|
1. Ограничением чисто вербальными односторонними воздей¬ствиями, т. е. той терапией, которую столь ядовито высмеял еще 3. Фрейд в своей работе «О "диком" психоанализе» (1923) так как «по самой своей природе смысловые образования нечувствительны к вербальным воздействиям, несущим чисто информативную на¬грузку. Не случайно, поэтому Жак Лакан, выдвинувший лозунг "Назад к Фрейду", перекликается в этом пункте с основоположни¬ком психоанализа, замечая: "Функция языка заключается не в ин-формации, а в побуждении. Именно ответа Другого я ищу в речи Именно мой вопрос констатирует меня как субъекта" (Ж. Лакан). Иными словами, только общение, выражающее смыслообразующие мотивы и служащее основой для эмоциональной идентификации с Другим, может изменить личностные смыслы пациента» (Асмо-лов А. Г., 1994, с. 55).
2. Ограничением количественным. В диалоге «врач» — «паци¬ент» отсутствует социальное подтверждение полученных вновь смысловых установок личности. Отсюда — явно наметившийся сдвиг от индивидуальных к групповым методам психотерапии, как, например, психодрама, Т-группы и т. д., в которых реконструируются личностные смыслы и смысловые установки.
Третьей причиной можно было бы назвать отсутствие инфор¬мации о собственно суггестивных резервах языка.
Еще Ф. де Соссюр и Ч. Моррис подчеркивали тесную связь се¬миотики с психологией. Ярким примером плодотворной разработки теории знаков в психологии служат исследования Л. С. Выготского и Ч. Морриса о роли знаков в регуляции поведения, В. Н. Волоши-нова (М. М. Бахтина) о семиотической организации сознания, Ч. Осгуда в любой части экспериментальной психосемантики. Ос¬мысление языка как знаковой системы заново открыло для лин¬гвистов предмет их науки и послужило мощным стимулом к разви¬тию структурной лингвистики, а в психоанализе было совершено открытие Фрейда — семиотика.
Открытие это принадлежит французскому психоаналитику Жа¬ку Лакану. В 50-х годах Лакан и группа его последователей (Лап-ланш, Понталис, Леклер и др.) провозглашают, что модель языка лежит в основе всей теории Фрейда.
Уже в своих первых психоаналитических трудах Фрейд показы¬вает, что следами и проявлениями бессознательного являются нев¬ротические симптомы и сновидения, ошибочные и симптоматиче¬ские действия, остроты, а также свободные ассоциации. Своим важнейшим открытием Фрейд считал то, что ему удалось обнару¬жить смысл этих явлений.
Из всех знаковых систем наибольшее внимание основатель пси¬хоанализа уделил языку. Еще в период неврологических исследова¬ний в своей первой монографии «Афазия» (1891) он даже предпри¬нял попытку развить собственную теорию языка. Лакан утверж-дает, что в полном собрании сочинений Фрейда на каждой третьей странице затрагиваются филологические проблемы, причем «...ана¬лиз вопросов языка становится тем подробнее, чем ближе обсужде¬ние касается бессознательного». Интерес Фрейда к языку объясняется той особой ролью, которую слово, речь играет в психоаналитиче¬ском методе. «При психоаналитическом лечении, — пишет он, — происходит только словесный обмен, разговор между анализируе¬мым и врачом».
Психоанализ — это «talking cure» — «лечение разговором», как метко заметила знаменитая пациентка психоаналитика Брейера (то же можно отнести и ко всей психотерапии в целом). Работы Фрейда показывают, что те переживания пациента, которые в результате вытеснения не могут быть выражены им во внешней и внутренней речи (т. е. не осознаются), находят искаженное выражение в невро¬тических нарушениях. «Отсюда — задача психоаналитика: рекон¬струировать на основании имеющихся текстов это вытесненное и бессознательное "означающее", помочь пациенту понять смысл его невротических проявлений. Возвращение }траченного дискурсив¬ного "означающего" на свое место, т. е. на место замещающих его симптомов, это и есть осознание вытесненного содержания». В од¬ном из своих докладов Фрейд сравнивает психотерапевтический эффект осознания патогенных переживаний с магическим заклятием духов: «болезненные состояния не могут существовать, когда их загадка разрешается и разрешение их принимается больными. Едва ли найдется нечто подобное в медицине, только в сказках говорится о злых духах, сила которых пропадает, как только называешь их по настоящему имени, которое они содержат в тайне».
