначально и универсально в той мере, в какой оно определяется акустическими и артикуляторными признаками звуков речи, и вто-рично, специфично для каждого языка в той мере, в какой на него влияют особенности речевого строя и специфические закономерно¬сти развития фонетики и семантики в разных языках» (1974, с 88). То же констатирует И. Н. Горелов, цитируя проф Карла Леонхар-да, известного своими исследованиями в области медицинской пси¬хологии, по данным которого «звуковые выразительные средства (имеются в виду непроизвольные фонации, сопровождающие выра¬зительные движения или вообще эмоциональные состояния) вос¬принимаются и интерпретируются с той же уверенностью и опреде-ленностью (что и мимические средства) всеми людьми, будь то женщины или мужчины, старики или дети, людьми с низкими и сильными или с высокими и слабыми голосами» (1980, с. 23).
Ввиду универсальности фонетического значения слов и текстов, поучительно проанализировать не только славянские классические суггестивные тексты, но и тексты иноязычные — мантры, и квазии¬ностранные — заклинания, успешно функционирующие параллель¬но со славянскими.
Мантры, по определению С. А. Гуревича,— это «специальные звукокомплексы, которые помогают фиксации мыслей... — фор¬мулы самовнушения, заклинания в виде слов и фраз, пения и сти¬хов, предназначенных для максимально глубокого сосредоточения на конкретной мысли и образе. Хотя мантры переводимы, реко¬мендуется произносить их на языке оригинала: считается, что они основаны на определенной комбинации звуков, вызывающих фи¬зиологический эффект». Учение о мантрах объединяется в раздел «мантра-йоги», предназначенной «для лечения психических рас¬стройств путем неоднократного произнесения мантр с медитацией на определенных образах» (1985, с. 144-145).
Мантры связываются в сознании носителей языка, прежде все¬го, с санскритом и ведийскими языками (слово «мантра» по проис¬хождению — санскритское). Названия санскрита — sam-skrta — обозначает «составленный», «с-ложенный» язык, доведенный до формального совершенства. Основная цель использования «божест¬венного языка» — санскрита — идеальная запись сакральных тек¬стов. Эта задача была решена древнеиндийскими грамматистами довольно удачно. Еще В. Гумбольдт в статье «Характер языка и характер народа» признавал: «что касается греческого и латинско¬го, то они обязаны своим первоначальным устройством удачному выражению каждой мысли в древнеиндийском» (1985, с. 374). С другой стороны, американский ученый Рик Бриггс назвал санскрит идеально пригодным языком для изучения проблем искусственного интеллекта: не утратив своей выразительности, санскрит в резуль¬тате специальной обработки обрел ясность и четкость математиче¬ского характера, словом, все то, что и требуется для компьютера (см., напр.: Сидоров, 1988, с. 13-14).
Для нас наиболее важен тот факт, что «действующим началом в мантрах считалось само слово в его конкретной звуковой форме (и в момент произнесения)» (Семенцев, 1981, с. 113), а совершенство¬вание санскрита начиналось со стороны его звуковой обработки.
Аргументация правомерности применения автоматического анализа текста, ориентированного на нормальную частотность зву¬ков русского языка, к иноязычным текстам, может быть следующей. Во-первых, должна быть общая точка отсчета для сравнения раз¬личных текстов. Во-вторых, речь идет о восприятии этих текстов носителями русского языка. В-третьих, русский язык и ведийские языки являются генетически родственными языками, что отмечает¬ся многими лингвистами. Так, Т. Я. Елизаренкова пишет: «По глу¬бокому убеждению переводчика, при переводе с ведийского на дру¬гие языки русский язык обладает рядом несомненных преимуществ перед западноевропейскими языками. Эти преимущества определя¬ются как большой степенью соответствия между ведийским и рус¬ским в силу лучшей сохранности в нем архаизмов, чем в западных языках, так и большей близостью русской (славянской) мифо-поэтической традиции и индо-иракской» (1989, с. 543).