Поиски утраченного в речи пациента смысла составляют самую суть созданного Фрейдом психоаналитического метода. Ведь глав¬ным инструментом этого метода является интерпретация — анализ знаковых структур и в первую очередь структур языковых, по-скольку как данное (жалобы, пересказ сновидений, ассоциация), так и искомое (вытесненные мысли) являются дискурсивными текстами. По мнению Ж. Лакана, специфика психоанализа заключается имен¬но в том, что: «его средства — это речевые средства, поскольку речь придает функциям индивида смысл; его область — область кон-кретной речевой ситуации как трансиндивидуальной реальности субъекта, его приемы суть приемы исторической науки...» Как за¬метил П. Рикер, «далеко не все в человеке — речь, но в психоанали¬зе— речь и язык»...
Наиболее общий вывод Лакана из его работ состоит в том, что бессознательное — это не вместилище хаотических инстинктивных влечений, а «та часть конкретной речи в ее трансиндивидуальном качестве, которой не хватает субъекту, чтобы восстановить целост-ность (континуальность) его сознательной (т. е. дискретной) речи» (цит. по: Цапкин, 1994, с. 81-87). Понятие бессознательного в тео¬рии Лакана совпадает, по существу, с «символической функцией» К. Леви-Стросса, который определяет эту категорию как универ¬сальный набор правил, организующих индивидуальный лексикон и позволяющий субъекту превратить его в речь. Таким образом, бес¬сознательное, согласно Лакану, структурировано как язык, а важ¬нейшими его правилами являются конденсация и смешение. Подтверждения этому положению Лакан находит в работах лингвиста Р. Якобсона, посвященных проблемам афазии.
«Маршалл Эделсон, один из наиболее ярких представителей "лингвистического" психоанализа США, в своих работах проводит параллель между лингвистической трансформационной моделью, разработанной Хомским, и деятельностью бессознательного в том виде, как ее описывает Фрейд в своих ранних трудах. Согласно тео¬рии Хомского, в речевой деятельности определенными трансфор¬мационными правилами происходит преобразование глубинных семантических структур (абстрактных "ядерных" предложений) в поверхностные (фонетические) структуры. Подобным образом в деятельности сновидения "скрытые мысли" — глубинные семанти¬ческие структуры — трансформируются в пиктографические тексты сновидения — поверхностные структуры. В результате трансфор¬мационных операций любое предложение, образ сновидения или симптом, имеющие одну поверхностную структуру, могут репрезен¬тировать собой несколько смыслов (глубинных семантических структур). Это — эффект семантической конденсации. В то же вре¬мя несколько различных поверхностных структур способны выра¬жать один и тот же смысл. Это — синтаксическое смешение. Таким образом, задача психоаналитика, согласно М. Эделсону, идентична по сути задаче лингвиста: восстановить "вычеркнутые связи между поверхностными и глубинными структурами" или, другими слова¬ми, деконденсировать и реконтекстуализировать поверхностные структуры.
Наибольший интерес для построения семиотической модели взаимодействия сознания и бессознательного представляет концеп¬ция Фрейда о двух принципиально различных "языках" и формах мыслительной деятельности "первичного» и "вторичного" процес¬сов. Фрейд отождествляет бессознательное с первичным процессом, характеризующимся свободой циркуляции энергии, а систему пред-сознательного-сознательного с вторичным процессом, где происхо¬дит задержка, "связывание" энергии. Язык и мышление первичного процесса характеризуется следующими особенностями:
1) оперирование предметными представлениями, т. е. мнемиче-скими следами визуальных, тактильных, слуховых и других воспри¬ятий, отличающихся слабой дифференцированностью, семантиче¬ской расплывчатостью, смещенностью и конденсированностью;
2) континуальный характер мышления, пренебрежение к логи¬ческим противоречиям;
3) вневременность, или ориентация только в настоящем времени;
4) обращение со словами как с предметными представлениями. Особенности вторичного процесса таковы: оперирование преиму¬щественно словесными представлениями; дискретность операций; абстрактно-логическое мышление» (Цапкин, 1994, с. 87-88).
Социальными психологами (прежде всего, американскими) разработаны различные методы измерения установки личности. Так, Берт Ф. Грин описывает прямые и косвенные методы измере¬ния установки (1966, с 227-287). Наиболее известными из них яв¬ляются вопросник Терстоуна (высказывание суждений о мнениях с помощью анкеты), метод суммарных оценок Ликкерта и др.
Все эти методы предполагают фиксацию реакции, опосредо¬ванной сознанием. Нужно, однако, иметь в виду, что «психическая деятельность, где бы она ни проявлялась, не может быть оценивае¬ма только с точки зрения тех или иных субъективных переживаний Будучи возбуждаема к своей деятельности внешними импульсами, она является фактором, закономерным образом возбуждающим деятельность органов тела, изменяющих внешнюю среду, вследст¬вие чего ее проявления во внешнем мире вполне доступны объек¬тивному исследованию» (Бехтерев, 1991, с. 7). В. М. Бехтерев вводит в связи с этим обстоятельством термин «объективная психология», которая «в нашем смысле совершенно оставляет в стороне явления сознания» (там же, с. 8).
Говоря об установках личности и индивидуальном бессозна¬тельном невозможно игнорировать феномен массового сознания (МС) — общественных установок — как особого типа обществен¬ного сознания, «общественное сознание являет собой удивитель-ный мир. Объективируемое, с одной стороны, в весьма осязаемых продуктах человеческого труда — физического и умственного, в том, что обычно называют материальной и духовной культурой человечества, оно, с другой стороны, реализуется во множестве едва уловимых, проявляющихся лишь в "текущих" поступках лю¬дей образований, вроде традиций и настроений, нравов и верова¬ний, социальных симпатий и предрассудков. В значительной сво¬ей части созданное вереницей предшествующих поколений, оно вместе с тем в каждый момент существования общества рождает¬ся буквально "на глазах", в потоках мыслей и чувств живущих поколений. Устойчиво зафиксированное в бесконечном ряду раз¬нообразных текстов — книг, документов, произведений искусства, оно одновременно отличается подвижностью, постоянно меняется в своих очертаниях. Поистине, это — целая Вселенная, со своими галактиками, созвездиями, звездами первой, второй и — тут же, совсем рядом — сотой, тысячной величины, Вселенная живая, развивающаяся...
Удивительный, сложнейший мир! Однако и познание его со¬пряжено с гигантскими трудностями» (Грушин, 2987, с. 24-25)
Французский социолог Ле Бон в книге «Психология масс» об¬суждает изменение индивида в психологической массе: «какого бы рода ни были составляющие ее индивиды, какими схожими или не¬схожими ни были бы их образ жизни, занятие, их характер и сте¬пень интеллигентности, но одним только фактом своего превраще¬ния в массу они приобретают коллективную душу, в силу которой они совсем иначе чувствуют, думают и поступают, чем каждый из них в отдельности чувствовал, думал и поступал бы. Есть идеи и чувства, которые появляются или превращаются в действие только у индивидов, соединенных в массы. Психологическая масса есть провизорное существо, которое состоит из гетерогенных элементов, на мгновение соединившихся, точно так же, как клетки организма своим соединением создают новое существо с качествами совсем иными, чем качества отдельных клеток. Главные отличительные признаки находящегося в массе индивида таковы: исчезновение соз¬нательной личности, преобладание бессознательной личности, ориен¬тация мыслей и чувств в одном и том же направлении вследствие внушения и заряжения, тенденция к безотлагательному осуществле¬нию внушенных идей Индивид не является больше самим собой, он стал безвольным автоматом» (цит. по: Фрейд, 1991, с. 75-77).