Наряду с мантрами целесообразно рассмотреть тексты закли¬наний, используемые в различных магических системах. Мы уже отмечали большую эффективность иноязычных слов в связи с тео¬рией «философем чужого языка» В. Н. Волошинова (1929). Сходные идеи находим в работе В. И. Жельвиса «Эмотивный аспект речи», где автор пишет о боязни всего чужого как следствии определенных первобытных представлений: «Ощущение грубости, "поганости" чужой инвективы могло напрямую ассоциироваться с возможно¬стью использования древней формулы, позднее ставшей инвектив-ной, как магической сакральной идиомы. Известно, что пер¬вобытные народы гораздо больше боялись колдовства чужаков, чем своих собственных колдунов. Естественно поэтому, что про¬клятия (заклинания) на чужом языке могли восприниматься как более сильные, чем на родном» (1990, с. 44). Всего проанализирова¬но 252 мантры и 36 заклинаний (625 слов).
Результаты автоматического анализа фонетического значения 288 текстов мантр и заклинаний
Ранг Общие наиболее частотные признаки мантр и заклинаний (сумма в абс. числах и %% к общему количеству) Общие признаки
мантр заклинаний
I суровый 227,87 7% устрашающий 85 66 медлительн 39.63
II темный 209,77 98% суровый 84.34 возвышенный 26.97
III медлительный 130;48 51% >грюмый 63.78 сильный 25 64
Таблица 8
Как видно из таблицы, мантры сконструированы по более же¬сткому принципу, нежели заклинания (и тем более — молитвы и заговоры). Преобладание звука А характерно для языка Вед и соот¬ветствует данным Т. Я. Елизаренковой о том, что «А является са¬мым употребительным звуком вообще и наиболее употребительным гласным в частности» (1974, с. 104). Большое количество звуков X объясняется наличием придыхательных звуков.
Выборочные совокупности мантр и заклинаний имеют общие закономерности, к которым можно отнести превышение нормаль¬ной частотности звукобукв Д, Р, М, X, Р', А, И. Особенно следует выделить А и М, которые в других группах универсальных сугге-стивных текстов имеют отрицательное отклонение (т. е. их частот¬ности ниже нормальной).
Наиболее частотные «звукобуквы» 288 мантр и заклинаний (результаты автоматического анализа)
Ранг Арифметическая сумма от¬клонений выше нормальной частотности звукобукв мантр и заклинаний (в абс числах и
»„»„) Мантры Заклинания
1 М 222 (82.84%) А 38 92 М 14.91
2 А 218 (81.34%) X 33.25 М 12.22
3 X 166 (61.94%) Д 12.48 И 7.68
4 й ПО (41.04%) X' 11.42 X 6.79
5 ш 80 (29.85%) Р 9.63 А 6.72
6 Р' 78 (29.10%) И 9.61 Р 3.17
7 р 77 (28.73%) F 8.15 д 2.96
8 д 58 (21.64%) Ш 7.91 Г 2.67
9 н 41 (15.30%) Ж 6.83 Ф 2 58
10 У 39 (14.15%) М 6.09 У 1.79
Таблица 9
Поскольку гласный А является наиболее частотным в группе мантр и заклинаний, можно предположить, что эти тексты «окра¬шены» преимущественно в ярко-красный цвет (см.: Журавлев, 1974, с. 52).
Символику красного цвета, характерную для древней восточ¬ной традиции, подробно описывает В. Сидоров: «Цвет любви и преданности. ...Когда-то в тебе должно возникнуть ощущение, ко¬торое превратится потом в уверенность, что тебя любят. Любят, как отец и мать, взятые вместе, и более того. На многих случаях ты мо¬жешь убедиться в любви Учителя, ведущей тебя неизменно в гору, а не увлекающей тебя в бездну» (1990, с. 418). Иными словами: крас¬ный цвет — цвет любви и Учителя. Если вспомнить традицию пере¬дачи мантры учителем ученику — только тогда она становится дей¬ственной, то красный цвет, цвет Учителя (божества) здесь оказывается вполне уместен и даже необходим. Сатпрем пишет: «Можно вычитать мантры из книги и повторять их до бесконечно¬сти, но если они не были даны Учителем, или Гуру, то они не будут обладать энергией или "активной силой"» (Сатпрем, 1989, с. 186).
Мантры, как и молитвы сосредоточены, прежде всего, на име¬нах тех или иных божеств. Существенно, что мантры считаются одним из основных элементов медитации и действительно широко используются населением многих стран в целях самоорганизации своей психической жизни, причем, как отмечает Л. П. Гримак «в подавляющем большинстве случаев понятие бога как сверхсилы практически не используется» (1991, с. 39-40).