3. Фрейд, анализируя взгляды Ле Бона, Зигеле, Мак Дугалла, объединяет состояния влюбленности, гипноза, массообразования и невроза собственной теорией либидо (1991, с. 137-138).
Существует также иной подход к надындивидуальным подсоз¬нательным явлениям во всех направлениях, затрагивающих переда¬чу опыта человечества из поколения в поколение или пересекающу¬юся с ней проблему дискретности — непрерывности сознания. Для решения этой фундаментальной проблемы привлекались такие по¬нятия как «врожденные идеи» (Р. Декарт), «архетипы коллективно¬го бессознательного» (К Юнг), «космическое бессознательное» (Судзуки), «космическое сознание» (Э. Фромм), «бессознательное как речь Другого» (Ж. Лакан), «коллективные представления» (Э. Дюркгейм, Л Леви-Брюль) и «бессознательные структуры» (К. Леви-Стросс, М. Фуко).
Иной ход для решения этой проблемы предлагается в исследо¬ваниях В. И. Вернадского (1988, 1993 и др.), который видит источ¬ник появления нового пласта реальности в коллективной бессознательной работе человечества. Он называет этот пласт реальности ноосферой.
Б. А. Грушин настаивает на существовании в обществе некото¬рого особого, отличного от уже описанных наукой, типа общест¬венного сознания, а именно: сознания масс. «Массы — это ситуа¬тивно возникающие (существующие) социальные общности, вероят¬ностные по своей природе, гетерогенные по составу и статистиче¬ские по формам выражения (функционирования)» (Грушин, 1987, с. 234-235) Следовательно, массовое сознание (МС) — сознание, которым оперирует субъект, которое именно ему присуще. Вер¬бальные тексты, по мнению Б. А. Грушина,— одна из возможных форм МС.
Повышенный интерес к массовому сознанию возник, прежде всего, с появлением средств массовой коммуникации. Интерес со¬циологов к текстам массового сознания не случаен Ш. А. Надирашвили отмечает: «В последние годы вследствие мощного развития социальной психологии было возможным выделить и систематизи¬ровать целый ряд социально-психологических закономерностей, обусловливающих формирование общественного мнения, взаимное влияние людей друг на друга. Подобные социальные взаимодейст¬вия стали многообразными и сложными в современных условиях, когда такие средства массового воздействия, как пресса, радио, те¬левидение и пр., превращаются в совершенно привычные и сущест¬венные детали нашего быта. Между тем, следует отметить, что хотя эти мощные средства коммуникации сравнительно хорошо выпол¬няют задачу передачи и распространения информации, однако они не могут с таким же успехом вырабатывать взгляды, убеждения и установки людей. Еще американский психолог Клеппер указывал на то, что, изучая общественные воззрения, социологи долго выра¬жали удивление по поводу того, насколько ничтожно в условиях столь гигантского использования средств коммуникации их влия¬ние на взгляды и установки американского общества» (1978, с. 8).
Б А. Грушин предлагает изучать МС по текстам и выделяет 4 класса текстов массового сознания:
1) автотексты МС, порожденные самой массой — фольклор, письма, разговоры в очередях, разговоры в поездах дальнего следо¬вания;
2) квазитексты МС (псевдотексты), которые создаются профес¬сионалами (напр. В. Шукшиным, В. Высоцким, М. Жванецким), но приписываются массе;
3) аллотексты МС (аллогенные), которые производятся профес¬сионалами, но поглощаются МС (полностью или фрагментарно);
4) метатексты МС, посвященные анализу текстов МС, а также предполагает 5 возможных направлений анализа текстов МС:
1) содержательный;
2) логико-структурный;
3) морфологический;
4) функциональный;
5) феноменологический анализ текста (прогнозирование судьбы текста по его форме).
Используя терминологию Б. А. Грушина, можно сказать, что в нашем исследовании производится, прежде всего, феноменологиче¬ский анализ суггестивных текстов МС, тогда как социологи заняты сегодня исключительно анализом содержания текстов МС (контент-анализом).
Поскольку МС и внушение непосредственно связаны между со¬бой и, более того, внушаемость человека в массе резко повышается, необходимо выяснить, в каких формах развивается суггестивное воздействие в наши дни и при этом иметь в виду, что каждый вари¬ант воздействия имеет свои типы текстов. Общая тенденция такова: появляются новые «психотехники», включающие в себя опыт про¬шлых поколений, развиваются традиционные направления. Можно выделить 7 разновидностей суггестивных методик-
1) Различные методы аутосуггестии: медитация, аутотренинг (аутогенная тренировка). «Медитация — (лат. meditatio от meditor — размышляю, обдумываю) — умственное действие, на¬правленное на приведение психики человека в состояние глубокой сосредоточенности» (Рутман, 1990, с. 102). Аутогенная тренировка «в буквальном смысле означает воспитание с помощью специаль¬ных упражнений» (Шульц, 1975, с. 9, см. также: ЛендеманХ., 1992; Селье Г., 1992; Долгопятов Г. Я., 1991; Тьюбсинг Дональд А , 1993; ЛекронМ., 1993 и др.)
2) Методики гетеросуггестии: внушение, гипноз, при которых «реализация внушений происходит через другое лицо» (Телешев-ская, Арутюнян, 1970, с. 15). В настоящее время гипноз рассматри¬вается как видоизменение (модификация) обычного, нормального сна — частичный («парциальный») сон — частичное торможение. ...Во время гипноза нормализуются пульс, дыхание, концентрация желудочного сока, вязкость крови и другие показатели. Как и в обычном сне, в гипнозе начинают преобладать процессы восстановления (регенерации) тканей над процессами разрушения и рас¬пада клеток и тканей организма. ...Но главное свойство гипноза — способность усиливать словесное внушение врача-психотерапев¬та»,— утверждает П. И. Б}ль (1985, с. 8-9). Здесь традиционные методы дополняются новыми (по крайней мере, вводится новая терминология). Так, А. М. Свядощ пишет о «внушениях наяву», которые «делаются эмоционально насыщенным повелительным ("внушающим") тоном, в виде резких, коротких фраз, обычно не¬сколько раз повторяемых. Речь сопровождается целым потоком сигналов, посылаемых мимикой, жестами и интонацией говоряще¬го, которые могут им при этом не осознаваться» (1982, с. 210).
3) Смешанные методики. Например, «ключ саморегуляции» X. М. Алиева (1990). Вводится при помощи гетеросуггестивных внушений, приводит к аутосуггестии. «Ключ саморегуляции» хо¬рош тем, что позволяет пациенту не зацикливаться на личности гипнотизера, оставляет впечатление свободы выбора и позволяет погружаться в измененное состояние в тот момент, когда у человека возникает такая потребность.
4) Суггестологическое внушение (дистанционное воздействие). По мнению А. П. Дуброва и В. Н. Пушкина это внушение на рас¬стоянии мыслей и действий одного человека другому. «При сугге¬стологии в отличие от гипноза не происходит подавление воли че¬ловека, нет сноподобного гипнотического транса, а человек само¬произвольно автоматически выполняет предписанные (установлен¬ные заранее) действия или входит в определенное состояние. По¬скольку суггестивное внушение производится на расстоянии, бес¬словесно и отсутствует обычный при гипнозе раппорт, но сохране¬но зрительное и слуховое восприятие реципиента, то считают, что здесь имеет место своеобразная телепатическая связь, т. е. дистан¬ционная передача мысленного внушения. Основатель суггестологии болгарский ученый-психолог профессор Г. К. Лозанов предполага¬ет участие в этом процессе особого биологического поля.