Д. Н. Овсянико-Куликовский в «Основах ведаизма» отмечал, что мантры — «это не моления в собственном смысле, это почти приказания, но только особого рода: их можно удобнее всего на¬звать «заклинателъными формулами» (1909, с. 180), а В. В. Семенцов назвал мантры возгласами, чаще всего стихотворными или ритми¬зованными (1981, с. 20). Анализируя термины, которыми преиму¬щественно обозначаются в гимнах Риг-Веды разные виды словес¬ных обращений к божеству, Д. Н. Овсянико-Куликовский отмечает: «Чаще всего употребляются, как своего рода технические термины, слова: gir — (гир) — собственно "голос", "пение"; vac—(вач) — собственно речь, пение; brahman — (брахман)—"экстаз", dhi — (дхи) —мысль, желание, намерение, стремление; dhiti — то же самое, и некоторые другие слова для обозначения разного рода обращений к божеству, преимущественно призывных, поощрительных, проси¬тельных, благодарственных, а также и хвалебных, но для послед¬них, для славословий в собственном смысле, существует специаль¬ный термин: stoma — (стома) — хвала, прославление, гимн. Эта терминология довольно наглядно рисует нам ведийское понятие молитвы. Ведийская "молитва" прежде всего, есть vac и gir, т. е. она непременно должна быть выражена в словах и пропета. Оба терми¬на выражают в себе представления речи-пения» (1909, с. 184).
В. В. Семенцов приводит примеры отдельных мантр: «вашат, ваушат, шраушагп, ват, ваат, вет», — и отмечает, что «общей чер¬той этих возгласов является постепенное стирание в них содержа¬тельной стороны: в одних благодаря чудесной прозрачности языка она еще может быть реконструирована, в других лексическое зна¬чение слова приносится в жертву; наиболее ярким примером этого второго типа, видимо, следует считать знаменитый ОМ (АУМ), который произошел из удлинения начальных и конечных слогов определенных слов с последующей назализацией» (1981, с. 23). Ве-ликий слог ОМ — это маха-биджа-мантра. Слово «маха» означает «великий», «биджа» означает «семя, источник, причина». «Маха-биджа» означает, что слог ОМ является источником всех мантр, самой главной мантрой. В ведийской традиции считается, что все Веды, вся Вселенная и все существа произошли из ОМ (см., напр.: Шалаграма Даса, 1990, с. 33). «Ведь этот слог (ОМ) — согласие, ибо, когда [человек] с чем-либо соглашается, то говорит "да"
([ОМ]); то, что есть согласие, — это и есть исполнение [желания]. Исполнителем желаний становится тот, кто, так зная, почитает слог [ОМ] при исполнении [Самаведы]», —утверждает Чхандогья упанишада (цит. по: Семенцов, 1981, с. 28).
Основные фоносемантические признаки великого ОМ следую¬щие: «медлительный» (5,29); «прекрасный» (4,66); «суровый» (4,07). Это действительно великое начало, колокол, звук, который должен непременно отозваться. Недаром ОМ всегда начинает санскритский текст, а славянская частица «аминь» (да будет!), связанная с ОМ по происхождению, обычно заканчивает религиозный или магический текст. «Аминь» характеризуется следующими признаками: «неж¬ный», «женственный», «добрый» (2,1); «безопасный» (2,2), «глад¬кий» (2,4), «светлый» (2,5), «медлительный» (3,5).
Так, маха-мантра («Харе Кришна...»), широко практикуемая кришнаитами, характеризуется следующими фоносемантическими признаками: «устрашающий» (23,01), «тяжелый» (12,33), «темный» (9,09), а качества этой мантры трактуются следующим образом: «Уносит все беспокойства, даруя радость, счастье, гармонию и энергию. Проясняет ум, очищает сердце от пороков, просветляет сознание. Разрушает зло и невежество, награждает сияющим знани¬ем. Уносит скорби, печали, несчастья. Пробуждает любовь ко всему сущему, озаряет светом» (Шалаграма Даса).
Гайатри-мантра характеризуется признаками «суровый» (15,38), «устрашающий» (15,29), «темный» (14,39). И т. д.
Данные таблицы 10 показывают несомненную близость всех приведенных текстов в фоносемантическом аспекте.
Следует отметить, что с точки зрения ориентации — лечебные (защитные) мантры и «чернушные» (вредоносные) — это одни и те же звуковые формулы, произносимые с разной ориентацией — на благо или зло.
|