По мнению суггестологов, одно из самых уникальных в мире проявлений суггестологии продемонстрировали психотерапевт А. М. Кашпировский (Винница) и экспериментаторы-суггестологи
A. В. Чумак (Москва) и А. В. Игнатенко (Киев)» (1989, с. 228). Можно особо отметить специфическое и спорное толкование тер¬мина «суггестия», которое приводят в своей книге А. П. Дубровин и
B. Н. Пушкин: «внушение без слов, без наведения гипнотического транса». Однако в случае сеансов Кашпировского, наличествуют совершенно реальные тексты, так что определение «бессловесно» к нему никак не подходит. То же можно сказать и о сеансах А. В Чумака, без установки приготовить для «подзарядки» воду, кремы, мази и пр. вряд бы суггестолог Чумак достиг какого-либо эффекта.
5) Психоанализ и психоаналитическая терапия. «Психоанализ и психоаналитическая терапия применяют принципы психоанализа для понимания и модификации человеческого поведения. Эти две формы лечения сходны в том, что в обеих исследуется психодина¬мика, которая изучает идеи, импульсы, эмоции и защитные меха¬низмы, которые объясняют, как мозг работает и как он адаптирует¬ся. Психоанализ, прежде всего, основывается на интерпретации, являющейся его технической модальностью, и на переносе (связь между психиатром и больным). Психоаналитическая терапия также использует интерпретацию, но меньше сосредотачивается на пере¬носе, а больше — на событиях реальной жизни. Кроме того, психо¬аналитическая психотерапия подчеркивает текущую интерперсо¬нальную активность, тогда как психоанализ пытается восстановить события из прошлой жизни больного. .. Основное требование пси¬хоанализа —постепенная интеграция ранее подавленного материа¬ла в общую структуру личности» (Каплан, Сэдок, 1994, с. 49-50).
6) Методики НЛП (нейролингвистического программирова¬ния), «эриксоновский» гипноз. Нейро-Лингвистическое Програм¬мирование — это новая модель человеческой коммуникации и по¬ведения, получившая свое развитие благодаря работам Ричарда Бэндлера, Джона Гриндера, Лесли Кэмерон-Бэндлер, Джудит Дело-зье. В своих истоках НЛП развивалось на базе изучения деятельно¬сти магов, колдунов, шаманов, а также таких корифеев психиатрии как Милтон Эриксон, Фриц Перлз, Вирджиния Сатир и др. Лин-гвистическая основа НЛП — трансформационная грамматика Н. Хомского (одно из направлений динамической лингвистики 60-х годов). По мнению авторов, НЛП — это ясная эффективная модель человеческого внутреннего опыта и коммуникации. Используя принципы НЛП, можно описать любую человеческую активность весьма детальным образом, что позволяет производить легко и бы¬стро глубокие и устойчивые изменения этой активности. Методы и техники НЛП широко применяются в современной психотерапии (см., напр.: Гриндер Дж., Бэндлер Р., 1993; Горин, 1994; Андреас К., АндреасС, 1994; Бэндлер Р., Гриндер Дж., 1995; Бэндлер Р., 1994; Эриксон М., 1995; ХейлиДж., 1986; Кубасов В. А., Ковылин А. И., Ковресов В. А., 1993 и др.). «Многие люди обвиняют НЛП в техно¬логичности, подразумевая, что оно холодно и бесчувственно. Однако те же самые люди рады использовать технологию центрального отопления для обогрева своих домов вместо дымного огня, исполь¬зовавшегося их предками. Они также используют антибиотики и иммунизацию, чтобы сохранить здоровье своих детей, не думая о невероятно сложной технологии, стоящей за этим.
Месяцы теплых эмоций не помогут неграмотно пишущему ре¬бенку и не освободят его от связанных с этим насмешек, пережива¬ний неудач и самообвинений; час или два технологии НЛП могут научить его писать правильно и снабдить его ощущением достиже¬ния и самоценности. Вся эмпатия в мире не поможет фобику; полча¬са технологии НЛП могут избавить его от жизни вперемешку со страхом. Если вы будете держать руку умирающего друга, это мо¬жет облегчить его конец; правильная медицинская технология мо¬жет спасти ему жизнь»,— так эмоционально доказывают преиму¬щество НЛП как метода Коннира и Стив Андреасы (1994, с. 6).
7) Методики групповой психотерапии (психодрама, гештальт-группы, группы трансактного анализа, тренинговые — Т-группы, группы встреч, группы телесной терапии, группы танцевальной терапии, группы терапии искусством, группы голотропного дыха¬ния и пр. (см., напр.: Перлз Фредерик, с. 6, 1995; Гроф, 1993, 1994; Рудестам К., 1993 и др.). Групповые формы психологической рабо¬ты стали знамением времени в силу своей экономичности и эффек¬тивности. Речь идет о специально создаваемых малых группах, уча¬стники которых при содействии ведущего-психолога включаются в своеобразный опыт интенсивного общения, ориентированный на оказание помощи в самосовершенствовании. Работа таких групп ( в том числе телесных, танцевальных и пр.) сопровождается словесной продукцией как ведущего, так и участников группы, которая ока¬зывает суггестивное воздействие наряду с другими методами.
Каждое из направлений располагает особыми типами текстов.
Представительница Грузинской школы установки Р. Г. Мшви-добадзе доказала существование неосознаваемых морфологических и синтаксических параметров в языке, влияющих на социальную перцепцию (1984). Психотерапевтами же до сих пор «поиск эмоцио¬нально воздействующих форм при необходимости выразить то или иное состояние чаще всего определяется интуитивно. Этот процесс связан с самыми тонкими проявлениями сознательной и неосозна¬ваемой деятельности человека и все еще далек от исчерпывающего научного объяснения» (Петров Н., 1986, с. 76-77).
Если это действительно так, задача жрецов-лингвистов — осознать эти параметры и научиться рационально их использовать.
Это тем более важно, что в психиатрической литературе появляется все больше сообщений о заболеваниях ятрогенией (см. напр. Свя-дощ, 1982, с. 54). Стоит ли дальше уповать на интуицию и утешать себя мыслью о том, что «нам не дано предугадать как слово наше отзовется...»?
Более того, существует ряд методов исключительно вербально¬го воздействия на подсознание человека, так как язык — это крат¬чайший путь латентного влияния на установки (к тому же общепри¬знанно выделение вербальной магии как особого вида магического воздействия, не сопровождаемого ритуалами...).
Закономерно, что по мере усложнения коммуникативных задач возрастает трудность языкового общения, возникает необходи¬мость в индивидуализации и множественности смысла (Барт, 1989, с. 417). С точки зрения воздействующей роли языка тексты психоте-рапевтического воздействия можно отнести к сложно организован¬ным текстам. Преимущество изучения этих текстов перед текстами средств массовой коммуникации, прежде всего, в том, что можно достаточно быстро и надежно получить информацию об успешно¬сти осуществленной коммуникации (при помощи измерения психо-физиологических параметров состояния личности посредством спе¬циальной аппаратуры либо при помощи нестандартных вербаль¬ных процедур получения информации).
С другой стороны, возвращаясь к теории текстов МС, разрабо¬танной Б. А. Грушиным, можно заметить, что человечество с непо¬колебимой настойчивостью в течение веков разрабатывало, сохра¬няло и использовало специальные тексты, представленные в классификации как «автотексты массового сознания», часть из ко¬торых (заговоры, мантры, молитвы) представляют собой универ¬сальные, в высокой степени формализованные тексты, которые с полным правом можно охарактеризовать как суггестивные (прагма¬тически маркированные).
...Ориентация лингвистики и философии языка на чужое иноязычное слово отнюдь не является случайностью или произво¬лом со стороны лингвистики и философии. Нет, эта ориентация является выражением той огромной исторической роли, которую чужое слово сыграло в процессе создания всех исторических культур Эта роль принадлежала чужому слову во всех без исключения сферах идеологического творчества — от социально-политического строя до житейского этикета. Ведь именно чужое иноязычное слово прино¬сило свет, культуру, религию, политическую организацию (шуме¬ры — и вавилонские семиты; яфетиды — и варварские народы; Ви¬зантия, "варяги", южно-славянские племена — и восточные славяне и т. п.). Эта грандиозная организующая роль чужого слова, прихо¬дившего всегда с чужой силой и организацией или преднаходимого юным народом-завоевателем на занятой им почве старой и могучей культуры, как бы из могил порабощавшей идеологическое сознание народа-пришельца,— привела к тому, что чужое слово в глубинах исторического сознания народов срослось с идеей власти, идеей силы, идеей святости, идеей истины и заставило мысль о слове пре¬имущественно ориентироваться на чужое слово» (1929, с. 89-90).
Несомненным достоинством нетрадиционного подхода Б. Ф. Поршнева является органичное сочетание явлений психоло¬гических и лингвистических, поиск общих закономерностей, объяс¬нение изменений психики через факты языка и наоборот. «Ключ ко всей истории второй сигнальной системы, движущая сила ее про¬грессирующих трансформаций — перемежающиеся реципрокные усилия воздействовать на поведение другого и противодействовать этому воздействию. Эта пружина, развертываясь, заставляла дви¬гаться с этапа на этап развитие второй сигнальной системы, ибо ни на одной из противоположных друг другу побед невозможно было остановиться» (1974, с. 434). Таким образом, сама логика развития человечества обусловила наличие суггестии во всех без исключения культурах.
Аналогичной константой является миф: «Обыкновенно пола¬гают, что миф есть басня, вымысел, фантазия. Я понимаю этот тер¬мин как раз в противоположном смысле. Для меня миф — выраже¬ние наиболее цельное и формулировка наиболее разносторонняя —
того мира, который открывается людям и культуре, исповедующим ту или иную мифологию. ...Миф есть наиболее полное осознание действительности, а не наименее реальное, или фантастическое, и не наименее полное, или пустое. Для нас, представителей новоевро¬пейской культуры, имеющей материалистическое задание, конечно, не по пути с античной или средневековой мифологией. Но зато у нас есть своя мифология, и мы ее любим, лелеем, мы за нее проли¬ваем и будем проливать нашу живую и теплую кровь» (Лосев, 1990, с 195-196).
«Миф,— по З.Фрейду,— является тем шагом, при помощи ко¬торого отдельный индивид выходит из массовой психологии. Пер¬вым мифом, несомненно, был миф психологический, миф героиче¬ский; пояснительный миф о природе возник, вероятно, много позже» (1991, с. 131).
«Эмоциональная объективность» мифа как способ осознания действительности по А. Ф. Лосеву и «лживость» как возможность выхода индивида из массы по 3 Фрейду, в сущности, есть одно и то же качество, позволяющее человеку выделиться из массы и про-явить себя как личность.
Если язык в целом ориентирован на суггестивное воздействие, то специфический корпус прагматически маркированных текстов может служить ключом к тайне суггестии. В сущности, речь идет о системном описании особенностей суггестивных текстов, позво-ляющих им быть в предельной степени эффективными и мифоло¬гичными.
А. Ш. Тхостов в статье «Болезнь как семиотическая система» выдвигает ряд любопытных идей, проливающих свет и на природу суггестии: «В семиотической системе главным принципом является semiosis — отношение между означаемым и означающим, превра-щающее последнее в знак. ...Хотя обычно говорят, что означающее выражает означаемое, в действительности в каждой семиотической системе имеются не два, а три элемента: означающее, означаемое и, собственно, знак, представляющий собой результат связи первых двух элементов» (1993, с. 3). Таким образом, отношение означаю¬щего и означаемого может особым образом трансформироваться, порождая вторичную семиотическую систему, названную Р. Бартом мифологической.
|
